V

Мельница гудит и дрожит на четыре снасти; белая пыль и голуби вьются над крышей. Виктор остановился около мельницы, ему все здесь давно знакомо. Но маслобойку он видит впервые. Свежие желтые бревна, тесовая белая крыша снаружи, а внутри бьют с грохотом толкачи по забоям, выжимают из колоба масло. Бабьи платки и сарафаны мелькают в дверях. Вот несколько женщин тащат на салазках фляги, полные маслом, и мешки с теплым колобом. Счастливый путь! Ребятки попробуют сегодня с хлебцем свежего масла.

Из маслобойки доносится бабий визг, хохот и крики -- несомненно, сыновья мельника балуют с бабами. Оттуда выскочил Платоха, красный и возбужденный, лицо у него вымазано маслом. Вслед ему кричат и смеются бабы, они хорошо ему задали. Парень, хохочет и грозит шутливо бабам: "погодите, я до вас доберусь, я вылью вам под кофту не одну чашку масла!"

Заметив Виктора, Платоха проводит рукавом по лицу, вытирая масло, расстегивает засаленный ватный пиджак и глядит на часы. Лицо у него стало суровым и важным, он дорожит своим временем, ему некогда разговаривать с Виктором, его ждут дела, пропасть дела -- маслобойка, мельница и всякое такое...

-- Ага, пришел,-- с удовлетворением разглядывает он Виктора.-- Так! Ну, можешь идти работать -- сказал он, усмехаясь.

Виктор подошел к толчее. На срубе сидят два старика с седыми бородами и молодой парнишка, подросток лет шестнадцати, Васька. Виктор всех их знает, они из ближних деревень.

-- А, пришел, подрядчик!-- сказал один из стариков, Козырев и постучал по табакерке ногтем.

Подрядчик! Да, он бывал когда-то и подрядчиком, бывали в его артели и эти старики. Все они против него ничего не стоят, он -- настоящий мастер. И Виктор выпростал из-за кушака топор.

-- Тебе, я слышал, мельник дал по пятнадцать фунтов ржаной муки,-- правда это?-- спросил его другой старик, Акиндин из Полян. Нос у Акиндина широкий, вдавленный, похожий на седло, а потому и прозвище ему было Седёлка. Говорил он гнусавым голосом, по праздникам любил петь скабрезные песни, и все знали, что он пьяница и шут.

-- Да, мне дали пятнадцать фунтов,-- ответил Виктор с горькой усмешкой. Плотники не заметили его грустной усмешки: борода у него густая.

-- Мельник что захочет, то и даст, у него полные амбары зерна и муки, а за помол он грабит страсть сколько. Работники не успевают таскать мешки... Ему все можно делать, чтоб ему сдохнуть!-- с раздражением сказал Козырев. Он завидовал Виктору, бранил мельника, возмущался и ворчал.

Виктор злился на этих никудышных плотников, которые получают больше, чем он, и еще ворчат! Он поплевал на руки и поднялся на сруб, положив в карман рукавицы.

-- А ну, за работу, что ли!--сказал он строго и оглядел начатую постройку глазами мастера.

Старики зашевелились и закряхтели. Каждый удар у Виктора, рассчитан, глаз верен, рука тверда. Бревна он врубал так плотно, что с трудом можно было различить щелочку, спайку в глазах, а топор стучал и рубил -- быстро и точно, как машина. Щепки летели на утоптанный снег, как подбитые пулей чайки, борода раздувалась от ветра.

Под вечер пришел мельник. Видеть Виктора у себя на работе было для него большим удовольствием. Выпятив брюхо, он подошел к срубу и, не снимая шапки, приветствовал плотников.

-- Дело, я вижу, идет!--сказал он громко, и плотники отложили топоры. Старики достали табакерки -- они не прочь побеседовать с мельником.

-- Дело теперь пошло,-- откликнулся Козырев.

Виктор молчал, он не ответил на приветствие и продолжал вымерять бревна. Мельнику хотелось с ним заговорить, ему неловко, что он дешево платит Виктору.

-- Как, Виктор Андреевич, хорошая выходит толчея? -- спросил его мельник. Виктор проворчал что-то в бороду; мельник не расслышал и переспросил:

-- Тебе не кажется, что эти молодцы хорошо поработали без тебя? Они не испортили дело? -- спросил он, понижая голос.

-- Сеновал выйдет хороший,-- ответил Виктор, сплюнув сердито в сторону.

-- Как, сеновал? -- растерялся мельник,-- разве ты не знаешь, что я строю толчею?

-- Как хочешь окрести! Из этой штуки ничего не выйдет, кроме сеновала,-- с раздражением сказал Виктор,-- толчее надо не тут стоять, ей надо стоять у плотины, а колесник и песты должны быть не в этом углу, в том. Вода-то бежит вниз под плотину, а не вверх. Передача должна быть одна с мельницей, а то у тебя воды нехватит и напору будет мало. Я поставил четыре толчеи и знаю, как надо это делать,-- пояснил он.

Мельник слушал, ошеломленный, а плотники наверху покашливали от смущения. Виктор злорадствовал. Мельник попался. Ага, так ему живоглоту и надо! Он только потерял от своей скупости, не соглашаясь платить Виктору справедливую плату.

-- Разве так рубят сруб? Толчею надо рубить, как избу. Надо чтобы везде было верно, а здесь правый угол ниже левого, а вон тот совсем косой, потому подкладки под углы положены неправильно, а сток для воды (плохо выбран и место для желоба неподходящее.

Тут плотники запротестовали. Виктор взял ватерпас, отвес, рейки и доказал правильность своих слов. Мельник посмотрел на плотников.

-- Для чего я вас подрядил? Разве я вам не плачу по восемь фунтов? -- спросил он сердито.

-- Мы думали, что так правильно,-- пролепетали плотники.

-- Думают одни курицы, когда сидят на яйцах,-- с досадой отозвался мельник,-- может, у меня и на маслобойке есть изъяны? -- спросил он Виктора.

-- Не знаю, не глядел.

-- Пойдем, посмотрим,-- предложил обеспокоенный мельник и повел Виктора к умолкнувшей маслобойке.

Уже не стучали песты, бабы ушли с маслом. У полуоткрытых дверей стоят одинокие салазки. Мельник не успел перешагнуть порог, как за дверью испуганно взвизгнул женский голос.

-- Тьфу, чорт!-- выругался мельник, отступая.

Через несколько минут на пороге появилась баба с мешком колоба на спине и с бутылкой масла в руке. Платок у нее стыдливо опущен на глаза. Ни на кого не глядя, она торопливо положила на салазки мешок и быстро повезла. Вслед за ней из маслобойки вышел смущенный Платоха и пошел к мельнице. На губах у него играла лукавая и дерзкая улыбка,

Виктор узнал бабу. Это Лукерья, солдатка из его деревни. Но, какое ему дело до солдатки? Он хорошо знает свое ремесло и объясняет мельнику, что в маслобойке больших изъянов нет, только вот песты надо было спустить пониже, а передачу и блоки повыше, тогда сильнее будет удар и маслобойка лучше и больше будет работать. Виктор знал в этик вещах толк, у него хорошая голова! Вернулись на стройку,-- мельник вступает с Виктором в разговор о политике:

-- В Питере рабочие волнуются и переходят к большевикам. Чорт бы их побрал! Чего им в самом деле надо? Им платят жалованье, не обижают... Солдаты -- те понятно, им надоело воевать, а эти? .. Я бы показал! Солдаты дерутся, а они бастуют, лодыри, завистливые души, ржавые гайки!.. -- возмущается мельник.

-- Забастуешь, как есть нечего,-- говорит Виктор. Лицо и борода его потемнели, он вполне сочувствует рабочим.

-- Когда тебе нечего стало есть, ты пришел ко мне работать, а они бегут от работы,-- возразил мельник.

-- Убежишь от такой работы, когда хозяева сдирают три шкуры,-- ворчит Виктор и опускает топор, как двухпудовый молот.

-- Что?!-- воскликнул мельник, увидя, как огромная фигура плотника с рыжей бородой переходит от стены к стене, прилаживая в кладку бревна,-- разве ты не говорил, что толчею надо передвинуть, и заново перебрать?

-- А это не моя забота, они делают и я делаю. Ведь я получаю не больше, чем они,-- зло отозвался Виктор, и топор его с оглушительным треском впился в бревно. Старые плотники задержали в воздухе топоры и с удивлением поглядели на Виктора. Мельник прикусил губу, а потом стал жевать усы.

-- Восемь фунтов и перебрать снова!-- приказал он громко.

Виктор запустил руку в бороду, поглядел на мельника, на сруб и переспросил:

-- Восемь фунтов?

Мельник утвердительно кивнул головой. Виктор крикнул: "берегись!" -- и тяжелое бревно с грохотом полетело вниз. -- Раскатывай!-- крикнул он плотникам. Мельник посмотрел на золотые часы и, запрятав их в жилет, медленно направился к дому. А сзади глухо грохотали бревна, как орудийная стрельба.

К вечеру сруб был разобран, а на другой день стал подниматься на новом месте. Руки Виктора с невероятной силой поднимали и ворочали бревна,-- тяжелые, толстые корабельные сосны из барского леса. Голос его густой и широкой трубой гремел и разносился далеко кругом.

-- Эй, шевелись живей, тухлое мясо! А ну, разиком да вдруг -- гоп!-- и звуки отлетали в фигурные окна большого дома мельника.

Сыновья мельника подходят к срубу, веселые, краснощекие ребята. Виктор знает, что их не взяли на военную службу за взятку, и питает к ним вражду. Их широко знают кругом за удалый нрав; на посиделках они не скупятся давать девкам на гостинцы, а ребятам на выпивку. Несмотря на их щедрость и веселый нрав, их ненавидят за чванство. Они не прочь разыграть из себя купцов и похвастать даже тем, чего у них и не было. Несмотря на прохладную сырую погоду, они распахнули полушубки и выпятили животы, как это делал отец. На жилетках у них толстые серебряные цепочки. Платоха, а за ним и Мишка, вынули часы и щелкнули крышками. Это, были золотые часы; они выменяли их на муку в городе.

-- Два часа,-- сказал Платоха и сделал важное лицо.

-- Из минуты в минуту,-- кивнул головой Мишка.

Им казалось, что Виктор лопнет от зависти, глядя на их часы. Но Виктор не обращает внимания. Он тюкает молча топором и борода его играет на ветру.

-- Старайся, старайся! Мы прибавим тебе за это,-- говорит Платоха и хохочет.

-- Пусть старается на вас сам дьявол!-- сердито ответил Виктор и топор у него заходил быстрее.

-- Разве мы тебе не заплатили за работу по пятнадцати фунтов? -- спросил Платоха, и они оба с Мишкой покатились со смеху.

-- Ты далеко уйдешь с такой бородой! Если бы ты поехал в Питер, там тебя посадили бы в министры,-- поддевает Виктора Мишка и прячет часы в карман. -- Тебе она не мешает работать? Мне так и кажется, что ты по ней тяпнешь топором. Ты бы завязывал ее в мешок или застегивал под кафтаном,-- посоветовал он Виктору.

Виктор мрачно сдвинул брови. Он старается не слышать.

Мишка придумал новую шутку и стал подманивать к себе со сруба Ваську. Васька, обрадованный вниманием мельников, широко улыбается и слезает со сруба. Он не прочь оказать им услугу и подшутить над суровым плотником. Мельники отводят его к мельнице и говорят:

-- Ты можешь запылить мукой Виктору бороду?

-- Боюсь,-- смеется Васька,-- он меня поколотит.

-- Ты запылишь ее при нас, мы тебя не дадим в обиду,-- уговаривают мельники. Все трое хохочут, но Васька не может решиться. Мельники обещают ему за это десять фунтов муки и восьмак махорки. Васютка сдается,-- десять фунтов муки стоят дорого!

Мельники набили ему карманы гороховой мукой и Васютка поднялся на сруб, к плотникам.

Прошло порядочно времени, минут пятнадцать или около, а Васютка все не решается запустить мукою Виктору в бороду. У сруба остановились мельники, им надоело ждать. Выпятив животы и засунув руки в карманы, они делают Ваське знаки головой. Васютка не решается; они подходят ближе, надутые и важные, как индюки.

-- У тебя, Виктор, из носа каплет в бороду,-- сказал Платоха.

-- Пусть каплет,-- ответил равнодушно Виктор. Провел для порядка ладонью по усам и бороде и, ничего не заметив, покосился угрюмо на мельников. Восемь фунтов овсяной муки не выходят у него из головы. Даже Васька, шаловливый и мало смысливший в работе парнишка, получает шесть, а эти тухлые старики с больными ногами и дряблыми руками наравне с ним.

Васька ходит около него, но Виктор врубая бревно поворачивает бороду в другую сторону и парнишка снова крадется к бороде. Виктор подумал, что мальчишка ищет свой топор.

-- Твой топор вот где,-- и он кивает бородой в ту сторону, где лежит на щепках маленький топор Васьки.

Туча желтой гороховой муки взвилась столбом в воздухе и осела на его огромную бороду. Виктору попала мука в глаза, он протирает их кулаками, не может сообразить, что с ним такое. Борода его стала бронзовой; забавно глядеть, как она пожелтела от гороховой муки. Мельники внизу присели на корточки и визжали от восторга. Старые плотники отложили топоры и тоже засмеялись.

Виктор шагнул к хохочущему Ваське. Новый столб гороховой муки взлетел на воздух лошадиным хвостом, веером. Виктор заслонил глаза руками и отбросил ногой доску лесов, на которой стоял Васютка. Парнишка вскрикнул, взмахнул руками и, не успев схватиться за сруб, обрушился вниз вместе с доской на бревна. Крепко ударившись с высоты боком и головой, он застонал. Через минуту он ревел, у него оказалась сломанной рука.

Случилось несчастие, и мельники перестали смеяться. Они хлопотали около Васьки, стараясь его поднять. Виктор стоял вверху, глядел испуганными глазами на парнишку и громко ругался, Его охватило раскаяние.

-- В больницу его скорее надо!-- кричал он сверху,-- из-за вас пропал парнишка!

Возле мельницы стояло много мужиков, приехавших с помолом. Мельники предложили отправить Васютку с попутчиками. Парень ревел, садясь на дровни. Мужики громко обсуждали случившееся и ворчали на мельников:

-- Эти молодцы кого угодно в грех введут, соблазнили парнишку, дураки косолапые.

Мельникам неприятно это слышать, они оправдывались и бранили Виктора.

-- Над тобой пошутили, а ты чего? -- сказал Платоха сердитым голосом.

-- Ты совсем изуродовал парня,-- мрачно заметил Мишка.

Виктор стоит на срубе и громко сморкается.

-- Постарше себя не шути, я вам не ровесник!-- ответил он веско и проводил тяжелым взглядом отъезжающие дровни. Он бы с удовольствием увидел на дровнях вместо Васютки которого-нибудь из мельников. Борода его оставалась желтою от гороховой муки, он напрасно отряхивал ее руками, она пропылилась насквозь. Ее нужно хорошенько промыть и расчесать гребнем. Сегодня суббота и дома топится баня, он так и сделает.

Виктор работает и перебрасывается с мужиками отрывистыми фразами. Ему стыдно за свою вспыльчивость,-- пострадал парень. Он бранит мельника и слова его тяжело падают сверху на головы мужиков.

-- Он каждый день возит из усадеб добро, посадили кота караулить мясо.

Мужики скребут под шапками и вздыхают.

-- Не знаем, что и будет,-- говорят они,-- рядом в волости рубят лес, а здесь у этого дьявола и бревна не выпросишь.

-- Ежели бы я здесь не работал, и у меня был хлеб, я не поглядел бы на мельника и навозил бы себе бревен на избу и дров на два года!-- говорит Виктор.

-- Вчера поехали демонские, а он накрыл их, составил протокол и отобрал у них топоры.

-- Дураки деминские, не могли его долбануть обухом,-- бросил сверху Виктор.

-- И чего теперь делается, хотя бы закон какой был, а то ничего не знаешь... Всяко приходится думать... Долбани его дьявола, а за него потом так притянут, только держись! Узнаешь потом учредиловку!-- чешут головы мужики.

-- Война тоже! не знаешь, за что воюешь, одна страда... Кабы не было войны и нужды бы не было...

-- Да, уж эта война! Как воевать, так первого мужика тянут, а как станешь просить земли -- погоди, да потом, да что учредиловка скажет, может еще с выкупом! Водят нашего брата за нос. С выкупом! А где деньги на выкуп? Выкупит, пожалуй, мельник, а нам не на что выкупать.

-- Кто придет с войны, пожалуйте к богачам в работники -- вот тебе и земля!-- говорит Виктор, постукивая топором.