Миссъ Джесопъ посвятила очень краснорѣчивый столбецъ отъѣзду на индѣйскую границу полковника Треденниса, "извѣстнаго героя, загорѣлое лицо котораго и мужественная фигура были такъ хорошо извѣстны вашингтонскому обществу въ послѣдніе три сезона". Она не считала свое перо способнымъ выразить, какъ сожалѣли о немъ его многочисленные друзья, и, несмотря на всѣ цвѣты краснорѣчія, ея статья дышала такой искренной женской симпатіей, что Треденнисъ былъ тронутъ. Онъ былъ далеко отъ Вашингтона, когда эта газета попала ему въ руки. Въ обществѣ разсказывали, что жизнь въ Капитоліи ему надоѣла, и онъ охотно помѣнялся мѣстами съ товарищемъ, для котораго удовольствія жизни еще не потеряли своей прелести.
-- Это правда, сказалъ Треденнисъ, услыхавъ объ этихъ толкахъ:-- Вашингтонъ не по мнѣ и я не по немъ.
Онъ самъ не зналъ, какъ проходила теперь его жизнь. Онъ машинально исполнялъ свои служебныя обязанности, а мрачное горе точило его сердце и днемъ, и ночью, не давая ему ни минуты покоя. Дни шли за днями. Утро смѣнялось полднемъ, полдень -- вечеромъ. Ночью возвращался онъ домой, окончивъ свою дневную работу и утомленный, истощенный бросался въ кресло.
-- Это неестественно, произносилъ онъ сквозь зубы:-- переносить такія муки и жить сверхъ человѣческихъ силъ.
Сначала нравственныя страданія такъ отзывались на его организмѣ, что онъ думалъ о близости смерти, но, мало-по-малу, сталъ питать безпомощную вѣру въ способность своей натуры все переносить. И среди этой вѣчной пытки онъ никогда не былъ одинъ. Лицо Берты всегда носилось передъ его глазами, и онъ постоянно переживалъ прошедшее, причемъ таинственныя явленія этого прошедшаго освѣщались новымъ свѣтомъ. Онъ вспоминалъ каждый взглядъ Берты, каждое измѣненіе въ лицѣ, каждую интонацію ея голоса; всѣ ея капризы, всѣ нанесенныя ему раны снова и снова терзали его сердце, такъ что, наконецъ, внѣ себя отъ отчаянія, онъ часто восклицалъ:
-- О, Боже! И она переноситъ такія же страданія!
Онъ не имѣлъ о ней никакихъ извѣстій, кромѣ свѣдѣній, доставляемыхъ миссъ Джесопъ въ ея великосвѣтской хроникѣ, которую онъ читалъ съ первой строчки до послѣдней. Изъ этого источника онъ узналъ, что, къ величайшему сожалѣнію друзей мистрисъ Амори, состояніе здоровья заставило эту прелестную особу временно отказаться отъ всѣхъ свѣтскихъ удовольствій. Впродолженіи нѣкотораго времени имя ея вовсе не упоминалось въ модной хроникѣ, а потомъ опять стало появляться въ спискѣ лицъ, присутствовавшихъ на томъ или другомъ свѣтскомъ собраніи. Треденнисъ съ грустной улыбкой читалъ описанія этихъ столичныхъ увеселеній, утѣшая себя мыслью, что, значитъ, она выздоровѣла. Въ эти печальные дни его лицо очень измѣнилось, стало блѣднымъ, испитымъ, а волоса сильно посѣдѣли. Онъ выбиралъ самую тяжелую работу, а въ свободное время сидѣлъ дома, такъ что друзья, знавшіе его до пребыванія въ Вашингтонѣ, спрашивали другъ друга съ недоумѣніемъ, что сталось съ Филиппомъ Треденнисомъ?
Въ первый разъ мистрисъ Амори явилась въ обществѣ послѣ болѣзни на вечерѣ у мистрисъ Сильвестръ, которая посѣщала ее ежедневно во все время, пока Берта не выходила изъ дома. Этотъ вечеръ былъ, кромѣ того, замѣчателенъ и послѣднимъ появленіемъ въ вашингтонскомъ обществѣ Лоренса Арбутнота. Благодаря просьбѣ профессора, государственный министръ назначилъ его консуломъ въ одинъ изъ германскихъ городовъ и, скрѣпясь съ сердцемъ, онъ собрался въ путь, хотя прямо сказалъ профессору, что оставляетъ въ Вашингтонѣ все, что для него дорого на свѣтѣ.
-- Такъ не уѣзжайте, отвѣчалъ старикъ:-- можно еще...
-- Нѣтъ! восклицалъ Арбутнотъ съ принужденной улыбкой:-- ничто не можетъ заставить меня остаться въ Вашингтонѣ.
Онъ самъ устроилъ свои дѣла такъ, чтобъ прямо съ вечера мистрисъ Сильвестръ сѣсть въ вагонъ и отправиться въ Нью-Іоркъ, а оттуда въ Европу.
-- Это отлично придумано, говорилъ онъ самъ себѣ:-- глаза безчувственнаго свѣта будутъ устремлены на меня, и я буду принужденъ скрывать свои чувства и не выказывать своихъ страданій.
Дѣйствительно, впродолженіи всего вечера никто не могъ бы заподозрить въ немъ ничего необыкновеннаго; онъ былъ, какъ всегда, веселъ, блестящъ, остроуменъ. Также весела казалась и Берта; обворожительная улыбка не сходила съ ея устъ, и она по старому царила среди многочисленнаго кружка друзей. Она нетолько возвратила себѣ свое прежнее мѣсто въ обществѣ, но, повидимому, пользовалась еще большимъ успѣхомъ. Сенаторъ Блондель пріѣхалъ очень поздно, и прямо подошелъ къ Бертѣ.
-- Ну, сказалъ онъ:-- вы отдохнули и теперь опять молодцомъ. Ваше розовое платье прекрасно оттѣняетъ свѣжій цвѣтъ лица.
-- Я нарочно выбрала такой свѣтлый цвѣтъ, чтобъ не казаться блѣдной, отвѣчала съ улыбкой Берта.
-- Но вы совсѣмъ здоровы? спросилъ Блондель, пристально смотря на нее.
-- Да, я здорова, отвѣчала она:-- и очень рада васъ видѣть.
Только подъ конецъ вечера Берта и Арбутнотъ измѣнили своей веселости. Во время ужина они удалились въ гостинную, чтобъ проститься наединѣ.
-- Лоренсъ, сказала она, и румянецъ мгновенно исчезъ съ ея щекъ:-- черезъ нѣсколько часовъ...
Онъ докончилъ за нее:
-- Я буду на дорогѣ въ Нью-Іоркъ.
-- Съ вашимъ отъѣздомъ я потеряю многое, вы были истинный другъ, продолжала Берта:-- но я не объ этомъ хотѣла поговорить съ вами. Позвольте мнѣ высказать вамъ то, о чемъ я думала въ послѣдніе дни.
-- Говорите все, что вамъ угодно.
-- Не сердитесь на меня, Лори, мы были всегда друзьями. Я сейчасъ уѣзжаю; я не въ силахъ оставаться долѣе; но вы должны остаться послѣднимъ. Можетъ быть, вамъ удастся сказать нѣсколько словъ Агнесѣ на прощанье.
-- Мнѣ нечего ей говорить.
-- Можетъ быть, и найдется... а можетъ быть, и Агнеса захочетъ вамъ что-нибудь сказать.
-- Это невозможно, отвѣчалъ онъ, закрывая лицо руками.
-- Лори! воскликнула Берта:-- не уѣзжайте, прежде чѣмъ вы въ этомъ окончательно убѣдитесь. Помните, что на свѣтѣ есть только одно счастіе, и сколько людей лишаются его по своей собственной винѣ. Лори, не будьте слишкомъ горды, не зломудрствуйте. Если люди любятъ другъ друга, то все остальное вздоръ. Я бы желала, чтобы хоть одинъ человѣкъ на свѣтѣ былъ счастливъ, и чтобъ этотъ человѣкъ были вы. Если я сказала что-нибудь лишнее, то простите меня, но, ради Бога, не бросайте своего счастія.
Онъ не произнесъ ни слова.
-- Обѣщайте мнѣ, прибавила Берта.
-- Не могу ничего обѣщать, отвѣтилъ Арбутнотъ, вставая:-- но вотъ что я вамъ скажу. Я чувствую, что болѣе не владѣю собою. Право, не знаю, могу ли я надѣяться на себя. Мнѣ не безопасно подходить къ ней близко и я избѣгалъ ее во весь вечеръ. Богъ знаетъ, чѣмъ это кончится. Только бы мнѣ выбраться изъ этого дома безъ скандала. Да и то я не могу поручиться, что не вернусь. Я сталъ слабымъ, безсильнымъ существомъ. Одного взгляда ея достаточно, чтобъ уничтожить все мое мужество. Она сегодня немного блѣдна; я бы желалъ, чтобъ эта блѣдность происходила отъ моего отъѣзда, я желалъ бы, чтобъ она страдала. Но она не страдаетъ.
-- Да еслибъ она и страдала, она не можетъ вамъ этого сказать.
-- Это правда.
-- Повторяю, не уѣзжайте отсюда, не простившись съ нею наединѣ.
-- Развѣ вы не видите, воскликнулъ онъ:-- что я не могу уйти отсюда. Будьте увѣрены, я останусь до послѣдней минуты,.
Возвратясь въ столовую, онъ съ прежнимъ веселымъ видомъ сталъ любезно услуживать дамамъ, и многія изъ нихъ искренно пожалѣли, что лишатся такого блестящаго и услужливаго кавалера.
Наконецъ, гости начали разъѣзжаться. Арбутнотъ нѣсколько разъ брался за шляпу, но не имѣлъ силы перешагнуть порогъ залы. Агнеса, провожавшая гостей, не смотрѣла на него. Но мистрисъ Меріамъ замѣтила его волненіе и промолвила вполголоса:
-- Не уѣзжайте. Мы хотимъ проститься съ вами, когда всѣ уѣдутъ.
Онъ едва не поцѣловалъ доброй старухи, а когда Агнеса проводила послѣдняго гостя и вернулась въ гостинную, мистрисъ Меріамъ сказала, обращаясь къ Арбутноту:
-- Она очень устала. Принесите ей стаканъ вина.
Арбутнотъ поспѣшилъ въ столовую, но когда онъ вернулся со стаканомъ вина, мистрисъ Меріамъ не было уже въ комнатѣ.
-- Тетя сейчасъ придетъ, сказала Агнеса съ улыбкой.-- Я боялась, что вы рано уѣдете, и мы не будемъ въ состояніи спокойно проститься съ вами.
-- Вы, конечно, извините мое волненіе, отвѣчалъ Арбутнотъ, черпая силы въ ея невозмутимомъ спокойствіи.
-- Вы такъ давно живете въ Вашингтонѣ, что, конечно, вамъ должно быть тяжело разставаться съ нимъ.
-- Я прожилъ здѣсь десять лѣтъ и, естественно, привыкъ къ Вашингтону.
-- Когда уходитъ вашъ пароходъ?
-- Въ среду. Но черезъ часъ идетъ поѣздъ, и я долженъ...
Онъ не окончилъ фразы и молча протянулъ руку. Она машинально положила въ его руку свои тонкіе, холодные пальцы.
-- Прощайте, сказала она.
Никто не упомянулъ о мистрисъ Меріамъ. Арбутнотъ зналъ, что она не вернется.
Онъ выпустилъ изъ своей руки руку Агнесы и молча вышелъ изъ комнаты.
Все было кончено. Медленными шагами направился онъ въ шинельную. Тамъ никого не было; вся прислуга разбѣжалась и только на стулѣ висѣло одно пальто. Онъ надѣлъ его и хотѣлъ уйти. Но вдругъ остановился, сѣлъ на стулъ и закрылъ лицо руками. Прошла минута; на лицѣ его видны были слѣды тяжелой борьбы съ самимъ собой. Наконецъ, онъ всталъ, снялъ пальто и поспѣшно пошелъ въ гостинную. Услыхавъ его шаги, Агнеса встала съ кушетки и бросила на подушку платокъ, на которомъ были слѣды слезъ, блестѣвшихъ на ея глазахъ. Арбутнотъ это замѣтилъ, и сердце его радостно забилось.
-- Вы что нибудь забыли? спросила она.
-- Да, отвѣчалъ онъ:-- я забылъ -- васъ.
Она молча опустилась на кушетку.
-- Я не могъ уйти, продолжалъ онъ:-- я не могъ разстаться съ вами такъ холодно, такъ оффиціально. Я забылъ всякую гордость и пришелъ васъ попросить: будьте добрѣе ко мнѣ. Я едва не умеръ отъ вашей холодности. Это нестерпимо для че ловѣка, который васъ любитъ.
Онъ подошелъ къ ней ближе.
-- Нищіе должны быть смиренны, прибавилъ онъ:-- и мое желаніе очень смиренное. Я прошу только, чтобъ вы простились со мною не такъ холодно.
-- Сядьте сюда, сказала она, указывая рукою на кушетку, рядомъ съ собою.
-- Что? воскликнулъ онъ:-- я?
-- Да, отвѣчала она почти шопотомъ:-- никому другому я не сказала бы этого.
Онъ повиновался и взялъ ея руку.
-- Я не имѣю на это никакого права, произнесъ онъ:-- я боюсь...
-- Я сама всегда этого боялась, но мнѣ слишкомъ было тяжело, когда вы ушли.
-- И вамъ было тяжело, промолвилъ онъ, прижимая ея руку къ своему сердцу:-- рискнемъ. Я васъ буду такъ лелѣять...
Она подняла на него свои чудные, нѣжные глаза.
-- Мнѣ этого именно и недоставало, произнесла она едва слышно.