Профессоръ вышелъ на улицу вмѣстѣ съ Треденнисомъ.
-- Пойдемте ко мнѣ на нѣсколько минутъ, сказалъ онъ: -- я хочу вамъ показать новыя книги.
По дорогѣ они молчали. Катастрофа съ чайной чашкой или что-либо другое болѣе важное, казалось, поглощало всѣ мысли профессора. Его задумчивое лицо было исполнено такого грустнаго впечатлѣнія, что онъ казался старше обыкновеннаго.
Усѣвшись на свое обычное мѣсто въ кабинетѣ профессора, Треденнисъ терпѣливо ждалъ, чтобы онъ началъ разговоръ, такъ какъ, повидимому, онъ забылъ о новыхъ книгахъ, которыя хотѣлъ показать. Въ послѣдніе мѣсяцы Треденнисъ очень привязался къ старику и старался всячески быть ему пріятнымъ. Онъ изучалъ всѣ его вкусы и старался, по возможности, удовлетворять имъ; проводилъ съ нимъ цѣлые часы и вообще не безъ успѣха пытался разнообразить его уединенную жизнь. Профессоръ обращался къ нему за помощью въ критическія минуты; онъ обратился и теперь.
-- Я рѣшился на страшный шагъ, сказалъ онъ:-- но это самый простой и лучшій исходъ изъ затруднительнаго положенія...
-- Что проще, то и лучше, замѣтилъ Треденнисъ.
-- Да, да, продолжалъ профессоръ серьёзнымъ тономъ:-- и съ вами, милый другъ, легче быть простымъ, чѣмъ съ другими. Ни серьёзный и прямой человѣкъ. Теперь мода относиться ко всему слегка, но вы потому мнѣ и нравитесь, что ни на что не смотрите слегка.
-- Это, быть можетъ, дурное качество; но я по природѣ мраченъ.
-- Нѣтъ, вы не мрачны, а молчаливы и строги къ себѣ, сказалъ профессоръ, и прибавилъ такъ нѣжно, что сердце Треденниса забилось словно отъ взгляда женщины:-- вы знаете, что я васъ люблю. Я старъ и у меня не много увлеченій; тѣмъ дороже вы мнѣ.
Треденнисъ покраснѣлъ отъ удовольствія и, вставъ, подошелъ къ профессору.
-- Я не умѣю красно говорить, произнесъ онъ:-- но все-таки постараюсь выразить свои чувства. Вы разъ высказали сожалѣніе, что я не вашъ сынъ. Пусть это желаніе будетъ узами между нами. Я буду ими гордиться и поставлю себѣ цѣлью сдѣлаться достойнымъ васъ. Еслибы я былъ дѣйствительно вашимъ сыномъ, вы питали бы ко мнѣ полное довѣріе; доставьте мнѣ величайшее счастье, не откажите и теперь въ довѣріи вашемъ.
-- Я уже давно питаю къ вамъ полное довѣріе, отвѣчалъ профессоръ: -- иначе не рѣшился бы сегодня обратиться къ вашей помощи. Въ этой самой комнатѣ мы говорили о Бертѣ, и теперь я поведу разговоръ о ней. Вѣрно уже намъ суждено говорить о Бертѣ. Вернемся къ нашему прежнему разговору. Я сказалъ тогда, если вы помните, что она можетъ быть счастлива, если выйдетъ замужъ за человѣка, котораго будетъ пламенно любить.
-- Да, помню; и я прибавилъ, что вѣроятнѣе всего, она выйдетъ за человѣка, который будетъ ее любить.
-- Наше предположеніе оправдалось. Она вышла замужъ за человѣка, который ее полюбилъ. Онъ полюбилъ ее страстно, необузданно. Сначала онъ ей понравился; но потомъ, я полагаю, необузданность его страсти испугала ее. Она старалась его избѣгать, но онъ этого не допустилъ. Онъ слѣдовалъ за нею повсюду и картинно разыгрывалъ роль отчаянія. Надо сознаться, онъ былъ очень патетиченъ и поэтиченъ. Она была еще неопытной дѣвушкой, и ея невинное сердце было тронуто преданностью и покорностью, съ которыми онъ сносилъ ея вспышки. Подъ конецъ, какъ я и ожидалъ, наступила реакція, и она поддалась иллюзіи сдѣлать его счастливымъ. Нѣтъ ничего пагубнѣе подобной иллюзіи для благороднаго, неопытнаго существа. Онъ воспользовался этимъ и вырвалъ у нея согласіе. Дѣло было кончено. Я вамъ говорилъ, что Берта имѣла склонность къ мученичеству. Сдѣлавъ роковую ошибку, она ни за что не хотѣла взять назадъ своего слова, вѣря его увѣреніямъ, что онъ не переживетъ такого несчастья. Она не питала къ нему никакого нѣжнаго чувства и вообще съ презрѣніемъ относилась къ тому, что теперь принято называть сантиментальностью. Она не понимала, что чувство можетъ взять верхъ надъ человѣкомъ, и издѣвалась надъ женщинами, которыя не умѣютъ сдерживать своихъ чувствъ. Эта наивная вѣра въ свои силы меня часто трогала своей искренностью. Какъ бы я былъ счастливъ, еслибы она сохранила ее доселѣ.
Треденнисъ съ удивленіемъ взглянулъ на профессора, но не сказалъ ни слова.
-- Филиппъ, прибавилъ профессоръ: -- жаль, что судьба не привела васъ сюда въ годъ ея свадьбы.
-- Меня? произнесъ мрачно, насупивъ брови, Треденнисъ: -- что же я могъ сдѣлать?
-- Не знаю. Но я увѣренъ, что еслибы вы были здѣсь, вы предотвратили бы несчастье.
-- Въ такомъ случаѣ, видитъ Богъ, я сожалѣю, что не былъ здѣсь.
-- Она сама сказала мнѣ однажды, что желала васъ видѣть.
-- Она! воскликнулъ Треденнисъ:-- Берта?
-- Да. За нѣсколько недѣль до ея свадьбы, я засталъ ее однажды вечеромъ въ гостинной. У нея на колѣняхъ лежалъ букетъ геліотропа, который принесъ ей Амори. Я сѣлъ подлѣ нея.-- "Папа, я только-что думала о Филиппѣ Треденнисѣ, сказала она нетвердымъ голосомъ: -- я уже давно не думала о немъ, но теперь очень желала бы, чтобъ онъ вернулся". И она засмѣялась нервнымъ смѣхомъ. Я сказалъ: "Развѣ вы были большими друзьями? Я этого не подозрѣвалъ" -- "Да, нѣтъ... не совсѣмъ, отвѣчала она съ прежнимъ смѣхомъ: -- но онъ твердый, разумный человѣкъ, и можно положиться на его совѣтъ. Я не знаю почему, но мнѣ очень хотѣлось бы, чтобъ онъ былъ здѣсь". По всей вѣроятности, она чувствовала необходимость въ вашей поддержкѣ, и я сожалѣю отъ всего сердца, что вы тогда не пріѣхали.
-- Я могъ бы пріѣхать, еслибъ зналъ, промолвилъ Тредениисъ:-- ничто меня не удержало бы! ничто!
И, вставъ, онъ началъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ.
-- Да, но вы не знали, и Амори женился на ней.
-- Я желалъ бы знать, счастлива ли она, спросилъ Треденнисъ:-- но, конечно, не отвѣчайте, если это вамъ непріятно.
-- Она никогда не сантиментальничала, отвѣчалъ профессоръ совершенно просто:-- она умѣетъ себя сдерживать и любитъ своихъ дѣтей, но она не была счастлива ни минуты послѣ своей свадьбы. Первый годъ былъ для нея особенно горекъ. Амори ее очень любитъ до сегодня, но ея иллюзіи насчетъ его пламенной страсти вскорѣ разсѣялись. Спустя два мѣсяца, она поняла, что онъ не наложилъ бы на себя рукъ, еслибъ она ему отказала. Онъ былъ попрежнему пріятенъ и любезенъ, но не всегда благоразуменъ, и картинность его исчезла. Онъ не нуждался въ ея попеченіяхъ и сочувствіи, а принесенная ею жертва казалась ему самымъ простымъ и естественнымъ дѣломъ. Сначала она, быть можетъ, пришла въ отчаяніе, но затѣмъ разсудила, что сдѣлала безумную глупость и должна нести за это наказаніе. Она однажды сказала мнѣ: "Всего болѣе приходится платиться за невѣдѣніе и неопытность; всего болѣе, всего болѣе". И я понималъ очень хорошо, что она подразумѣвала. Послѣ первыхъ родовъ она едва не умерла, но потомъ лучшія минуты своей жизни она проводила съ дѣтьми. Еслибы не дѣти, она могла бы сдѣлаться совершенно холоднымъ и легкомысленнымъ существомъ, хотя она тогда, вѣроятно, была бы счастливѣе. Вотъ какая вышла длинная исторія; я и самъ этого не подозрѣвалъ.
-- Говорите все, безъ малѣйшихъ пропусковъ! воскликнулъ Треденнисъ: -- я не понялъ перемѣнъ, происшедшихъ въ ней, и желалъ бы найти къ нимъ ключъ.
-- Мы теперь приходимъ къ самой сути разсказа, отвѣчалъ профессоръ:-- еслибы она была женою работника, то не имѣла бы времени на тревожныя размышленія; но у нея много свободнаго времени, и она добровольно рѣшилась посвятить его исполненію своихъ свѣтскихъ обязанностей. Она женщина молодая, умная и привлекательная. Не имѣя возможности исправить своей ошибки, она убѣдила себя, что довольна своей судьбой, своей свѣтской жизнью, и пока это убѣжденіе не поколеблется, она будетъ счастлива, какъ счастливы девять женщинъ изъ десяти. Совершенно счастливыхъ женщинъ почти нѣтъ на свѣтѣ, Филиппъ, я въ этомъ убѣдился тяжелымъ опытомъ.
-- Но если ея убѣжденіе...
-- Вотъ то-то и горе, промолвилъ профессоръ:-- что оно, кажется, поколебалось.
Треденнисъ остановился среди комнаты.
-- У нея были десятки друзей и поклонниковъ, продолжалъ профессоръ:-- и тѣмъ ихъ было болѣе, чѣмъ менѣе она заботилась о нихъ. Въ числѣ ихъ только одинъ съумѣлъ обратить на себя ея вниманіе: красивый франтъ съ приличными манерами и ловкой рѣчью.
-- Арбутнотъ! воскликнулъ Треденнисъ:-- Арбутнотъ?
-- Да, вы сразу отгадали, произнесъ съ улыбкой профессоръ:-- среди всѣхъ мужчинъ, которыхъ знаетъ Берта -- дипломатовъ, литераторовъ, политическихъ дѣятелей -- меня безпокоитъ только Лоренсъ Арбутнотъ.
-- Мнѣ показалось... началъ Треденнисъ, но профессоръ перебилъ его съ жаромъ:
-- И вамъ показалось? значитъ, оно яснѣе, чѣмъ я думалъ.
-- Нѣтъ; то, что мнѣ показалось, такъ смутно и неопредѣленно, что не стоитъ объ этомъ тревожиться, отвѣчалъ поспѣшно Треденнисъ:-- это пришло мнѣ въ голову потому, что я не могъ понять происшедшей въ ней перемѣны.
-- А онъ понимаетъ, отвѣчалъ профессоръ:-- и въ этомъ его сила. Была и у этого приличнаго, спокойнаго франта черная минута, оставившая по себѣ слѣды. Но онъ ловко прикрываетъ свои раны моднымъ пальто и розой въ петлицѣ, а все-таки онѣ существуютъ и научили его уму-разуму. Онъ молча смотрѣлъ въ оба и видѣлъ то, чего другіе не видѣли, и когда наступилъ ея mauvais quart d'heure, зналъ, что сказать и чего не говорить. Не понимая руководившихъ имъ мотивовъ, она была ему благодарна. Ей нравилось его пѣніе, его готовность услужить, отсутствіе всякой сантиментальности, и она безсознательно стала питать къ нему довѣріе. Первое, что возбудило въ ней нѣжное къ нему чувство, было умѣнье его ладить съ дѣтьми, которое, повидимому, противорѣчило ея понятію о немъ, какъ объ умномъ, себялюбивомъ, свѣтскомъ человѣкѣ. Дѣти его полюбили, и она сама, мало-по-малу, начала привязываться къ нему. Еслибъ дѣло кончилось этимъ простымъ и естественнымъ чувствомъ, тутъ не было бы ничего дурного, и она даже находилась бы въ болѣе безопасномъ положеніи, чѣмъ прежде. Но судьбѣ было угодно иначе. Я не даромъ разбилъ сегодня чашку, но боюсь, что поздно.
-- Такъ это была не случайность? воскликнулъ Треденнисъ.
-- Нѣтъ. Я слышалъ ранѣе серенаду. Онъ не имѣетъ дурныхъ намѣреній, но серенада и сохранившіеся подъ его моднымъ сюртукомъ остатки прежней страстной натуры грозятъ опасностью имъ обоимъ. Видя, какъ сегодня она во время его пѣнія встала и подошла къ нему, словно повинуясь какой-то таинственной силѣ, я нашелъ, что пора положить конецъ этому обаянію, и чашка упала на полъ. Бѣдный ребенокъ! Бѣдный ребенокъ!
Наступило минутное молчаніе, потомъ профессоръ подошелъ къ Треденнису и дружески положилъ ему руку на плечо.
-- Теперь я попрошу вашей помощи, сказалъ онъ.
-- Вы знаете, что я всегда къ вашимъ услугамъ, отвѣчалъ Треденнисъ:-- но что я могу сдѣлать?
-- Еслибъ вы были моимъ сыномъ, вы охраняли бы ее отъ всякаго зла. Вы понимаете, что ей грозитъ отчаянное, мрачное горе, если дозволить развиться ея чувству; другого же ей нечего бояться. Излишне, кажется, объ этомъ и говорить.
-- Да, излишне, отвѣчалъ Треденнисъ.
-- Она себя не знаетъ; но я знаю ее и знаю, что принесетъ, ей подобный горькій опытъ. Лучше пусть ея жизнь останется безплодной до конца, чѣмъ она испытаетъ то, что суждено, если сердце ея проснется отъ своего долгаго сна!
-- Лучше, подтвердилъ Треденнисъ.
-- Я старикъ, продолжалъ профессоръ дрожащимъ голосомъ:-- моя жизнь кончена, и я говорю тысячу разъ: лучше. Я женился на женщинѣ, которой не любилъ, и любилъ женщину, на которой не могъ жениться.
-- Чего же вы желаете отъ меня? спросилъ Треденнисъ.
-- Я хочу, чтобъ вы охранили ее отъ ненужныхъ страданій, отвѣчалъ профессоръ: -- еслибъ я былъ моложе и сильнѣе, я самъ исполнилъ бы то, что теперь прошу у васъ. Я не могу быть часто у нея. Вы бываете у нея каждый день, и она васъ любитъ.
-- Мнѣ казалось, что она меня не долюбливаетъ, замѣтилъ Треденнисъ.
-- Это вамъ только кажется. Она видитъ въ васъ ту силу, которую звала себѣ на помощь въ критическую минуту своей жизни. Пусть она будетъ увѣрена, что эта сила теперь подлѣ нея, и что она всегда можетъ на нее опереться. Вы любите ея дѣтей, говорите съ нею объ нихъ, особенно въ тѣ минуты, когда она безмолвна и не походитъ на себя, а также въ присутствіи этого человѣка. Ея привязанность къ дѣтямъ -- лучшій противовѣсъ зарождающемуся въ ней чувству. Зачѣмъ я сегодня вечеромъ повелъ ее въ дѣтскую? Потому что, увидавъ спящихъ дѣтей, она покрыла ихъ, поцѣловала и забыла о серенадѣ. Она любитъ ихъ болѣе всего на свѣтѣ, быть можетъ, болѣе, чѣмъ могла бы любить кого-нибудь или что-нибудь на свѣтѣ. Такова воля Провидѣнія. Любовь къ дѣтямъ -- вѣрнѣйшая охрана женщины отъ всякаго зла. Наводите ея мысли на дѣтей въ тѣ минуты, когда опасность всего ближе, и болѣе ни о чемъ не заботьтесь; природа сдѣлаетъ остальное. Я знаю, вы исполните мою просьбу, и буду спокоенъ, зная, что Берта въ рукахъ такого сильнаго человѣка, какъ вы.
-- Постараюсь оправдать ваше довѣріе.
Разговоръ ихъ продолжался еще нѣсколько минутъ, и потомъ Треденнисъ ушелъ домой.
Онъ находился въ странномъ настроеніи. Онъ словно получилъ ударъ, отъ котораго находился въ полузабытьи.
"Сильный человѣкъ! думалъ онъ: -- развѣ я такъ силенъ? Неужели я долженъ встать между тобою и твоимъ поклонникомъ... Я!.. Это странно! да, Берта, это очень странно!...