Дома у Виктора давно нет муки, семья живет одной картошкой. Картошку нельзя всю съесть, нужно оставить на семена. Жена толкует Виктору каждый день о том, что пора бы принести муку домой. Каждый раз Виктор обещает завтра же попросить муку у мельника. Одно "завтра" сменяло другое "завтра", а Виктор являлся домой без муки и оправдывался тем, что никак не может мельника повстречать. Мельника Виктор видел ежедневно, но у него нехватало решимости заговорить о муке. Пусть мельник, ежели у него есть совесть, сам вспомнит нужду Виктора.
Бедность придавила плотника. Его охватывали то робость, то гнев. Злость и тоска сжигали его. Он изо-всех сил старался показать себя независимым, гордым и сохранял, насколько мог, внешнее спокойствие. Пышная борода скрывала от людей растерянное, взволнованное лицо Виктора, и люди считали его решительным. Язык его не знает пощады, и Виктор иной раз наговорит в лицо то, чего другой бы ни за что не посмел сказать открыто.
Виктор поступал так с отчаяния. В действительности, он чувствовал себя беспомощным, у него не было уверенности ни в чем, над ним чертовски издевались люди. Виктор не находил выхода. Революция, думал он, идет не по той дороге, какая нужна Виктору, и не приносит ему никакого облегчения.
Как и всякий день, и сегодня подошел к срубу мельник. Лицо его расплылось в радостную улыбку, когда он осматривал издали поднимающийся сруб. Толчея выходила отличная, как раз такая, какая ему нужна,-- высокая с десятью толкачами, почти завод. Всю волость будет снабжать она толокном. Топор Виктора хорошо над ней поработал. Этот огромный плотник, казалось, не знал усталости, а когда подходил мельник, топор Виктора стучал особенно оглушительно. По-настоящему работал он один, а старики -- те только немного помогали ему...
-- Так, так,-- двигается, видать, дело!-- говорит мельник, пряча улыбку. Он остановился, выпятил брюхо, держа руки в карманах и оглядывая сруб пытливыми бегающими глазами. Разговаривая с Виктором о толчее, он вдруг спохватился, словно вспомнив что-то, и сказал поспешно:
-- Ах, да! вот, что,-- пошли завтра свою старуху в комитет за пособием. Пособие пришло еще вчера, я забыл тебе сказать, у меня так много дела... я совсем зашился в делах...
Виктор благодарит. Он понимает, что у мельника много дела, у него такое большое хозяйство и, кроме того, служба по волости.
-- Ох уж эта служба!-- поморщился мельник,-- от нее только хлопоты, а пользы никакой! Я совсем измучился, меня затаскали по делам по волости, в город, туда, сюда...
Мельник доволен, что сообщил Виктору приятное; пособие ему теперь как раз кстати.
Увидя Платоху, этот старый плут, стараясь показаться великодушном, закричал:
-- Отвесь Виктору муки, у него нет муки в доме!
Виктор шел домой в грустном раздумьи. Мельник обошелся с ним по-хорошему, ласково, он приказал выдать Виктору муку и просил послать жену в волость за пособием. Да, но мельник не сказал сыну, сколько отвесить муки, и Платоха отвесил так мало, что Виктор не чувствовал за плечами узелка. Неужели это за всю неделю? -- "Обязательно скажу мельнику, он обещал по восемь в день" -- подумал Виктор с тоскою. "А что на это скажет мельник? И как это случилось, что пособие Виктору вышло только тогда, когда он поработал на мельнице? Почему оно раньше не выходило, кто его задерживал? И кто на мельнице хозяин? Мельник назначает одну цену, а Платоха другую. Этот молодец будет почище отца! Сволочи они",-- размышляет Виктор и чем больше он думает о мельнике, тем ярче разгорается ненависть к нему.
Виктор встряхивает узелок. Узелок легкий, как перышко. С размаху он перебрасывает мешочек на другое плечо и чувствует боль в плече, как с"т удара камнем. Виктор встревожился, развязал мешок, заглянул внутрь и выругался: в овсяных высевках муки лежал большой камень. Виктор стоял с камнем в руке, растерявшийся и беспомощный. Он долго стоял, не зная, что делать, куда идти! Обида душила его. Попадись ему сейчас Платоха, он, не задумываясь, этим камнем убил бы его на месте.
Виктор вернулся на мельницу. Во дворе он увидел мельника в шубе, тот собирался куда-то ехать и запрягал лошадь.
-- Ты зачем? -- с тревогой спросил мельник, поднимая фонарь и освещая лицо плотника.
Огромная борода скрывала лицо Виктора, только глаза, налитые кровью, и дрожащие руки, в которых лежал камень, выдавали его ярость.
-- Мне Платоха положил в мешок камень, а вместо муки он отвесил какой-то дряни,-- прерывающимся голосам сказал Виктор.
-- Что такое? -- с изумлением воскликнул мельник. Он только теперь понял, почему Виктор держит в руках камень.
-- Одно горе от этих ребят!-- простонал мельник. До добра они меня не доведут! Я с ним расправлюсь как следует, будь спокоен.
И мельник долго еще уговаривал плотника и ругал сыновей. А сейчас он сам выдаст ему муки. И он повел Виктора в амбар.
В амбаре Виктору стало не по себе. Он глядел на громадный, набитый доверху мукой амбар такими голодными и жадными глазами, словно был он полон чистого золота. Крепкий хлебный запах щекотал ноздри и спирал дух. Никогда Виктор не ощущал так остро свою нищету, как в эту минуту. Он стоял, опустив голову и растопырив руками мешок, а мельник насыпал туда муку и хвастался своим богатством.
-- Муки у меня тысяча слишком пудов, да зерна в другом амбаре около того, это стоит денег! Мука теперь в цене... Тебе сколько сказал Платоха за работу?
-- Три фунта,-- убитым голосом ответил Виктор.
-- Дурак Платоха,-- с досадой сказал мельник, и довольная усмешка проступила на его лице сквозь жирный румянец,-- такому плотнику три фунта! Я дам тебе восемь ржаной, чтобы не обидно было. Держи мешок. Платошка конечно пошутил, голову оторву, кобелю! Держи мешок -- шире держи!-- разошелся мельник.
Виктор почувствовал облегчение, словно тяжелая гора скатилась с плеч. "Восемь фунтов -- это все же хлеб! Мельнику, видать, совестно стало бедняка прижимать, стыдно ему жадничать, он и дал прибавку". Так думал Виктор, шире раскрывая мешок. Мельник отвесил ему полтора пуда.
-- Да захвати немного гороховой муки на кисель ребятишкам,-- предложил мельник.
Виктор подставил шапку -- ничего другого подходящего у него не было. Мельник насыпал полную шапку, а шапка была большая.
Виктор шел домой, держа в одной руке шапку с дорогой гороховой мукой, а другой -- мешок за плечами. Резкий, почти зимний ветер раздувал его длинную и широкую бороду, и клубил на голове волосы.
Обида и злость прошли, как бы опустились на дно души. Если сыновья мельника жестоко издевались над ним, то сам мельник обошелся с ним как будто хорошо, справедливо. Не думал в эти минуты Виктор, что "справедливость" богатого мельника -- петля на шее бедняка. Радостно бежал он домой, плотнее прижимая шапку к груди, чтобы ветер не развеял муку.