Весь этот вечер Катя была, как во сне. От выпитого с непривычки крюшона голова девочки кружилась все сильнее и сильнее. Смех делался все громче и неестественнее. A тут еще подоспели и новые впечатления: её первый бал, её положение взрослой барышни, танцевавшей впервые с настоящими взрослыми кавалерами, -- все это усугубляло её волнение. К тому же Валерьян Вадберский, прячась под своей хламидой китайца, наперерыв с Димой Николаевым говорили ей поминутно комплименты, громко восторгались её внешностью, грацией и изяществом, танцуя с ней по несколько раз подряд, и словно по уговору отличая ее перед всеми остальными барышнями.
Бедная Катя! Она не слышала того, что говорилось в то же время за её спиной этими юными шалопаями.
-- Она божественно глупа, -- величественно глупа ваша Катя! -- шептал со смехом Дима на ушко Нетти.
-- Послушай, сестра, мой Громобой, ей Богу же, умнее нашей молоденькой родственницы, a ведь, он только лошадь. A эта девица, вообрази, только и знает, что хохочет на всю ту ерунду, которую я напеваю ей в уши... -- Нет, она великолепная дурочка, эта милая Katrinе! -- вторил ему Валерьян Вадберский, обращаясь к Нетти.
-- Но ты уж не очень, Валя... -- с притворным беспокойством останавливала брата молодая женщина.
-- Да, я и так не очень... но тсс! Вот она, легка на помине! Идет.
-- M-lle Katrine, m-lle Katrine -- хотите, я очищу вам грушу? -- бросился он с видом непритворной любезности навстречу Кате.
-- Грушу? Ха-ха-ха! -- смеясь тем же неприличным смехом, лепетала та, -- ах, нет, не надо груши, я не хочу груши. Я ничего не хочу... У меня болит голова. Вот если бы можно было выйти сейчас на крыльцо подышать свежим воздухом!.. Но этого нельзя! -- заплетающимся языком произнесла бедная девочка.
-- Вот идея! Почему нельзя? Какой вздор!.. И не только на крыльцо, но и прокатиться можно... Хотите, я приведу мотор и мы все прокатимся, -- предложил князек Валерьян, обращаясь ко всему кружку.
-- Идея! Идея! Отлично, отлично, мы все поедем! -- весело захлопали в ладоши обе барышни Завьяловы и Нетти.
-- A как же Ия? Она будет недовольна! -- непроизвольно сорвалось с губок Кати.
-- Бэби, маленькая бэбичка какая, подумаешь, -- засмеялась Нина Завьялова, -- без спросу y сестры шагу ступить не смеет! Однако же, и держит вас в руках ваша Ия! Стыдитесь, m-lle Katrine, так слепо повиноваться сестре, которая немногим старше вас.
-- Она заметно командует вами! -- подтвердила вторая Завьялова, Ольга.
-- Возмутительно, -- вмешалась в разговор Нетти... -- Ия до сих пор, вообразите, считает Катю ребенком, из личных соображений, конечно. Ведь, согласитесь, однако, mesdames, неприятно иметь около себя сестру, которая и моложе, и свежее, и красивее её. Ха, ха! A наша Иечка далеко не так глупа, чтобы не сознавать этого.
-- Однако, mille diables, mesdames, едем мы кататься или нет? -- повышая голос, нетерпеливо спросил Валерьян.
-- Едем, едем! Только мы одни поедем, уговор лучше денег, больше не возьмем никого... A то пойдут охи, вздохи, ахи и причитанья, -- возбужденным тоном говорила Нетти, -- и даже AndrИ не возьмем. Мне надоели его вечные страхи: Нетти, ты простудишься, Неттичка, заболеешь, не ходи туда, не езди сюда! Боже, от тоски с ума сойти можно! Нет, уж я лучше предпочитаю остаться дома, нежели выносить все это.
-- Разумеется, разумеется. Поездка без старших куда лучше! -- вторил ей Пестольский, веселый арлекин,
-- Чудесно, бесподобно, божественно! -- пищали барышни Завьяловы.
-- В таком случае, addio, исчезаю за мотором, -- и на ходу срывая маску и привязанную косу китайца, князь Валерьян бросился через кухню и черный ход исполнять поручения расходившейся молодежи.
A получасом позднее мимо удивленной прислуги тем же путем, словно маленькая группа заговорщиков уже одетая в добытые Лушей из передней шубы и шинели молодежь со сдержанным смехом высыпала на заднее крыльцо.
***
Студеный морозный воздух сразу отрезвил Катю. Холодный крещенский вечер захватил ее. Зимний ветер щипал лицо, щеки, нос и проникал в горло овладевая её дыханием.
Автомобиль, раздобытый князем Валерьяном, несся стрелой по снежной дороге.
-- Как хорошо, как чудесно! -- то и дело восторгались барышни.
-- Таинственное, романтическое похищение четырех граций! -- смеясь, говорил Дима Николаев. -- А, и вы, Екатерина Аркадьевна, любите кататься в автомобилях? -- обратился он к Кате, сидевшей на коленях Нетти, поместившейся между сестрицами Завьяловыми.
Ложный стыд помешал сознаться девочке, что она никогда еще не ездила на моторе до сегодняшнего вечера, и Катя предпочла обойти молчанием этот вопрос.
-- Куда же мы едем, однако? -- поинтересовалась Нетти.
-- Туда, туда! Прямо все, прямо, на край света, где он держится на одном из китов, -- шутил Дима.
Его и без того маленькие глазки стали еще меньше и казались щелочками. Катя видела, что эти щелочки задорно и насмешливо поглядывали на нее... От Димы пахло вином, и вся его нетрезвая фигура внушала Кате гадливое отвращение.
-- Какой противный! Пьет вино и говорит глупости, -- произнесла мысленно девочка, стараясь не смотреть на Диму и других спутников, которые теперь казались ей не лучше подвыпившего Димы, и искренно наслаждаясь быстрой ездой.
Мимо мелькали молниями дома, фонари, улицы... Проехали тихую окраину, вылетели стрелой в более шумную часть города и снова помчались в тишину. Дух захватывало от быстрой езды в груди Кати. Голова прояснилась, перестала болеть. Но сама Катя вся притихла сразу, словно опустилась как-то. Теперь перед ней ясно предстала вся изнанка её ночного приключения.
Уехать, не спросясь y брата, y Ии, это что-нибудь да значило. Неприятное чувство сознания содеянной вины пробудилось в сердце девочки. Ей уже не хотелось слушать веселой болтовни соседей, не хотелось отвечать на их вопросы. И сама поездка в моторе не представляла уже больше никакого удовольствия. Её спутники, между тем, трещали без умолку. Говорили громко, спорили о чем-то...
-- Боитесь, боитесь, mesdames, нечего и говорить, боитесь! -- смеясь и заглушая всех своим громким голосом, кричал Пестольский.
-- Нет, нет, вот глупости, волков бояться, в лес не ходить, -- надрывались барышни Завьяловы, перекрикивая молоденького корвета.
-- Да, мы в лес и не пойдем, мы поедем только на кладбище, -- загоготал Дима Николаев, широко разевая рот.
Князь Валерьян, тоненький, юркий и вертлявый, склонился к лицу Кати.
-- О чем задумались, очаровательные глазки? -- спросил он сладеньким голоском.
От Валерьяна тоже пахло вином, и язык юноши плохо ему повиновался.
Кате стало еще противнее. Еще сильнее и настойчивее зашевелилось раскаяние в глубине души от присутствия всей этой пустой и пошлой компании. Со дна её поднималась муть от всех этих глупых разговоров, беспричинного смеха и ежеминутных на каждом ухабе взвизгиваний барышень.
В это время Пестольский рассказывал с увлечением о последних скачках, о каком-то "божественном" жеребце Снобе, который "схватил" всемирное Дерби, -- но никто уже не слушал его. Заметно охмелевший Дима Николаев чуть ли не во весь голос кричал, стараясь обратить на себя внимание всей компании.
-- Это будет очаровательно... Прелестно!..
-- Все стремятся совершать, обыкновенно, поездки на Стрелку, на острова, в парки, a мы покатим на самый край Петербурга, на дальнее кладбище и посмотрим, что запоют наши храбрые барышни, очутившись в мало подходящей к ним компании мертвецов. Я вижу уж сейчас, как глаза Анастасии Юрьевны расширились от страха, ха, ха, ха! -- заключил Дима свою речь самодовольным смехом.
-- Ложь, ложь! -- протестовала Нетти, -- ничего я не боюсь! Неправда.
-- Значит я ошибаюсь, и вы храбры, как рыцарь средневековья?
-- Ну, разумеется, a вы думали как?
-- Шофер, возьмите направо. Прямо к N-скому кладбищу, -- скомандовал Валерьян.
Глаза Кати испуганно раскрылись.
-- Мы, кажется, действительно, поворачиваем на кладбище, зачем? -- тихо спросила она y своих соседок. Но никто не ответил ей. Никто даже не расслышал её вопроса. Все говорили и смеялись в одно время, заглушая один другого.
Мотор повернул уже в какой-то темный переулок и понесся снова вперед со сказочной быстротой. Вдруг он сразу остановился...
-- Приехали, дети мои, mille diables, как говорит Дима... Но что это? Ворота кладбища закрыты? По-видимому, они не очень-то любезные хозяева, господа покойнички, и совсем не намерены нас принимать, -- первым соскакивая на землю, шутил Валерьян.
-- Можно в обход, если главные ворота закрыты... Там, y речки есть калитка, -- посоветовал шофер.
-- Вот неудача-то, но все равно! Поедем к речке.
-- Parbleu! Катим на речку!
-- Нет, сударь, этого, пожалуй, нельзя, машину испортим, дорога там худая, -- покачал головой шофер.
-- В таком случае отправимся туда пешком. Mesdames, не правда ли?.. Докажем свою храбрость! -- предложил Дима, тяжело соскакивая с подножки и попадая в снег.
-- Ловкость не порок! -- сострил Валерьян под общий хохот, вызванный видом беспомощно барахтавшегося в сугробе юнкера.
-- Mesdames et messieurs! Я предлагаю вам обойти ограду кладбища, и проникнуть внутрь его с другой стороны, -- предложил Пестольский.
-- Cest Гa, cest Гa! (Так! Так!) Очаровательно! -- не совсем, однако, искренно обрадовались дамы.
-- Господа, я предлагаю идти попарно, ваши руки mesdemoiselles, -- и Дима Николаев, поднявшись, наконец, на ноги, подставил свернутые калачиком руки обеим барышням Завьяловым. За ними корнет Пестольский подошел к Нетти.
-- Очаровательная княжна... Вашу прелестную ручку, -- дразнил он ее по привычке.
На этот раз Нетти не обижалась на молодого человека, именовавшего ее княжной. Она звонко смеялась и торопила всех:
-- Скорее, господа, скорее, докажем же нашу храбрость, побываем на кладбище, a там быстрым аллюром домой. Наверное, котильон уже кончился, сели ужинать и нас могут хватиться.
-- Allons, mes enfants! Раз два, раз два! -- и Валерьян замаршировал по-солдатски, увлекая за собой Катю, опиравшуюся на его руку.
-- Дядя Дима, дядя Дима, -- кричал Пестольский Николаеву, -- a ты револьвер с собой не захватил?
-- Мммм! Зачем он мне?
-- На всякий случай не мешало бы! У меня есть. A то знаешь, всякие могут произойти случайности на кладбище... Там, ведь, и пошаливают иногда.
Тут начались рассказы о восставших из гробов мертвецах, которые оказывались потом... ворами.
В это время, отстав от компании, Валерьян нашептывал Кате:
-- Какие y вас прелестные глазки, mademoiselle Katrine в темноте, как две маленькие звездочки они сверкают. Не мудрено, что ваша старшая сестрица завидует вам. Кстати, ваша сестрица совсем забрала вас в руки и смотрит на вас, как на маленькую девочку, которую можно наказывать... Вот вы увидите, когда она узнает, что вы без спроса поехали с нами, то поставит вас в угол, a может быть еще на колени, ха, ха, ха, ха, a может быть и на горох?.. Что вы на это скажете, ха, ха, ха, ха, ха!
Голос Валерьяна звучал обидной насмешкой. Было очевидно, что ему во что бы то ни стало хотелось раздразнить Катю до слез. Ta вспыхнула, как порох, топнула ногой.
-- Это неправда! Это ложь! Меня никто не смеет наказывать, я не ребенок, -- возмущенным тоном вырвалось из уст девочки:
-- Ха-ха-ха-ха, -- не унимался юнкер, замечая с удовольствием, что слова его упали на плодотворную почву, что ему удалось царапнуть болезненно развитое самолюбие девочки, -- ха-ха-ха-ха, parlez pour vous, ma petite, a я все-таки утверждаю, что вас поставят в угол, да еще высекут, пожалуй, как провинившуюся деточку...
-- Но это уже чересчур! -- возмутилась Катя, пытаясь вырвать из рук юнкера свою дрожащую от волнения гнева руку.
-- Ха, ха, ха, ха! Вот мы и рассердились! Milles diables, как говорит Дима, -- ах, как вы бываете прелестны, когда сердитесь, Катя. Вы не сердитесь, что я называю вас так, но, ведь, мы родственники, и я считаю вас своей милой маленькой сестричкой, и хочу утешить и успокоить вас... Я не дам вас в обиду, крошка... Я вас люблю, как маленькую сестричку.... Разрешите мне поцеловать вас! Что? Вы уклоняетесь? Ну, так я и без спроса вас поцелую... Что за церемонии между близкими родственниками, право! Вздор!
И прежде чем Катя успела отскочить, лицо Валерьяна, от которого пахло противным запахом вина, наклонилось к ней, a его губы старались дотянуться до её пылающей от гнева щеки.
-- Как вы смеете! Оставьте меня в покое, я ненавижу вас! -- с отвращением и негодованием вырвалось y девочки, -- я пожалуюсь Андрюше, я...
Катя не договорила. Слезы обиды и гнева обожгли ей глаза... Она прислонилась к. кладбищенскому забору, который они огибали в эту минуту, и закрыла лицо руками. Валерьян растерялся, не зная, что делать, что предпринять.
Остальная часть компании успела уйти далеко вперед. Откуда-то издали уже слышались звонкие голоса барышень, смех Нетти.
Совсем сконфуженный, юноша сделал попытку уа завладеть Катиной рукой.
-- Вот спичка-то! Вот фейерверк-то! Ну, и характерец y вас, Катенька. Я думал, что на правах родственника имею право поцеловать вас, как милую, славную девочку, a вы точно ежик... Право -- ну, ежик. Фырк! Фырк! Перестаньте же, дайте же мне вашу лапку, будем по-прежнему друзьями, -- говорил он вкрадчиво, переминаясь с ноги на ногу.
-- Отстаньте от меня! Оставьте! -- неожиданно для самой себя, резко крикнула Катя, снова отталкивая руку юноши, -- вы мне противны. Да, противны все, все, все!.. И за то, что вино пьете... За то, что чушь всякую несете все время и глупости делаете. Я уже не маленькая, мне скоро минет пятнадцать лет. И я не позволю себя обижать! -- Не позволю! -- уже кричала теперь громким, плачущим голосом Катя.
-- То есть, как это противны?.. Все противны, и Нетти; и я? -- недоумевал Валерьян.
-- Да, да, да! -- не помня себя, твердила девочка.
-- А, так вот вы какая капризная, упрямая. Ну, в таком случае, разрешите хотя бы проводить вас до мотора, и подождите нас, пока мы не вернемся к вам, чтобы ехать обратно, -- уже холодным, недовольным тоном, произнес обиженный Валерьян.
-- Убирайтесь вы от меня! Я и сама найду дорогу к мотору, -- крикнула так пронзительно Катя, что молодой князек поднял руки к ушам и, совершенно оглушенный, замотал головой.
-- Но зачем же так кричать? Точно вас режут. Право, я и так уйду, согласно вашему приказанию. A вы потрудитесь сесть в автомобиль и подождать нас.
-- Это не ваше дело! -- грубо отрезала Катя, -- уходите!
-- Слушаюсь, ухожу...
И, повернувшись на каблуках, юноша побежал вприпрыжку догонять остальную компанию.
-- Глупая девчонка! -- по дороге бранил он Катю, отводя душу, -- тоже вообразила себе, что неотразимо-хороша собой и еще ломается. Мещанка этакая! A того не понимает, что ничего-то в ней хорошего нет, смуглая, черная, как голенище, глаза, как плошки, a туда же!.. -- "Вы мне противны", ах, скажите, пожалуйста! Ничтожество этакое, туда же возмущается, грубит! -- совершенно уже разошелся Валерьян.
Между тем, оставшись одна, Катя повернула назад, к тому месту, где оставался шофер с машиной. Но ни шофера, ни машины здесь уже не было. Девочка смотрела вправо, влево... Нигде не было и признака автомобиля. Очевидно, шофер, воспользовавшись отсутствием пассажиров, заехал в ближайший трактир погреться и подкрепить свои силы.
Направо, вдоль ограды, убегал вперед узенький переулок. В него и повернула Катя, чтобы не выходить на проспект, куда, по её предположению, могли вернуться каждую минуту молодые люди. С ними же ей совсем не хотелось сейчас встречаться. Ей были теперь несказанно противны и Валерьян, и Дима, первый своими пошлостями, второй неимоверной глупостью и пустотой.
-- Пока не позовут сами, не вернусь ни за что на свете, -- думала Катя, машинально поворачивая в следующий переулок и все подвигаясь незаметно вперед.
Пройдя несколько минут, она приостановилась и стала прислушиваться. Не зовут ли ее? Ведь, по её предположению, сейчас Нетти и её спутники должны были уже хватиться ее, Кати, и, не найдя на месте, не медля ни минуты, броситься на поиски за ней.
Но морозная ночь молчала по-прежнему; не слышно было никаких голосов; кругом царила полная тишина.
Внезапный страх пронизал все существо Кати. Теперь только она вполне поняла создавшееся положение.Ее оставили одну среди этой тишины и безлюдья, вблизи этих жутких пустырей и кладбища.
Где же они все, однако? О чем думают они, оставляя ее так долго здесь?
Теперь уже недавнее гордое желание не встречаться с вёселой компанией уступило место другому. Кате захотелось уйти скорее к свету, к шуму, к людям, какими бы дурными ни были они -- все равно. Слишком уж было пустынно и жутко кругом. И ни признака присутствия человека вдобавок, ни единого человеческого голоса, ни одного живого звука кругом!
Дрожа от волнения и от пронизывающего ее насквозь холода, девочка зашагала теперь быстрее, прямо, как ей казалось, по направлению проспекта, где, она была уверена, сейчас находилась молодежь, изредка посылая в тишину:
-- Нетти! Нетти! Где вы?
Никто не отзывался по-прежнему. Окраина города казалась вымершей. Между тем, высокая ограда, окружающая погост, заменилась более низким, земляным валом, который было не трудно перелезть. Оттуда, из-за вала, странными, фантастическими фигурами казались кресты и памятники, находившиеся внутри ограды. Второпях Катя и не заметила, что повернула совсем в противоположную сторону и теперь отдалялась еще дальше от проспекта.
-- Нетти, да где же вы, наконец! -- уже с явным отчаянием, поняв вскоре свою ошибку, трепещущим голосом еще раз крикнула Катя. И опять ни единого звука не получилось в ответ. Прежняя тишина и молчание царили на кладбище и в огибавшей его пустынной уличке. Так прошло с добрых пять минут времени. Вдруг Катя вздрогнула. Ей ясно послышались за оградой людские голоса.
Луч надежды мелькнул в голове девочки.
-- Нетти... Наконец-то! Они еще, оказывается, там! -- и, не рассуждая больше, девочка стала быстро карабкаться по валу в надежде увидеть по ту сторону ограды невестку и её спутников.
Быстрыми, ловкими движениями она влезла наверх, оттуда спрыгнула вниз и очутилась в рыхлом снегу небольшого сугроба. С большими усилиями Катя выкарабкалась оттуда на дорожку, занесенную снегом, и, отряхнувшись, стала осматриваться.
Очевидно, она попала в самую отдаленную часть кладбища, туда, где хоронили бедняков. При свете ярко светлевшего в эту ночь месяца девочка могла разглядеть покосившиеся убогие кресты невысокие холмики, редкие, запушенные снегом и полуразрушенные временем скромные памятники...
Поглядывая по сторонам и увязая по щиколотку в снегу, Катя быстро зашагала в ту сторону, откуда ей слышались за минуту до этого людские голоса.
Но теперь их уже не было слышно. Кладбище по-прежнему спало мертвым сном, как подобает спать кладбищу.
Последняя надежда покинула Катю. Одна одинешенька была она сейчас в этом царстве мертвых! A в голову, как нарочно, лезли неприятные воспоминания, когда-то слышанные ею от пансионерок, рассказы о восставших из гробов мертвецах, об оказавшихся заживо погребенными в летаргическом сне несчастных... "Как они должны были стонать и биться под их каменными плитами и крестами могил, до тех пор, пока вечный покой не заменил им их невообразимую муку!" -- приходило совсем некстати в голову девочки. Расстроенному воображению Кати уже казалось теперь, что кто-то скребется и словно стонет y соседней могилы. Она задрожала всем телом. Ноги подкосились, какие-то красные огни замелькали в глазах. Но вот стон перешел в довольно явственное и громкое кряхтенье... Теперь оно слышится, это кряхтенье близко, совсем близко, за спиной Кати... Холодный пот проступает на лбу девочки... Она быстро оборачивается, вытягивает руки, как бы защищая себя от опасности, и с громким пронзительным криком падает в тот же миг, теряя сознание, на снежную кладбищенскую дорожку.
***
Черная, мохнатая фигура, отделившаяся от одного из памятников, медленно приблизилась к бесчувственной, распростертой на снегу Кате.
-- Ишь ты, как испужалась сердешная, да как же ты попала сюда? -- И кладбищенский сторож Аким Акимович, как его называли все, имевшие соприкосновение с ним, нагнулся над беспомощным телом, стараясь разглядеть черты лежавшей перед ним девочки.
-- Да, она померши никак, барышня-то! Так и есть, померши... Со, страху, стало быть... Бывает y них, y господ, значит, такое... Пужливы они, господа-то, не то, что наш брат, мужик сиволапый, -- рассуждал сам с собой старик, разглядывая лицо Кати. -- Ах ты, бедняга, бедняга. Кудыж мне теперь доставить тебя, -- сокрушался Аким Акимович, в то же самое время сдергивая с себя теплую, овчинную шубу, придававшую ему сходство с огромным мохнатым зверем, и раскидывая ее на скамейке, находившейся неподалеку.
Теперь, оставшись в одном кафтане, без шубы, стеснявшей его движения, он бережно приподнял Катю с земли, отнес ее на скамейку и положил поверх шубы. Затем порылся в кармане, вынул оттуда какой-то небольшой предмет и приложил его к своим губам. В тот же миг пронзительный, резкий свисток разбудил мертвую тишину ночи. За первым свистком раздался второй, за ним третий... Откуда-то зазвучали ответные сигналы, к ним вскоре присоединились человеческие голоса, послышались торопливые шаги... Еще голоса, еще свистки, и кладбище ожило... По его дорожкам засновали человеческие фигуры... Откуда-то словно выросло из-под земли несколько человеческих фигур.
-- Что, Акимыч, нешто опять облаву сделал на кладбищенских воришек? -- обратился один из прибежавших городовых.
-- Какое там облаву... Вишь, тут дело какое. Беда стряслась: барышня здесь y меня померши... -- махнув рукой, отвечал старик.
-- Да что ты брешешь, старина? Как так померши! -- прикрикнул на него блюститель порядка.
-- A то нет? Сами взгляните, коли не верите, как есть померши, и не дышит, сердешная.
-- Так в участок отвезти ее, там разберемся, -- распорядился подоспевший другой городовой. Потом он отдал несколько приказаний своим помощникам. Те подняли со скамьи неподвижное тело девочки и понесли к темневшему вдали выходу.
Катя по-прежнему не подавала никаких признаков жизни. На счастье, мимо кладбища проезжал извозчик. Один из городовых сел в сани. Около него в полулежачем положении поместили Катю. Извозчику был отдан приказ везти в ближайший полицейский участок.
***
Как только молодежь, вдоволь нашумевшись под оградой кладбища, (на само кладбище им так и не удалось проникнуть), вернулась к тому месту, где ожидал их автомобиль, тотчас же было обнаружено отсутствие Кати.
-- Где же Katrine? Куда она девалась? -- встревожилась Нетти, тщетно отыскивая глазами знакомую Катину фигурку.
Но, увы, последней нигде не было. Спросили шофера. Но тот, успевший довольно основательно подкрепиться по соседству в трактире, мычал только что-то маловразумительное в ответ.
-- Вероятно, пошла прогуляться, пользуясь нашим отсутствием, -- сделала предположение одна из барышень Завьяловых.
-- Не очень-то любезно это с её стороны заставлять себя ждать и волноваться, -- надувая губки, процедила сквозь зубы её сестра.
-- Катя -- трусиха, насколько я ее успела узнать. Она никогда не рискнет гулять одна в ночную пору, да еще на такой отдаленной окраине города, -- произнесла не совсем спокойным голосом Нетти.
-- Стало быть ее похитили! -- сострил Дима, -- mille diables, не завидую её похитителю, характер, по-видимому, y этой молодой особы не из легких.
-- Ох, и насолила же она тебе видно, Димушка! -- засмеялся Пестольский.
-- На этот раз ты ошибся, не Диме, a мне пожелала испортить вечер своими капризами это невозможная юная особа, -- с не совсем искренним смехом заявил Валерьян, -- действительно, я рассердил ее немножко, хотел пошутить, но ведь вы знаете, mesdames et messieurs, что эти провинциалочки совсем не умеют различать шуток и обидчивы, как какие-то femmes de chambre (горничные). Словом, мы окончательно повздорили с прелестной Катенькой, она вырвала y меня руку и пожелала, очевидно, уехать на извозчике домой одна.
-- Да неужели? Но почему же вы нам этого не сказали раньше, когда мы спрашивали вас, где Катя? -- накинулись на Валерьяна обе сестрички Завьялювы.
-- А, Боже мой, да разве я знал!.. Я был уверен, что она ждет нас в моторе, a оказывается эта маленькая капризница умчалась уже одна.
-- Несносная девчонка! Я ей покажу, как пугать нас даром... Я ее выбраню хорошенько, будет знать, как беспокоить людей... -- ворчала себе под нос Нетти, первой вскакивая в автомобиль. За ней разместилась и остальная компания.
-- И хорошо сделала, что уехала, по крайней мере, места больше... -- высказал кто-то свое мнение.
-- Однако, господа, надо торопиться, чтобы успеть приехать много раньше Кати. A то, воображаю, какой поднимется гвалт, когда мы явимся без неё. Однако, уже её дражайшая сестричка совсем нас сживет со света, -- бросала, волнуясь, Нетти.
-- Прекрасно. Я ничего не имею против быстрой езды, -- и, наклонившись к шоферу, Пестольский отдал ему приказание ехать, как можно лучше.
Как мало походила эта обратная дорога на ту недавнюю, когда расшалившаяся молодежь мчалась на окраину города, среди смеха, шуток и искреннего веселья. Теперь всем было как-то не до шуток. Даже барышни Завьяловы и неугомонный Дима притихли. Нетти сидела надутая и недовольная, не переставая бранить Катю за её бестактное, по её мнению, исчезновение.
Чем ближе подъезжали к дому, тем ниже, подавленнее делалось всеобщее настроение. Вот показался вдали ярко освещенный особняк. В окнах мелькали танцующие пары.
-- Кажется, все слава Богу, -- нашего отсутствия никто и не заметил, -- с облегченным вздохом вырвалось y Нетти, тревожно взглянувшей на освещенные окна.
-- Ого, да мы, кажется трусим, очаровательная княжна -- пошутил Пестольский.
-- Волков бояться -- в лес не ходить -- с глупым апломбом выпалил Дима.
-- Ах, вы не знаете Ию, эту кисло-сладкую добродетель, -- оправдывалась Нетти, -- ведь, от одних её нотаций на край света можно сбежать!
Мотор остановился. Кавалеры предупредительно высадили дам.
-- Что, Екатерина Аркадьевна вернулась, Луша? -- спросила горничную Нетти, пробираясь тем же ходом через кухню и буфетную, вместе с остальной молодежью.
-- Никак нет, барыня, -- отвечала Луша, с удивлением глядя на свою молодую хозяйку.
Нетти заметно изменилась в лице при этом известии и растерянными глазами взглянула на своих спутников. Но тут Пестольский подскочил к молодой женщине и, не дав ей опомниться, увлек ее в вихре бешеной мазурки.
Дима и Валерьян подхватили барышень Завьяловых и, как ни в чем не бывало, вернувшаяся компания окунулась с головой в самое бесшабашное веселье.
За мазуркой следовал ужин. Провозглашались тосты, произносились речи. Дима, Валерьян и их старший товарищ Пестольский вместе с Нетти, Ниной и Ольгой Завьяловыми заняли дальний конец стола. Здесь y них царило неподдельное веселье. Даже тяжеловесные остроты Димы и пустенькие анекдоты и рассказы о скачках и лошадях Валерьяна возбуждали самый заразительный смех. О Кате они, как будто, все забыли. Да и могли ли они помнить в эти минуты о какой-то чужой им всем девочке, когда от выпитого шампанского уже кружились и шумели головы, самые речи звучали все бессвязнее, беспричиннее и глупее с каждой минутой.
Андрей Аркадьевич и княгиня Констанция Ивановна уже беспокойно поглядывали на чересчур развеселившуюся на дальнем конце столовой компанию. Молодой художник приподнялся со своего места, чтобы вмешаться в это чрезмерно оживленное веселье и хотя бы несколько сдержать его, и в ту же минуту замер на месте, как и все находившиеся в столовой, и хозяева, и гости.
На пороге комнаты стояла Ия.
Её лицо было бело, как скатерть, постланная на столе. Глаза блуждали по комнате, разыскивая кого-то... Вот они остановились на лице брата. С тем же выражением смертельного испуга, написанного на её бледном лице, Ия шагнула к Андрею Аркадьевичу.
-- Где Катя? -- едва двигая побелевшими губами, глухо произнесла молодая девушка, -- я посылала за ней сюда Лушу... Горничная ответила, что здесь её нет... В Неттином будуаре и y князя Юрия Львовича тоже нет Кати... Где она? Твоя жена была с ней все время... Спроси ее... Куда она девала нашу сестру?
Если б потолок обрушился в эту минуту на голову Андрея Аркадьевича, молодой человек ошеломлен был бы не более того, нежели сейчас.
-- Где Катя? Да, где же Катя? -- машинально повторил он, меняясь сразу в лице и быстро направляясь в ту сторону, где сидела в кругу своих друзей Нетти.
Яркая краска залила лицо последней при виде приближающегося к ней мужа. Заметно смутились и её друзья. Особенно растерялся Валерьян, который, несмотря на выпитое в изрядном количестве вино, не мог не сознавать своей вины в исчезновении Кати. Теперь же, пред лицом встревоженного и испуганного
Андрея Аркадьевича, он совсем уже струсил. Боязливый по натуре, он предпочел свалить свою вину на другого...
-- Нетти... Они ищут Катю... Ответь же им, где она, -- едва ворочая языком, обратился он к молодой женщине.
Ta покраснела еще гуще, но всячески старалась овладеть собой и с деланным спокойствием бросила через плечо по адресу Ии, незаметно следом за Андреем приближавшейся к ним:
-- Ах, ты, Господи Боже мой, что за странные вопросы, право! Почем же я знаю, где она! Разве я обязана быть нянькой вашей сестры, Ия? Ведь она не маленькая, скоро, слава Богу, пятнадцать лет стукнет... Выехали мы все вместе, это правда. Но потом она...
-- Куда выехали?
Теперь глаза Ии уже не блуждали, как за минуту до этого, растерянным, испуганным взглядом. С ненавистью и нескрываемым презрением смотрели они в красивое лицо Нетти.
Да, она предчувствовала эту минуту инстинктом любящего сердца сестры, предчувствовала то, что рано или поздно должно было произойти какое-то несчастье от этой ненормальной дружбы Нетти с Катей. И вот, свершилось, она была права!..
-- Где моя сестра? Куда вы ее девали? -- сурово глядя в ненавистные ей теперь черные глаза, глухим от волнения голосом спрашивала Ия невестку, и, сама того не замечая, крепко сжала руку Нетти, пониже локтя.
-- Пустите же... Оставьте меня... На нас смотрят!.. Не делайте себя посмешищем, -- шипела Нетти, стараясь бесполезным движением освободить свою руку из холодных пальцев невестки. Но они по-прежнему сжимали ее, как тиски. Весь стол обратил внимание на эту сцену.
-- Mille diables, -- вдруг вырвалось изо рта Димы, -- о чем тут толковать; m-lle Katrine сейчас должна приехать. Мы прокатились с ней немного за город, потом она поссорилась из-за чего-то с Валерьяном и пожелала уехать одна.
-- Одна?
Глаза Ии сверкнули гневом. Теперь их негодующий взгляд перешел с лица Димы на лицо Валерьяна.
-- Где Катя? -- глухим голосом спросила она последнего.
Но тот только улыбнулся в ответ бессмысленной улыбкой.
Тогда Андрей Аркадьевич с лицом, не поддающимся описанию, -- так оно было гневно в эту минуту, быстрыми шагами подошел к Валерьяну и, взяв его под руку, вывел в соседнюю гостиную.
-- Если ты мне сейчас же не скажешь, где Катя, бездельник, -- начал он, отчеканивая каждое слово, -- то я... то я...
Гнев Басланова, очевидно, не предвещал ничего хорошего, потому что Валерьян отрезвел сразу и дрожащим голосом поведал обо всем случившемся шурину.
Ия с тем же бледным без кровинки лицом, выслушала его рассказ до конца.
-- Надо ехать искать ее сию же минуту по городу, -- взволнованно проронил Андрей Аркадьевич.
-- Да, да! И я с тобой... И я... -- сорвалось с трепещущих губ его сестры.
-- A по-моему, из всего этого получится только одна ерунда, -- услышали они оба за собой знакомый, грубоватый голос.
Все обернулись.
Старший князек, Леонид, в своем костюме русского мужичка стоял перед Ией.
-- Положительно бессмысленно, повторяю, так метаться по городу, -- подтвердил он. -- Необходимо прежде всего связаться по телефону со всеми участками столицы, узнать, не находится ли там девочка, похожая приметами на Катю; если же ее не найдется ни в одном из них, можно будет обратиться в сыскное.
Голос молодого человека звучал так авторитетно и спокойно, что не послушать его не было никакой возможности.
-- Так идите же, ради Бога, справьтесь по телефону, Леонид Юрьевич, -- вырвалось y Ии. И сама она следом за студентом бросилась к аппарату.
Обстоятельно и толково, всячески стараясь быть спокойным, отыскал Леонид нужный ему номер. Затем второй, третий... В каждое отделение обращался он с одним и тем же вопросом, детально описывая внешность Кати, её костюм и приметы. Но нигде не находилось такой девочки, черненькой, смуглой, в маскарадном костюме Мотылька... Ия, следившая за каждым изменением лица молодого человека, уже начинала приходить в отчаяние. По лицу присутствовавшего тут же Андрея Аркадьевича было видно, как сильно волнуется он. И брату и сестре казалось теперь, что они никогда уже не увидят больше их бедную Катю.
Узнав о случившемся несчастье сошел сверху и старый князь Юрий Львович, поднявшийся уже было к себе в кабинет. Все трое теперь замерли, сгруппировавшись y телефона и совершенно позабыв об ужине и гостях.
Леонид звонил чуть ли не в тридцатое место, повторяя все то же, что говорил, предыдущим номерам. Вдруг лицо его неожиданно просияло. Торжествующая улыбка промелькнула на губах.
-- Ну, вот, что я говорил! Что! -- не отрывая уха от слухового аппарата, бросил он по адресу все так же взволнованных Баслановых, -- нашлась ваша Катя... Жива и здорова. Едем за ней.
***
Ия смутно помнила все последующее...
И грязную лестницу полицейского участка, и спертый, удушливый воздух в просторной нечистоплотной комнате, где спало сидя и лежа несколько подозрительного вида субъектов, оборванцев и нищих. И быстро метнувшуюся к ней в темном проходе фигурку, которую откуда-то привел дежурный полицейский.
-- Отдельно от всех прочих удалось поместить вашу барышню... Как увидали, что благородного происхождения она-с, сейчас это их в сторонку-с... -- предупредительно пояснил Ии и следовавшему за ней её спутнику Леониду городовой, в то время как Катя отчаянно рыдала на плече старшей сестры.
-- Боже мой, какой ужас! Какой ужас, Иечка! -- всхлипывая, роняла бедная девочка, -- там одну-одинешеньку оставили в глухом, пустынном месте y кладбища!.. A сами уехали, как ни в чем ни бывало! Как мне было страшно, если б ты знала, одной...
-- Узнаю мою дражайшую сестрицу, -- ввернул свое слово возмущенный Леонид.
-- Какой ужас, Ия! Ты подумай: ночь... Тишина... Всюду кругом памятники... кресты... И вдруг страшная, непонятная фигура. Потом ничего не помню... И опять открываю глаза, и вижу: та же ночь... Незнакомая ужасная каморка, чадящая лампа... дверь на замке снаружи...
-- Еле оттерли барышню. Едва в себя привели, -- докладывал городовой.
-- Я думала, с ума сойду... Думала, в тюрьме я, -- продолжала, все так же волнуясь, Катя, -- a за что меня посадили в тюрьму, не знала, догадаться не могла. Вдруг вызывают меня... Ты приехала! Ты!
Девочка крепче прижалась к груди Ии, точно боясь, что ее отнимут, оторвут насильно от сестры, и зарыдала еще громче, еще отчаянней.
У Ии теперь не хватало духа бранить Катю за самовольную отлучку, за все проступки последнего времени, приведшие девочку к таким печальным результатам. Из слез последней, из её отчаяния, из отрывистых признаний старшая сестра убедилась, что все происшедшее с младшей послужит на всю жизнь уроком для Кати.
Беспечность, легкомыслие и излишняя доверчивость к людям вместе с тщеславием и ложным самолюбием довели до такого плачевного случая бедную девочку.
-- Что же нам делать теперь, Катя? -- участливо и ласково спросила младшую сестренку Ия, в то время как они ехали на извозчике домой.
-- Отвези меня завтра же в пансион, Иечка... Я не хочу возвращаться к Нетти, я терпеть не могу её -- и, уткнув лицо в шубу сестры, Катя снова заплакала тихими, исполненными раскаяния слезами...