Соборъ Роана.

Не вдалекѣ отъ часовни Мадонны, но внизу подъ утесами, на морскомъ берегу, стоитъ соборъ, великолѣпнѣе всѣхъ храмовъ, сооруженныхъ рукою человѣка; кровомъ ему служитъ лазуревое небо, а стѣнами пурпурные, красные, зеленые и золотые утесы, полъ же состоитъ изъ естественной мозаики. Люди называютъ главный входъ въ этотъ соборъ воротами св. Гильда, но самый соборъ не имѣетъ ни имени, ни прихожанъ.

При низкой водѣ въ ворота св. Гильда можно входить въ обуви, при полуприливѣ туда проникаютъ лишь въ бродъ, по поясъ въ водѣ, а при полномъ приливѣ доступъ въ соборъ открытъ только смѣлому пловцу.

Двѣ гигантскія стѣны изъ краснаго гранита выступаютъ съ двухъ сторонъ изъ фона скалы и соединяются на краю моря высокой аркой, украшенной мокрымъ нависшимъ мхомъ. Изъ этого колоссальнаго входа ясно виднѣется громадная зала съ стѣнами фантастически изваянными вѣтромъ и водой, на подобіе мраморныхъ колоннъ, нишъ и т. д.; тутъ нѣтъ, правда, цвѣтныхъ оконъ, но зато сверху простирается безоблачно синее небо, по которому кружатся морскія чайки, кажущіяся издали, при яркомъ солнцѣ, блестящими бабочками. Царящій по угламъ этого природнаго храма религіозный полумракъ рисуетъ передъ глазами суевѣрныхъ людей статуи Мадонны и святыхъ, а на полу, покрытомъ водорослями и гальками, возвышаются мѣстами большіе камни, кажущіеся гробницами, на которыхъ въ полночный часъ покоятся, словно привидѣнія, морскіе тюлени.

Суевѣріе приписываетъ этой живописной мѣстности легенду, основанную на историческомъ фактѣ.

Дѣйствительно, тутъ въ незапамятныя времена стоялъ большой монастырь, основанный человѣческими руками и окруженный плодоносной равниной, но монахи этой обители были великіе грѣшники, оскверняли ее присутствіемъ веселыхъ женщинъ и всячески омрачали славу Божію. Но Богъ въ своемъ милосердіи послалъ къ нимъ св. Гильда, чтобъ предупредить ихъ о грозившей имъ небесной карѣ, если они не раскаются и не прекратятъ своей грѣшной жизни. Въ холодную зимнюю ночь святой постучался въ ворота обители; холодный, голодный, мучимый жаждой, онъ едва держался на ногахъ и стучалъ очень слабо полузамерзшей рукой; сначала монахи не слышали его стука и продолжали свой веселый пиръ, а потомъ когда увидѣли его изможденное лице, нищенскую одежду и босыя ноги, то стали гнать его прочь. Тогда святой началъ просить ихъ пріютить его ради Пресвятой Дѣвы и вмѣстѣ съ тѣмъ громко предупреждалъ ихъ, что ихъ постигнетъ гнѣвъ Божій, если они не покаются, но злые монахи захлопнули ворота ему въ лицо и со смѣхомъ удалились. Св. Гильдъ поднялъ руки къ небу, проклялъ недостойную обитель и воззвалъ къ морю, заклиная его покрыть своими волнами убѣжище грѣха. Дѣйствительно, море зашумѣло, набѣжало на монастырь, смыло его кровлю, придало совершенно иную форму его храму и уничтожило всѣхъ его обитателей. До сихъ поръ, по словамъ легенды, существующій соборъ напоминаетъ о томъ, что когда-то было.

Хотя въ этомъ соборѣ и не было прихожанъ, но два человѣческія существа часто его посѣщали.

Роанъ и Марселла сидѣли въ немъ, спустя нѣсколько дней послѣ ихъ вечерней прогулки по утесамъ. Было время отлива, море было спокойно, и на полу собора не видно было ни одной капли воды, но на немъ свѣтилась еще сырость отъ послѣдняго прилива, и водоросли блестѣли красноватымъ оттѣнкомъ подъ солнечными лучами.

Молодые люди помѣщались на выдающейся сухой скалѣ подъ главнымъ утесомъ и смотрѣли на верхъ. На что? На алтарь.

Высоко надъ ихъ головами вся задняя стѣна, имѣвшая до ста квадратныхъ футовъ, была какъ бы покрыта занавѣсью изъ мха, по которому изъ различныхъ скрытныхъ источниковъ струились потоки хрустальной воды, блестѣвшей милліонами брызгъ на подобіе драгоцѣнныхъ камней. А съ верху этого природнаго алтаря, переливавшаго всѣми цвѣтами радуги, виднѣлось среди фантастическихъ очертаній утеса большое черное пятно, казавшееся отверстіемъ пещеры.

-- Не пора ли намъ идти,-- сказала Марселла:-- еслибъ море вернувшись застало насъ здѣсь, то что сталось бы съ нами? Хоэль Гральонъ погибъ отъ подобной неосторожности.

На лицѣ Роана показалась улыбка самодовольнаго сознанія своихъ физическихъ и умственныхъ силъ.

-- Хоэль былъ просто дуракъ,-- сказалъ онъ:-- и ему слѣдовало сидѣть дома. Ты знаешь, Марселла, изъ моего собора можно выйти двояко: когда приливъ не большой, и погода тихая, то можно дождаться отлива здѣсь у алтаря, такъ какъ вода выше не подымается, а въ бурную погоду можно взлѣзть вонъ въ ту пещеру,-- прибавилъ онъ, показывая рукой на черное отверстіе надъ алтаремъ,-- и даже добраться до вершины утеса.

-- Не всякій можетъ ползать, какъ муха, по этой отвѣсной стѣнѣ,-- замѣтила молодая дѣвушка, пожимая плечами.

-- Во всякомъ случаѣ не трудно взлѣзть до пещеры, такъ какъ въ стѣнѣ есть много разсѣлинъ и выдающихся камней, которые служатъ ступенями.

-- Но еслибъ мы туда и добрались, то это не повело бы ни къ чему. Это черное отверстіе кажется входомъ въ адъ, и никто не рѣшится заглянуть туда.

Говоря это, Марселла набожно перекрестилась.

-- Внутренность пещеры, если зажечь тамъ огонь, походитъ на часовню Мадонны. Тамъ совершенно сухо, и можно пріятно жить; это настоящее жилище для русалокъ съ ихъ дѣтенышами.

Роанъ засмѣялся, а Марселла снова перекрестилась.

-- О Роанъ, не говори никогда о такихъ ужасахъ.

-- Тамъ нѣтъ ничего ужаснаго, Марселла, и я съ удовольствіемъ ночевалъ бы въ этомъ спокойномъ убѣжищѣ. Единственное различіе между постелью и ложемъ изъ мха въ этой пещерѣ заключается во множествѣ тамъ летучихъ мышей.

-- Летучія мыши! у меня дрожь пробѣгаетъ по тѣлу при одной мысли о нихъ.

Марселла была смѣлой, мужественной, молодой дѣвушкой, но питала женское отвращеніе къ нечистымъ и ползучимъ тварямъ. Она походила въ этомъ на Шарлоту Кордэ, которая убила Марата, но вздрагивала при видѣ мышенка.

-- Что же касается до утеса наверху,-- сказалъ съ улыбкой Роанъ,-- то я не разъ видалъ, какъ Янедикъ лазила до самой вершины, и я безбоязненно послѣдовалъ бы ея примѣру. Это гораздо легче, чѣмъ взобраться на Герландскій утесъ. Къ тому же на все воля Божія, и его милосердая десница спасаетъ часто людей отъ еще большей опасности.

Они оба замолчали. Марселла смотрѣла на блестѣвшій жемчугами и брилліантами естественный алтарь, а Роанъ опустилъ глаза на книгу, которая лежала у него на колѣняхъ, старинный, грубо напечатанный томъ, страницы котораго были сшиты навощеными нитками. Онъ читалъ, или, лучше сказать, казалось, что онъ читалъ, а въ сущности онъ всецѣло предавался радостному сознанію, что Марселла сидѣла подлѣ него, что онъ слышалъ ея дыханіе и ощущалъ теплое прикосновеніе ея платья.

Неожиданно онъ выведенъ былъ изъ своихъ пріятныхъ мечтаній.

-- Если мы еще останемся здѣсь,-- воскликнула молодая дѣвушка, вскакивая:-- то мнѣ придется снять башмаки и чулки. Я лучше побѣгу.

И она быстро направилась къ воротамъ, но Роанъ не послѣдовалъ за ней.

-- Еще много времени,-- сказалъ онъ, не двигаясь съ мѣста и смотря сквозь ворота на море, которое, повидимому, уже такъ высоко поднялось, что готово было разлиться во всѣ стороны:-- вернись и не бойся. У насъ еще остается полчаса, а что касается до башмаковъ и чулковъ, то, конечно, ты не забыла, какъ мы въ старину ходили босикомъ по берегу во время прилива. Приди сюда, Марселла, и посмотри.

Она повиновалась. Взглянувъ сомнительно на возвышавшуюся воду у воротъ, она медленно вернулась и сѣла подлѣ своего двоюроднаго брата. Его сила и мужественная красота плѣняли ее, какъ онѣ плѣнили бы любую молодую дѣвушку на бретонскомъ берегу; положивъ свою загорѣлую руку на его колѣна и смотря ему прямо въ глаза, она чувствовала какое-то непонятное таинственное влеченіе къ нему.

-- Посмотри,-- продолжалъ онъ, указывая на ворота:-- не правда ли, зеленая масса воды какъ будто рвется сюда, чтобы затопить насъ, какъ она нѣкогда затопила здѣшнюю обитель.

Марселла устремила свои глаза на ворота.

Для непривычнаго къ этой мѣстности глаза уже теперь выходъ казался невозможнымъ. Море какъ бы напирало на ворота, скрывая воздухъ и небо. На поверхности зеленоватой воды виднѣлся большой тюлень, жадно заглядывавшій во внутренность собора, а цѣлая стая голубей влетѣла въ ворота и, пронесшись надъ головами молодыхъ людей, исчезла въ мрачной пещерѣ надъ алтаремъ.

-- Пойдемъ,-- промолвила Марселла въ полголоса.

-- Сиди спокойно,-- отвѣчалъ Роанъ вставая и, закрывъ книгу, дотронулся рукой до ея плеча:-- только черезъ полчаса ворота будутъ походить на пасть гигантскаго чудовища. Ты помнишь сказку о морскомъ чудовищѣ, дѣвѣ, прикованной къ скалѣ, и храбромъ крылатомъ юношѣ, который спасъ ее и превратилъ чудовище въ камень.

-- Помню,-- отвѣчала Марселла, улыбаясь и слегка краснѣя.

Не разъ Роанъ, имѣвшій пристрастіе къ миѳологіи и волшебнымъ сказкамъ, разсказывалъ ей прелестный миѳъ о Персеѣ и Андромедѣ. Не разъ она воображала себя прикованной къ скалѣ дѣвой, а въ красивомъ юношѣ, прилетавшемъ къ ней на помощь, видѣла Роана. Что же касается до убійства чудовища, то она хорошо знала, что Роанъ былъ способенъ на подобные подвиги, а въ виду его безбоязненной смѣлости и ловкости, выказываемой имъ, когда онъ лазилъ по утесамъ, словно летая въ пространствѣ, можно было предположить, что у него дѣйствительно крылья.

Между тѣмъ, быстро набѣжавшій приливъ покрывалъ ворота пѣнистыми брызгами, а самыя ворота, мрачно выдававшіяся на зеленой водѣ, казались головой и пастью страшнаго чудовища, подобнаго тѣмъ чудовищамъ, которыя представлялись греческимъ морякамъ и представляются доселѣ бретонскимъ матросамъ на изрѣзанныхъ утесами берегахъ ихъ родины.

-- Вотъ и морское чудовище,-- сказалъ Роанъ.

-- Да, громадный красный утесъ похожъ на чудовищную пасть.

-- Дѣйствительно онъ показался бы тебѣ пастью, еслибъ ты могла остаться здѣсь подольше. Вскорѣ утесъ станетъ разрывать напирающія на него волны до тѣхъ поръ, что его красная пасть станетъ бѣлой отъ пѣны и черной отъ различныхъ растеній, принесенныхъ водой; а воздухъ наполнится такимъ шумомъ валовъ, словно ревомъ чудовища. Я не разъ здѣсь сиживалъ во время бури, и мнѣ казалось, что старая сказка становилась былью, и чудовище является передо мною.

-- Ты наблюдалъ за всѣмъ этимъ изъ пещеры наверху?

-- Однажды меня засталъ здѣсь приливъ, и мнѣ пришлось дожидаться до солнечнаго заката; тогда буря стихла, но приливъ продолжался. Волны ударяли въ ворота, а до самаго верха и невозможно было проникнуть сюда и мухѣ. Я былъ голоденъ и не зналъ, что дѣлать. Весело было смотрѣть, какъ вода клокотала, пѣнясь и переливаясь всѣми оттѣнками зеленаго цвѣта, на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ мы теперь сидимъ; но нельзя было насытиться такимъ зрѣлищемъ. Я все ждалъ; уже становилось темно, а отливъ не наступалъ. Страшно было оставаться въ пещерѣ, изъ стѣнъ которой какъ бы выступали старые монахи при мерцаніи звѣздъ на небѣ. Я оставилъ шляпу и башмаки у входа пещеры, слѣзъ внизъ по выдающимся камнямъ и бросился въ воду, которая чернѣла подо мною, какъ могила.

-- Ахъ!-- воскликнула Марселла со страхомъ и крѣпко схватилась за руку Роана.

-- Сначала я думалъ,-- продолжалъ юноша:-- что попалъ въ адъ, такъ какъ меня окружила стая черныхъ баклановъ, изъ которыхъ одинъ нырнулъ и сталъ клевать мнѣ ногу, но я стряхнулъ его и поплылъ къ воротамъ. Громадныя волны едва проникали въ отверстіе и скрывали за собою свѣтъ, но я замѣтилъ, что когда каждая волна поднявшись падала, то виднѣлся верхъ арки. Поэтому я доплылъ до нея и сталъ ждать удобной минуты, чтобъ нырнуть въ воду, такъ какъ проплыть подъ аркой, все-таки, было невозможно. Наступилъ страшный моментъ. Я затаилъ дыханіе, бросился головой внизъ, сдѣлалъ нѣсколько торопливыхъ движеній подъ водой и, наконецъ, задыхаясь, поднялся на поверхность.

-- Ну, и что-жъ?

-- Я находился на гребнѣ большой волны; передо мной было море, а надо мною звѣздное небо. Я подумалъ, что былъ спасенъ, но въ эту минуту набѣжалъ сѣдой валъ, высокій, какъ гора, и я снова нырнулъ; когда я очутился вторично на поверхности, то громадный валъ бѣшено разбивался о ворота св. Гильда. Мнѣ оставалось только проплыть небольшое пространство до лѣстницы св. Трифина.

Молодая дѣвушка съ восторгомъ посмотрѣла на юнаго атлета и улыбнулась.

-- Теперь пойдемъ,-- сказала она:-- если случится снова то, что ты только что разсказывалъ, то одинъ изъ насъ непремѣнно погибнетъ.

-- Пойдемъ.

-- Вотъ уже волна проникла въ ворота, намъ таки надо идти въ бродъ.

-- Такъ что-жъ, вода теплая.

Роанъ стоя снялъ съ себя башмаки и чулки, а Марселлѣ пришлось сѣсть, чтобъ сдѣлать то же самое. Потомъ онъ взялъ ее за руку, и они пошли по водѣ, причемъ молодая дѣвушка нервно содрогалась отъ прикосновенія своихъ маленькихъ бѣленькихъ ножекъ къ холодному камню.

Съ каждымъ шагомъ вода становилась глубже, и Марселла должна была, освободивъ свою руку, приподнимать юбку выше колѣна. Но она не краснѣла отъ этой необходимости обнаруживать свое прекрасное тѣло; она знала, что ноги ея были прелестны, и не стыдилась ихъ показывать. Къ тому же истинная скромность не заключается въ томъ, чтобъ скрывать физическія красоты, которыми природа одарила женщину, и большой вопросъ, почему неприлично показывать красивую ногу, а прилично оголять безобразную руку.

Только въ одномъ отношеніи Марселла понимала физическую стыдливость. По бретонскому обычаю она всегда старательно прятала свои черные, опускавшіеся до плечъ кудри подъ большой бѣлый чепецъ, и даже Роанъ никогда не видалъ ея обнаженной головы. Волоса для нея были чѣмъ-то священнымъ, недоступнымъ для чужихъ глазъ.

Они благополучно достигли до воротъ, но тамъ Марселла остановилась въ отчаяніи. Вода быстро прибывала, и передъ ней открывался необозримый океанъ. Чтобъ достигнуть сухого берега, имъ необходимо было обогнуть выдававшуюся въ море стѣну, а вода тамъ казалась очень глубокой.

-- Вотъ видишь,-- воскликнула съ отчаяніемъ молодая дѣвушка,-- я тебѣ говорила, Роанъ!

-- Не бойся,-- отвѣчалъ онъ съ улыбкой:-- держи передникъ.

Она молча повиновалась, и онъ, бросивъ ей въ передникъ ихъ общую обувь и книгу, взялъ ее на руки, какъ перо.

-- Однако, ты стала тяжелѣе, чѣмъ прежде,-- сказалъ онъ со смѣхомъ.

Марселла одной рукой поддерживала свой передникъ, а другой крѣпко обхватила шею Роана. Онъ же шелъ тихими, но вѣрными шагами по водѣ, которая мало-по-малу становилась все глубже и въ концѣ стѣны достигала до его бедра.

-- А если ты спотыкнешься?-- воскликнула Марселла.

-- Я не спотыкнусь,-- отвѣчалъ спокойно Роанъ.

Марселла не была въ этомъ увѣрена, и все крѣпче прижималась къ нему. Она не боялась, потому что не было настоящей опасности, но она отличалась чисто женственнымъ страхомъ воды. Поставьте ее въ дѣйствительно опасное положеніе, и она пошла бы смѣло на бой хоть съ океаномъ, встрѣтила бы смерть съ хладнокровнымъ мужествомъ, но брызги воды возбуждали въ ней нервное отвращеніе.

Обогнувъ стѣну, Роанъ уже шелъ только по колѣно въ водѣ, но онъ умѣрилъ свои шаги и, очевидно, медлилъ, не желая разстаться съ своей драгоцѣнной ношей. Его сердце безумно билось, а глаза и щеки горѣли отъ восторженнаго счастья.

-- Роанъ, скорѣе! Не медли!

Онъ обернулся и впервые посмотрѣлъ на нее. Дрожь пробѣжала по всему его тѣлу, и голова у него закружилась. Бѣлый чепецъ Марселлы сбился назадъ, и ея черные волоса, освободившись изъ-подъ него, разсыпались волной вокругъ ея щекъ и шеи, которыя горѣли чарующимъ румянцемъ дѣвичьяго стыда, такъ какъ бретонская дѣва хранитъ свои волоса, какъ святыню, для того, кого полюбитъ.

Эти священные волоса прикоснулись теперь къ лицу Роана; онъ ощущалъ ихъ нѣжную мягкость, ихъ одуряющее благоуханіе. Кровь прилила къ его вискамъ, и руки его задрожали.

-- Спусти меня, Роанъ! Скорѣе!

Онъ уже стоялъ на сухой землѣ, но все еще держалъ ее въ своихъ мощныхъ рукахъ. Ея волоса прикасались къ его губамъ, и онъ покрывалъ ихъ безумными поцѣлуями.

-- Я люблю тебя, Марселла!