XXI.

Всѣ въ Вашингтонѣ единогласно признавали мистрисъ Сильвестръ прелестной, а ея домъ на Лафаетскомъ сквэрѣ великолѣпнымъ и изящнымъ. Ея старые знакомые соперничали съ новыми въ похвалахъ привлекательной молодой вдовѣ. Она принимала по средамъ днемъ, а по четвергамъ вечеромъ; въ ея гостиныхъ собиралось лучшее общество, и мистрисъ Маріамъ, умная, образованная старушка, много содѣйствовала тому, что вскорѣ дни мистрисъ Сильвестръ сдѣлались однимъ изъ самыхъ пріятныхъ элементовъ свѣтской вашингтонской недѣли. Видя мистрисъ Сильвестръ среди блестящаго круга друзей и поклонниковъ, миссъ Джесонъ вспомнила о г-жѣ Рекамье и парижскихъ салонахъ и посвятила ей цѣлую восторженную статью въ "Wabath Times" подъ названіемъ: "Новая Рекамье".

Мистрисъ Сильвестръ относилась къ своему успѣху очень спокойно. Одинъ изъ ея новыхъ знакомыхъ даже замѣтилъ, что единственнымъ ея недостаткомъ было чрезмѣрное спокойствіе. Жизнь, которую она вела, оказалась болѣе интересной, чѣмъ она ожидала; устраивать домъ, возобновлять старыя знакомства и дѣлать новыя, доставляло ей искренное удовольствіе, но она не находила нужнымъ предаваться лихорадочной погонѣ за весельемъ. Она наслаждалась и остроумной свѣтской болтовней Арбутнота, и мирной бесѣдой профессора Геррика, который особенно любилъ говорить съ мистрисъ Маріамъ, отличавшейся большимъ знаніемъ людей. Такое же искренное удовольствіе доставляли ей и посѣщенія полковника Треденниса, который бывалъ у нея чаще, чѣмъ можно было ожидать. Сначала онъ являлся изъ учтивости, потому что его приглашали, а потомъ изъ сознанія, что ему было пріятно въ этомъ домѣ. Мистрисъ Сильвестръ была съ нимъ очень добра и любезна; она обнаружила столько интереса къ его прежнимъ подвигамъ и теперешнимъ занятіямъ, что онъ невольно былъ вовлеченъ въ продолжительныя и откровенныя бесѣды. Она не ставила его въ тупикъ, не сбивала съ толку, и онъ всегда понималъ какъ ее, такъ и то, что она говорила. Однажды, смотря на ея нѣжное, спокойное лицо, онъ вспомнилъ слова Берты объ его идеальной женщинѣ, и въ головѣ его проснулась мысль, что вотъ эта идеальная женщина, красивая, добрая, симпатичная, женственная, знавшая свѣтъ, и не питавшая къ нему ненависти, но не носившая на себѣ его клейма. "Всѣ женщины должны быть такими", подумалъ онъ грустно, и Агнеса, видя, что какое-то печальное облако омрачало его лицо, недоумѣвала, о чемъ онъ думалъ.

Она часто говорила съ нимъ о Бертѣ и, надо сказать правду, въ эти минуты она казалась ему всего прелестнѣе. Ея слова вызывали передъ нимъ тотъ любимый образъ, который онъ видѣлъ только во снѣ и въ мечтахъ. Агнеса разсказывала о томъ, какъ они были вмѣстѣ въ пансіонѣ и какъ вмѣстѣ начали выѣзжать въ свѣтъ.

-- Берта была блестящѣе и счастливѣе всѣхъ своихъ подругъ, замѣчала Агнеса:-- она всегда и во всемъ имѣла успѣхъ. Трудно анализировать это отличительное ея качество. Люди, однажды съ ней познакомившись, никогда ея не забывали, и она никогда не возбуждала въ нихъ гнѣва или ревности. Влюбленные въ нее довольствовались ея дружбой, и она всегда была вѣрна своимъ друзьямъ.

Агнеса разсказывала много анекдотовъ изъ ихъ молодости, и въ каждомъ изъ нихъ Берта являлась благороднымъ, живымъ, умнымъ и добрымъ существомъ.

-- Мы всѣ ее любили, прибавляла Агнеса: -- она стоила этой любви и теперь ни мало не измѣнилась.

-- Не измѣнилась? воскликнулъ невольно Треденнисъ.

-- А вы находите, что она измѣнилась? спросила Агнеса.

-- Мнѣ иногда это казалось, отвѣчалъ Треденнисъ, опуская голову:-- но можетъ быть я не хорошо ее знаю.

Но послѣ такого разговора онъ ощущалъ какое-то сладкое чувство успокоенія и въ глубинѣ своего сердца благодарилъ женщину, которая защищала его любовь противъ него самого. Возвращаясь домой, онъ спокойнѣе принимался за свои книги и чувствовалъ себя менѣе одинокимъ. Поэтому неудивительно, что онъ сталъ чаще и чаще посѣщать мистрисъ Сильвестръ, при этомъ предпочитая тѣ часы дня, когда могъ заставать ее одну.

Профессоръ встрѣчалъ его у мистрисъ Сильвестръ съ особымъ удовольствіемъ и потомъ замѣчалъ Арбутноту:

-- Онъ очень выигрываетъ въ ея обществѣ. Впрочемъ, это неудивительно; нельзя не поддаться вліянію этой прелестной женщины.

Въ послѣднее время, профессоръ и Арбутнотъ очень подружились и видались почти каждый день. Молодой человѣкъ съ чисто женской нѣжностью ухаживалъ за старикомъ, а старикъ, къ величайшему своему удивленію, находилъ много общаго между ихъ идеями, несмотря на все кажущееся различіе. Въ своихъ частыхъ разговорахъ, они касались всевозможныхъ предметовъ и профессоръ часто касался даже свѣтскихъ удовольствій, причемъ обыкновенно сводилъ рѣчь на Берту и мистрисъ Сильвестръ.

-- Вы, кажется, часто бываете у мистрисъ Сильвестръ? спросилъ онъ однажды у Арбутнота.

-- Да, я пользуюсь этой привилегіей, отвѣчалъ молодой человѣкъ, внимательно смотря на свою сигару: -- хотя я обязанъ этимъ болѣе мистрисъ Амори, чѣмъ своимъ достоинствамъ, какъ бы велики они ни были.

-- Это большая привилегія, замѣтилъ профессоръ: -- но она имѣетъ болѣе значенія для Филиппа, чѣмъ для васъ. Онъ нуждается въ такой женщинѣ.

-- Отчего? спросилъ Арбутнотъ, съ замѣтнымъ раздраженіемъ.

-- Онъ очень измѣнился въ теченіи послѣдняго года, продолжалъ профессоръ:-- сталъ какой-то утомленный, мрачный. Ему необходимъ живой интересъ въ жизни. И это понятно. Человѣкъ, ведущій одинокую жизнь, наконецъ, доходитъ до такого періода, когда одиночество начинаетъ нагонять на него тоску.

-- И вы думаете, что мистрисъ Сильвестръ можетъ внести въ его жизнь этотъ необходимый интересъ?

-- А вы этого не думаете?

-- О, я увѣренъ, что она можетъ вдохнуть новую жизнь во всякаго человѣка, произнесъ онъ со смѣхомъ.

-- Они принесли бы другъ другу многое, произнесъ профессоръ, какъ бы размышляя въ слухъ: -- онъ всегда былъ такимъ, каковъ онъ теперь, и только такой человѣкъ достоинъ ея. Расточившій свою жизнь на пустяки ея не стоитъ.

-- Это правда, отвѣчалъ Лоренсъ:-- Треденнисъ не принадлежитъ къ нашему девятнадцатому вѣку. Въ современныхъ гостинныхъ ему не мѣсто; онъ кажется гигантомъ среди насъ. Ему бы слѣдовало носить шлемъ вмѣсто цилиндра и кольчугу вмѣсто фрака; ему не бумаги писать въ канцеляріяхъ, а вести крестовый походъ противъ зла, защищать невинныхъ и поражать угнетателей.

-- Ваше краснорѣчіе мнѣ не нравится, хотя оно могло бы быть почтительнѣе, замѣтилъ профессоръ съ улыбкой.

-- Помилуйте, я очень почтителенъ, воскликнулъ Арбутнотъ, со смѣхомъ:-- не могу же я хладнокровно видѣть, какъ всѣ женщины имъ восторгаются. Онъ можетъ побѣдить кого хочетъ и будетъ достоинъ побѣды. Это непріятно.

-- Отчего? Вы не нуждаетесь въ томъ, въ чемъ онъ.

-- Я нуждаюсь только въ одномъ, въ сохраненіи своего мѣста въ канцеляріи. Кажется, это скромное желаніе.

-- Что-то васъ тревожитъ, сказалъ серьёзно профессоръ:-- вы начинаете говорить вздоръ.

-- Милѣйшій профессоръ, отвѣчалъ Лоренсъ: -- все относительно на семъ свѣтѣ. По вашему это вздоръ, а по моему нѣтъ.

-- Вы все говорите, и особенно въ послѣднее время, о своемъ скромномъ мѣстѣ въ канцеляріи, замѣтилъ профессоръ:-- у васъ много друзей и вамъ бы слѣдовало добиться лучшаго положенія.

-- Къ кому же мнѣ обратиться? отвѣчалъ Арбутнотъ: -- къ президенту? Нѣтъ, вы очень добры, что думаете обо мнѣ, прибавилъ онъ совершенно инымъ тономъ:-- но я самъ во всемъ виноватъ. Бросьте обо мнѣ думать, право не стоитъ. Я уже давно махнулъ на себя рукой.

И, пожавъ руку профессору, онъ поспѣшно удалился.

Професоръ былъ правъ. Арбутнотъ былъ встревоженъ. Замѣчаніе профессора, что человѣкъ, расточившій свою жизнь на пустяки, не стоитъ мистрисъ Сильвестръ, глубоко его тронуло. Уже давно онъ поставилъ себѣ правиломъ не приближаться къ огню, а издали грѣться его теплотой. Всякая мысль о прелестной, богатой мистрисъ Сильвестръ, онъ самъ понималъ, была для него безуміемъ. Онъ вполнѣ сознавалъ свое положеніе и винилъ себя только въ томъ, что ничего не сдѣлалъ особеннаго въ жизни, что будущее представлялось ему такимъ же безплоднымъ, какъ и прошедшее. И, однако, несмотря на всю свою философію, слова профессора возбудили въ немъ горькія мысли и, идя по улицѣ, онъ все повторялъ ихъ съ какимъ то озлобленіемъ. Наконецъ, онъ остановился и съ иронической улыбкой сказалъ громко:

-- Да что я въ самомъ дѣлѣ съ ума сошелъ? Я забылъ, что я не живой человѣкъ, а механическій приборъ на правительственной службѣ. Нѣтъ, пружина во мнѣ что-то испортилась; пойду-ка лучше къ мистрисъ Амори. Она меня подвинтитъ.

-- Что съ вами? спросила Берта, увидавъ его.

-- Отчего вы это спрашиваете? отвѣчалъ онъ.

-- Я была бы очень слѣпа и равнодушна къ вамъ, еслибъ не замѣтила, что вы очень измѣнилась за послѣднее время. Эта зима не хорошо на васъ дѣйствуетъ. Что съ вами, Лори?

-- Ничего, отвѣчалъ онъ:-- это старая и ни мало не интересная исторія. Я не въ духѣ, я не доволенъ собою, что недостаточно забавляюсь.

-- Это, правда, очень неблагоразумно, замѣтила Берта.

Наступило молчаніе, которое она прервала напряженнымъ смѣхомъ. Онъ вопросительно посмотрѣлъ на нее.

-- Знаете отчего я засмѣялась? сказала она:-- мнѣ кажется, что мы всѣ дѣйствующія лица старомодной трагедіи, которыя непремѣнно должны исчезнуть въ послѣднемъ актѣ. Даже полковникъ Треденнисъ и Ричардъ обнаруживаютъ сознаніе своей роковой судьбы. А вы, я увѣрена, видѣли призракъ, который предсказалъ вамъ близкій конецъ.

-- Я самъ призракъ, отвѣчалъ онъ:-- со мной покончили до начала трагедіи, и моя роль только напоминать вамъ, что и въ моихъ жилахъ когда-то текла кровь. Мы всегда говоримъ пустяки, воскликнулъ онъ, вдругъ совершенно измѣнившись въ лицѣ и вскакивая со стула:-- мы всегда смѣемся. Нѣтъ ничего на свѣтѣ, никакого страданія, никакого человѣческаго чувства, о которомъ мы могли бы говорить серьёзно? Ради Бога, хоть на минуту будемъ серьёзны.

Берта пристально смотрѣла на него и промолвила съ грустной улыбкой:

-- Да, вы видѣли призракъ. Бѣдный Лорри! Бѣдный Лорри!

Она отвернулась, и на глазахъ ея показались слезы. Онъ подумалъ, что это совершенно походило на нее; она никогда не плакала о себѣ; но могла плакать о другомъ.

-- Не бойтесь, я не буду приставать къ вамъ съ разспросами, продолжала она послѣ минутнаго молчанія:-- вы никогда и ничего у меня не спрашивали. Быть можетъ, теперь слова и не помогли бы вамъ.

-- Теперь мнѣ ничего не можетъ помочь, отвѣчалъ онъ:-- но это пройдетъ, а если нѣтъ, я приду къ вамъ за помощью. Благодарю васъ, что вы такъ мило на меня смотрите. Но право, я былъ дуракъ, что захотѣлъ быть серьёзнымъ.

-- Нѣтъ, тутъ нѣтъ ничего глупаго. Отчего вамъ не быть тѣмъ, чѣмъ вы хотите?

Она замолчала и потомъ съ неожиданной рѣшимостью прибавила:

-- Лоренсъ, я хочу вамъ кое-что сказать.

-- Что такое?

-- Я въ послѣднее время взяла дурную привычку думать. Когда я не сплю по ночамъ...

-- А вы не спите по ночамъ? спросилъ онъ.

Она отвернулась, какъ бы желая избѣгнуть его взгляда.

-- Да, отвѣчала она:-- вѣроятно потому, что взяла привычку думать. Да это все равно.

-- Нѣтъ, не все равно! воскликнулъ онъ: -- вы этого не вынесете.

-- Я желала бы видѣть, чего человѣкъ не можетъ вынести.

-- Посмотрите на себя.

Дѣйствительно, Берта въ послѣднее время сильно поблѣднѣла и исхудала, что особенно рельефно выставлялось въ эту минуту чернымъ платьемъ и отсутствіемъ всякихъ блестящихъ побрякушекъ на шеѣ и рукахъ.

-- Все это отъ привычки думать, сказала она:-- и вы, кажется, также взяли эту привычку?

-- Я постараюсь отъ нея отдѣлаться.

-- Нѣтъ, не надо.

Она встала, дрожа всѣмъ тѣломъ, и остановилась передъ нимъ. Двѣ крупныя слезы катились по ея щекамъ.

-- Лорри, произнесла она:-- вотъ что я хотѣла вамъ сказать, вотъ о чемъ я думала: мы такъ привыкли надо всѣмъ смѣяться, что я не съумѣю хорошо этого сказать. Но, Лорри, мнѣ надоѣло смѣяться. Я дошла до такого момента въ жизни, когда остались только слезы. Мнѣ нѣтъ выхода, но вы совершенно другое дѣло. Если вамъ также надоѣлъ смѣхъ, если вы жаждете чего-нибудь, даже если вы отчаяваетесь въ успѣхѣ -- то лучше постарайтесь одержать побѣду, постарайтесь быть достойнымъ ея.

Онъ закрылъ лицо руками и промолвилъ тихо:

-- Это слишкомъ для меня возвышенный взглядъ. Я на это неспособенъ.

-- Въ длинныя безсонныя ночи я додумалась до того, что бываютъ случаи, когда стоитъ измѣнить всю свою жизнь, продолжала Борта:-- сначала я этому не вѣрила, но теперь вѣрю. Я никому этого не сказала бы, кромѣ васъ, и то, быть можетъ, завтра я вамъ этого не скажу. Вы еще не разъ услышите мой смѣхъ. Это моя судьба... но не ваша. Ваша жизнь принадлежитъ вамъ. Еслибъ моя жизнь принадлежала мнѣ, о еслибъ она принадлежала мнѣ...

Она остановилась и потомъ прибавила:

-- Когда жизнь принадлежитъ вамъ, вы можете сдѣлать съ ней все, что хотите.

-- Я не могу этого сказать.

-- Вы не старались. Подобныя мысли приходятъ въ голову лишь когда является причина... Желать быть лучшимъ. О! какъ можно отказаться отъ борьбы, когда есть надежда, когда держишь жизнь въ своихъ рукахъ! Я знаю Лорри, что я выражаюсь дурно. Агнеса Сильвестръ сказала бы это гораздо лучше, хотя она чувствовала бы не сильнѣе меня.

-- Она вовсе не потрудилась этого сказать, замѣтилъ съ горечью Арбутнотъ.

-- Такъ это... начала Берта невольно, но тотчасъ прибавила:-- нѣтъ, я обѣщала ничего не спрашивать.

-- Какъ я сказалъ, воскликнулъ Арбутнотъ:-- я этого и боялся. Да, мистрисъ Сильвестръ... нарушила мое спокойствіе и подняла во мнѣ бурю послѣ долгихъ вѣковъ тишины.

Она молчала съ минуту и потомъ, сверкая глазами, промолвила:

-- Это чисто женское чувство, но я желала бы, чтобъ это была не она.

-- Отчего?

-- Вы всѣ, всѣ поддались чарамъ мистрисъ Сильвестръ.

-- Сколько насъ?

-- Полковникъ Треденнисъ также увлеченъ ею. Онъ только-что ушелъ отсюда, когда вы вошли. Онъ теперь рѣдко бываетъ у насъ, и то большею частью приходитъ къ Джени, а не ко мнѣ. Я прогнѣвила его чѣмъ-то на балу у государственнаго секретаря, и онъ сердится на меня. Но сегодня онъ зашелъ, и мы говорили о мистрисъ Сильвестръ. Онъ прямо пришелъ отъ нея, и ея прекрасныя качества были свѣжи въ его памяти. По его словамъ, она прелестна, добра, искренна; не легкомысленна и не капризна. Я все это вывѣдала отъ него, потому что мнѣ хотѣлось знать.

-- Вы иногда безжалостны къ Треденнису, замѣтилъ Арбутнотъ.

-- Да и онъ часто не жалѣетъ меня.

-- Признаюсь, я добромъ не помяну его за сегодняшній день.

-- Бѣдный Лорри! Бѣдный Лорри!

-- Вы понимаете, что у меня было бы мало надежды на успѣхъ при такомъ соперникѣ, произнесъ онъ съ улыбкой:-- меня можетъ утѣшать одно, что въ моемъ положеніи мнѣ нечего думать о соперникахъ. Еслибъ ихъ и не было, мое положеніе нисколько не измѣнилось бы. Я знаю свое мѣсто, и если сегодня я встревоженъ, то лишь благодаря обстоятельствамъ, которыя слишкомъ ясно выставили мою безпомощность. А я этого зрѣлища не люблю.

-- А гдѣ ваше мѣсто?

-- Въ канцеляріи. Жалованье я получаю небольшое. Я долженъ портному и перчаточнику, но они терпѣливо ждутъ, полагая, что я продержусь до новыхъ президентскихъ выборовъ.

-- Я право не знаю, что вамъ сказать, воскликнула Берта.

-- Вы сказали все, что знали. Жаль, что я не вѣрю вашимъ словамъ. Я просто не въ духѣ, вотъ и все.

-- Лорри, промолвила тихо Берта:-- это не то.

-- То! То! воскликнулъ онъ съ нетерпѣніемъ:-- ради Бога, не увѣряйте меня, что я чувствую нѣчто иное.

Берта замолчала, и вскорѣ они перемѣнили разговоръ.

-- Что вы хотѣли сказать, говоря, что Ричардъ начинаетъ сознавать приближеніе трагическаго конца? спросилъ Арбутнотъ: -- развѣ онъ не въ духѣ?

-- Да, хотя это очень невѣроятно. Весторское дѣло очень тревожитъ его.

-- Весторское дѣло?

-- Да, онъ слишкомъ имъ заинтересовался, а оно не подвигается такъ скоро, какъ бы ему хотѣлось. Сегодня...

-- Что случилось сегодня? спросилъ Арбутнотъ, потому что она остановилась.

-- Пустяки, но это на него не походитъ. Онъ разсердился.

-- На васъ?

-- Да, кажется, на меня. Въ послѣднее время мнѣ все хочется поѣхать въ Европу, и я ему говорила объ этомъ раза два; онъ все уклонялся отъ положительнаго отвѣта, а когда я сегодня снова заговорила объ этомъ, онъ вышелъ изъ себя. Вѣдь это на него не походитъ, не правда ли?

-- Нѣтъ не походитъ.

Уходя, Арбутнотъ спросилъ:

-- А вамъ очень хочется поѣхать за-границу?

-- Да, отвѣчала Берта.

-- Вы думаете, что перемѣна будетъ вамъ полезна.

-- Да, перемѣна часто дѣлаетъ добро. Я хотѣла бы испытать.

-- И я также, произнесъ Арбутнотъ:-- поѣзжайте, если можете, хотя никто болѣе меня не будетъ сожалѣть о вашемъ отъѣздѣ.