Удивительно, как пробежало время! Виктор не успел опомниться, как очутился на вершине власти -- он стал председателем волости. Словно волна подхватила его, понесла и опустила на широкий стол, на мягкий стул, который еще не успел остыть после мельника.
А случилось это вот как. На другой день после переезда и усадьбу было собрание; пришли те же шапки, полушубки, шинели и валенки, что и в прошлый раз. Были тут и Швалев-липовая нога и Антон, даже Лукерья, что просевала муку у мельника. Из усадьбы все пришли -- старый и малый. Докладчиком был Виктор. Он читал доклад по бумажкам.
-- А ну, задавайте теперь вопросы, а я буду отвечать,-- закончил он свое выступление.
И сколько ни задавали ему вопросов -- на все ответил Виктор. Это было изумительно. Мужики таращили на него глаза как на чудо, пыхтели, скребли головы и как ни придумывали, как ни мудрили, как ни старались его сбить, никак это не удавалось. Он отвечал как по грамоте, каждый вопрос он покрывал ответом как копейку рублем.
-- Гляди, какой он стал, как говорит гладко! Где возьмет, где положит, ровно золото вешает,-- толкуют про него мужики.
-- Умный мужик, чего говорить!..
-- В усадьбу переехал...
-- Да, действительно... Отчаянный стал большевик, не ждали!
Как белые голуби полетели повестки от деревни к деревне. Волновали народ. На каждой из них кривой волнистой загогулиной выведена размашистая неровная подпись -- Виктор Веселое.
Не мало потрудился Платоха, чтобы сделать это имя известным, и кто такой этот Веселов Виктор, знали все. "Он отобрал у мельника золотые часы и захватил у барина усадьбу. А теперь он по волости главный большевик, вот он кто, этот Веселов",-- говорят мужики, и никто из них уже не думает смеяться над ним. После доклада о городе пошла гулять слава про Виктора, что разбирается о" в политике лучше всех.
Мельник узнал от Лукерьи, что Виктор захватил усадьбу и поделил купленные мельником вещи. Он побледнел от досады, а когда узнал про собрания и повестки, то пришел в ярость.
-- Это бунт! Как он смеет, гнида, нищий, делать это? Кто ему разрешил устраивать собранья, приглашать народ на перевыборы? -- рычал он.
-- Я слышал, у него есть разрешение от губернского комитета. Не знаю, насколько это верно,-- заметил кабатчик, почесывая живот.
Мельник растерялся, но в комитете много мужиков, и ему нужно поддержать достоинство.
-- Нынче власть, как сука, во все стороны хвостом. Неделю назад я получил от земельного отдела одобрение за охрану леса, а теперь видно только и осталось, что шапку в охапку и уходить! Пусть послужит кто другой, с меня хватит!-- сказал он, махнув рукою.
-- Виктор стал большевиком и лезет к власти,-- заметил кабатчик.
-- А я разве не такой же большевик? -- гордо спросил мельник и поглядел на мужиков строго.
-- Да, поди вот, разберись с ними! Какую-то особую власть им надо, кажется, чего еще?-- вздохнул кабатчик.
В воскресенье с раннего утра по всем дорогам люди партиями шли к волостному комитету. Ушастые шапки, башлыки, платки, шинели и сарафаны. Клубом клубит ветер, сугробы дымят как печи, говор людской по дорогам. Сердито звенит колокола, богомольные проходят мимо церкви, крестятся и спешат дальше.
Высокий опушенный дом, желтый и просторный, всех не вмещает. За оградой, у памятника царю, на ограде, на площади, под окнами -- бороды, усы. разноцветный глазастый бисер. Досужий солдат упорно и настойчиво колотит освободителя-царя по голове прикладом. Мужики расшатывают памятник и хохочут: крепок, крепче Николашки. Народ идет пешком, подкатывает на лошадях шуршит на лыжах, отряхивает шапки, стоит и ждет начала. Белый пар из ноздрей, дым махорки и, как ворчание грозы в облаках, перекатывается говор. Нетерпеливые головы глядят на окна Совета.
-- Долго ли там? Замерзли...
-- Идут, идут, дайте дорогу!
-- Дорогу дайте, посторонитесь, граждане!
Народ расступается от дверей Совета коридором.
Сторож Михей, прыткий, седенький старичек, проталкивается с табуреткой, прочищает дорогу, а за ним, держа на голове громадными руками стол, идет высокий рыжий мужик в коротком медвежьем тулупе -- Виктор. За Виктором хвост шинелей, у каждой -- табуретка. Посреди площади стол воткнулся в снег ногами, полукругом опустились табуретки, на табуретки поднялись те, что несли их. Они стоят в толпе всех выше и выше всех Виктор.
Он встал на стол и объявил собрание открытым. Голос его прокатился далеко во всех стороны до самого конца деревни, он говорил от имени большевиков. У него еще осталась привычка теребить бороду по-старому, он запускает свою лапу мимо бороды в воздух и ничуть этим не смущается. Этот промах можно принять за жест, но не за ошибку. Что-то уверенное было в нем, какая-то особая крепость появилась в его голосе, движениях, слове. Смирный мужик, в меру упорный, в меру настойчивый, немножко стыдливый и скромный, встал теперь на самое высокое место в широком барском тулупе и загремел таким голосом, как будто перед ним разверзлась вселенная и он все видит, все знает.
Мужики слушали его, разинув рот от изумления, толкали друг друга локтями и шептались:
-- Да, братец ты мой, и не подумаешь!
-- Наловчился... Все время газеты читает...
-- Орателя из города привез,-- гляди-ко!
Рядом с Виктором встал маленький человечек в черной бекешка. Сухие, желтые его руки затрепетали над толпою короткими, быстрыми жестами тонкий, ломкий голос зазвенел, натянулся напряженно и страстно, обдал толпу горячими струйками. Международное положение, текущая политика, что такое власть Советов, что даст она крестьянам. Это было вдохновенное пророчество о прекрасном будущем, о грандиозном строительстве; уже положен в основу первый громадный камень-- власть крестьянской бедноты.
Мужики слушали как зачарованные. Многое для них было непонятно, но все почувствовали, как будет хорошо. Поднялся неистовый рев восторга, ликующие крики и возгласы, когда человек кончил речь и, запахивая бекешку, спрыгнул со стула как воробей. Снова заговорил Виктор; он заговорил на этот раз о мельнике, о его политике, о том, что хотят получить от революции такие молодчики как мельник. Крепко у него это вышло, кабатчик закряхтел в толпе, а сосед его Антон глядел на свои валенки, не смея поднять на Виктора глаз. Антон боялся, что Виктор расскажет о нем. Он нарубил и вывез с разрешения мельника из усадьбы бревен на два дома. Виктор не пощадил никого, он все рассказал про мельника и не забыл упомянуть и про Антона.
-- Очень жаль, что никто из Совета не при сюда на перевыборы и не пожелал оправдаться перед народом. Я посылал к ним нарочных, но они спрятались,-- сказал Виктор. В толпе засмеялись.
-- Он тебе покажется, как же!
-- Знает стерва, что хвост затаскан!
-- Приступаем, товарищи, к перевыборам. Говорите, кого желаете выбрать? -- крикнул Виктор.
-- Тебя желаем,-- закричали в сорок глоток,
-- За Виктора, плотника, поднимайте руки!-- рявкнул один солдат с табуретки.
-- Правильно! За Виктора, ребята, за Виктора!
Виктор стоял перед толпой взволнованный и смущенный, он упрямо отказывался. У него много дела, он старшина артели по усадьбе и, кроме того, он работает в партии.
-- Я старик, выбирайте молодого,-- гремел он на всю площадь, но его не хотели слушать.
-- Постарайся для нас, послужи!-- орали ему в ответ.
-- По шее наворотим, ежели не сядешь!
-- Жми богачей! Правь!
Кругом ревущая толпа, сотни поднятых кулаков, сбитые как попало шапки, все кричат, просят. У Виктора сжалось сердце, ясные его глаза замигали, голос дрогнул:
-- Я согласен, братцы! Братцы, товарищи, я согласен! Извините, уж ежели что... ошибка какая ежели... Я ведь, сами знаете, в университетах не обучался.
-- Ошибешься -- распутаем; мы тебя, плута, вы. ведем на чистую воду!-- ревели с восторгом мужики.
-- Дают вожжи, так бери, нечего ломаться.
На стол вскочил маленький человечек и сказал о Викторе несколько теплых слов. А потом спросил:
-- Кто против Виктора Веселова?
Тишина. Никто не высказался против Виктора. Несколько опущенных голов было. Среди них -- кабатчик, Антон и те, кого в своей речи пробрал Виктор, но они не смели поднять ни руки, ни голоса.
-- Никто не пищит!-- крикнул какой-то удалый. Подхватили:
-- Качать!
Несколько мужиков бросилось к столу, схватили Виктора за тулупчик и валенки, потащили. Тут Виктор рассердился, замахал огромными ручищами, и тулупчик на нем затрещал. Нелегко такого дядю сдвинуть с места!
-- Отпустите, черти, чего схватились? Надо еще четырех человек выбрать, говорите -- кого? -- крикнул он и его отпустили.
На другой день, как половодье, гудел комитет: валил народ со всей волости; бежали из деревень солдатки насчет пайков, хлеба; мужики насчет леса, земли; сын с жалобой на отца, что отделил его и ничего не дал.
Виктор сидел, навалясь на стол широкой, как дверь, грудью, и голос его гудел уверенно. Для одних были ласковые нотки, для других грохотали камни, и* тяжелые его слова падали иному на голову как кулаки.
-- У тебя новая изба, зачем тебе лесу? Другую ставить, сына отделить? Подожди, я сначала дам тому, кому жить негде и лошади нет, чтобы вывезти бревна. Лес надо беречь, зря не тратить, а то за сорок верст не всякому будет сподручно за бревном ехать...
И мужик, уходя, дорогой бранился, а ночью тайком возил. Но у Виктора рука твердая и у него, везде глаза и руки. Он выбрал уполномоченных по деревням. А они переписали кому и сколько надо лесу, отвели делянки и поставили сторожей.
Да, у Виктора много не пожадничаешь, он многим прищемил хвосты, а бревна Антона он отдал солдату, мужу Лукерьи, который только что пришел с войны и не имел лошади. Это был для Антона большой удар, и многие из волости на Виктора подняли ропот. Но Виктор знал, что делал.
-- Тебе паек? А кто у вас богаче всех в деревне? Мохов, кажется? --спрашивает он бабу.
-- Да, батюшка, Мохов,-- отвечает солдатка, вдова.
-- Швалев,-- говорит Виктор секретарю,-- напиши бумаженку Мохову, чтобы он отпустил ей немедля пять пудов муки.
-- Что ты, батюшка, да он меня живую съест!-- испугалась баба.
-- Не съест,-- уверенно отвечал Виктор,-- не съест. Ежели не выдаст -- самого на паек посажу. Революцию, товарищи, понимать надо! Бедному надо дать, голодного накормить, иначе все замки с амбаров полетят к чертям. Друг дружку с лаптями слопаем...
-- Держись, Виктор, крой, мы поддержим!-- говорят мужики в рваных полушубках и толкуют между собой: -- вот это наша власть, это я понимаю!
Богачи кряхтят от записок Виктора и, скрепя сердце, отвешивают бедноте и солдатам мукою и рожью. У многих текли по щекам слезы; жадные, скупые сердца ожесточались. Громом ударил приказ от волости -- создать комитеты бедноты и не продавать на сторону хлеб из деревни. Каждая деревня должна кормить свою бедноту, а весною ее обсеять.
Ночью и днем ходят по каждой деревне сторожа из бедноты и караулят, не смыкая глаз, за богатыми домами, ловят на дорогах спекулянтов, отбирают хлеб и посылают делегатов к Виктору. Проклял Виктора Мохов, проклял Антон и всех злее проклинал Виктора мельник, потому что постоянно у мельницы стоит на горе человек с винтовкой и следит, чтобы мельник не продал на сторону ни фунта.
Виктор упрямо и жестко боролся с голодом, руки его широко ловили, глаза далеко видели, он высоко сидел на своем стуле. "Власть на местах" -- брошен был лозунг, и Виктор вместе с беднотой олицетворял эту власть. Он отправил в город запрос: "можно ли отобрать у мельника мельницу?" и ждал ответа. Мельница нужна до-зарезу.
Мельник и его сыновья метались по деревням, подбивали знакомых мужиков-помольцев и всех, кто был побогаче, подняться и свергнуть Виктора. Немыслимо терпеть, что делает этот разбойник! Он хочет содрать со всех мужиков рубахи, по миру скоро всех пустит. Грабит, дерет, отбирает, и возит, как в прорву. В усадьбе амбары от хлеба трещат, а он все возит туда и возит. Дочки у него ходят в шелку!
-- Посадили голодную собаку мясо караулить, так она и удержится, чтобы не схапать!-- говорил мельник.
-- Ты и сытый да, говорят, больно что-то много отмахнул!.. Виктор-то сбирается к тебе в гости, гляди свое не потеряй! Он тебя тряхнет за петухи!-- кричат ему в ответ.
Мельник, получая бумажку от Виктора, дрожал. По ночам сыновья и он ходили около мельницы и амбаров с охотничьими ружьями и ждали, что вот нагрянут к ним посланные от Виктора забирать муку.
-- Это грабеж! Мы ему покажем!-- храбрились они в отчаянии.
-- Пусть сунется, я не пожалею пули,-- грозил мельник. Он осунулся, похудел, потерял румянец, подвязал полотенцем живот и писал на Виктора в город жалобы и доносы.