Топилась печь, трещали дрова. Марья пекла гороховые лепешки к завтраку. Из трубы валил дым на улицу, сползал с крыши, нависал над окнами и уходил по сугробам к дороге клубами, кольцами, серым холстом.
Виктору и его дочкам давно пора на мельницу, но никто из них не мог идти туда. Виктору совестно поднять глаза на дочек, он сидит на лавке и ковыряет валенок иглой и шилом. Агашку и Варюшку мучает история с часами и вчерашний вечер за буфетом. Старуха тоже странно ведет себя и угрюмо брякает у печки сковородником. Она хочет ехать в город и не знает, как отпроситься у мужа, какой придумать предлог. Она бросает на Виктора боязливые взгляды. Дочки молчат, они склонили свои бледные усталые лица над вязаньем. Дробный стук коклюшек в проворно мелькающих руках -- сухая деревянная музыка.
Серые стены, угрюмые, замороженные окна, белая стужа от дверей, серый мрак в черной от времени и копоти прокисшей избе. Тоска. Жутко выйти на белую улицу, стыдно людей. Даже свет от огненного устья печки был багрово-красным, мрачным и нерадостно плясал на красном, замусоленном переднике Марьи. Ее лицо, разожженное огнем и дымом, горько морщится и слезится потом. Каждый делает свое дело, а борода лежит на полавочнике и ждет своей участи, огромная, скомканная, рыжая,-- виновница всего.
Виктор хотел бросить ее по дороге, но раздумал и принес домой. Ее могли поднять парни и снова начались бы издевательства. Лучше всего бросить ее в печь, она улетит с пахучим дымом и развеется в пространстве. У него растет другая борода, жесткая щетина, золотая и колючая на впалых от нужды щеках.
Малыш кружится около матери, хватается за ее передник и старается заглянуть в печь, где на длинном сковороднике шипит над огнем сковорода с гороховыми лепешками. Ребенок приподнимается на цыпочки и просит лепешку.
-- Дай ему лепешку,-- кряхтит Виктор над валенком и широко разворачивает локти, продергивая дратву.
Мальчик получил лепешку и не знает, что с ней делать. Она горячая, жжет ему руки, он дует на пальцы, на лепешку, перекладывает ее с ладони на ладонь и топчется на месте. Он ожегся, бросил лепешку на пол и заревел.
-- Уй, прости бог,-- крикнула Марья,-- не мог подождать, когда простынет!
На крыльце затопали шаги, многоголосый шумный говор идет в избу. Распахнулась с суровым треском дверь, впереди с подбитым глазом Платоха. За ним -- Мишка, мельник, десятский Антон и много мужиков, парней. Сковородник вылетел из рук у Марьи, с колен Виктора пополз пол валенок. Агашка и Варюшка ахнули и привскочили на лавке, коклюшки забрякали по полу, а лица у девушек побледнели еще больше, Виктор поднял на мельников недоумевающие, удивленные глаза и встал.
-- Зачем пришли? -- спросил он сурово и глаза его потемнели.
Платоха и Мишка, волнуясь и негодуя, объявили, что пришли с обыском. У них пропали часы и они подозревают, что часы украли его дочки, когда шли на спектакль. Они шли с ними вместе и баловались дорогой.
Виктор вспыхнул, хлопнул по столу ладонью и поглядел с гневным изумлением на мельников и дочек.
Так, новый удар от этих мельников! Будь они прокляты, он не отдаст им часов! Народ шушукается под палатями, полна изба людей. Девушки стоят растерянные и жалкие над упавшими коклюшками, лица их пылают от стыда. Варюшка чуть не крикнула: мама, отдай им часы, я вчера пошутила! Агашка плотно сжала губы и потупила голову. Из толпы глядела на нее Лукерья и язвительно улыбалась.
-- Мы не брали часов, мы ничего не знаем,-- сказала она тихо.
Тогда мельник, как представитель власти, заявил, что приступает к обыску и выбрал из толпы понятых.
-- Ты, Антон, последи, чтобы они не подсунули куда часов. От этих молодцов всего ждать можно,-- громко сказал Виктор.
Антон почесал под шапкой и вздохнул. Мало радости быть понятым.
-- Мы знаем, что часы здесь, нечего их подсовывать, они здесь,-- с убеждением ответили молодые мельники.
Перетрясли в избе всю пыль, встряхнули все постели, одеяла, подушки, одеженку, лазили с огнем в подполье, заглянули в каждую щелочку, в пазы -- ничего не нашли. Виктор стоял посреди избы и злорадствовал:
-- Ваши часы унес чорт на хвосте, я вчера видел, как он бежал по дороге...
-- Часы здесь,-- с убеждением повторял Мишка.
-- Для часов немного надо места, их можно спрятать так, что и в жисть не найти,-- заметила в толпе Лукерья,
Виктора и его семью сгрудили посреди избы. Мельник следил, чтобы никто из них не выходил из избы и не прятался по углам. Ему подозрительно, что Марья, копошилась на кухне и не сразу оттуда вышла. Он обнюхал все чугуны и кринки и сердито поглядел на гороховую муку в лотке. Пошли искать в горнице и на дворе. Глаза у Виктора беспокойно забегали, он крякнул вслед, провел рукой по волосам и подумал: "Не найдут".
Через полчаса снова полная изба народу. Напряжение у Виктора и его семьи дошло до крайности.
-- Долго еще будете искать? -- мрачно спросил он.
-- Теперь надо обыскать вас,-- ответил мельник.
-- Эва, когда хватились. Теперь мы уже успели передать ваши часы,-- не дрогнув бровью сказал Виктор. Марья что-то прошептала рядом, но Виктор не расслышал. Подчиняться ему приходилось для порядка, гнев бушевал в его груди, но стоял он терпеливо, пока его ощупывали со всех сторон.
Когда мельники приступили к дочкам и жене, его прорвало: -- Не хватайте грязными лапами, пусть их обыщут бабы!-- крикнул он гневно.
-- Помоги, Лукерьи,-- сказал мельник.
Лукерья, ухмыляясь, вышла из толпы. Ее круглое, румяное лицо дерзко и насмешливо сияло. Агашка сжалась, как от удара, когда руки Лукерьи забегали по ее телу. Она бросила на Платоху из-под бровей мимолетный взгляд, полный ненависти и обиды. Марья подняла к потолку руки и сдвинула ноги так плотно, как солдат в строю.
-- Сними валенки,-- сказал ей мельник, наклоняясь к ее ногам. Марья, почти не сгибаясь, сняла один валенок, потом другой. Что-то прожурчало по ее ногам, и она снова сдвинула их плотно. Мельник услышал это журчание и подумал: тут что-то неладно.
-- Пощупай ее хорошенько, Лукерья, ты ощупай ее, как курицу,-- сказал он, хватаясь за край пестрядевой исподницы Марьи.
Щетина на лице Виктора свирепо затопорщилась, в толпе засмеялись. Лукерья запустила руку под колокол исподки. Марья вскрикнула, поджала руки к животу, присела.
-- Вот они!-- воскликнула Лукерья и вытащила часы. Они болтались на цепочке теплые и запотевшие. По избе прокатился стон от бурного хохота. Марья опустилась на пол, как опорожненная, сдавила руками голову и запричитала. Виктор дикими глазами посмотрел на жену.
-- Дура старая, зачем ты это сделала? -- закричал он с яростью и завертел головой, словно кто его душил за шею.
Торжествующий мельник схватил часы и, размахивая ими, протянул Платохе:
-- Вот твои часы!-- воскликнул он.
Платоха смутился, разглядывая часы, это были не его часы. Он слышал громкий хохот.
-- Носи, Платоха, не опорется! Она хорошо вызолотила твои часы!
-- Не надо мне часов, убирайте их к чертям!-- вырвалось у него со злостью и он швырнул часы на стол.
Девушки ахнули и закрыли руками глаза. Мельник смотрел непонимающими глазами на Марью, Виктора и сжимал кулаки. Понятые готовы были лопнуть от хохота.
-- Я обоих вас запрячу в кутузку. Где другие часы? -- закричал мельник.
-- Как тебя угораздило взять у меня часы? Я их нашел, кто тебе велел их взять у меня? -- загудел Виктор, наступая на Марью. Она очнулась и поднялась на ноги. Страх вернул ей силу, она почувствовала, что ей нечего больше терять.
-- Какие другие? -- спросила она с гневом, не обращая внимания на слова Виктора,-- покупать их что ли? Погляди, может, там у меня еще остались часы,-- тряхнула она исподницей.
Старая баба потеряла всякий стыд и полезла на мельника животом -- это часы дареные! Мишка их подарил! Дьявол старый, зачем ты к нам пришел! Ходишь только людей пугать, тьфу!-- Кричала она на мельника.
-- Я не дарил часы,-- пробормотал Мишка.
-- Это твои часы,-- шепнул ему Платоха, кивнув головой на стол.
-- Вижу, что мои!-- пробормотал угрюмо Мишка и поглядел на часы с сожалением. Он не решался их взять и злился на Варюшку.
-- Я нашел часы на дороге,-- кричал Виктор,-- дочки тут не при чем! Я нашел часы и не отдал и не отдам, поработал я вам за дешевочку, к чорту!
-- У меня пропали часы, они здесь,-- говорит Платоха,-- это не мои часы!..
-- Пойдите вы к дьяволу,-- заорал Виктор, хватая со стола ножик,-- прочь от моих девок, хотя бы они ограбили у вас весь дом!
-- Господа понятые, надо составить протокол,-- сказал мельник. Разве я тебе плохо платил за работу? -- упрекнул он Виктора.
-- Я тебя выкину, как дохлого кота за шиворот,-- крикнул Виктор и шагнул к мельнику. Народ попятился к дверям. Разгневанный Виктор, сухая глыба мускулов и костей, мог натворить беды. Вчера на спектакле он показал, на что он способен! Лучше от него отступить.
-- По какому праву ты ходишь к людям с обыском? Ты грабишь народ каждый день, и мы не ходим к тебе с обыском! Погоди, и мы к тебе придем! Мы у тебя найдем все, что ты награбил по усадьбам, скотина ты, грабитель, клоп! Мы тебе пропишем протокол!
-- Ты будешь арестован, шантрапа такая, большевик, нищий,-- кричал мельник, прячась за толпу.
Виктор и в гневе оставался верен самому себе. Он разносил мельника в клочья, язык его остер как бритва и тяжел как обух.
-- Да, я большевик, а ты что? В бары лезешь? Мы тебе покажем как барствовать, суконное рыло, квашня, пузо!
Из обыска никакого толку не вышло. Мельник проиграл игру. Даже протокола он не мог составить в избе Виктора. Он составил его в избе десятского Антона, но никто из свидетелей и понятых не захотел под ним подписаться.
Кто знает, как часы попали в избу к Виктору? Ведь Агашка с Платохой любовь крутила. Кто знает, что между ними было,-- бормотали мужики.
-- Я отдам под суд и Виктора с бабой и его дочек. Они воровали у меня муку, а теперь вот украли часы. Сколько я им, дьяволам, переплатил за работу, а все мало!..
-- Теперь такое время... Какой теперь суд? Не суд, одна неразбериха,-- бормотали мужики и отходили от столе.
-- Что же вы, эй!-- кричал мельник, ежели не подпишетесь,-- пущу молоть на мельницу.
-- Дело твое, как знаешь,-- отвечали мужики и уходили из избы, а выйдя на улицу, хохотали, задрав головы, во всю глотку.
Мельник рассердился, обругал Антона, разорвал в клочки протокол и уехал с сыновьями на мельницу в большом конфузе. Власть его падала и падала, его никто не слушал.
Когда народ ушел, Виктор заходил по избе крупными, взволнованными шагами. Агашка и Варюшка плакали тихонько в уголку, остальные рассовались кто куда со страху. Марья стучала у печки сковородником и подбрасывала дрова. Пока шумели и обыскивали, в печи прогорело, приходилось начинать с обрядом сызнова. Виктор остановился около печки, прикуривая от уголька и сердито поглядел на жену.
-- И сунуло тебя взять часы! Я так их хорошо спрятал, что ни один бы дьявол не нашел. Как тебя угораздило их найти? Зачем ты это сделала?
Старуха изумилась.
-- Я не брала твоих часов, я взяла их у Варюшки,-- ответила она. Я думала, ты это нарочно говорил перед мельником из-за девок, что нашел часы... Прямо я не знаю... Стыд-то какой!-- кликнула она, всплеснув руками.
Виктор глядел на нее, ничего не понимая.
-- Я спрятал часы на дворе под яслями, как они попали сюда? Ты где, Варюшка, взяла часы?
-- Я их нашла... на дороге,-- ответила девушка дрожащими губами.
Виктор остолбенел и глядел на Варюшку и Марью.
-- Что за притча!-- сказал он и бросился к дверям. Немного спустя он вернулся, в руках у него были часы. Он положил их на стол, рядом с другими золотыми часами, а потом снял с рубашки широкий кожаный ремень и сказал Варюшке:
-- Ложись на лавку, драть буду!
-- Брось, Виктор, пожалей девку, она и так не в себе,-- стала уговаривать Марья.
-- Ложись, тебе говорят!-- гневно крикнул Виктор.
Варюшка, бледная, перепуганная, бросилась к нему в ноги, обхватила их руками и заплакала:
-- Тятенька, родной, прости!
-- Осрамила нас, подлянка, позор на мою голову!-- с отчаянием воскликнул Виктор, и его ремень раз за разом опускался на спину дочери сочными ударами.
-- Отстань, батька. Ты с ума сошел? -- закипела у печки Марья.
-- Я тебе, потаковщица,-- погрозил ей Виктор,-- ты должна была сказать, а не прятать часы, куда не надо! С какой это поры стали мы посмешищем? Невесты паршивые, воровки!..
Целый день шумел Виктор в избе, ругая дочек и жену и успокоился только, когда сел под вечер за стол запивать гороховые лепешки кипятком.
-- Теперь у нас двое часов, что с ними делать? -- спросил он.
-- Продать,-- ответила Марья.
-- Снести на мельницу и швырнуть мельнику в харю,-- сказала Агашка.
-- Богата больно, прошвырнешься,-- проворчала с досадой мать.
-- Срамница старая, я тебя,-- погрозил ей Виктор пальцем. -- А впрочем, не лучше ли их продать? -- сказал он, разглядывая часы.
Кто-то затопал по крыльцу и Виктор сунул часы в карман.