Русские политические мученики времен Пугачева и Стеньки Разина
Ярким и трогательным проявлением русского монархизма и верноподданнического долга среди жертв Пугачева было всенародное и торжественное обличение его двумя офицерами, захваченными самозванцем при взятии крепости Ильинской, -- эпизод, положенный в основу знаменитой сцены мученической смерти капитана Миронова и Ивана Игнатьича в VII главе "Капитанской дочки".
"Пугачев, в красном казацком платье, приехал верхом в сопровождении Хлопуши. При его появлении солдаты поставлены были на колена. Он сказал им: "Прощает вас Бог и я, ваш государь Петр III, император. Вставайте!" Потом велел оборотить пушки и выпалить в степь. Ему представили капитана Камешкова и прапорщика Воронова. История должна сохранить сии смиренные имена. "Зачем вы шли на меня, на вашего государя?" -- спросил победитель. "Ты нам не государь, -- отвечали пленники, -- у нас в России Государыня Императрица Екатерина Алексеевна и Государь Цесаревич Павел Петрович; а ты вор и самозванец". Они тут же были повешены" (История Пугачевского бунта Пушкина. Ч. 1. Гл. II).
О подвиге Камешкова и Воронова и бывшего с ними неизвестного по фамилии казачьего сотника упоминается и в монографии Н. Ф. Дубровина "Пугачев и его сообщники" (П. С. 120--121):
" -- Для чего вы против меня, вашего государя, идете и меня не слушаете? -- спросил самозванец.
-- Ты не государь наш, -- отвечали офицеры, -- и мы тебя оным не признаем; ты самозванец и бунтовщик".
В "Примечаниях на Леклерка" Болтина упоминается также о казаке Копеечкине и капитане Калмыкове, всенародно обличавших Пугачева в самозванстве и подвергнутых за то мучительной смерти (Т. I. Гл. 150).
В пятидесятой главе "Осада Оренбурга" Рычкова, приложенной к "Истории Пугачевского бунта", рассказывается о подвиге "яицкого доброжелательного казака Копеечкина сына" следующее:
"Оный Копеечкин, как верный и к службе усердный человек, отправлен был в Оренбург из Яицкого городка с рапортами и, по несчастью, попался в руки злодеям. Они, приведши его пред своего начальника и самозванца, вообще все жаловались на него, что он всегда им был злодеем, и просили, дабы его, как неверного им человека, приказал пятерить, что он учинить с ним и велел. Сказывают, что сей несчастный и верный человек при отсечении рук и ног кричал, называя вором самозванца, бунтовщиком, государственным злодеем и тираном, и продолжал сие по самое то время, как ему отсечена была голова".
Вообще Пугачеву не раз приходилось сталкиваться с героями русского монархизма, с героями верности служебному долгу и присяге.
Смерть Камешкова и Воронова при Пугачеве напоминает смерть астраханского воеводы князя Прозоровского при Стеньке Разине: "Лежавшего на ковре (в церкви, тяжко раненного) Прозоровского вынесли и положили на земле под раскатом (так называлась церковная колокольня). Вслед затем казаки хватали всех, искавших убежища в храме, вытаскивали, вязали им назад руки и сажали рядом под стенами раската. Дожидали суда Стеньки.
"Часов в восемь утра явился Стенька судить. Он начал суд свой с Прозоровского. Он взял его под руку и повел на раскат. Они стали рядом наверху; все видели, как атаман сказал воеводе что-то на ухо, но князь, вместо ответа, отрицательно покачал головою. Что говорил ему Стенька на ухо -- это осталось тайною между ними. Тотчас после того Стенька столкнул князя головою вниз, стороною на зимний восток" (Собрание сочинений Н. И. Костомарова. Кн. 1. 464).
О чем Стенька вел переговоры с князем Прозоровским в его предсмертные мгновения? Очевидно, он предлагал воеводе торжественно принести повинную, примкнуть к мятежной шайке, взявшей Астрахань. Стенька Разин, конечно, рассчитывал на привязанность князя Прозоровского к жизни, но князь отказался спасти себя от лютой смерти ценой измены.
XLI
Участие К. П. Победоносцева в двух крупных событиях, совершившихся в начале царствования Императора Александра III
Неудача, постигшая графа Лорис-Меликова с его планом преобразования внутреннего управления, которому приписывалось значение первого шага к конституции, увольнение графа Лорис-Меликова в отставку и обнародование Высочайшего Манифеста 29 апреля 1881 года, положившего конец конституционным надеждам и агитациям, -- все эти три события начала царствования Императора Александра III, вероятно, еще не скоро будут исследованы и выяснены подробно и точно.
Наиболее обстоятелен рассказ о них, составленный на основании воспоминаний Виктора Лаферте, русских и заграничных периодических изданий и брошюр, можно найти в XII и XIII главах брошюры Л. А. Тихомирова "Конституционалисты в эпоху 1881 года". Но единственным историческим документом, касающимся этих событий, остается доныне, кажется, только письмо К. П. Победоносцева к издателю "Гражданина" князю Мещерскому. Это письмо проливает свет как на заседание Совета министров, состоявшееся 8 марта 1881 года, так и на происхождение Манифеста 29 апреля того же года:
"Милостивый государь,
князь Владимир Петрович!
По поводу пятидесятилетия моей службы в No 49 "Гражданина" в "Дневнике" 15 июня помещена статья, в которой рассказывается приписываемое мне участие в событиях, последовавших после 1 марта 1881 года.
Считаю долгом восстановить истину и исправить те неточности фактические, какие встречаются в упомянутом рассказе.
1) Совершенно неверно приписываемое мне лично ниспровержение проекта, составленного графом Лорис-Меликовым. Оно последовало в заседании Совета министров, бывшем 8 марта 1881 года в присутствии Государя Императора. В этом заседании высказано было мнение мое в опровержение сего проекта, мнение, давно известное и графу Лорис-Меликову; но оно высказано было не одним мною, но и некоторыми другими членами совещания. С этим мнением Государь Император изволил согласиться, что и высказал в том же заседании.
2) Совершенно неверно приписываемое покойному Каткову деятельное участие в сем решении и оказанное будто бы им на меня влияние. С Катковым во все это время я не виделся для каких-либо переговоров и объяснений о предмете решения. Манифест 29 апреля поставляется в рассказе вашем в связь с отклонением проектов Лорис-Меликова, но это был акт совсем особый. В Бозе почивший Государь Император неоднократно высказывал графу необходимость заявить всенародно твердую волю Его Величества сохранить неприкосновенными основные начала управления, на самодержавии основанные; но граф Лорис-Меликов медлил, невзирая на напоминания. Тогда Его Величеству угодно было поручить составление Манифеста мне, что и было мною исполнено. Вот, в общих чертах, не касаясь подробностей, истина о моем участии в ходе событий, совершившихся в марте и апреле 1881 года.
Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности К. Победоносцев. 20 июня 1896 года".
XLII
Почему Борис Годунов был избран царем?
Принято думать, что он попал в цари как "изрядный правитель" времен последнего царя-Рюриковича, как его любимец и шурин, как друг и покровитель патриарха Иова. Принято думать, что Борис Годунов ловко подтасовал состав избирательного собора, обеспечив среди выборных людей преобладающее значение служилым людом; что Земский собор слукавил, избрав Бориса, и т. д., и т. д.
В действительности Земский собор 1598 года не был подтасован и поступил совершенно правильно: согласно понятиям людей Московского государства, он никого не мог провозгласить Царем, кроме Бориса Годунова.
Обыкновенно упускается из виду, что Борис Годунов стал царем не после смерти Феодора Иоанновича, а после пострижения в монахини Царицы Ирины, его вдовы; другими словами, после ее отречения от престола; сделавшись инокиней Александрой, она, конечно, уже не могла царствовать, и вот тогда -- и только тогда -- и было объявлено созвание Земского собора.
Когда Феодор Иоаннович скончался, единственной представительницей Царской Семьи осталась Царица Ирина, сестра Бориса Годунова. К ней-то, по исконным представлениям наших предков (вспомним Игоря и святую Ольгу), и должна была перейти верховная власть. Так думал и ее брат, почему и провозгласил ее, как законную наследницу покойного мужа, Царицею-правительницею.
Выходит, следовательно, что Борис Годунов вступил на престол не после Феодора Иоанновича, а после своей сестры, как законный преемник ее царственных прав.
От внимания С. М. Соловьева не ускользнуло это обстоятельство.
"За Годуновым было то, -- говорит он, -- что сестра его признавалась царицею правительствующею, -- кто же, мимо родного брата, мог взять скипетр из рук ея?" Но на это соображение автор "Истории России с древнейших времен" указывал лишь как на одно из тех, на которые опирались сторонники Бориса Годунова. А вся сила его была именно в этом соображении.
Собор 1598 года не был избирательным. Он не признавал за собою права избрать то или другое лицо по своему усмотрению, он старался только уяснить, кому принадлежит право на престол, и немедленно согласился с патриархом, что оно принадлежит Борису Годунову. Собор не избирал Годунова, а только упрашивал его не отказываться от власти. Вместе с тем он умол ял и Царицу благословить брата на царство. В ее благословении не было бы надобности, если бы собор признавал за своим постановлением решающую силу.
Другими словами, Борис Годунов воцарился как брат Царицы-правительницы, в силу своих престолонаследственных прав и по назначению сестры.
Собор 1598 года был настолько далек от мысли считать себя избирательным, что в соборной грамоте делаются ссылки на "всенародное множество", к которому причислялись и ссущие (то есть грудные) младенцы.
Из соборной грамоты 1598 года видно, что мнимо избирательный собор был весьма невысокого мнения о своем авторитете и старался исключительно о том, чтобы постигнуть волю Божию. Наши предки твердо верили, что цари поставляются Богом, а гласу народа (а не гласу собора) придавали значение лишь отголоска, проявления гласа Божия, отсюда и пословица: "Глас народа -- глас Божий" (всего народа, а не большинства). Единомыслие всенародного множества, с точки зрения XVI века, не могло быть делом рук человеческих, а могло быть только делом Божественного Промысла. Его-то указаний и жаждали в 1598 году люди Московского государства. Поэтому они не допускали избирательных соборов в том смысле, в каком теперь говорится о тех или других избирательных собраниях.
XLIII
Царственное служение как служение Богу
Один из крупнейших представителей и теоретиков западноевропейского просвещенного абсолютизма, Фридрих II Прусский, полемизируя с Макиавелли, писал, что монарх есть первый слуга государства. Иначе понимал свое назначение Император Николай I. Он называл исполнение царственных обязанностей службою Богу, что и выразил немецкому журналисту Шнейдеру в мае 1838 года во время маневров, происходивших в окрестностях Берлина. Он сказал: "Я взираю на целую жизнь человека как на службу, ибо всякий из нас служит, многие, конечно, только страстям своим, а им-то и не должен служить солдат, даже своим наклонностям. Почему на всех языках говорится: богослужение? (Слово "богослужение" было произнесено государем по-русски). Это не случайность, а вещь, имеющая глубокое значение. Ибо человек обязан всецело, нелицемерно и безусловно служить своему Богу. Отправляет ли каждый свою только службу, выпадающую ему на долю, и везде царствуют спокойствие и порядок, и если бы было по-моему, то воистину не должно было бы быть в мире ни беспорядка, ни нетерпения, никакой притязательности. Взгляните, вот там идет смена, перед самым ужином, еще не готовым, и солдаты прекрасно знают, что не будут есть, пока их не сменят с караула. И, несмотря на это, ни слова! Они отправляют службу. Вот почему и я буду отправлять свою службу до самой смерти и всегда заботиться о моих храбрых воинах" (С. С. Татищев. Император Николай I и иностранные дворы. 376).
Взгляд на царственное служение как на служение Богу -- чисто православный. В молитве, хорошо знакомой русскому народу, между прочим, говорится: "Умудри убо и настави его (Государя Императора) непоползновенно проходити великое сие к Тебе служение".
Эта молитва ежегодно читается архиереем или иереем во всех русских православных храмах в день Священного Коронования.
XLIV
Памятник Императору Александру II в с. Путилове Шлиссельбургского уезда
"19 февраля в 12 часов дня праздновалось открытие памятника Царю-Освободителю Александру II в память исполнившегося сорокалетия освобождения от крепостной зависимости. Инициатива увековечения памяти Царя-Освободителя принадлежит крестьянам Путиловской волости. Между ними были собраны скромные лепты, и на них воздвигнут пьедестал из черного финляндского гранита с бронзовым бюстом Императора Александра П.
Ко времени освящения памятника главная улица была полна народа. В присутствии начальствующих лиц и местных школ был отслужен благодарственный молебен, после которого протоиереем о. Михаилом Воробьевым, свидетелем объявления воли крестьянам, было сказано прочувствованное слово. Во время возглашения вечной памяти Царю-Освободителю вся громада народа пала на колени, вознося благодарственные молитвы; в это время учениками путиловской школы был возложен на памятник серебряный венок" (Новое время. 1903. No 9687).
XLV
Предсмертные слова некоторых русских знаменитых людей
По усмирении бунта 14 декабря 1825 года Император Николай Павлович, отслушав благодарственный молебен, тотчас же написал письмо герою 1812 года, петербургскому генерал-губернатору графу Милорадовичу, раненному одним из заговорщиков (Каховским) за попытку убедить солдат, что их обманывают, ибо Великий Князь Константин Павлович действительно отрекся от Престола. В письме Государя выражались чувства признательности, сожаления и надежда на выздоровление графа. В книге барона Корфа "Восшествие на престол Императора Николая I" читаем:
"Милорадович все еще лежал в конно-гвардейских казармах; пулю вынули, но с тем вместе врачи произнесли и смертный приговор. Посланный с письмом Кавелин имел приказание сказать, чтобы граф принял эти собственноручные строки в виде личного посещения Государя, которого удерживает приехать лишь чрезвычайная важность обстоятельств. С глубоким чувством и даже усиливаясь приподняться, умиравший отвечал Государеву адъютанту: "Доложите Его Величеству, что я умираю и счастлив, что умираю за Негo!"
* * *
В воспоминаниях Жуковского о кончине Пушкина сообщаются следующие трогательные подробности:
"У него спросили, желает ли он исповедаться и причаститься. Он согласился охотно, и положено было позвать священника утром. В полночь доктор Арендт возвратился. Покинув Пушкина, он отправился во дворец, но не застал государя, который был в театре; он сказал камердинеру, чтоб по возвращении Его Величества было донесено ему о случившемся. Около полуночи приезжает к Арендту от государя фельдъегерь с повелением немедленно ехать к Пушкину, прочитать ему письмо, собственноручно Государем к нему написанное, и тотчас обо всем донести. "Я не лягу, я буду ждать", -- приказывал Государь Арендту. Письмо же приказано было возвратить. И что же стояло в этом письме? "Если Бог не велит нам более увидеться, посылаю тебе мое прощение и вместе мой совет: исполнить долг христианский. О жене и детях не беспокойся: я беру их на свое попечение..." Пушкин исповедался и причастился с глубоким чувством. Когда Арендт прочитал ему письмо Государя, то он вместо ответа поцеловал его и долго не выпускал из рук; но Арендт не мог его ему оставить. Несколько раз Пушкин повторял: "Отдайте мне это письмо, я хочу умереть с ним. Письмо! Где письмо?" Арендт успокоил его обещанием испросить на то позволения у Государя. Он скоро потом уехал".
Воспоминания В. А. Жуковского дополняются письмом князя П. А. Вяземского к А. Я. Булгакову:
"Вскоре после того приехал Арендт и подтвердил ему мнение первого доктора о безнадежности положения его и смертельности раны, им полученной. Расставаясь с ним, Арендт сказал ему:
-- Еду к Государю, не прикажете ли что сказать ему?
-- Скажите, -- отвечал Пушкин, -- что умираю и прошу у него прощения за себя и за Данзаса (брат московского, бывший лицейским товарищем, другом Пушкина в жизни и по смерти и за час до поединка попавшийся ему на улице и взятый в секунданты).
Ночью возвратился к нему Арендт и привез ему для прочтения собственноручную записку, карандашом написанную Государем, почти в таких словах: "Если Бог не приведет нам свидеться в здешнем свете, посылаю тебе мое прощение и последний совет: умереть христианином. О жене и детях не беспокойся: я беру их на свои руки".
Пушкин был чрезвычайно тронут этими словами и убедительно просил Арендта оставить ему эту записку; но Государь велел ее прочесть ему и немедленно возвратить.
-- Скажите государю, -- говорил Пушкин, -- что жалею о потере жизни, потому что не могу изъявить ему мою благодарность, я был бы весь его".
* * *
Севастопольский герой адмирал Корнилов, умирая, говорил: "Отстаивайте Севастополь! Скажите всем, как приятно умирать, когда совесть спокойна... Благослови, Господь, Россию и Государя, спаси Севастополь и флот!"
XLVI
Японский монархизм
В знаменитом японском романе "Генджи Моногатори" (повесть о Генджи), написанном в 1004 году по Р. Х., так определяются обязанности верноподданного: "Долг каждого, рожденного на императорской земле, быть священно преданным своему Государю даже до пожертвования жизни своей. Пусть никто не думает ни минуты, что это может быть поставлено ему в заслугу. Тем не менее, дабы возбудить ревность в потомках и в любезную память умершего, правитель жалует награды в таких случаях детям людей, живот свой за него положивших" {Из "Записок писателя" С. Сыромятникова (Новое время. 1903. No 19 окт.).}.
XLVII
Великий Князь Константин Константинович в селе Коробове
"Костромской листок" сообщал в июле 1902 года о посещении Великим Князем Константином Константиновичем живущих в селе Коробове потомков Сусанина.
"В начале 11-го часа дня 3 июля Великий Князь с сопровождавшей его свитой прибыл в Коробово. Приложившись ко кресту и выслушав приветствие священника, его высочество вошел в церковь, где духовенством отслужена краткая лития, после чего Великий Князь осматривал церковь, а также ознакомился с жалованными потомкам Сусанина царскими грамотами. Выйдя из церкви и приняв от крестьян белопашцев хлеб-соль, Константин Константинович пожелал пройти по деревне, интересовался постройкой крестьян, заходил в училище, где обратил внимание на картину "Смерть Сусанина" художника Волкова, и в некоторые дома белопашцев, милостиво разговаривая с хозяевами.
Затем, напившись чаю у настоятеля церкви, Великий Князь отбыл из Коробова на казенный пароход "Межень".
XLVIII
Германия и германский император
Из одного заграничного письма русского туриста, г. Хозарского: "Немец -- монархист идеальный. Его государь для него -- воплощение его личного самолюбия, как немца и как мужчины. В его силе, в его величии он видит свою собственную силу, свое собственное величие, доведенные до размеров, удовлетворяющих его самолюбию. Когда он говорит "unser Kaiser", он тянет на себя край его мантии и вырастает в собственных глазах. В немецкой жизни на каждом шагу звучит магическое слово "Kaiser", как эмблема всего лучшего, превосходного. Вы видите в кондитерской конфекты с этикетом "Kaiser-Küsse", в ресторане вам подают жареное "Kaiser-Braten" -- это жареная свинина, но вы не смейтесь: свинина на вкус немца самое превосходное жареное и "Kaiser-Braten" значит "царское блюдо", как "Kaiser-Küsse" значит "царские поцелуи". Здесь, в Висбадене, на Markt strasse, вы видите громадную красную вывеску, на которой изображено: "Kaiser-Automat", но не вздумайте возмущаться: это автоматический ресторан, и вывеску нужно понимать в том же смысле, как мы говорим Царь-колокол и Царь-пушка..."
Немецкий монархизм отразился в комичной форме в "Невском проспекте" Гоголя, в тираде жестяных дел мастера Шиллера о невыгоде иметь нос, требующий нюхательного табаку. Подпивший Шиллер говорит своему приятелю сапожнику Гофману:
-- Я не хочу, мне не нужен нос. У меня на один нос выходит табаку 3 фунта в месяц... Я швабский немец, у меня есть кароль в Германии. Я не хочу носа! Режь мне нос! Вот мой нос.
Антимонархист Гейне иронически замечал, что каждый немец желал бы иметь своего, исключительно над ним одним властвующего короля.
XLIX
Протоиерей Путятин о русском самодержавии
Кому не известны проповеди рыбинского протоиерея Родиона Путятина? Они разошлись по всей России во множестве изданий. Бесхитростные, простые, искренние поучения покойного пастыря, доступные пониманию каждого, могут влиять на умы и сердца и образованных, и неграмотных людей, и старых, и малых. Путятин касался в своих Словах и христианского учения о власти, и отношений русского народа к своему царю, и обратно. С особенной полнотой он высказал свой взгляд на русское самодержавие в Поучении на торжество крещения Великой Княжны Александры Александровны, дочери Императора Александра II, скончавшейся без малого семи лет, в 1849 году. Вот существенная часть этого Поучения:
"Кто виновник нашего счастия, благоденствия? Он, слушатели, наш русский самодержавный Царь! Как самодержавный, он сам держит Россию, сам вникает во все, сам распоряжается всем, сам на страже всегда, сам присутствует везде. Как русский, он и мыслит, и живет, и чувствует, и действует по-нашему, родному, русскому; оттого умеет, как держать Россию, умеет, как управлять русскими, умеет, как ценить русское, -- оттого, что русский. Таковы русские цари с тех пор, как утверждено в России самодержавие; таково самодержавие царей русских с тех пор, как воцарился в России ныне Царствующий Дом. О Господи, сохрани и умножи, еще и еще умножи наш Царствующий Дом, да не оскудеет в нем величие Петра, мудрость Екатерины, благочестие Павла, кротость Александра, и да веселится более и более наш Благочестивейший Государь о сынах сынов своих, да повторяются из века в век священнейшие имена наших царей и цариц. Истина непреложная, слушатели, что для всякого царства нужен свой царь; Россия может быть счастлива только при царе русском, благоденствие ее может устрояться и поддерживаться только самодержавием русским. Так в видимой природе составляется одно стройное, неразрывное, могущественное целое, когда составные его силы стремятся к одному родному центру, когда над ним господствует и ими заведует одна родная им сила. Благословляй же, Россия, непрестанно благословляй Бога, благословляющего твой Царствующий Дом, ибо только с сохранением его сохранится русское, родное самодержавие, только с продолжением его продолжатся русские и родные цари -- виновники настоящего, прошедшего и будущего твоего благоденствия.
На пути веры -- кто предшествует нам? Все Он же, наш Благочестивейший Государь. Престол царей русских есть престол Православия, светильник его света; оттуда, распространяясь, Православие светит всем и на всех; русский наш царь есть первый православный пастырь; приводя чад своих Христови, он и нас всех ведет к Нему же, Пастыреначальнику. Так, на престоле занялась первая заря нашего Православия; на престоле явилось Православие в полном своем свете; с престола оно сияет всюду и озаряет все концы России. Таким образом, с умножением и распространением царского рода распространяется и умножается в России свет Православной веры. Правда, наша Православная вера сияет своим собственным светом, она сама покоряет умы, сама влечет к себе сердца. Но для нас вера наша еще светлее потому, что сияет на царском престоле. Да, видно наша вера православна, когда и мудрые цари наши покоряют ей свои умы и сердца. Будем же благословлять Бога, благословляющего наш царствующий род".