Привитіе оспы наслѣднику престола.-- Письма Екатерины II Вольтеру и графу Броуну.-- Одновременное празднованіе выздоровленія матери и сына.-- Портреты ихъ въ запискѣ Димсдаля.-- Акты о привитіи оспы и установленіе по сему случаю ежегоднаго торжества.-- Награды Димсдалю.-- Его поѣздка въ Москву.-- Медали, поднесенныя императрицѣ сенатомъ.-- Московскій горельефъ.
Примѣръ монархини, доказавшій что она съ любовью къ своему сыну сопрягаетъ рѣдкое и отмѣнное желаніе къ доставленію подданнымъ своимъ благоденствія, сопровождаемъ былъ такими слѣдствіями какихъ ея величество отъ того ожидала."
Докторъ Янишъ.
Испытавъ на самой себѣ дѣйствіе оспенной операціи, Екатерина II побудила и цесаревича Павла Петровича обезопасить себя подобнымъ же средствомъ, и только когда операція совершилась успѣшно, великолѣпно отпраздновала свое и его выздоровленіе, чѣмъ и отдаленнѣйшему потомству дала понять что въ глазахъ Россіи не отдѣляла судьбы своей отъ судьбы наслѣдника престола, и жизнь и здоровье его считала столь же драгоцѣнными для отечества какъ и свои собственныя.
Димсдаль повѣствуетъ въ своей запискѣ что, немедленно по пріѣздѣ изъ-за границы въ Петербургъ, онъ получилъ приглашеніе быть на другой день у графа Н. И. Панина. Все сказанное ему Панинымъ при этомъ свиданіи обличаетъ въ немъ вполнѣ государственнаго человѣка и воспитателя весьма попечительнаго о своемъ питомцѣ. Онъ тутъ же объявилъ Димсдалю что великій князь рѣшился на операцію и Желаетъ чтобъ она была совершена. Для того чтобы Димсдаль могъ наблюдать надъ его здоровьемъ и тѣлосложеніемъ, онъ былъ вскорѣ ему представленъ и часто у него обѣдалъ, а иногда проводилъ на его половинѣ большую часть дня.
Между тѣмъ, въ бытность императрицы въ Царскомъ Селѣ, цесаревичъ 22го октября вдругъ заболѣлъ летучею оспой; государыня немедленно отправила къ нему Димсдаля въ Петербургъ (см. стр. 241 книги Димсдаля: Новый способъ и пр.), и тогда же рѣшено было отложить привитіе ему натуральной оспы.
Но когда болѣзнь его прошла, Димсдаль просилъ императрицу приказать придворнымъ врачамъ оказать ему содѣйствіе въ привитіи оспы великому князю и въ пользованіи его послѣ операціи. Лейбъ-медикъ Крузе, лейбъ-хирургъ Фуссадье и даже Англичанинъ Вейгоръ одинъ за другимъ отказались отъ всякаго участія въ семъ дѣлѣ, отзываясь что считаютъ его слишкомъ важнымъ чтобы въ него вмѣшиваться. "Тогда," говоритъ Димсдаль, "я счелъ за нужное изложить мое мнѣніе письменно и представить его императрицѣ, которая согласилась на предложенную мною методу {Любопытно бы было отыскать эту записку.} и приказала приступить къ дѣлу лишь только это будетъ возможно. Великій князь прекрасно сложенъ, силенъ и безъ всякаго природнаго недуга. Онъ продолжалъ быть бодрымъ и желалъ нетерпѣливо чтобы было приступлено къ опыту надъ нимъ. Какъ это происходило разказано уже мною...." {Книга Димсдаля: Нынѣшній способъ и пр., стр. 246--254.}
Опять-таки изъ этой записки не видно котораго именно числа была привита оспа великому князю Павлу Петровичу, которому тогда было 14 лѣтъ.
Въ письмѣ къ Вольтеру, отъ его (17го) декабря 1768 года, Екатерина II писала: "Je vais tout de suite faire inoculer mon fils unique." (Я немедленно прикажу привить оспу моему единственному сыну).... Но еслибъ эти строки дѣйствительно были написаны его (11го) декабря, {Парижское изданіе сочиненій Вольтера, 1822 г., томъ 58.} то онѣ оказались бы въ полнѣйшемъ противорѣчіи съ Придворнымъ журналомъ, такъ какъ онъ указываетъ самымъ положительнымъ образомъ что оспа привита была цесаревичу за мѣсяцъ предъ тѣмъ, а именно въ началѣ ноября 1768 года. Тутъ все дѣло объясняется слѣдующею припиской Екатерины къ этому же письму: "PS. La lettre ci-jointe était écrite il y a trois semaines. Elle attendait le maniscrit: on а été si longtems à le transcrire et à le rectifier, que j'ai eu le terns, Mr, de recevoir votre lettre du 15 Novembre." {Прилагаемое при семъ письмо было написано тому три недѣли. Оно ожидало рукописи; ее такъ долго переписывали и исправляли что я успѣла получить ваше письмо отъ 16го ноября.}
Изъ этого становится яснымъ что 6е (17е) декабря есть день помѣты и отправленія, а не написанія письма; ибо въ камеръ-фурьерскомъ журналѣ сказано что 10, 11 и 12 ноября (понедѣльникъ, вторникъ и среда) императрица изволила по вечерамъ проходить къ его высочеству для провѣдыванія здоровья, по причинѣ привитія его высочеству оспы, и что 22го ноября (въ субботу) съѣзжались ко двору знатныя обоего пола персоны и чужестранные министры для принесенія поздравленія и благодаренія ея величеству и его высочеству за великодушный и знаменитый подвига ко благополучію своихъ подданныхъ привитіемъ оспы {Тутъ недостаетъ слова совершенный или подъятый; но фраза эта въ томъ же видѣ перепечатана въ заголовкѣ сенатскаго указа 20го ноября 1768 года. (См. Полное Собр. Зак., томъ XVIII, No 13.204.)} и для всерадостнаго поздравленія съ благополучнымъ онаго окончаніемъ. Въ томъ же журналѣ упомянуто что вечеромъ былъ балъ въ присутствіи ея величества и его высочества.
Достойно вниманія что ровно за четыре дня предъ этимъ торжествомъ объявлена была война Турціи. (Ср. далѣе въ этой же главѣ.)
Письмо Екатерины II къ Вольтеру дѣйствительно написано было слишкомъ за мѣсяцъ до привитія оспы великому князю. Эта операція совершена была, какъ оказывается изъ вышеприведенной книги Димсдаля (стр. 246--254), 1го ноября, въ Зимнемъ дворцѣ (быть-можетъ вечеромъ, уже по возвращеніи государыни изъ Царскаго Села), на одной только правой рукѣ; а съ 10го числа появилась сыпь. Вотъ почему съ этого дня придворный журналъ начинаетъ свидѣтельствовать что здоровье цесаревича составляетъ предметъ особенной заботливости Екатерины II. Если же она о письмѣ своемъ говоритъ Вольтеру въ припискѣ (P. S.) что оно написано за три недѣли до его (17го) декабря, то она, изъ учтивости къ нему, только на нѣсколько дней удаляется отъ истины.
Послѣ же привитія оспы великому князю, а именно 10го ноября, императрица писала лифляндскому генералъ-губернатору графу Броуну на нѣмецкомъ языкѣ: "У великаго князя, слава Богу, нынѣ также оспа проходитъ." Письмомъ этимъ она, въ шутливомъ тонѣ, благодаритъ Броуна за поздравленіе съ благополучнымъ исходомъ привитія ей оспы, проводя ту мысль, что если храбрый генералъ находитъ что для этого нужна была немалая доля неустрашимости, то остается только согласиться что это такъ. За симъ слѣдуютъ похвалы земляку Броуна, Димсдалю, за успѣшное привитіе оспы въ домахъ всѣхъ вельможъ. {Письмо это напечатано на стр. 312 т. II Русскаго Историческаго Сборника, С.-Петербургъ, 1868 г. Юрій Юрьевичъ Броунъ, изъ древней шотландской фамиліи, служилъ при Петрѣ Великомъ, въ 1752 году, въ чинѣ генералъ-поручика, получилъ Александровскую ленту, а въ 1758 году, будучи генералъ-аншефомъ, Андреевскую. Послѣ поѣздки Екатерины II въ Лифляндію возведенъ былъ въ графское достоинство Германо-Римской имперіи и умеръ 18го сентября 1792 г., 80ти лѣтъ отъ роду. Вейдемейеръ, ч. I, стр. 31, и Списокъ кавалерамъ четырехъ россійскихъ орденовъ, стр. 105 и 204. Объ Броунѣ см. также далѣе въ концѣ настоящаго очерка, по поводу письма лорда Букингама барону Черкасову.}
Тутъ кстати замѣтить что государыня и цесаревичъ дозволили чтобъ отъ нихъ была взята матерія для привитія оспы многимъ лицамъ, чрезъ что совершенно уничтожевъ былъ предразсудокъ будто тотъ отъ кого берется матерія чрезъ это самое долженъ пострадать. ( Записка Димсдаля стр. 314.)
Здѣсь также умѣстно будетъ повторить какъ онъ описываетъ обоихъ своихъ августѣйшихъ паціентовъ:
"Императрица Всероссійская Екатерина II росту выше средняго, {Г-жа Лебренъ (Lebrun), писавшая съ Екатерины II портретъ уже когда она была въ преклонныхъ лѣтахъ, утверждаетъ въ своихъ мемуарахъ будто она была мала ростомъ, но казалась выше потому что не только держалась очень прямо, но даже нѣсколько откидывала голову назадъ. Сумароковъ повѣствуетъ (т. I, стр. 68) что у Екатерины II волосы были необыкновенно хороши и длинны. Тамъ же, на стр. 40--41, подробное описаніе ея наружности.} въ ней очень много граціи та величія, такъ что даже еслибы можно было забыть о ея высокомъ санѣ, то та тутъ ее признали бы за одну тазъ самыхъ любезныхъ особъ ея пола. Къ природнымъ ея прелестямъ прибавьте вѣжливость, ласковость та благодушіе, та все это въ высшей степени, притомъ столько разсудительности что она проявляется на каждомъ шагу, такъ что ей нельзя не удивляться....
"Цесаревичъ та великій герцогъ Голштинскій Павелъ Петровичъ, единственный сынъ ея величества, росту средняго, имѣетъ прекрасныя черты лица. Его тѣлосложеніе нѣжное, что происходитъ, я полагаю, отъ сильной любви къ нему и излишнихъ о немъ попеченій со стороны тѣхъ которые имѣли надзоръ надъ первыми годами наслѣдника престола та надежды Россіи. Несмотря на то, онъ очень ловокъ, привѣтливъ, веселъ и очень разсудителенъ, что не трудно замѣтить изъ его разговоровъ, въ которыхъ очень много остроумія."
Въ XVIII томѣ Полн. Со6р. Зак., почти вслѣдъ за значащимся тамъ подъ No 13.198 манифестомъ 18го ноября 1768 г. объ объявленіи войны Портѣ Оттоманской, напечатаны (два дня спустя), подъ No 13.204, акты по случаю привитія оспы императрицѣ и цесаревичу, а именно:
1) Сенатскій указъ 20го ноября, которымъ объявлено всенародно о благополучномъ привитіи имъ оспы; приглашены всѣ вѣрноподданные принести благодареніе Богу, а депутаты отъ разныхъ вѣдомствъ и члены коммиссіи составленія Уложенія поздравить лично императрицу; тутъ же сказано что съ ея разрѣшенія на будущее время установлено праздновать 21е ноября во всѣхъ городахъ Имперіи. (То же вкратцѣ у Жоффре, стр. 278.)
2) Высочайшій отвѣтъ на поздравленіе сената съ выздоровленіемъ. Тутъ, между прочимъ, сказано: "Мой предметъ былъ своимъ примѣромъ спасти отъ смерти многочисленныхъ моихъ вѣрноподданныхъ, кои, не знавъ пользы сего способа, онаго страшась, оставалися въ опасности. Я симъ исполнила часть долга званія моего; ибо, по слову евангельскому, добрый пастырь полагаетъ душу свою за овцы."
и 3) Сенатскій указъ, заключающій, такъ-сказать, церемоніалъ ежегоднаго торжествованія 21го ноября. Имъ постановлено въ продолженіи цѣлаго этого дня производить, послѣ благодарственнаго молебна, колокольный звонъ; вечеромъ иллюминовать города и внести этотъ день въ мѣсяцесловъ какъ день табельный, съ освобожденіемъ присутственныхъ мѣстъ отъ присутствія, а училищъ отъ ученія, потому именно что этотъ день былъ днемъ выздоровленія Екатерины II, и что съ этого дня началось распространяться по Россіи цѣлительное оспопрививаніе.
Эти акты доказываютъ до какой степени современники считали сіи событія важными и спѣшили воздать благодарность Богу за избавленіе настоящихъ и будущихъ жителей Россіи отъ губительной язвы.
Немедленно по выздоровленіи великаго князя, Димсдалю объявлено было однимъ изъ вельможъ (полагаемъ что это былъ Черкасовъ, ибо онъ именно такъ его и прежде называлъ) не только о пожалованіи его въ лейбъ-медики ея величества, съ чиномъ дѣйствительнаго статскаго совѣтника и пожизненною пешней въ 500 фун. стерл. въ годъ, а также въ бароны Россійской Имперіи, съ тѣмъ чтобы старшій изъ его фамиліи носилъ сей титулъ, но и о томъ что ему будутъ подарены миніатюрные портреты (осыпанные брилліантами, если въ этомъ отношеніи достовѣрно свидѣтельство Россійской родосл. книги, ч. II, стр. 280) императрицы и наслѣдника престола, а сыну Димсдаля -- золотая табакерка съ брилліантами. Однако тутъ же видно что баронскій титулъ пожалованъ Димсдалю только 5 іюня 1769 г. Между тѣмъ, онъ самъ повѣствуетъ, въ своей запискѣ, что въ концѣ 1768 года уѣзжалъ съ сыномъ своимъ въ Москву для привитія оспы многимъ лицамъ; {Въ государственномъ архивѣ сохранилось очень куріозное письмо московскаго главнокомандующаго графа П. С. Салтыкова отъ 2 февр. 1769 г., въ которомъ онъ, свидѣтельствуя о принесенной Димсдалемъ пользѣ, доводитъ до свѣдѣнія Екатерины объ издержкахъ, произведенныхъ по случаю пребыванія сего врача въ Москвѣ (менѣе 1.000 рублей) и, между прочимъ, о томъ что онъ, на отпущенныя ему деньги, купилъ для жены своей венгерскую шубку, одѣяло и муфту, да изъ Коломенскаго дворца увезъ съ собою постель. Во время этой поѣздки при немъ состоялъ морской офицеръ Волчковъ, вѣроятно звавшій по-англійски.} а когда возвратился и уже откланялся императрицѣ, предъ отъѣздомъ своимъ въ Рердфордъ, то она внезапно заболѣла и призвала его къ себѣ. Онъ нашелъ её въ постели, въ жару; она жаловалась на сильную боль въ боку, на кашель, -- словомъ, оказывались всѣ признаки воспаленія. Пущена была кровь, и здоровье Екатерины II вскорѣ поправилось.
Въ началѣ 1769 года, при прощаніи съ Димсдалемъ, она подарила ему на дорогу муфту изъ самой дорогой черной сибирской лисицы. Очень можетъ быть что уже гораздо позже этой второй болѣзни подписаны указъ и самый дипломъ о пожалованіи Димсдаля въ бароны.
Вѣроятно по причинѣ этой болѣзни, а затѣмъ военныхъ и политическихъ дѣлъ, поднесеніе императрицѣ правительствующимъ сенатомъ медалей въ память введенія оспопрививанія въ Россіи состоялось только 3 1/2 года спустя, въ апрѣлѣ мѣсяцѣ 1772 года.
Вотъ какъ объ этомъ разказываетъ г. Любецкій, въ своей замѣчательной статьѣ: "Значеніе для Россіи 21го числа ноября", на которую мы уже не разъ ссылались:
Когда государыня вошла въ присутственную камеру сената, сенаторъ графъ Ром. Лар. Воронцовъ {Родной братъ княгини Дашковой, отецъ графа Семена Романовича, бывшаго посломъ въ Лондонѣ, и дѣдъ покойнаго фельдмаршала князя Михаила Семеновича Воронцовыхъ ( Росс. родосл. кн., ч. II, стр. 108.)}, привѣтствовалъ её слѣдующею рѣчью:
"Всемилостивѣйшая Государыня!
"Сенатъ вашего императорскаго величества, напоминая ту опасность, въ которую для спасенія всего рода человѣческаго привитіемъ оспы себѣ и любезному своему сыну поступить изволили, не благодаренъ бы предъ Богомъ и вами явился, еслибы публичнымъ знакомъ на вѣчныя времена не оставилъ память сего великаго дѣйствія: въ такомъ разсужденіи сей искренній своей и народа благодарности знакъ повелѣвъ сдѣлать, всеподданнѣйше повергаетъ его съ самимъ собою къ стопамъ вашего величества."
По окончаніи этой рѣчи были поднесены отъ сената чрезъ генералъ-прокурора князя Вяземскаго выбитыя на этотъ случай {Было ли вычеканено ихъ болѣе, -- намъ неизвѣстно. См. описаніе этой медали, на стр. 84 и 85 части VIII Трудовъ и Лѣтописей Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ, учрежденнаго при Московскомъ университетѣ, Москва, 1837 г.} двѣнадцать медалей на серебряномъ блюдѣ. На одной сторонѣ каждой медали изображенъ былъ грудной портретъ государыни въ коронѣ и мантіи; а на другой -- храмъ Эскулапа, предъ которымъ лежитъ поверженная гидра. Изъ храма выходитъ императрица и ведетъ съ собою наслѣдника своего престола, оба исцѣленные отъ привитія оспы. На встрѣчу имъ спѣшитъ обрадованная Россія съ младенцами; на верху надпись Собою подала примѣръ, а внизу: 1768 г. октября 12го (день привитія оспы Екатеринѣ ІІ-й.)
Государыня, милостиво принявъ признательность сената, отвѣчала (почти тѣми же словами какъ въ 1768 году, въ письменномъ отвѣтѣ своемъ на адресъ сената): Я исполнила долгъ свой, ибо добрый пастырь полагаетъ душу свою за овцы.
Историческое значеніе, которое тогда придавалось этому дѣлу, обозначилось еще, кромѣ того, 19 лѣтъ спустя послѣ великаго подвига совершеннаго Екатериною II, помѣщеніемъ въ число 18 превосходныхъ горельефовъ изъ алебастра, аллегорически изображающихъ дѣянія прославившія ея царствованіе и украшающихъ круглую залу Московскаго сената,-- горельефа на которомъ императрица (въ видѣ Минервы) даетъ дракону, терзающему дитя, ужалить свою обнаженную ногу; возлѣ Гиппократъ, окруженный матерями подающими ему дѣтей; но онъ указываетъ на совершающійся подвигъ самоотверженія. Девизъ этого горельефа: Своею опасностію другихъ спасаетъ. Въ статьяхъ объ этой ротондѣ профессора военной академіи Лебедева ( Русскій Инвалидъ, 1860 г., No 179) и академика Н. Рамазанова ( Современная Лѣтопись, 1865 г., 28го ноября, No 45), въ описаніи наглядныхъ художественныхъ лѣтописей украшающихъ стѣны сего пантеона царствованія Екатерины II, горельефъ, напоминающій введеніе оспопрививанія въ Россіи, помѣщенъ первымъ. Не знаемъ, важность ли событія или лучшая, можетъ-быть, предъ прочими степень отдѣлки или сохраненія побудили г. Лебедева дать ему предпочтеніе. Мы въ первый разъ посѣтили эту круглую залу лѣтомъ 1860 года, съ извѣстнымъ любителемъ старины, г. гофмейстеромъ княземъ М. А. Оболенскамъ. Тогда она занята была архивомъ военнаго министерства; въ то время къ горельефамъ были прибиты дощечки съ нумерами; на горельефѣ относящемся до оспопрививанія значился No 15. Впрочемъ, и та и другая нумераціи одинаково произвольны и несогласны съ хронологическимъ порядкомъ событій, такъ какъ наказъ о составленіи Уложенія (No 5 по нумераціи г. Лебедева), учрежденіе Московскаго Воспитательнаго Дома (No 12) и Академіи Художествъ (No 4) и вызовъ иностранныхъ колонистовъ (No 2) предшествовали введенію оспопрививанія. Съ возобновленіемъ же круглой залы, по случаю помѣщенія въ этой части сенатскаго зданія новаго гласнаго суда, нумерація на горельефахъ уничтожена, и самая эта ротонда обращена въ залу для просителей.
Въ статьѣ, на которую мы уже ссылались, г. Рамазановъ доказываетъ что зданіе это начато въ 1776 году и окончено въ 1787 году, что самая ротонда была предназначена для собраній московскаго дворянства (тамъ и было такое собраніе въ 1788 году, съ первыми выборами судей), и что (какъ это было уже замѣчено г. Ивановымъ, въ Чтеніяхъ Императорскаго Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ), полковникъ Лебедевъ ошибочно счелъ эту круглую заду мѣстомъ собранія депутатовъ для составленія Уложенія, которое происходило въ 1767 году, то-есть за двадцать лѣтъ до постройки сенатскаго зданія. Признавая что г. Лебедевъ весьма точнымъ образомъ истолковываетъ значеніе прекрасныхъ изваяній находящихся въ этой ротондѣ, художникъ Рамазановъ замѣчаетъ что ихъ не слѣдуетъ называть, какъ г. Лебедевъ, барельефами (изваяніе плоское), но горельефами, такъ какъ они весьма выпуклы. Сочиненіе ихъ (которое онъ приписываетъ скульпторамъ ІОсти и Тавенбергу) обличаетъ (говоритъ онъ) богатую фантазію, плодовитость которой не мало обусловливается тѣмъ богатымъ содержаніемъ какое представляютъ собою многочисленныя великія дѣянія обожаемой народомъ монархини. На нѣкоторыхъ изъ сихъ славныхъ скрижалей великой эпопеи нашей исторіи, лица окружающія Екатерину суть портреты ея сподвижниковъ, особенно полководцевъ той эпохи. Въ No 41 газеты Наше Время, 1860 г. {Статья эта переведена въ No 253 (10го ноября) Journal de St.-Pétersbourg того же года.} (когда ее издавалъ Н. Ф. Павловъ), была также помѣщена, съ его примѣчаніями, статья объ этихъ горельефахъ г. Андреева, почетнаго вольнаго общника Академіи Художествъ.