Снег крупными хлопьями стремительно падает на землю и рябит в глазах. Виктору кажется, что неисчислимые миллионы белых бабочек с тихим шелестом несутся в воздухе и, устав летать, садятся на кусты, на Виктора и устилают мягко дорогу.
Возле дороги большой белый двухэтажный каменный дом стоит неколебимо. С громадными окнами, с балконом, с круглыми высокими колоннами подъезда, с фигурным крыльцом, со львами на площадке он кажется осколком города, брошенным в поля. Он гордо поднимает к небу свои трубы на железном гребне крыши и сурово смотрит на деревни с покосившимися избами, что чернеет вдали.
Виктор заходит в этот дом: может, хоть какая-нибудь работа перепадет. Ленивая, отъевшаяся кухарка захлопнула перед ним дверь, проворчав с досадой: "шатаются тоже!" и ему пришлось долго ждать на лестнице, пока вышел помещик.
Хозяином большого дома и имения, богатство которого Виктор считал неисчислимым, был маленький тощий человечек, выродок с петушиным тонким голосом и с лицом, похожим на сапожную колодку пяткой вверх. Он поглядел на Виктора черными, крохотными глазками крота и ответил резко:
-- Никакой работы нет!
Виктор стоял перед ним, потупив глаза, и его тоскующие по работе руки теребили шашку. Он может раздавить барина одной рукой, а чувствует себя беспомощным. В душе его отчаяние и злость.
-- Мне бы что-нибудь на недельку... денька на два... Хлеба в доме нет,-- оказал он и встряхнул головой, как конь на привязи.
-- А уж это, голубчик, не мое дело. Я и с остальными рабочими не знаю как быть,-- кукарекнул барин недовольным голосом и, пробежав по огромной, неуклюжей фигуре мужика подозрительным боязливым взглядом, вошел в дом.
Виктор со вздохом спустился с лестницы. "И тут не вышло!" -- подумал он. С утра Виктор бродил голодный по деревням и ожесточение его росло от неудач. Там, около людской, старый конюх колет дрова и борода у него белая от снега и седины.
-- Иди, покурим!-- крикнул он, узнав Виктора. Виктор нехотя подошел,-- здесь для него нет работы, что ему зря топтаться?
-- Не знаешь ли, где работа есть? -- спросил он по привычке. Каждому встречному задавал он этот вопрос.
Конюх отряхнул грудь и бороду, набил табаком трубку и ответил с иронией:
-- Работой теперь хоть завались. Ведь четвертый год валяем дурака, а работа копится и растет, а поди вот к ней, подступись!
-- Это верно,-- согласился Виктор,-- работы много, а работников нет. Да и платить за работу нечем, дело табак. Долго ли так пропляшем?
-- Дело дрянь!-- подхватил конюх,-- везде полное разорение. Бедняки совсем обнищали, и богачи, которых войной задело, на убыль пошли. А есть и такие, что и разбогатеть успели, вот как мельник, скажем... Мне вот тоже придется поплясать! Барин нам грозит расчетом, продает усадьбу, как видится, опускает втихомолку по богатым мужикам... В город хочет ехать, и мы, значит, остаемся не при чем.
-- А земля как, усадьба, постройка, дом?-- спрашивает с тревогой Виктор. Его задело за живое: охватила тоска по хорошей земле усадьбы.
-- Мельник не промах, он ходит сюда торговать усадьбу. Купил хлеб, уводит скот; только девять коров и пара лошадей -- вот что осталось в усадьбе. Дело наше, можно сказать, гиблое, смерть. Все рабочие усадьбы,-- восемь семейств,-- одни по десять, другие по двадцать лет работали здесь, поленились, народили ребятишек, а теперь, значит, легким пухом на воздух...
-- Да, тут у вас дело тяжелое... Вот чорт этот мельник, свернуть бы ему шею!-- и Виктор потряс головой, вполне сочувствуя конюху. -- Вот придут ребята с войны,-- они переделают,-- говорит он.
-- Оно, как сказать,-- сомнительно... Мы вот сидим здесь и ждем, покуда нас не выпрут, а все думаем, что и по-нашему может выйдет. Да нет, уж не дождаться,-- вздыхает конюх.
-- Кто знает, может, и дождемся,-- загадочно промолвил Виктор, напуская на себя таинственность. Сыновья мне пишут, что на фронте плохи дела, наших немцы бьют, а нашим воевать надоело, они думают, как бы домой попасть поскорее. Пусть хоть и немец, все едино! При немце, может, еще способнее будет жить. :. Вот оно... как уж там не знаю, а солдатики говорят, что буржуя надо трясти, потому от него вся беда... -- Это, значит, таких как мельник, или, скажем, купец и ваш барин... Потом есть такие, которые за учредилку... Те говорят, что земля и воля мужику, я сам слыхал... Ты подожди, может быть, что и выйдет...
-- Мельник тоже за учредилку,-- мрачно сказал конюх.
-- Обманывает мельник, он пропишет тебе учредилку, дожидайся. У него язык без костей, знаем его!...
-- Это верно... Ежели что -- переезжай к нам со всей семьей, здесь на всех хватит,-- великодушно пригласил конюх и снова набил трубку.
Они мечтали вслух и разгоняли свою тоску, забывая хоть на минуту горе и обиды. Сейчас плохо, но зато в будущем все пойдет так ловко! Хе! Вот они заживут, когда вытурят отсюда барина и свернут мельнику шею, они заживут как господа. Эвон какая здесь усадьба,-- одной земли десятин двести, лес, луга и доля, как бархат! И конюх набил третью трубку и толкует с Виктором так, слоено Виктор уже переехал в усадьбу.
Два труженика с крепкими руками видят много странного и непонятного кругом... Идет война, народу тяжелю, навалилась нищета, голод, все не-довольны, все ждут больших перемен, многие растеряны, мечутся, барин продает усадьбу, а мельник ее покупает. Ничего не боится этот мельник! Да и те, кто, как и мельник, разбогатели за время войны, пользуясь чужой бедой,-- те тоже чувствуют себя прекрасно. Да, но вот барин-то боится! Значит чует он что-то.
И у конюха и Виктора рождается слабая надежда на лучшее.
-- Ты откуда знаешь, что мельник покупает усадьбу? -- Спросил Виктор.
-- Я подслушал, как они торговались в конюшне. Барин просил шестьдесят тысяч, а мельник дает сорок. Я думаю, что барин отдаст и за сорок, ведь это большие деньги.
-- Вот оно как!-- говорит Виктор, и он обсуждает с конюхом эту сделку во всех подробностях.-- Ну и ну! Вот будет штука-то, когда мельник купит, а мы у него отберем!..-- говорят они и покачивают головами.
Виктор прощается с конюхом. Конюх забеспокоился: он слишком много рассказал Виктору, как бы ему не пострадать за длинный язык.
-- Эй, постой-ка!-- говорит он Виктору, растерявшийся и смущенный,-- я тебе хочу сказать... Ты не говори никому, что мельник покупает усадьбу, они с барином грозили мне, что ежели сболтну...
-- Понимаю,-- макнул Виктор рукой,-- пусть покупает... Он ее купит на свое горе!-- И Виктор пошел.
Снегу выпало порядочно, ветром сгрудило его на дороге в бугры. Валенки у Виктора тонут, снег сыплется к нему за голенища, а ветер развевает его бороду во все стороны.