Нередко приходится сталкиваться с отождествлением неограниченной монархии с деспотизмом. Но между этими двумя понятиями нет ничего общего или, по крайней мере, столько же общего, как между деспотизмом и всеми другими формами правления.
В самом деле, если понимать под деспотизмом то, что под ним обыкновенно разумеется, то есть такой государственный строй, который ложится тяжким гнетом на граждан и поддерживается исключительно грубой силой властелина, то нет никакого основания утверждать, что неограниченная монархия зиждется на деспотизме, а другие формы правления безусловно чужды его. В тех государствах, где монарх пользуется всеобщей любовью и где авторитет его опирается на нравственную поддержку целой нации, о деспотизме не может быть и речи, ибо основы деспотизма -- страх и принуждение, а не единение и взаимное доверие. Несомненно, что и неограниченная монархия может быть деспотией, но деспотия в ее чистом виде не может долго держаться на большом пространстве и обречена по существу своему на быстрое и неминуемое падение. Те формы правления на Древнем Востоке, которые огульно причислялись старыми историками к тем или другим видам деспотизма, в действительности стоят особняком от него, ибо они опирались или на религиозные верования, или на древние обычаи и потому пользовались сочувствием страны, а иногда даже и обожанием. Вообще с приговорами насчет деспотизма нужно быть чрезвычайно осторожным. Житель Тибета, беспрекословно и охотно подчиняющийся воле далай-ламы и видящий в нем не только своего земного владыку, но и своего живого Будду, которому подобают молитвы и жертвоприношения, был бы чрезвычайно удивлен, если бы ему сказали, что Тибет влачит на себе оковы деспотизма. Зато, например, ирландцы конституционной Великобритании твердо убеждены в том, что над ними тяготеет злейшая тирания. В том же самом убеждены и французские монархисты, и верующие католики-итальянцы, несмотря на то что во Франции господствуют республиканские порядки, а в Италии король царствует, но не управляет. Не там нужно искать деспотизм, где управляет страной монарх-автократ, а там, где носители верховной власти, хотя бы она была организована в самом либеральном и демократическом духе, ненавистны народу и не пользуются ни его доверием, ни его любовью.
Говорят: подданные самодержца -- те же рабы, никто не смеет говорить ему правду. Какая глупость! Холопство везде и всегда существовало и будет существовать, но не тот холоп, кто живет под властью самодержца, а тот холоп, кто холоп по натуре своей. Кент, преданный слуга короля Лира, боготворил своего самовластного государя, но он умел вместе с тем говорить ему в глаза правду и, не щадя себя, упорно и настойчиво отстаивать перед ним свои мнения. Князь Долгорукий, споривший с Петром Великим в Сенате, всем известен, и уж, конечно, ни его, ни Кента никто не назовет холопами. Зато каждый назовет холопом того бельгийского сенатора или члена палаты депутатов, который подобострастно поддакивает первому министру и подает голос в пользу всех правительственных предложений против убеждения, единственно в силу своекорыстных расчетов. Не смеет говорить монарху правды только тот, у кого не хватает на то нравственного и гражданского мужества, а таких людей везде много, ибо идти наперекор общественному мнению и против целого народа или целого парламента столь же рискованно, как и навлекать на себя гнев государя, и даже, пожалуй, еще опаснее. Льстецы и низкопоклонники везде водятся, и в демократиях их, пожалуй, еще больше, чем в монархиях. Властная толпа так же любит угодничество, как и прочие сильные мира сего. Но низкопоклонничают только низкие души; люди же чести и долга всегда умеют стоять за свои убеждения и в случае надобности жертвовать за них жизнью. Были пророки в Израиле. При Иоанне Грозном древнерусское общество выставило из своей среды митрополита Филиппа, который обличал царя в пороках, поплатился за то жизнью, но до конца исполнил долг честного гражданина и верноподданного. Говорим: исполнил долг верноподданного, потому что этот долг прежде всего состоит в готовности самоотверженно отстаивать правду и государственную пользу, невзирая на последствия. Покойный Катков в одной из своих статей сказал, что каждый русский не только имеет право, но даже обязан, в силу присяги, говорить государю правду. Само собою разумеется, что между правом говорить правду и правом говорить всякий вздор лежит целая бездна.