Въ селѣ Подмостьѣ, имѣньѣ Павла Ивановича Тарханкова, шли приготовленія къ пиршеству. Хозяинъ былъ выбранъ губернскимъ предводителемъ и угощалъ по этому случаю обѣдомъ и вечеринкой губернскія власти и дворянъ. Самъ губернаторъ обѣщался пріѣхать. Отъ города считалось до села верстъ восьмнадцать, но на половинѣ дороги выставлены были владѣльцемъ села для его превосходительства перемѣнныя тройки. Крестьяне починяли дорогу; около дома дворня раскапывала сугробы, свозили со двора снѣгъ. На кухнѣ ощипывали утокъ, потрошили гусей. Въ домѣ суетилась прислуга, сметая пыль съ картинъ и золоченыхъ карнизовъ, приготовляя лампы, снимая бѣлые чехлы съ мебели. Хозяинъ бѣгалъ по комнатамъ, покрикивая на прислугу. "Почище натирайте, вонъ подъ диваномъ пыль", говорилъ онъ полотерамъ, танцовавшимъ по пестрому паркету. "Сюда еще пару кенкетовъ". Въ угольной залѣ, на устроенной нарочно сценѣ, шла репетиція отрывка изъ какой-то оперы.

Когда любить мы начинаемъ,

Ревнивымъ можно быть тогда,

распѣвалъ подъ скрипку женскій голосъ.

Въ музыкантской гремѣлъ оркестръ, разучивая увертюру. Тутъ же, почему-то, у окна цирюльникъ брилъ Василья Семенова.

-- Подстриги, братъ, ужь кстати; а то не соберешься, говорилъ, на этотъ разъ трезвый, Василій Семеновъ.

-- Можемъ и подстричь, отвѣчалъ цирюльникъ, щелкнувъ молодецки ножницами и завѣшивая грязною ситцевою тряпкой Василья.

Было часовъ одиннадцать утра; на дворѣ шелъ легонькой снѣгъ; день былъ пасмурный. Къ селу, сонно побрякивая бубенцами, подъѣзжала кибитка парой. Человѣкъ лѣтъ тридцати, въ мѣховой шапкѣ изъ бобрика и енотовой шубѣ, сидѣлъ подъ волчкомъ, поглядывая на приближающееся село съ деревянною, покачнувшеюся на бокъ, ветхою церковью и съ высокими крышами помѣщичьяго дома.

-- Къ дому что ли тебя? спросилъ долговязый сѣдой ямщикъ, оглянувшись на сѣдока, проѣзжая мимо крестьянскихъ избъ.

-- Нѣтъ, подъѣзжай ко флигелю, отвѣчалъ сѣдокъ.

Кибитка остановилась у деревяннаго флигеля; въ немъ раздавались звуки музыки.

"Экую старь играютъ", подумалъ сѣдокъ, заслышавъ звуки Калифа Багдадскаго. Онъ вылѣзъ изъ кибитки: это былъ Барскій. Вынувъ изъ повозки зашитый въ овчинный мѣшокъ футляръ со скрипкой, онъ поднялся на крыльцо и вошелъ въ музыкантскую.

-- Захаръ Петровичъ, ты ли это? встрѣтилъ пріѣзжаго капельмейстеръ, рыжеватый, лѣтъ сорока человѣкъ, съ лицомъ усѣяннымъ веснушками. Съ нимъ рядомъ, въ дѣтствѣ, Барскій игралъ вторую скрипку. Старые знакомцы обнялись. Музыканты оставили инструменты и молча разглядывали пріѣзжаго: это была уже молодежь, плохо помнившая Барскаго.

-- Василій Семенычъ, здорово! сказалъ, раздѣваясь, пріѣзжій.

Василій Семеновъ подошелъ и поцѣловалъ троекратно бывшаго ученика своего; онъ училъ Барскаго писать и ариѳметикѣ.

-- Здоровъ ли? спросилъ его Захаръ Петровичъ.

-- Да, здоровъ. Ничего, сконфузясь и отряхая съ сюртука клочки волосъ, оставшіеся отъ стрижки, отвѣчалъ Василій.

-- Что ему дѣлается! Вишь какимъ молодцомъ сталъ, подстригли, сострилъ цирюльникъ, отставляя стулъ.

Непріютно глядѣла музыкантская съ черными длинными столами, въ родѣ школьныхъ, довольно грязнымъ поломъ и съ громадными желтыми шкафами для нотъ и инструментовъ; штукатурка мѣстами обвалилась со стѣнъ; оконныя стекла были немыты, а мѣстами замѣнены нотною бумагой.

Ямщикъ внесъ вещи.

-- Вотъ въ эту комнату пожалуйте, въ эту комнату, Захаръ Петровичъ, сказалъ бѣлокурый, съ умнымъ лицомъ юноша, лѣтъ шестнадцати, гобоистъ.-- Здѣсь вамъ будетъ покойнѣе. Онъ отворилъ дверь и ввелъ пріѣзжаго въ небольшую комнату о двухъ окнахъ; у стѣны стоялъ старинный крашеный диванъ съ изодраннымъ кожанымъ верхомъ.

-- Не прикажете ли поставить самоваръ? ласково спросилъ мальчикъ.

-- Да.... Поставьте, если.... Чай у меня есть, отвѣчалъ Барскій.

-- И у насъ есть. Все приготовимъ, возразилъ гобоистъ.

Музыканты разошлись.

-- Ну, здѣсь плоховато тебѣ будетъ послѣ петербургской жизни, тоненькимъ голоскомъ толковалъ, усѣвшись на диванѣ, капельмейстеръ.-- Сердится онъ на тебя что долго не ѣхалъ.

Барскій разчитался съ ямщикомъ и принялся разставлять свои пожитки. Въ это время въ комнату вошелъ управляющій, сѣдой, высокаго роста, толстый и свѣжій старикъ, въ дубленомъ новомъ полушубкѣ.

-- Захарушка, здорово! началъ онъ, лобызая гостя.-- Ну, не узналъ бы, братъ, тебя. Вѣдь вотъ какимъ отправили.

При послѣднихъ словахъ, онъ показалъ рукою ростъ Барскаго во дни отправки въ ученье, и усѣлся рядомъ съ капельмейстеромъ на диванѣ.

-- Надо велѣть тутъ у тебя вымыть, продолжалъ, онъ посматривая на грязный полъ и стекла комнаты.-- Вишь, вѣдь, какъ варвары загадили. Вотъ что, другъ, сходимъ мы сейчасъ же къ барину; нонче онъ веселъ, въ духѣ что-называется. А оттуда ко мнѣ чайку напиться.

-- Переодѣться надо, отвѣчалъ, нѣсколько растерявшись при этомъ приглашеніи, музыкантъ.

-- На что? А то переодѣнься, отвѣчалъ прикащикъ.

Гобоистъ принесъ въ это время умывальникъ съ водой. Барскій умылся, перемѣнилъ сюртукъ и началъ было надѣвать шубу.

-- Вотъ что, Захарушка, остановилъ его прикащикъ.-- Ты, братъ, енота-то не надѣвай.

-- Отчего? съ удивленіемъ спросилъ его Барскій.

-- Да оттого.... Вотъ хоть его тулупъ калмыцкій, старенькій накинь, отвѣчалъ прикащикъ, указавъ на обладателя тулупа, капельмейстера.-- А енотъ увидитъ.... Кто его знаетъ? Пожалуй, обидится, скажетъ: въ господа лѣзетъ, въ бары. Да и сюртукъ-то новенькій скинь, надѣнь дорожный, поскромнѣе.

-- Это справедливая рѣчь, подтвердилъ тоненькимъ голоскомъ капельмейстеръ.-- Тамъ послѣ оглядится, можно и пофрантить, а споначалу лучше посмирнѣе.

"Вотъ оно, будущее-то", подумалъ Барскій, перемѣнивъ сюртукъ и накидывая поношенный, суконный тулупъ, поданный гобоистомъ.

Выйдя изъ флигеля, прикащикъ и пріѣзжій перешли дворъ и вступили въ переднюю. Незнакомый Барскому камердинеръ, надменно оглядѣвъ пріѣзжаго, пошелъ доложить о немъ барину.

-- Въ кабинетъ, сказалъ онъ повелительнымъ тономъ, возвратясь черезъ нѣсколько минутъ.

Барскій пошелъ въ сопровожденіи прикащика.

-- Вотъ онъ задастъ тебѣ, петербургскій виртуозъ, замѣтилъ камердинеръ, обращаясь не то къ уходящимъ, не то къ буфетчику, вошедшему въ это время съ крыльца въ переднюю.

Лысый, съ рѣденькими, свѣтлорусыми бакенбардами и взбитыми къ верху висками буфетчикъ Тимоѳеичъ глухо разсмѣялся на это замѣчаніе и произнесъ одобрительно: "впрямь что виртуозъ". Знакомые Барскому слуги покойнаго Тарханкова всѣ почти были отпущены Павломъ Ивановичемъ на оброкъ и замѣнены, почему-то, другими, взятыми изъ вновь купленнаго имъ помѣстья.

Въ кабинетѣ, развалясь въ креслахъ, важно возсѣдалъ Павелъ Ивановичъ. Музыкантъ, войдя вслѣдъ за прикащикомъ, всталъ у дверей и поклонился. Помѣщикъ посмотрѣлъ на него какъ смотрятъ на муху прогуливающуюся по столу и обратился къ прикащику.

-- Что жь, ты отправилъ приглашенія?

-- Отправилъ, сударь, отвѣчалъ прикащикъ.

-- Всѣ?

-- Всѣ, по списку. Вчера разосланы послѣднія.

Павелъ Ивановичъ покрутилъ усъ и, послѣ нѣкотораго молчанія, обратился наконецъ къ музыканту.

-- Какъ же ты смѣлъ ослушиваться предписаній конторы?

-- Я виноватъ въ этомъ, но не совсѣмъ, Павелъ Ивановичъ, отвѣчалъ Барскій;-- мнѣ надобно было привести въ порядокъ дѣла свои. Я былъ долженъ нѣкоторымъ. Надо было расплатиться.

-- Это не отговорка, возразилъ Павелъ Ивановичъ.-- Ты могъ мнѣ написать объ этомъ; я въ состояніи, я думаю, заплатить твои грошовые долги?

-- Я не осмѣлился васъ этимъ безпокоить, отвѣчалъ музыкантъ.

-- А ты осмѣлился однако жить, несмотря на строгія приказанія немедленно явиться.... А? Ты осмѣлился.... Сегодня мнѣ не до того, но на дняхъ я побесѣдую съ тобой объ этомъ иначе. Я тебѣ покажу каково отыскивать вольныя да бунтовать, окончилъ онъ, весь покраснѣвъ и поднявшись со стула.

-- Помилуйте, я и не думалъ, началъ было музыкантъ.

-- Я знаю, думалъ ты, или нѣтъ; я тебѣ покажу съ кѣмъ ты имѣешь дѣло, перебилъ Павелъ Ивановичъ, подступивъ со сжатыми кулаками къ поблѣднѣвшему Барскому.-- Я тебѣ это покажу.

Всѣ хлопоты Барскаго о возстановленіи вольныхъ ограничивались тѣмъ что онъ раза два говорилъ объ этомъ съ Николаемъ Петровичемъ, но послѣдній сказалъ ему что о дѣлѣ этомъ нечего и думать, какъ о потерянномъ невозвратно.

-- Ты вообразилъ что ты Бетговенъ или Моцартъ. Я тебѣ покажу кто ты, продолжалъ Павелъ Ивановичъ.-- Какой ты примѣръ другимъ подаешь своимъ непослушаніемъ? Ты бунтовщикъ, паршивая овца; ты можешь заразить все стадо.

Послѣднимъ выраженіемъ видимо былъ самъ доволенъ Павелъ Ивановичъ; онъ отступилъ отъ музыканта и величаво прошелся, по комнатѣ.

Барскій молча стоялъ какъ истуканъ.

-- Попроси прощенья, шепнулъ ему прикащикъ, когда помѣщикъ шелъ спиною къ нимъ, въ противоположный конецъ комнаты; но ошеломленный музыкантъ не слыхалъ словъ прикащика.

-- Ступай покуда, уже нѣсколько покойнѣе, уставясь въ окно, произнесъ Павелъ Ивановичъ.-- Черезъ два дня мы съ тобой увидимся.

Барскій вышелъ. Въ передней, покручивая усы, зловѣщимъ взглядомъ, молча, смѣрялъ его камердинеръ; изъ полузатворенныхъ дверей смежной съ переднею письмоводительской выглянули двѣ горничныя. Накинувъ тулупъ, побрелъ музыкантъ въ свой флигель. На крыльцѣ догналъ его прикащикъ; пройдя молча дворъ, они простились другъ съ другомъ у крыльца музыкантской. Прикащикъ не повторилъ своего приглашенія напиться съ нимъ чаю, такъ какъ это могло дойти до барина и показаться демонстраціей.

Гобоистъ хлопоталъ около самовара, когда Барскій вошелъ въ свое новое жилище. Столъ былъ накрытъ чистою салфеткой; чистый стаканъ, сливки, бѣлый хлѣбъ откуда-то добылъ мальчикъ.

-- Если вамъ что понадобится, Захаръ Петровичъ, вѣжливо произнесъ онъ уходя,-- вотъ постучите въ эту дверь. Я живу въ сосѣдней комнатѣ.

-- Благодарю васъ.... Покуда мнѣ ничего не нужно, отвѣчалъ Барскій.

Мальчикъ вышелъ, захвативъ тулупъ капельмейстера.

Музыкантъ остался одинъ; онъ сѣлъ на диванъ и осмотрѣлъ закоптѣлыя стѣны комнаты. Такъ оглядываетъ свою клѣтку только-что пойманная птица. "Бѣжать?" пришло ему въ голову. "Да, чтобы послѣ прогуляться въ кандалахъ на поселенье", отвѣтилъ тотчасъ же разсудокъ. Черезъ четверть часа дверь отворилась, и въ комнату вошелъ прикащикъ. Присѣвъ на край дивана, онъ легонько хлопнулъ по плечу задумавшагося Барскаго.

-- Мнѣ вотъ что пришло въ голову, Захарушка, началъ онъ.-- Сходи ты еще разъ къ нему, да попроси прощенья; ну, въ ноги поклонись ему, что ли. Что жь тутъ дѣлать-то? Самъ посуди ты. А повинную голову мечъ не сѣчетъ. Послушайся меня, старика. Вѣдь иначе, братъ, худо будетъ.

-- А что же будетъ? спросилъ Барскій.

-- Что будетъ? Хорошаго ждать нечего, отвѣчалъ прикащикъ, поднимаясь съ дивана.-- А повинился, и дѣло съ концомъ.

-- Да вы скажите что же онъ думаетъ, сослать меня, отдать въ солдаты? Пусть ссылаетъ, запальчиво говорилъ Барскій.

Прикащикъ поглядѣлъ за дверь и, подойдя къ музыканту, шепнулъ ему что-то на ухо. Барскій вспыхнулъ, всталъ съ дивана и принялся ходить изъ угла въ уголъ.

-- Сходи, голубчикъ, послушай старика, уговаривалъ его, опять присѣвъ на диванъ, прикащикъ.

-- Не пойду, рѣшительно отвѣчалъ Барскій.-- Благодарю васъ за участіе; но идти не въ силахъ; будь что будетъ.

Прикащикъ, опустивъ голову и почесывая за ухомъ, придумывалъ, должно-быть, новый способъ для убѣжденія упрямца, но посидѣвъ минуты съ три, и видно ничего не придумавъ, поднялся съ дивана и ушелъ. Нервная дрожь началась у Барскаго: онъ то садился на диванъ, то опять принимался ходить, но лихорадка не унималась. Тяжела утрата дорогаго человѣка; тяжела бѣдность; да мало ли тяжелаго и горькаго на свѣтѣ; но тяжелѣй всего оскорбленіе чувства человѣческаго достоинства. "Самоубійство, вотъ одинъ, темный, но за то ужь вѣрный выходъ", подумалъ молодой человѣкъ, судорожно проведя рукой по кудрявымъ волосамъ своимъ. При этомъ взоръ его случайно остановился на небольшомъ образкѣ, въ серебряномъ окладѣ, Тихвинской Божіей Матери, лежавшемъ въ распакованномъ чемоданѣ. Это было благословеніе бабушки, вмѣстѣ съ полтинникомъ врученное ему предъ отъѣздомъ изъ губернскаго города въ Петербургъ. "Да развѣ ты Заступница, развѣ Ты поможешь мнѣ?" подумалъ молодой человѣкъ. "У меня нѣтъ другой защиты." Онъ взялъ бережно образъ и положилъ на столъ. Нервы его расходились; онъ выпилъ полстакана остывшаго чаю, но дрожь не унималась. Онъ взялъ свою кожаную, походную подушку, и укрывшись шубою, улегся на диванъ; онъ пробовалъ заснуть, но дума за думою, одна другой тяжелѣе, прогоняли сонъ.

Гобоистъ принесъ обѣдъ, свѣчку и спички. Музыкантъ молча лежалъ. Мальчикъ, поставивъ миски съ кушаньемъ въ печку, вышелъ на цыпочкахъ изъ комнаты, прошептавъ про себя: "видно заснули".