В мире животном ум является в виде
хитрости, кротость и доброта в виде
глупости, а энергия в виде жестокости.
Н. Ф. Федоров 2
Невоплощенными гаснут планы Красоты -- совокупного единства, нераскровенные в обновленных созвездиях-землях.
В разъединенности, вращаясь и движась по косному закону тяготения, уплотняясь и охлаждаясь, падают небесные миры-земли.
Рассеивается звездный свет, разрушается небо.
Не стоят небесные земли вечно, слышишь, как движутся они, вызывая еле внимаемый рост трав, цветов и всяческих растений, -- подымая прах умерших и строя тела животных,-- насекомых и человека.
Слышишь, как замирают с каждым ударом сердца лишенных полноорганности существ: человеко-сына, коров и всяческих животных и пресмыкающихся гадов и краткоживущих насекомых.
Слушай тишину. Не стояние мира услышишь ты, ибо он несо-вершен и неполон, -- а взаимопожирание, угасание в непрочном рождении.
Слушай в тишине непобежденной ночи, какие голоса томят тебя -- голоса раздора и отчаяния, обреченного смерти.
Распятый в тишине ночи, видишь стройное движение в разладе, Слово знаешь умирающим.
Гремят перекатами грома в неразрешенной грозе вселенной, и разливающийся ливнями свет гаснет, и гаснут призрачные лики живых.
Медленно погасает возгоревший свет жизни, как тающее облако -- движение вселенной.
Чрево жены рождает непрочное в муках и боли; на чудно распещренных крыльях подымается живое в слабом торжестве над смертью, но смерть подточает мудрое строение тела, лишает голоса и движения его, -- распыляет и рассеивает.
Чудно разукрашенный мир видишь непрочным.
И радуга, обнимающая небо, гаснет.
Стремительный полет птиц убывает, не достигая голоса любви.
Улыбку ребенка, дрожащий блеск и нежность утренней заря встречает мысленно человек с грустью мысли о преданности смерти. Поглощается образ Отца и любимого друга-брата, печатью лежащие в человеке.
Греет человек холодеющую плоть убывающим солнцем, грезя призраками на земле -- могиле Отцов.
Не пробуждаемый к торжеству, засыпает он, лишая жизнь силы, и в полусне, слабым сердцем, изумляется гибели красоты и блага, не окаменевшим сердцем дивится гибели живого, сопротивляясь смерти.
В коротком дне, обольщаясь радужными отблесками жизне-держащего солнечного замысла, человек бессилен раскрыть свет -- запечатлен в круге рождений и смертей, восстановления убывающего косного вещества.
Омраченное царство, содрогающуюся во тьме ночь видит он в раздробленных и погасающих звездах-землях, -- умирание вселенной, мыслимой быть вечной и [полной] несказанной, неизъяснимой жизни.
* * *
Все, что открывает себя в героизме, солнечном свете, любви, отваге и блаженстве, что светит в порыве благорастворенных воздухов, фиалке, доверчивом взгляде кроткого лика зверя и всего живого, -- погасающий свет Духа, ибо человек далек от себя.
В глубине своей ищет он прекраснейшего закона вечности, но, ища в отвлечении, находит сон, и в сне, разъединенностью от Отца и брата, предается смерти.
Бояся потерять высокую жизнь, теряет ее, теряя слепой мир, -- находит высокую жизнь свою в отрешении, и бессильна разрушающая Родство.
Близится к любви человек, но не может перевалить волну ее, и она падает, чтобы собираться вновь мелкими струями, -- ибо Жизнь ищет Жизни и избегает падения и смерти.
Оскудевая духом, мир человеку -- море, в котором купаясь, он тонет, но сопротивляясь текучей среде, непрестанно борясь с ней, она несет его как своего победителя, не дающего себя втянуть в слепое течение.
И солнцу, в лучах которого греется человек, играя вытесняющими друг-друга представлениями, близит смерть он, узаконяя тьму вечной ночи.
Под покровом тьмы созидает человек подобных себе, -- рождаются, и первая секунда бытия -- начало умирания.
Убийство, голод, мор, истощающаяся земля и оскудевающие реки, редеющие леса, в которых боятся вить гнезда птицы, -- угасание вселенной.
Во взаимной, слепой вражде, подчиненный бессмыслием закону космической войны-грозы, человек, живя смертью других, убивает землю, но прежде земли -- себя.
Умирают звезды -- небесные земли, как умирают листья осенью, никнут народы и царства, слагающиеся из бесчисленных смертей; рассыпаются скалы в песок, и разрушаются цветы, сонно подъявшие прах Отцов.
В мире косных законов царит слепая и жестокая сила, чуждая внутреннему закону Сыно-Человека. Взаимопожиранием уничтожает она живое, сильная слабостью человека, подчинив его слепой вражде. Сильное вытесняет слабое, споря за неверную крепость тела под гаснущим солнцем, но жалок сильный перед смертью, равнодушно пожирающей правого и неправого, мудрого и жестокого, зверя и насекомого.
Страшася мрака, утешается человек призраками, но, грезя наяву, впадает в сон, в яви забывает ускользающие видения, уносимые смертным временем.
* * *
Человек горящий мир гасит в бездействии.
Мертвый невоскрешенным живет в человеке, с живым дремлет он, отчужденный от Совершенства неполнотой любви.
Мертвыми Отцами сытость человека, и, пресыщаемый, как зверь, не избирает он наилучшее -- славу бессмертную.
Истинно Павел сказал: "То, что ненавидит, делает раб неразумной силы, и то, что хочет, -- не делает. Доброе, которого хочет, не делает, а злое, которого не хочет,-- делает"3. Неразумный, разрушая родство, убивает, и закон ему, не восставшему -- желая доброго, сеять зло.
Во внутренности слышит закон удовольствия добра, но в членах человека -- закон зла, противоборствующий живому и закону ума человека, делающий его пленником закона рабов.
Человек носит имя, как живой, но не мертв он и не жив, и имя его -- пустое притязание.
Подверженный слепому круговороту -- держава его -- бесконечность рождений пустых обликов.
В неполном бытии, ограниченном временем, напрасно притязает он на высшее место в иерархии живых образов, скованных рабством.
Не больше их человек -- восстание незавершенное и гибнущее -- пустая форма не исполненного Завета.
Душу человек питает горькими плодами, услаждаясь отблесками плана восстания, тело питает кровью Отцов, и, силясь удержать убывающие сны, ловит пустые образы.
Не насыщается он миром, не изменяя закон рабов, в жадности силится погасить небо.
Раб нужды человек, заботы, бедности и бессильного труда, уничтожаемого временем.
Туга пригнетает его леденеющую душу, забывчив он, как слабый.
Алкая пожрать небеса, рассыпается в прах человек, подверженный, как раб, косному закону падения тел.
Заглушая многоцветный сад, сухая смоква -- человек, созревшая прежде времени, которую кто уничтожает.
Трудно постигает человек, что и любовь в несовершенном мире -- смерть.
Властный раскрыть небо, собрать и просветлить небеса, опьянен, как зверь, он бессмыслием борьбы, узаконяя дикий закон.
Но горе человеку -- ярость смерти нема.
Звери пожирают зверей, и сын убивает сынов, моря поглощают покойников.
И жизнь ныне -- утомление, болезнь и уродство.
Скрипучими колесами, украшенными цветами весны, давит тебя смерть, уничтожая твое восстание к утверждению неба.
-----
Пожирает трупы человек, но они -- его же плоть.
Не ты ли был козой и птицей, ослом и волом и рыбой и пожирал рыб и побеги трав? Но трава была ты, и неисчислимые сердца разрывал не ты ли, себя ущербляя?
Ты был птицей и ловил мотыльков на холодной от ночи плоти цветов.
Львом бросался на ягненка, а он, еще не зная мира и обманываясь, был готов к игре с тобой и прыгал к тебе в неразумной радости, и погибал, познав зло в брате-себе.
Волком ты рвал тело собак, но ягненок pi собака были -- ты. Так умерщвлял ты себя, узаконяя зло мира.
Живущий в доли человек разбивает и пожирает сердца духов, но дикий голод усиляется.
Ищет новых сил он, чтобы жить, и живет, ища силы, осуждение себе пьет и ест человек, борясь с живым, чтобы жить.
Куда ни обращает взор человек, -- ограничено пространством и временем знание его, всюду смерть мира видит он, но, сознавая болью распадение мира, делами в хаосе он раб, косно вращающий колесо жизни.
Но, просыпаясь смертью близких к действительности, видит закон, которому предан мир, несогласный с сердцем.
И не тебе ли он слышен в томительных ночах ожидания смерти?
* * *
Не есть ныне человек ни в духе, ни в любви, тешится он пустым обличьем, и раздвоенность удел его.
Не может весь он прилепиться к миру, ибо мир непрочен в рождении и умирании.
Лишь радужными отблесками замысла о Свете горит он, зиждимый его излучениями в холодной ночи.
В возрождающемся свете ставит человек вехи пройденного пути блужданий и поисков исхода, знаки мысли, невыразимой словом, влагает он в форму, свидетельствующую о неугасимом, но извращенном разуме, забывшем дело Завета.
Косноязычен язык блуждающей мысли, путаясь плетеницами слов, ищет он удержи туманных представлений.
Бреднями слабых строит сеть себе, -- застился блестящим покровом призрака разум.
С увядшим венком красивого убранства, сделанным на вершине горы, шатается от вина, сбивается с пути. Пьянством обезумевший, в видении ошибается, в суждении спотыкается.
Слабым духом чертит он призрачный образ падающего мира, принимая его за держащийся вечно, забывает о плане его и любуется лишь подобиями призрачной глубины величия и ясности. Косной убитой плотью строит человек неподвижный дом" -- подобие паренья и выси совершенной архитектуры, -- но не жизнь.
И вот, бедствие и разрушенье, зной, холод, бури и ливни и засухи -- от противоборства слепой силы. Вселенская война разрушает домохозяйство человека.
Так, живой и не живой, вечно обновляясь, мир и человек в непрочном бытии, падающем ежемгновенно, мір не знает мира.
Но расколотому, раздробленному, бездейственному духу лишь вечность перехода доступна, и одна лишь реальность -- ненасыщаемых стремлений.