Часовъ въ семь утра музыкантъ сидѣлъ на своемъ кожаномъ, жесткомъ диванѣ и читалъ письмо, только что полученное съ почты, отъ Елизаветы Николаевны. Въ музыкантской разливались рѣзкіе звуки трехъ скрипокъ, вытягивавшихъ вмѣстѣ гамму.
"Вы не заѣхали къ намъ, многоуважаемый Захаръ Петровичъ (писала дѣвушка), предъ отъѣздомъ изъ Петербурга и не прислали своего адреса. Я въ оркестрѣ узнала только вчера куда писать вамъ; вотъ почему не писали мы раньше. Часто мы вспоминаемъ васъ съ отцомъ; особенно по воскресеньямъ, возвратясь отъ обѣдни и садясь за кофейникъ, такъ и ждешь, вотъ раздастся колокольчикъ, и вы войдете со скрипичнымъ ящикомъ. Отецъ натянулъ струны на віолончель и вчера игралъ со мною Бетговенскую сонату; но съ нимъ играю я не такъ смѣло какъ съ вами; вы были снисходительнѣе, а онъ, какъ ошибешься, вскочитъ и начинаетъ браниться. Что вы подѣлываете? Мнѣ, не выѣзжавшей изъ Петербурга, трудно представить глушь въ которую судьбѣ угодно было занести васъ. Какъ-то не вѣрится чтобы всю жизнь вы провели тамъ; не остаются безвѣстными такіе таланты какъ вашъ. Отецъ вамъ кланяется; въ настоящую минуту онъ возится съ віолончелемъ, уставляетъ душку, чуть не въ сотый разъ. Отъ вашей Гварнери онъ безъ ума. Не забывайте насъ; пишите хоть изрѣдка, а я отвѣчать буду. Рояль я покупаю у мастера; онъ согласился, былъ такъ снисходителенъ, чтобъ я уплачивала понемногу. Богъ дастъ, выплачу; триста рублей онъ взялъ съ меня; уроки, слава Богу, есть у меня. Будьте здоровы. Желаемъ вамъ всего хорошаго. Не унывайте. Никто какъ Богъ. Отецъ хотѣлъ приписать вамъ, но занялся віолончелемъ.
"Остаюсь преданная вамъ и готовая къ услугамъ.
"Е. Сѣткина.
"Няня вамъ кланяется."
Нѣсколько разъ музыкантъ перечитывалъ письмо; разсматривалъ каждую букву, желая угадать что думала, ставя то или другое слово, писавшая. Наконецъ, отложивъ письмо, онъ досталъ съ окошка чернильницу, вынулъ почтовый листъ изъ портфеля и усѣлся у стола чтобы написать отвѣтъ. Но отвѣчать было мудрено. Ему не хотѣлось описывать свое некрасивое положеніе. "Вѣдь это не тѣ страданія", размышлялъ онъ, "которыя показывай хоть на сценѣ; это не Гамлетовскія какія-нибудь страданія. А написать что мнѣ не особенно невыносимо мое положеніе, она подумаетъ что я, какъ болонка которую приласкали, подобострастно лижу руку милостиваго хозяина. Какая гадость! Да и не повѣритъ она; увидитъ что я лгу," продолжалъ думать онъ, отбросивъ перо. "Вотъ что развѣ, опишу я ей поѣздку къ Лучаниновымъ."
Подумавъ нѣсколько минутъ, онъ взялъ перо и началъ писать. Гобоистъ, усѣвшись у окна, писалъ карандашомъ на продолговатомъ листкѣ нотной бумаги заданный ему Барскимъ урокъ гармоніи. Барскій не засталъ Павла Ивановича, возвратясь отъ Лучаниновыхъ. Онъ уѣхалъ въ губернскій городъ по предводительскимъ дѣламъ своимъ и для того чтобъ отдать визитъ губернатору. Въ городѣ всѣ толковали объ игрѣ скрипача Захара. Дамы приставали къ Павлу Ивановичу съ просьбами, чтобъ онъ позволилъ своему Захару сыграть что-нибудь въ концертѣ въ пользу сиротскаго дома. Павелъ Ивановичъ отнѣкивался, говорилъ что оркестръ его не готовъ... "Съ театральнымъ сыграетъ," говорилъ губернаторъ; "сыграетъ съ театральнымъ," тарантили дамы, окружая Павла Ивановича. "Какъ хотите, а вы должны позволить ему сыграть".
-- Можно ли быть такъ нелюбезнымъ, сказала смѣясь губернаторша.-- Наконецъ съ фортепьянами можетъ играть. Serge Палашовъ будетъ акомпанировать. Serge, вы согласны?
-- Ну нѣтъ, акомпанировать, отозвался, бѣлокурый, пухлый лѣтъ сорока человѣкъ.-- Устройство концерта я готовъ взять на себя... Да акомпаниментъ устроимъ, добавилъ онъ.
Наконецъ Павелъ Ивановичъ согласился и въ тотъ же день отправилъ въ деревню нарочнаго съ письмомъ къ прикащику.
Съ этимъ письмомъ и вошелъ прикащикъ въ комнату Барскаго, который перечитывалъ только что оконченный отвѣтъ Елизаветѣ Николаевнѣ.
-- Здорово, Захарушка, началъ онъ.-- Вотъ, другъ, отъ барина приказъ тебѣ пріѣхать въ городъ со скрипкой. Концертъ, слышь, тамъ какой-то затѣвается, такъ ты будешь играть.
Прикащикъ въ подтвержденіе, доставъ очки, прочиталъ письмо, которымъ предписывалось немедленно прислать Захара въ городъ со скрипкой. Далѣе говорилось чтобы привести въ городъ, какъ можно осторожнѣе, жеребца Богатыря, проданнаго помѣщикомъ вице-губернатору. Прикащикъ прочелъ зачѣмъ-то и о жеребцѣ.
-- Скачи враже, якъ панъ каже, произнесъ музыкантъ, запечатывая отвѣтъ свой Елизаветѣ Николаевнѣ.-- Сегодня что ли вы меня повезете?
-- Сейчасъ. Я ужь велѣлъ закладывать, отвѣчалъ прикащикъ.
Барскій принялся укладывать въ мѣшокъ платье и бѣльё свое. Гобоистъ помогалъ ему. Прикащикъ зѣвалъ и крестилъ ротъ рукою, сидя на диванѣ.
-- Что, понимаютъ ли? спросилъ онъ Барскаго, прислушиваясь къ однообразной игрѣ скрипокъ, нарѣзывавшихъ гаммы въ сосѣдней комнатѣ.
-- Понимаютъ, отвѣчалъ Барскій, улыбнувшись и разсматривая ноты, которыя нужно было взять въ городъ.
-- Поправить не успѣете, Захаръ Петровичъ? робко спросилъ гобоистъ, вертя въ рукахъ исписанный нотный листокъ.
-- Давай, давай; успѣю, отвѣтилъ музыкантъ, взявъ листъ изъ рукъ мальчика и садясь къ столу.
-- Прощай, Захарушка.... Мнѣ надо еще по хозяйству, сказалъ, подымаясь, прикащикъ. Пожавъ Барскому руку, онъ вышелъ изъ комнаты.
Барскій поправлялъ ошибки облокотясь на столъ, гобоистъ слушалъ объясненіе съ усиленнымъ до того вниманіемъ, что даже морщился. "Да, це, вѣдь, надо было тутъ, а я цисъ; эхъ, досадно", перебивалъ онъ иногда, "забылъ."
-- Ну, вотъ тебѣ еще два мотива, придѣлай къ нимъ три голоса, сказалъ Захаръ Петровичъ, накидавъ карандашомъ двѣ темы.
Между тѣмъ къ крыльцу флигеля подъѣхали тѣ самыя сани въ которыхъ ѣздилъ музыкантъ къ Лучаниновымъ, парой же, но заложенною въ рядъ; къ придѣланнымъ къ задку саней высокимъ пяльцамъ былъ привязанъ, какъ-то гордо выступавшій, вороной конь проданный вице-губернатору.
Барскій, надѣвъ шубу, взялъ ящикъ со скрипкой и вышелъ на крыльцо. Гобоистъ несъ за нимъ вещи.
-- Да какъ же это я поѣду? началъ было Захаръ Петровичъ.-- Вѣдь онъ впрыгнетъ въ сани, жеребецъ-то?
-- Не впрыгнетъ, успокоительно отвѣчалъ старикъ кучеръ.-- Зачѣмъ ему къ тебѣ въ сани? Садись, знай, прибавилъ онъ, отлаживая дико поглядывавшаго по сторонамъ жеребца. Музыкантъ усѣлся, косясь на привязанную лошадь. Кучеръ, помѣстившись на свое мѣсто, тронулъ лошадей. Жеребецъ лягнулъ раза два задомъ, рванулъ веревку, но словно почувствовавъ что не оторвешься, пошелъ, подпрыгивая, за санями.
-- Пойдетъ, утѣшительно крикнули провожавшіе два конюха.-- Только на поворотахъ ты, смотри, полегче, Сидорычъ.
-- Знаю, отвѣчалъ кучеръ,-- не впервые. Важивади мы не эдакихъ одровъ, не то что за пятнадцать верстъ, а и подалъ, въ Питеръ.
Барскій по временамъ оглядывался на храпѣвшаго надъ самымъ его ухомъ жеребца. Задѣвая о шесты привязанные по бокамъ, конь вздрагивалъ, пугливо поводя по сторонамъ своими черными зрачками.
-- А какъ впрыгнетъ онъ въ сани, да скрипку расшибетъ мнѣ въ дребезги, началъ опять Барскій.
-- На что ему скрипку твою бить? Сиди знай, отвѣчалъ Сидорычъ, выѣзжая на большую дорогу.-- Онъ только вотъ сначала-то ершится, а тамъ пойдетъ любеховько.
Конь въ самомъ дѣлѣ, будто покорившись неумолимой веревкѣ, пошелъ довольно смирно за санями.
Часа черезъ два, сани, миновавъ городскія лавки, поворотили въ широкую улицу и въѣхали въ ворота каменнаго, одноэтажнаго, но большаго дома, принадлежавшаго Павлу Ивановичу Тарханкову.
Домъ былъ знакомъ хорошо музыканту съ дѣтства. Отсюда онъ былъ отправленъ мальчикомъ въ Петербургъ учиться музыкѣ. Кучеръ проѣхалъ прямо къ конюшнѣ.
-- Довели хорошо? спросилъ, въѣхавшій вслѣдъ за ними на дворъ въ санкахъ въ одну лошадь, Павелъ Ивановичъ.-- Не засѣкъ ли ноги? говорилъ онъ, подойдя и осматривая подробно упарившагося жеребца.
-- Нѣтъ, ничего, кажись; слава Богу, дошелъ какъ слѣдуетъ, отвѣчалъ Сидорычъ.
-- Здравствуй, продолжалъ Павелъ Ивановичъ, замѣтивъ наконецъ стоявшаго подлѣ саней, со скрипичнымъ ящикомъ, музыканта.-- Завтра концертъ. Сегодня, такъ часовъ въ восемь вечера, отправься ты, братецъ, къ Сергѣю Александровичу Палатову. Вотъ, въ моихъ саняхъ и съѣздишь. Кучеръ знаетъ гдѣ онъ живетъ. Палатовъ устраиваетъ концертъ. Такъ ты условься что играть, опять насчетъ акомпанимента. У него и прорепетируешь.
-- Слушаю, отвѣчалъ Барскій.
Павелъ Ивановичъ ушелъ. Вышедшій къ сараю дворникъ повелъ Захара Петровича въ большую музыкантскую, помѣщавшуюся въ одномъ изъ боковыхъ, тоже каменныхъ, но двухъ-этажныхъ флигелей. Неприбранная, грязная комната, въ которую ввелъ онъ музыканта, напомнила Барскому дѣтство. Здѣсь жилъ Нѣмецъ, капельмейстеръ, низенькій, сухой, вспыльчивый старичокъ, звавшій Захара Петровича "сахаромъ"; "сахаръ, возьми твой; віолинъ и ходи ко мнѣ", говаривалъ старикъ. Барскій долженъ былъ каждое воскресенье вечеромъ играть съ нимъ дуэты Віотти, которые до страсти любилъ старикъ. Стояла та самая кровать, только безъ тюфяка, на которой, въ своемъ вязаномъ колпакѣ, спалъ Нѣмецъ, капельмейстеръ. На зеленомъ сукнѣ ломбернаго стола еще уцѣлѣлъ счетъ, вѣроятно, послѣдней партіи пикета; каждый праздникъ, послѣ дуэта, старикъ, распивая кружку пива, игралъ въ пикетъ съ пріятелемъ, провизоромъ губернской аптеки.
-- Какъ же, братъ, нѣтъ ли у васъ тюфяка какого-нибудь на кровать-то? спросилъ Захаръ Петровичъ дворника.
-- Ну, ужь тюфяка, не знаю. Сѣнникъ я, пожалуй, набью, а тюфяка нѣтъ у насъ, отвѣчалъ дворникъ, черноволосый, съ окладистою бородой, молодой, красивый парень.
-- Набей хоть сѣнникъ; вѣдь не на голыхъ же доскахъ спать, сказалъ Барскій.-- Я тебѣ на чай дамъ. Да вотъ, братъ, воды умыться принеси.
-- Все приготовимъ; сейчасъ воды принесу, отвѣчалъ дворникъ, выходя изъ комнаты.
Положеніе Барскаго въ помѣщичьемъ домѣ было какое-то неопредѣленное. Старики дворовые, прикащикъ, даже старый кучеръ Сидорычъ, глядѣли на него какъ слѣдуетъ, какъ на своего, и обращались съ нимъ запросто. Молодые, отчасти сверстники, отчасти вовсе незнакомые съ Захаромъ Петровичемъ, дожидаясь, вѣроятно, чтобъ онъ первый выразилъ желаніе быть съ ними на короткую ногу, глядѣли на него вопросительно, да же подсмѣивались надъ нимъ и звали Петербуржцемъ. Обѣдать, напримѣръ, въ деревнѣ ему приносилъ во флигель гобоистъ; здѣсь съ бариномъ были все молодые, и музыкантъ рѣшительно недоумѣвалъ къ кому ему обратиться чтобы добыть постель, самоваръ и тому подобное.
"Идти въ трактиръ," не успѣлъ подумать онъ, какъ въ комнату вошелъ, съ папироской въ зубахъ, въ бѣломъ фартукѣ и колпакѣ, поваръ: это былъ малый лѣтъ тридцати, съ залихватскими манерами, бѣлокурый, кудрявый, съ блѣднымъ, изношеннымъ лицомъ и съ покраснѣвшими, вѣроятно отъ огня, прищуренными вѣками. Прищуренные глаза придавали лицу выраженіе нѣкотораго нахальства.
-- Наше вамъ, сирѣчь, почтеніе, началъ онъ, развязно протянувъ руку; онъ былъ немного выпивши.-- Извините, пардонъ, что я такъ какъ.... Можетъ-быть вы не желаете съ нашимъ братомъ, чумичкой.... Вы вѣдь фертуозъ, а мы....
Слово виртуозъ поваръ, по всей вѣроятности, производилъ отъ буквы фертъ, дѣйствительно похожей на подбоченившагося самодовольно человѣка.
-- У всякаго свое занятіе, отвѣчалъ Барскій, пожавъ ему руку.-- Я, напротивъ, очень радъ что вы зашли. Научите меня, къ кому тутъ обратиться вотъ насчетъ постели, самовара?
Поваръ сильно затянулся папироской, и насмѣшливо прищуривъ еще больше глаза, довольно долго, молча, смотрѣлъ на музыканта.
-- Про это можно пѣсню спѣть, да чтобы кого по уху не задѣть, сказалъ онъ наконецъ, отряхнувъ мизинцемъ пепелъ съ папироски.
-- То-есть, какъ же это по уху? За что? Я васъ не понимаю, отвѣчалъ, покраснѣвъ и приготовивъ на случай кулакъ, Барскій.
-- Такъ понимай, внушительно вытянувъ шею, отвѣчалъ поваръ.
-- Да вы объясните мнѣ. Что я оскорбилъ что ли васъ своимъ вопросомъ, или чѣмъ другимъ? Сколько мнѣ помнится, я васъ одинъ разъ всего видѣлъ. Объясните мнѣ что долженъ я понимать такое? Сядьте, какимъ-то нервознымъ голосомъ произнесъ музыкантъ, выдвинувъ единственный стулъ свой на середину комнаты.
-- Это дѣло второе, объяснилъ поваръ, запустивъ руки въ карманы панталонъ и развалившись на подставленномъ стулѣ.-- Если вы нами, значитъ, не гнушаетесь, это все, самоваръ, постеля, только свисни, живымъ манеромъ все здѣсь явится. А буде съ гордостью,-- банжуръ.... Ступай къ помѣщику. Вотъ я какихъ понятій.
-- Да чѣмъ же мнѣ, позвольте васъ спросить, гордиться? сказалъ Захаръ Петровичъ.-- Вѣдь я такой же крѣпостной какъ и вы, даже того же барина.
-- Это мы все понимаемъ, а только....
-- Никифоръ, къ барину, сердито крикнулъ, быстро отворивъ дверь, камердинеръ.
-- Сейчасъ, отозвался поваръ, вставъ со стула.-- Наши ребяты тожь не вислопяты, добавилъ онъ, легонько хлопнувъ до плечу Барскаго.-- А вотъ что, манъ анжъ, нѣтъ ли у васъ квинточки мнѣ на гитару?...
-- Ступай, тебѣ говорятъ, говорилъ, стоявшій въ дверяхъ, камердинеръ.
-- Успѣетъ.... Чай не загорѣлось.... Погодитъ, отвѣчалъ поваръ, разсматривая струну поданную ему Барскимъ.-- Важнецъ; вотъ за это, то-есть чувствительнѣйше, продолжалъ онъ, расшаркиваясь и убирая въ карманъ жилета квинту.-- А насчетъ чего-нибудь иного, прочаго...-- сказавъ это, онъ значительно кашлянулъ и кивнулъ на камердинера.-- При немъ, братъ, лишняго не говори: предатель, шепнулъ онъ на ухо музыканту и выбѣжалъ изъ комнаты.
Черезъ полчаса, дѣйствительно, засаленный, чумазый поваренокъ принесъ двѣ котлеты, приготовленный чай, сливки и печенья. Поваръ, вѣроятно, хотѣлъ доказать что онъ не пустословъ и не наобумъ предлагаетъ свое покровительство музыканту.
-- Обѣдъ въ пять часовъ, приказалъ сказать вамъ Никифоръ Алексѣичъ, проговорилъ мальчишка.
-- Благодари Никифора Алексѣича, сказалъ Барскій, -- и передай что я не буду обѣдать дома.
Закусивъ и переодѣвшись, онъ взялъ ящикъ со скрипкой, ноты и отправился къ Палатову. Не зная адреса, онъ пошелъ было спросить въ господскій домъ.
-- Васъ довезутъ въ барскихъ саняхъ, сказалъ ему случившійся на крыльцѣ камердинеръ. Онъ сказалъ что-то кучеру стоявшему съ санями въ одну лошадь у крыльца; кучеръ подалъ лошадь, и Барскій, въ господскихъ саняхъ, отправился къ незнакомому ему вовсе Палатову.
Проѣхавъ почти весь довольно большой городъ, сани поворотили у самой заставы на пустырь, и миновавъ огороды, подкатили къ стоявшему совершенно одиноко сѣрому, деревянному, старому дому. Барскій вошелъ на ветхое крыльцо.
-- Что, дожидаться что ли васъ? спросилъ кучеф.
-- Да я и самъ не знаю. Гдѣ жь дожидаться? Мы вѣдь будемъ сыгрываться, отвѣчалъ музыкантъ.-- Какъ-нибудь доѣду.
-- Я скажу камердинеру. Можетъ пришлютъ за вами лошадь. А то вѣдь тутъ извощиковъ нѣтъ; пустырь, отвѣчалъ кучеръ, поворачивая лошадь.
-- Скажи, такъ часу въ десятомъ, въ десять пусть пришлютъ, сказалъ ему Барскій, и вошелъ чрезъ незапертую дверь въ сѣни.
Кучеръ уѣхалъ.
Отворивъ вторую, тоже незапертую дверь, музыкантъ вошелъ въ темную переднюю. Въ комнатѣ не было никого. Онъ снялъ шубу и отворилъ дверь въ залу. "И тутъ никого нѣтъ", подумалъ онъ, и кашлянулъ раза два. На звуки кашля изъ сосѣдней комнаты вышелъ лѣнивою поступью человѣкъ лѣтъ сорока, довольно толстый, съ коротко остриженными бѣлокурыми волосами и какимъ-то соннымъ выраженіемъ лица и сѣрыхъ глазъ. Запустивъ руки за пестрый, италіянскій кушакъ, которымъ былъ подпоясанъ триковый халатъ его, онъ подошелъ къ Захару Петровичу.
-- Барскій, если не ошибаюсь? сказалъ онъ, уставивъ мутные глаза свои на музыканта.
-- Точно такъ, отвѣчалъ Барскій, -- съ Сергѣемъ Александровичемъ имѣю честь я...?
-- Съ нимъ, перебилъ вошедшій.-- Очень радъ. Да скрипку.... Вотъ хоть на рояль....
Барскій поставилъ скрипку и посмотрѣлъ на надпись рояля.
-- Виртъ. И не дурной, изъ лучшихъ, говорилъ хозяинъ, всматриваясь въ гостя. Онъ замѣтно избѣгалъ мѣстоименій ты и вы, зная что музыкантъ крѣпостной. Тогда существовали еще, читатель, чрезвычайно затруднительныя правила объ употребленіи этихъ двухъ мѣстоименій.
-- Эй! крикнулъ хозяинъ: -- сила!
Въ комнату вошелъ слуга, въ поношенномъ черномъ фракѣ, человѣкъ лѣтъ шестидесяти. Онъ посмотрѣлъ изъ-подъ нависшихъ сѣдыхъ бровей своихъ пытливо на музыканта и потомъ, поднявъ голову и брови, спросилъ:
-- Что прикажете?
-- Разумѣется, братецъ, что. Обѣдать и шампанскаго, отвѣчалъ хозяинъ, вводя гостя въ гостиную и указавъ ему на кресло пятивъ дивана.
-- Слушаю-съ, отвѣчалъ слуга, снова опустивъ брови и выходя изъ гостиной.
-- Васъ удивляетъ, началъ хозяинъ, развалившись на диванѣ (онъ уже рѣшилъ вопросъ насчетъ мѣстоименія).-- Васъ удивляетъ, можетъ-быть, что я называю его силою. Его зовутъ Матвѣемъ. Но онъ сила.... Напримѣръ, денегъ нѣтъ ни копѣйки. Сила, подай шампанскаго. Онъ подаетъ. Достань пятьсотъ рублей. Черезъ часъ, два, они у меня въ карманѣ. Какъ, гдѣ онъ достаетъ, чортъ его знаетъ, но для него нѣтъ невозможнаго. Онъ просто геній. Сигару не угодно ли?
-- Я не курю.
-- А выпить? Водки?
-- Не пью, отвѣчалъ Барскій.
-- Какъ? Музыкантъ, въ Россіи, да еще, извините, крѣпостной, и вы не пьете? спросилъ хозяинъ.
-- Не пью; въ обществѣ я люблю выпить рюмку, другую вина, а такъ....
-- Ну, то-то же... Сейчасъ пріѣдетъ къ намъ віолончелистъ. Служитъ въ полиціи; вообразите, частный приставъ, но музыкантъ. Вотъ вы увидите. Но этотъ пьетъ, con spirito, прибавилъ хозяинъ.-- Вы меня извините что я, видя васъ въ первый разъ, въ халатѣ.
-- Ничего, отвѣчалъ Барскій.
"Что за чудородъ", думалъ онъ, разсматривая мощную фигуру Палатова. Палатовъ тоже разсматривалъ гостя, по временамъ пристально оглядывая его съ ногъ до головы своими мутными глазами. Комната, гдѣ сидѣли они, уставлена была старинною, ломаною мебелью; по угламъ висѣли паутины; одни изъ оконъ были полузатворены ставнями; паркетный полъ мѣстами былъ проломанъ и весь испещренъ пятнами; по срединѣ комнаты лежалъ свернутый половикъ; по столамъ были разбросаны журналы, карты, старыя перчатки, ноты. У подъѣзда завизжали полозья, и чрезъ нѣсколько минутъ вошелъ въ гостиную, оправляя височки, толстый, низенькій человѣкъ съ припомаженнымъ хохолкомъ на головѣ, вѣтполицейскомъ, довольно поношенномъ вицмундирѣ.
-- А віолончель съ тобой? спросилъ хозяинъ.
-- Со мной, отвѣтилъ, вопросительно взглянувъ на Барскаго, вошедшій.
-- Ну, въ такомъ случаѣ, рекомендую. Какъ васъ зовутъ? спросилъ Пилатовъ музыканта.
-- Захаромъ Петровымъ, отвѣчалъ Барскій.
-- Захаръ Петровичъ Барскій, докончилъ хозяинъ.-- А это віолончелистъ.... На что вамъ знать его фамилію?
Пришедшій разсмѣялся и нерѣшительно подалъ два пальца музыканту. Усѣвшись рядомъ, онъ искоса внимательно разсматривалъ Барскаго;
-- А водки хочешь? спросилъ частнаго хозяинъ.
-- Да, выпью рюмочку.
-- Эй, сила, хлопнувъ въ ладоши, крикнулъ хозяинъ.
Вошелъ опять лакей съ надвинутыми бровями.
-- Закуску, subito.
-- Готово, въ залѣ; пожалуйте, отвѣтилъ слуга, навертывая на большой палецъ бѣлую какъ снѣгъ салфетку.
-- И шампанское будетъ? спросилъ хозяинъ.
-- Будетъ-съ, не подымая бровей отвѣтилъ слуга.
-- Ну, не сила ли ты, братецъ? Не сила ли онъ, господа? Ты знаешь, говорилъ Палатовъ, обращаясь къ частному,-- вѣдь я спустилъ вчера послѣдніе пятьсотъ рублей въ клубѣ. А вотъ, какъ видите, есть водка и шампанское... Такъ къ водкѣ, господа. Матвѣй, ты сила, братецъ, сила.
Старикъ почѣительно улыбнулся.
-- Прикажете кушать подавать? спросилъ онъ, нѣсколько нагнувшись.
-- Подавай, братецъ, подавай, отвѣчалъ хозяинъ, приглашая жестомъ гостей войти въ залу.-- А голова трещитъ, однако, послѣ вчерашняго.... Вѣдь тридцать двѣ бутылки; положимъ, вшестеромъ, но все-таки многонько... Давайте жъ, выпьемте.
На столѣ среди бутылокъ стояла четвертная бутыль съ водкой.
-- А я, братъ, продолжалъ Палатовъ, обращаясь къ віолончелисту, -- думаю перемѣнить размѣръ. До сихъ поръ я игралъ въ двѣ четверти, то-есть бралъ полведромъ. Хочу попробовать въ четыре; чтобы безъ ritardando, знаешь.
Віолончелистъ разсмѣялся. Барскій глядѣлъ съ недоумѣніемъ на наливающаго стаканъ водки хозяина и спрашивалъ самъ себя: куда это попалъ онъ? Частный отвелъ его въ сторону.
-- Вотъ что, мой другъ, началъ онъ, взявъ его подъ руку.-- Я позвалъ трехъ театральныхъ музыкантовъ. Мы думаемъ тебѣ, то-есть, виноватъ, вамъ, акомпанировать квартетомъ. Это будетъ лучше чѣмъ съ фортепіанами. Богаче, знаешь... знаете, какъ-то....
-- Я не привезъ ничего; у меня взяты піесы съ фортепіано, отвѣчалъ Барскій.
-- Какъ же быть-то? продолжалъ частный.-- Да вотъ, впрочемъ, что.... А-мольный концертъ Роде, вѣроятно, вы играете?
-- Играю.
-- И прекрасно. А въ заключеніе хоть Соловья Вьетана. Ноты сейчасъ же будутъ здѣсь. Есть у тебя чернильница и клочокъ бумаги? спросилъ онъ Палатова.
-- Въ кабинетѣ все найдеши, отвѣчалъ хозяинъ, принимаясь тянуть налитый стаканъ водки.
Частный вышелъ и черезъ минуту воротился съ запиской.
-- Отдай это моему кучеру, говорилъ онъ Матвѣю, чтобы онъ съѣздилъ домой и отдалъ эту записку барынѣ.... Понимаетъ?
-- Слушаю-съ.
Лакей вытелъ, а віолончелистъ принялся за закуску.
-- А вы? спросилъ онъ музыканта.
-- Не пьетъ.... Какой же вы артистъ! говорилъ хозяинъ, запустивъ руки за кутакъ и уставивъ мутные глаза на Барскаго.
Между тѣмъ слуга подалъ супъ, и хозяинъ усѣлся съ обоими гостями за накрытый довольно прилично столъ. Старикъ камердинеръ важно всталъ, съ навернутою на большой палецъ салфеткою, за стуломъ хозяина.
Говорятъ, рѣдко ошибешься повѣривъ первому впечатлѣнію произведенному на васъ новымъ человѣкомъ. Но есть личности съ перваго раза просто непонятныя, сбивающія съ толку. "Циникъ", рѣшите вы, услышавъ пошлую остроту такого человѣка; но рядомъ съ этою остротой онъ вдругъ проявитъ такую деликатность чувства, такую дѣвственность души, что вы встанете въ тупикъ и невольно подумаете: "чортъ знаетъ что за человѣкъ, не разберешь его". Такая двойственность поражала каждаго, кто впервые видѣлъ Палатова. Какъ шестнадцати-лѣтняя институтка, берегъ онъ въ своемъ альбомѣ засохшій цвѣтокъ, никому не разказывая почему онъ ему дорогъ, и вмѣстѣ отпускалъ подъ часъ дюжинами такіе анекдоты которые могли бы нравиться развѣ какому-нибудь потерявшему вовсе чувство стыда человѣку. Трудно объяснить эту двойственность... Прикрывалъ ли онъ свою чувствительность этимъ грязнымъ рубищемъ, цинизма, изъ опасенія, быть-можетъ, чтобы не посмѣялся кто надъ ней? Или же самъ себя осмѣивалъ онъ, чувствуя какъ не ко двору такія чувствительныя сердца въ нашей современной средѣ, толкующей, денно и нощно, о капиталахъ и процентахъ? Больше всего любилъ онъ музыку. Съ грѣхомъ пополамъ зная гаммы, онъ игралъ по слуху на фортепіано цѣлыя увертюры, аріи и зналъ почти всѣ квартеты и симфоніи Бетговена. Будучи сыномъ одного промотавшагося богача, Палатовъ привыкъ къ роскоши; средствъ не хватало жить по-барски; по смерти отца, одинокій холостякъ продавалъ имѣнье за имѣньемъ, не думая объ утріи. Домъ Палатовыхъ въ Петербургѣ былъ, когда-то, сборищемъ всѣхъ знаменитостей; писатели, живописцы, музыканты были домашними людьми у Палатовыхъ. Въ одной изъ залъ громаднаго дома игралъ знаменитый квартетъ братьевъ Миллеръ; въ другой стояла, только что присланная на выставку изъ Рима, картина какого-нибудь Орлова; въ кабинетѣ хозяина рисовалъ каррикатуру Брюлловъ, и рядомъ съ нимъ сидѣлъ извѣстный писатель, привезшій еще неизданную, новую свою повѣсть. Сергѣй Александровичъ, послѣ отца единственная отрасль стариннаго рода Палатовыхъ, окончивъ курсъ въ пажескомъ корпусѣ, поступилъ въ конную гвардію, наслужилъ однако не долго; черезъ годъ его перевели въ армію за какую-то шалость, и онъ вышелъ въ отставку. Какъ въ наукѣ, такъ и въ искусствѣ онъ не учился сухой азбукѣ, требующей усидчиваго труда. Онъ, будто въ теоремѣ, не трудясь надъ длинною цѣпью вычисленій, принималъ на вѣру прямо выводъ. Нерѣдко ошибался онъ, конечно. Но часто талантливая природа отгадывала чутьемъ вѣрность мысли, красоту слова, слышала геніальное сочетаніе звуковъ. "Какъ это хорошо", говорилъ Палатовъ, повторяя на своемъ роялѣ, со слуха, цѣлыя мѣста, слышанной всего разъ, симфоніи.
Въ губернскій городъ былъ присланъ Палатовъ за то что обругалъ свиньей во всеуслышаніе, на весь театръ, какого-то пѣвца, въ то время какъ пѣвцу подносили подарокъ. Распродавъ почти всѣ имѣнія свои и оставшись съ одними отцовскими долгами, Палатовъ продолжалъ занимать и, къ удивленію всѣхъ, находилъ гдѣ-то и какихъ-то кредиторовъ. Долги онъ изрѣдка уплачивалъ то полученною нежданно небольшою суммой отъ какой-нибудь тетки, или отъ отцовскаго пріятеля. Деньги полученныя отъ отцовскихъ друзей Палатовъ возвращалъ прежде другихъ долговъ.
Въ губернскомъ городѣ всѣ полюбили его на другой же день пріѣзда. Безъ Палатова не устраивался ни одинъ концертъ, благородный спектакль; хоть онъ самъ не игралъ, но хлопоталъ, смѣшилъ на репетиціяхъ. Онъ пѣлъ цѣлые вечера, хриплымъ голосомъ своимъ, романсы Глинки въ домахъ гдѣ любили пѣніе; съ молодежью игралъ въ карты, пилъ шампанское, улаживалъ пикники и холостыя вечеринки.
-- Это какой-то l'existence manquée, говорила про него губернаторша.
-- Именно, именно, подтверждалъ губернаторъ.-- И что мнѣ удивительно. Вѣдь, ну скажите, какой у него голосъ? Никакого. А онъ разкажетъ вамъ, просто объяснитъ, споетъ изъ Шуберта или изъ Глинки. Чтобы изъ него вышло, еслибъ онъ серіозно поучился музыкѣ?
Но Палатовъ, даже получивъ серіозное музыкальное образованіе, врядъ ли бы оправдалъ надежды его превосходительства. Такіе люди какъ Палатовъ, намъ кажется, призваны для того чтобы пропагандировать, распространять творенья геніевъ. Они воспламеняются чужимъ огнемъ, но свѣтятъ иногда ярко въ темныхъ жилищахъ людей, по лѣности, или по чему другому, равнодушныхъ къ прекрасному. Въ этой, часто не сознаваемой самими ими службѣ, они велики. Какъ вѣтеръ заносятъ они растительное сѣмя въ глухія, безплодныя мѣста. Дивятся всѣ, откуда появилось на такой неблагодарной почвѣ красивое растеніе. Это пролетѣвшій безслѣдно вѣтеръ занесъ сюда пару сѣменъ съ сосѣдняго луга.
-- Ну, теперь дверь на крючокъ и, кто бы не пріѣхалъ, говори: "не принимаетъ", сказалъ хозяинъ, допивъ послѣдній стаканъ шампанскаго и подымаясь изъ-за стола, старику слугѣ своему.
-- Погоди же.... Дай пріѣхать музыкантамъ, замѣтилъ было приставъ.
-- Пріѣхали, сударь, музыканты.-- Я провелъ ихъ корридоромъ въ кабинетъ, отвѣтилъ Матвѣй.
-- Убери это все.... Поставь пюпитры, свѣчи, распоряжался Палатовъ,-- и двери на крючокъ. Да притвори ставни. Знаете что, Захаръ Петровичъ; квартетъ бы прежде сыграть.... Какъ вы думаете? А?
-- А ноты? спросилъ Барскій.
-- Не тревожься; извините, то-есть, не тревожьтесь, мой любезный, не тревожьтесь; я велѣлъ привезти свои квартеты, отвѣчалъ частный, доставая изъ ящика свою віолончель. Онъ никакъ не могъ наладить говорить "вы* Барскому. Это происходило вовсе не изъ желанія оскорбить, а потому что языкъ ихъ благородій въ то блаженное время просто не поворачивался сказать "вы" крѣпостному человѣку, не слушался.
Изъ сосѣдней комнаты вошелъ сѣдой старикъ въ длинномъ сюртукѣ, въ мѣдныхъ большихъ очкахъ, съ альтомъ подъ мышкою; онъ смѣрилъ Барскаго взглядомъ гладіатора встрѣчающаго выпущеннаго на арену звѣря. За старикомъ шелъ человѣкъ лѣтъ тридцати пяти, лысый, небольшаго роста, съ длинными, темнорусыми бакенбардами. Послѣдній былъ первая скрипка театральнаго оркестра. Этотъ старался показать что ему все равно съ кѣмъ ни играть, что онъ даже не замѣчаетъ Барскаго.
-- Вотъ, позвольте васъ познакомить, началъ хозяинъ, называя фамиліи.
Пока шли рукожатія, слуга поставилъ пюпитры и свѣчи. Барскій досталъ скрипку. Музыканты принялись строить, инструменты. Театральные скрипачи какъ-то вздрогнули и оглянулись на Барскаго, заслышавъ металлическіе звуки Гварнери. Хозяинъ выкатилъ изъ гостиной волтеровское кресло, и закуривъ сигару, разсѣлся въ немъ.
-- Что же мы будемъ играть? спросилъ частный приставъ.
-- Что вамъ угодно, сказалъ, усаживаясь, Барскій.
-- Начнемте отцомъ Гайденомъ, вмѣшался хозяинъ.-- Вотъ этотъ, помните?-- И онъ пропѣлъ тему перваго аллегро.
Старикъ альтистъ разложилъ ноты и отыскалъ квартетъ указанный хозяиномъ.
Барскій подтянулъ смычокъ и поднялъ скрипку. Грянулъ первый аккордъ, и повѣяло здоровымъ, свѣжимъ юморомъ не нашего времени; какъ легкія феи перебѣгали съ мѣста на мѣсто скрипки; тяжелый на подъемъ віолончель пускался вслѣдъ за рѣзвыми скрипками выдѣлывать мелкіе па и выкрутасы; смычки то шаловливо прыгали по струнамъ, то запѣвали, будто нечаянно вспомнивъ основную тему.
Нельзя было узнать игру Барскаго. Смычокъ, даже тонъ скрипки, совершенно измѣнились. Предъ вами сидѣлъ напудренный скрипачъ стараго времени, въ камзолѣ, въ чулкахъ и башмакахъ съ пряжками. Графъ и графиня, казалось вамъ, сидѣли у окна своего средневѣковаго замка, и самъ великій Гайденъ, молодой еще, стоялъ у креселъ благосклонно улыбавшейся ему графини.
-- Вотъ какъ играется, какъ надо играть Гайдена, сказалъ хозяинъ, поднявшись съ креселъ и подходя своею лѣнивою поступью, къ музыкантамъ.
-- Хорошо, отозвался віолончелистъ. Театральные музыканты также одобрительно кивнули головами; но ихъ занимала больше превосходная старая скрипка Барскаго.
-- Этого мало что хорошо. Я слышалъ знаменитые квартеты. Играли хорошо. Но я не слыхивалъ чтобы кто изобразилъ мнѣ такъ рельефно Гайдена. Вѣдь ваша игра просто переноситъ насъ въ тотъ вѣкъ. Не смѣйтесь. Я вѣдь думалъ: ужь не обрѣзали ли вы смычокъ вашъ; увѣряю васъ. Парики, пудра, замки тогдашніе, чопорная походка кавалеровъ, медленно движущихся дамъ со шлейфами. Вѣдь это вы мнѣ всё нарисовали. Я былъ тамъ, вѣрьте мнѣ; былъ, слушая васъ. И знаете, господа, къ такому исполненію способенъ одинъ русскій, нашъ русскій музыкантъ, къ нему способна только дѣтски воспріимчивая душа нашего русскаго художника.
Барскій улыбнулся въ отвѣтъ на эту горячую тираду и замѣтилъ оратору что онъ немного увлекается.
-- Можетъ-быть, грустно отозвался хозяинъ. Мы Русскіе забиты какъ-то, что-ли.... Сыграй-ко такъ Французъ, и мы же будемъ съ ума сходить; на память красть его перчатки будемъ... Да что жь за дѣло вамъ? Ну, увлекаюсь.... Вѣдь въ увлеченіи лежитъ большая доза правды, окончилъ онъ, возвратившись на свое кресло.
Раздался менуэтъ. Чинно принялись раскланиваться кавалеры; изящно наклонивъ прекрасный станъ, отвѣчали на эти мѣрные поклоны, дамы. Басъ, точно сановитый вельможа, важно двигался въ своемъ огромномъ парикѣ, въ общемъ веселомъ, но чинномъ и размѣренномъ танцѣ. Гайденъ вѣжливо шепнулъ какую-то шутку молодой графинѣ.
-- Ну, развѣ это не картина? началъ опять Палатовъ, когда менуэтъ кончили.-- Надобно выпить. Сила.... Давай шампанскаго.... Ваше здоровье, дорогой Захаръ Петровичъ!...
Всѣ выпили по бокалу.
Полилось пѣвучее adagio. Это былъ теплый, задушевный разказъ о давней, затаенной страсти. Тамъ гдѣ вторая скрипка начала свое соло, Барскій припомнилъ женскіе каріе глаза, такъ успокоительно, такъ ободряя, бывало, на него глядѣвшіе.
-- Прелесть.... Ваша скрипка просто говоритъ, вскрикивалъ Палашовъ, ворочаясь въ своемъ широкомъ креслѣ.-- Бетговена сыграйте мнѣ, большой, знаете, эс-дурный кажется; Harphen-Quartett еще зовутъ его Нѣмцы, умолялъ онъ...
-- Знаю, отвѣчалъ Барскій....-- А репетировать-то?
-- Да что вамъ репетировать? Играйте что хотите.... До репетиціи ли тутъ, нетерпѣливо толковалъ хозяинъ, а віолончелистъ уже клалъ голоса Бетговенскаго квартета. Кто-то сильно застучалъ въ запертыя, по случаю квартета, наружныя двери.
-- Кто это? Говори дома нѣтъ, не принимаю; пьянъ скажи, лежитъ безъ памяти, гналъ Палатовъ слугу, вошедшаго было съ докладомъ. Старикъ вышелъ, и черезъ нѣсколько минутъ послышался скрипъ отъѣзжающихъ саней.
-- Такіе слушатели, Сергѣй Александровичъ, какъ вы, одушевляютъ, сказалъ Барскій, канифоля смычокъ.-- Садитесь же и слушайте, прибавилъ онъ, строго взглянувъ на музыкантовъ.
Музыканты поняли этотъ взглядъ и осторожно взяли первыя ноты.
Тихо раздалась торжественная гармонія предвходнаго adagio. Слушатель какъ будто входилъ въ полумракъ преддверія готическаго храма; лучъ солнца перерѣзывалъ его сквозь расписанное красками длинное, узкое окно. Полный ожиданія чего-то стоитъ посѣтитель предъ тяжелою дверью, отворяемою сторожемъ.-- Вотъ онъ храмъ со святилищемъ и олтаремъ, для коихъ выстроены и преддверіе, и эти стѣны испещренныя кистью и рѣзцомъ ваятеля.
Широкимъ тономъ высказалъ скрипачъ главную, основную мысль піесы, и чудодѣйственно начало созидаться около нея, надъ ней, великое, незыблемое зданіе. Одна и та же тема окрашивалась то оттѣнкомъ тяжкаго горя, то свѣтлымъ сіяніемъ чистой, вѣчной радости; то подымала бурю она, увлекая за собой всю массу гармоніи, для того чтобы дойти до того вопля который одинаково слышенъ и внятенъ уже и знатоку, и профану; то исчезала въ общемъ молитвенномъ гимнѣ, вдругъ зазвучавшемъ стройнымъ хоромъ силъ будто послѣ долгой умственной работы сознавшихъ наконецъ свое высокое призваніе.
Палатовъ то пристально принимался смотрѣть за широкій размахъ смычка музыканта, то, закрывъ глаза рукою, вслушивался въ грозные раскаты подымавшейся музыкальной бури. Нервныя фразы первой скрипки, какъ змѣйки молніи, сверкали на темномъ, густомъ фонѣ гармоніи.
Умолкла музыка. Бережно взяли послѣдній аккордъ музыканты. Хозяинъ тихо поднялся съ креселъ, и подойдя къ первой скрипкѣ, низко поклонился, коснувшись пухлою своею рукой пола. Віолончелистъ сіялъ.
-- Вы просто Бога хвалите своею игрой, сказалъ старый альтистъ, снимая мѣдныя очки съ увлаженныхъ слезами глазъ своихъ.
-- Какой тутъ Богъ? запальчиво перебилъ Палатовъ.-- Бетговенъ самъ богъ.
-- Эхъ, баринъ, отвѣчалъ старый альтистъ.-- Узнаешь ты когда-нибудь что съ Богомъ шутить плохо.... Охъ, узнаешь.
Барскій пожалъ всѣмъ руки и принялся укладывать разогрѣвшуюся скрипку. Первый скрипачъ подошелъ къ ящику и не безъ зависти смотрѣлъ на красующуюся за бархатномъ, малиновомъ фонѣ Гварнери.
-- Вотъ онъ, сказалъ хозяинъ, вынося изъ кабинета мраморный, небольшой бюстъ Бетговена. Всѣ взглянули на прекрасное чело великаго художника; рѣзецъ, случайно вѣроятно, начертилъ какое-то горькое выраженіе на сжатыхъ много значущимъ безмолвіемъ устахъ геніальнаго человѣка.
-- Ну, онъ бы пожурилъ насъ кое за что, сказалъ Барскій. Віолончелистъ немножко покраснѣлъ и принялся перелистывать ноты.... Вѣроятно, камень Барскимъ былъ пущенъ въ его огородъ.
-- Лавровый бы вѣнокъ надѣлъ на васъ, перебилъ хозяинъ.-- Вѣдь два-три промаха ничто предъ разумѣніемъ, предъ тою ясностью съ которою....
-- Ну, оно все-таки, перебилъ Барскій.
-- Рѣшительно вздоръ, продолжалъ Палатовъ.-- Да если на античной аркѣ недостаетъ двухъ, трехъ камней, развѣ погибнетъ для меня отъ этого красота и величавость арки? Знаете что, сыграйте завтра въ концертѣ этотъ квартетъ.
-- Пожалуй, да не было бы скучно?... скажутъ классическая музыка, отвѣчалъ Барскій.
-- А чортъ побери тѣхъ кому будетъ скучно. Что вы, забавлять что ли ихъ подрядились? говорилъ хозяинъ.
-- Пожалуй.
-- Рѣшено.... Значитъ....
-- Первое allegro Роде, Соловей и потомъ квартетъ, рѣшилъ Барскій. Послѣ квартета я не могу играть Соловья.
-- Еще бы. И отлично. Только вѣдь нужно еще скрипку для Роде и для Соловья, говорилъ Палатовъ, обращаясь къ напѣвавшему что-то частному.
-- Есть, есть второй скрипачъ, отвѣчалъ приставъ;-- онъ не пріѣхалъ сегодня. Гдѣ-то играетъ на вечерѣ. Уладимъ все.
-- А теперь заприте вашу скрипку и пойдемте въ гостиную.... Эй, сила!... Приготовь чай. Или, не двинуть ли бутылочку?
-- Нѣтъ.... Мнѣ пора. Я лучше выпью стаканъ чаю, отвѣчалъ Барскій, запирая ящикъ.-- Сани, не знаю, пріѣхали ли?
-- Пріѣхали, отвѣчалъ слуга, подавая чай.
Всѣ вышли въ гостиную.
Театральные музыканты робко усѣлись со своими стаканами на стульяхъ у дверей гостиной, и какъ диковину разсматривала перелистывавшаго какую-то книгу Барскаго. Хозяинъ, задумавшись, ходилъ изъ угла въ уголъ. Онъ сдѣлался неразговорчивъ.
-- Ну, а въ деревнѣ-то вы не играете квартетовъ? спрашивалъ частный Барскаго....-- Вы меня извините что я сфальшивилъ; проглядѣлъ діэзъ.... Чортъ его знаетъ какъ. Ошибка грубая, я знаю. Я примѣтилъ какъ вы взглянули на меня.
-- Эти вещи не извиняются вѣдь только въ самую минуту фальши, отвѣчалъ, добродушно улыбаясь и пожимая протянутую руку пристава, Барскій. На этой половицѣ крѣпостной былъ предъ нимъ его превосходительство.-- Нѣтъ, съ вами еще играть можно, снисходительно кончилъ полный генералъ отъ квартета.
Надобно было видѣть какъ не рѣшавшійся, вотъ съ часъ тому назадъ, сказать "вы" музыканту человѣкъ заискивалъ, вертѣлся; какъ умильно, вопросительно, глядѣлъ въ глаза, испрашивая снисхожденія у оскорбленнаго, его ошибкой мастера.
Выпивъ стаканъ чаю, Барскій взялъ ящикъ и сталъ прощаться.
-- Ну, батюшка, я не умѣю васъ благодарить, сказалъ хозяинъ.-- Вы мнѣ доставили высокое наслажденіе... Да что тутъ говорить.... Вы не глядите на меня что я такой безпутный.
Музыкантъ уѣхалъ въ присланныхъ за нимъ пошевняхъ; театральные артисты сѣли съ нимъ же; онъ взялся подвезти ихъ до города.
Палатовъ и частный приставъ часовъ до двухъ ночи толковали о необыкновенномъ талантѣ Барскаго. Хозяинъ, сверхъ обыкновенія, ничего въ этотъ вечеръ не пилъ.
Былъ часъ двѣнадцатый ночи, когда Барскій въѣхалъ на господскій дворъ. Домъ былъ не освѣщенъ. Въ кухнѣ горѣлъ огонь. Оттуда раздавались звуки гитары, мѣрный топотъ чьихъ-то здоровыхъ ногъ и голосъ повара, залихватски напѣвавшаго плясовую. "Въ бельэтажѣ, въ палюмажѣ", вмѣстѣ съ топотомъ, долетало до музыканта, пока онъ, выйдя изъ саней, поднимался по лѣстницѣ въ свой флигель.