110

говорить справляюсь у конвойныхъ о причинТ,

спрашиваю у каждаго—что случилось, солдаты омиютъ— «не

магимъ знать» , а вожаки-туркмены сидять молча, истуканами,

опустивъ свои головы кь ногамъ верблюдовъ. Эту мертвую, но

въ высшей степени трагическую картину слишкомъ трудно

передать читателю, чтобъ хоть отчасти иллюзировать въ его

тотъ ужасный, вс'ь ваши нервы

кровавый моментъ. А кругомъ васъ только одна мертвая, оле-

денгђлая степь, кругомъ пески, необъятная сумрач-

ность небосклона, кругомъ мертвенность, какой-то смрадъ

вакъ-бы теплой челойческой крови. Караванъ мертво стоить

на мтсй, вездеђ безлюдно—только изрТдка страшный бур-

.ливый ревъ верблюдовъ пронизываетъ васъ насквозь, доби-

ваетъ ваши напряженные силы и нервы. Предлагаю туркме-

намъ двигаться впередъ, указываю на вооруженныхъ солдать

и казаковъ — туркмены сидятъ недвижимо и показывають

своими безсмысленными глазами на свои шеи, говоря— «что

хоть Р'ђжь насъ, а мы дальше не пойдемъ.» Говорю имъ.

что плеть заставить ихъ идти—они отйчаютъ—љкъ, ма-

хаютъ головами и говорятъ— «рђжь насъ, а мы не пойдемъ.»

Начинаю имъ говорить, что чрезъ ихъ упрямство и верблюды

и они сидятъ голодные, туркмены отйчаютъ, что и мы, п

наши верблюды здохнемъ вмгђстђ, а впередъ не пойдемъ.»

было безвыходное. Въ это же время прибыль въ

Дузулумъ военный агентъ Зульфагаръ-ханъ; видя

эту поразительную картину, онъ говорить МА, что «пока

вы не отр%жете у нихъ йсколько носовъ и ушей, до тјхъ

порь они, эти упрямыя животныя, не двинуться съ м±ста.»

Но, думаю, какъ эта «персидская наука» ни хороша для дан-

ной минуты—за то же остальные туркмены потомъ въ

одну минуту разб'ћгутся и тогда мое схћлается

еще ужаснгђе. Я приб'ђгъ посл“ђ этого кь ласкамъ, просьбамъ