X.

У источника.

Между моремъ и селеніемъ Кромлэ находилось небольшое песчаное пространство, которое называлось Источникомъ, по той причинѣ, что въ этой мѣстности было достаточно покопать рукой землю, чтобъ изъ нея брызнула прѣсная вода изъ пробѣгавшей подъ землею рѣки. Каждый вечеръ женское населеніе собиралось тутъ и въ однихъ отверстіяхъ полоскали бѣлье, а изъ другихъ черпали воду для домашняго употребленія. Почему эту мѣстность называли Источникомъ въ единственномъ родѣ, тогда какъ тутъ было много источниковъ, а не одинъ, сказать трудно, но естественно, что собиравшіяся здѣсь старыя и молодыя женщины составляли ежедневный, шумный веселый конгресъ, на которомъ живо обсуждались всѣ общественные и частные вопросы, интересовавшіе жительницъ селенія.

Однажды вечеромъ, когда уже взошла луна, и у Источника происходила обычная, оживленная сцена, учитель Арфоль и Роанъ стояли передъ жилищемъ послѣдняго, находившагося противъ этой мѣстности.

-- Смотря издали на двигающіяся вокругъ Источника тѣни,-- сказалъ учитель,-- невольно наталкиваешься на мысль о вѣдьмахъ, которыя, по словамъ мѣстныхъ легендъ, моютъ бѣлье по ночамъ.

-- Если мы подойдемъ и ближе, то увидимъ не одну вѣдьму,-- замѣтилъ Роанъ.-- Напримѣръ, старуха Барбекъ настоящая вѣдьма.

-- Однако, не смотря на это и на то, что у нея сынъ хромой, горбатый калѣка, она очень счастлива.

-- Почему?

-- Она можетъ спокойно жить съ своимъ сыномъ. Онъ по крайней мѣрѣ никогда не пойдетъ на войну.

-- А вы полагаете, что меня непремѣнно внесутъ въ списокъ рекрутовъ?-- спросилъ Роанъ послѣ минутнаго молчанія.

-- Въ этомъ нѣтъ сомнѣнія.

-- И мнѣ можетъ достаться роковой номеръ?

-- Можетъ, но, Боже, избави.

-- Боже, избави!-- воскликнулъ Роанъ съ страннымъ смѣхомъ:-- зачѣмъ тутъ примѣшивать имя Божье? Развѣ Богъ избавляетъ насъ отъ человѣческой жестокости, войны, голода, болѣзней? Нѣтъ, онъ спокойно смотритъ съ неба на то, какъ весь свѣтъ идетъ къ чорту. И вы еще, учитель Арфоль, продолжаете вѣрить?...

-- Да, я вѣрю,-- отвѣчалъ учитель, и лице его сіяло величіемъ:-- и умру съ вѣрой въ сердцѣ. Ты еще мало видѣлъ свѣта, а я его знаю хорошо. Ты еще не испыталъ, что такое страданіе, а я потерялъ все, и, однако, я скажу: Боже, избави, чтобъ я когда нибудь пересталъ вѣрить въ Бога.

-- Но Онъ терпитъ все, что дѣлается дурного на свѣтѣ.

-- Это будетъ продолжаться, пока люди будутъ невѣжественны. Не Богъ, а человѣкъ причиняетъ горе всему человѣчеству. Богъ сдѣлалъ міръ прекраснымъ и полнымъ радости; нечестивые люди не вѣдаютъ Бога и потому несчастны.

-- Но кто же Его вѣдаетъ? Тѣ, которые всегда плачутъ?

-- Нѣтъ, тѣ, которые исполняютъ Его заповѣдь.

-- Какую?

-- Заповѣдь любви. А чтобъ исполнить эту заповѣдь, надо любить всѣхъ и терпѣть все. Но, быть можетъ, Роанъ, мой Богъ не твой Богъ. Мой Богъ не Богъ патеровъ и солдатъ, не Богъ побѣдъ. Я чувствую и сознаю Его сердцемъ. Онъ говоритъ во мнѣ и поддерживаетъ меня, когда кругомъ всѣ въ отчаяніи, всѣ теряютъ надежду.

Роанъ поникъ головой, такъ какъ онъ привыкъ любить и уважать учителя; но глаза его гнѣвно горѣли. Кровь Гвенферновъ была пылкая, дикая, и хотя въ Роанѣ ее сдерживала случайная культура, но, все-таки, при малѣйшемъ поводѣ въ немъ могли проснуться дикіе элементы.

-- Учитель Арфоль,-- сказалъ послѣ продолжительнаго молчачанія молодой человѣкъ, и голосъ его дрожалъ отъ волненія:-- снова наступаетъ наборъ рекрутовъ, и Наполеонъ говоритъ всѣмъ французамъ: "Слѣдуйте за мной". Скажите мнѣ: это воля Божья, или нѣтъ?

-- Нѣтъ.

-- Такъ правъ будетъ тотъ человѣкъ, который отвѣтитъ Наполеону: "Нѣтъ, я не пойду за тобой, потому что путь твой проклятъ".

-- Кому выпадетъ жребій, тотъ долженъ идти.

-- Нѣтъ, вы отвѣчайте прямо. Будетъ ли правъ человѣкъ, который откажется слѣдовать за Наполеономъ?

-- Да, онъ будетъ правъ передъ Богомъ.

-- Такъ помните, если когда нибудь жребій падетъ на меня, то клянусь, я буду сопротивляться до послѣдней капли крови, до послѣдняго дыханія. Даже если весь свѣтъ возстанетъ противъ меня и вмѣстѣ съ нимъ тѣ, которыхъ я люблю болѣе всего, я буду твердъ. Если самъ Наполеонъ придетъ за мною, то я не поддамся. Меня могутъ убить, но меня не заставятъ убивать. Помните мои слова, учитель Арфоль.

И онъ инстинктивно перекрестился, что не было въ его обычаѣ, но онъ хотѣлъ призвать Бога въ свидѣтели своей клятвы.

Учитель тяжело вздохнулъ. Онъ не разъ слыхалъ подобные пламенные протесты, но въ концѣ концовъ являлась смиренная покорность неизбѣжной судьбѣ.

Они молча пожали другъ другу руки и разошлись.

-- Боже, избави, чтобъ жребій выпалъ ему,-- думалъ Арфоль по дорогѣ домой:-- онъ теперь агнецъ, потому что видѣлъ до сихъ поръ только зеленыя пастбища и дышалъ лишь мирнымъ воздухомъ, но въ немъ проснется дикій звѣрь при первой кровавой битвѣ, въ которой онъ приметъ участіе.

Между тѣмъ шумъ и гамъ вокругъ Источника все усиливались. Старыя женщины преимущественно болтали о своихъ домашнихъ дѣлахъ, а молодыя о сердечныхъ интрижкахъ. Всюду виднѣлись веселыя группы, и только одна Марселла, придя за водой, оставалась одна въ сторонѣ, потому что она не пользовалась популярностью среди старыхъ и молодыхъ сосѣдокъ, благодаря своему родству съ капраломъ, красотѣ и презрѣнію къ сплетнямъ.

Но среди веселой болтовни и смѣха, по временамъ наступали минуты молчанія, которыя прерывались озабоченнымъ шепотомъ. Изъ этого шепота нѣсколько словъ долетѣли до Марселлы, и она невольно стала прислушиваться.

-- Да, это правда, и на наше горе объ этомъ вскорѣ всѣ узнаютъ,-- говорила одна пожилая женщина.

-- Многимъ въ Кромлэ будетъ горе,-- отвѣчала сѣдая старуха, полоскавшая бѣлье:-- но я уже его извѣдала. Мой Яникъ и мой Гилармъ давно погибли на войнѣ.

-- Никто не споритъ о томъ, что это будетъ,-- произнесла хромая молодая дѣвушка,-- но время еще не опредѣлено, и даже говорятъ, что самъ императоръ не знаетъ, на что рѣшиться. Можетъ быть, еще пройдетъ годъ или два. Отецъ Роланъ говорилъ матери, которая боится за Хоеля и Леона, что попасть въ списокъ еще ничего не значитъ. Рекрутовъ могутъ долго не вызывать на службу, и потомъ можетъ быть заключенъ миръ, а слѣдовательно и отмѣнена рекрутчина.

-- Не понятно, почему Наполеонъ не можетъ заключить мира:-- промолвилъ какой-то визгливый голосъ:-- вѣдь власть въ его рукахъ.

-- Онъ діаволъ, а діаволъ не можетъ желать мира,-- глухо произнесла сѣдая старуха, у которой были убиты два сына.

-- Вы не имѣете права такъ говорить,-- воскликнула Марселла, выйдя изъ терпѣнія: -- для вашихъ сыновей гораздо лучше было умереть героями, чѣмъ жить здѣсь и пьянствовать. Богу извѣстно, что я васъ сожалѣю отъ всего сердца, но нельзя такъ говорить, какъ вы. Вѣдь дѣло въ томъ, что англичане не дозволяютъ императору заключить мира,-- продолжала Марселла авторитетнымъ тономъ: -- дядя Евенъ говоритъ, что императоръ былъ бы очень радъ отдохнуть, но англичане мѣшаютъ ему въ этомъ и подкупаютъ всѣхъ государей своимъ золотомъ.

-- Но если рекрутчина не будетъ скоро объявлена,-- сказала одна молодая женщина: -- такъ зачѣмъ такъ торопятся съ приготовленіемъ списковъ. Я увѣрена, что императоръ уже составилъ планъ новой войны, и мы объ этомъ узнаемъ до жатвы.

Это предсказаніе было встрѣчено общимъ ропотомъ.

-- Чему быть, тому не миновать,-- сказала торжественнымъ тономъ хромая молодая дѣвушка:-- слава Богу, что императоръ не требуетъ всѣхъ, но дозволяетъ бросать жребій, а вѣдь жребій въ рукахъ Божьихъ.

-- И можно поставить свѣчку Богородицѣ,-- сказала молодая мать, у которой дѣти еще не скоро могли подойти подъ рекрутчину:-- значитъ, отчаиваться нечего, и грѣхъ упрекать императора.

-- Во всякомъ случаѣ нашей семьѣ нечего бояться,-- снова произнесла хромая молодая дѣвушка:-- у меня только одинъ братъ, а императоръ не беретъ единственныхъ сыновей.

-- Хорошо, что у меня много братьевъ, и ни одинъ не трусъ,-- воскликнула Марселла съ презрительнымъ смѣхомъ:-- одинъ изъ нихъ навѣрное пойдетъ на службу императора и увидитъ его. Какъ я сожалѣю, что я не мужчина. Но вы пустяки говорите объ единственныхъ сыновьяхъ. На этотъ разъ по приказанію императора и они будутъ бросать жребій. Ну, такъ чтожъ? Да здравствуетъ императоръ!

Никто не поддержалъ ея восклицанія, и всѣ молча, съ удивленіемъ посмотрѣли на нее. Только сгорбившаяся старуха, едва переступавшая съ помощью костыля, подошла къ ней и, схвативъ ее за руку, рѣзко произнесла:

-- Это не правда, Марселла Дерваль.

-- Что не правда, тетка Горонъ?

-- Мнѣ говорилъ сержантъ, что единственные сыновья будутъ бросать жребій, но я этому не вѣрю. Я всегда молюсь, чтобъ Богъ даровалъ побѣды императору, но онъ не лишитъ меня моего единственнаго сына, моего Яна.

-- Не бойтесь, тетка Горонъ,-- сказала Марселла, видимо тронутая отчаяніемъ старухи:-- сержантъ знаетъ, что у васъ нѣтъ никого, кромѣ Яна, и онъ не помѣститъ его въ списки.

-- Нѣтъ, проклятые всегда берутъ самыхъ сильныхъ и здоровыхъ,-- воскликнула гнѣвно старуха:-- а мой Янъ молодецъ изъ молодцовъ. Но что бы они тамъ ни дѣлали, а императору не видать моего Яна, какъ своихъ ушей.

Марселла взглянула на нее съ сожалѣніемъ и медленно пошла домой, неся на головѣ кувшинъ съ водой. Но не успѣла она приблизиться къ селенію, какъ ей пересѣкъ дорогу какой-то человѣкъ, и она услышала тихій голосъ:

-- Марселла!

-- Роанъ!

Они поцѣловались, и Роанъ хотѣлъ понести кувшинъ съ водой, но Марселла на это не согласилась и онъ молча послѣдовалъ за ней.

До хижины капрала они не произнесли ни слова. Роанъ былъ необыкновенно мраченъ и молчаливъ, а Марселла была счастлива уже тѣмъ, что шла рядомъ съ нимъ.

-- Ты зайдешь къ намъ?-- спросила она, останавливаясь у своей двери и снимая съ головы кувшинъ.

-- Нѣтъ, сегодня не зайду,-- отвѣчалъ Роанъ.

На улицѣ не было ни души и, взявъ Марселлу за обѣ руки, онъ крѣпко поцѣловалъ ее.

-- Однако извѣстіе справедливо,-- сказала она, отскакивая отъ него.

-- Какое извѣстіе?

-- О томъ, что будетъ война.

Роанъ вздрогнулъ.

-- Что съ тобой?-- спросила нѣжно Марселла.

-- Ничего, что-то холодно. Такъ, значитъ, будетъ война.

Хотя голосъ его твердо звучалъ, но, взглянувъ на него, молодая дѣвушка впервые поняла, что онъ можетъ на ряду съ другими попасть въ рекрута. Сердце ея болѣзненно сжалось.

-- Ахъ, Роанъ,-- сказала она:-- я и забыла, что на этотъ разъ единственные сыновья также пойдутъ.

-- Ну, такъ чтожъ,-- сказалъ онъ съ какимъ-то страннымъ смѣхомъ.

-- А ты?

Наступило молчаніе. Роанъ не промолвилъ ни слова.

-- Мой Роанъ, мой храбрый Роанъ,-- сказала Марселла, обнимая его обѣими руками и цѣлуя въ губы:-- твое имя уже внесено въ списокъ, и жребій можетъ пасть на тебя. Я не хочу говорить неправды, я буду молиться, чтобъ небо тебя избавило отъ этого, но если тебѣ судьба служить императору, то я не буду плакать. Тяжело, очень тяжело разстаться съ любимымъ человѣкомъ, но ради императора можно все перенести. Если такова будетъ воля его и Бога, то я даже не стану сожалѣть о тебѣ, напротивъ, я буду тобою гордиться.

Однако она провела рукой по глазамъ, на которыхъ выступили слезы.

Въ эту минуту за дверью хижины раздался голосъ ея матери:

-- Марселла!

Она еще разъ поцѣловала Роана и, схвативъ кувшинъ, быстро вошла въ домъ.

Роанъ остался одинъ. На сердцѣ у него было тяжело; онъ чувствовалъ, что они поклонялись различнымъ божествамъ, и хотя его любовь къ Марселлѣ отъ этого не умалялась, но онъ едва не сошелъ съ ума отъ борьбы противоположныхъ чувствъ.

Цѣлыми часами въ эту ночь онъ ходилъ взадъ и впередъ по освѣщенному луною берегу и хотя вспоминалъ, съ одной стороны, ея пламенные поцѣлуи, а съ другой -- ея суевѣрное поклоненіе императору, но, все-таки, онъ повторялъ про себя безконечное число разъ:

-- Я поклялся и сдержу свое слово. Никогда! Никогда!