Уже сумерки начинали спускаться на землю, а поезд еще не достиг места, назначенного для ночной стоянки, - берегов реки Дрикки, притока Тиссы. Гуннские всадники то и дело подъезжали к Эдико с краткими известиями, при чем все они длинными копьями и своими бичами из крепкой буйволовой кожи неизменно указывали на запад, где среди степных испарений закатывалось солнце, тусклое, багровое, без лучей, без света.
Отпустив всадников, Эдико спокойно смотрел, как они разъезжались в разные стороны.
Вдруг пред ним останови коня один еще очень молодой римлянин. - Эдико, господин, - начал он робко, - меня послал мой отец Вигилий. Он беспокоится... Один из готов, приставленных к повозкам, сказал ему, что он ясно видел на западе густые облака пыли. Очевидно, это - всадники. Отец боится... не разбойники ли это...
- В царстве Аттилы? Нет, мальчик. Успокой храбреца! Разве ты не видел, когда мы переходили вашу границу, сколько скелетов и трупов пригвождено к деревьям там и сям вдоль дороги?
- Видел, - сказал юноша, содрогнувшись. - Да, ваш господин любит страшные украшения. Когда проезжаешь по дороге, поднимаются целые стаи воронов. А там, за поворотом дороги висят трое сразу, - римляне по виду и по одежде.
- Да, да, это два разбойника и римский лазутчик. Мой господин умеет вознаграждать по заслугам. Они были схвачены на месте преступления, тут же обвинены, осуждены и казнены.
- Кровава ваша расправа, - заметил юноша.
- Кровава, но быстра и справедлива, - сказал Эдико. - Ты это еще узнаешь, мальчик.
- Но если там едут не разбойники, так что же это за люди?
- Вечер скажет.
И действительно, едва поезд достиг луговины у брода на реке Дрикке, как сюда же стали прибывать некоторые из тех всадников, которых видел молодой римлянин на западе. Сперва показались гуннские наездники. За ними следовали знатные римляне. А позади тянулись, хотя сравнительно в небольшом числе, тяжело нагруженные повозки.
Максимин и Приск поехали навстречу этому новому поезду.
- Ромул! - воскликнул Максимин, спрыгивая с коня.
- Друг Примут! - удивился Приск, также слезая с коня.
Те последовали их примеру, сошли с коней и пожали им руки.
- А я полагал, ты, Ромул, в Равенне, - сказал Максимин.
- А ты, Примут, почему не у себя в Вируне? - спросил Приск. - Какое дело может быть здесь у префекта Порика?
- А я так думал, что вы оба в Византии, - заметил со своей стороны Ромул, который с виду был немного моложе Максимина.
- Да, а между тем мы встречаемся здесь, в гуннской степи, - вздохнул префект, обладавший мужественной, воинственной наружностью.
- Прежде как было радостно свидеться с своими старыми друзьями, - сетовал Максимин.
- А в нашем свидании, - прервал его Приск, - нет радости! Одна скорбь!
- Я догадываюсь, - заметил префект, - что нам даны одинаковые поручения... и одинаково позорные. Вы ведь посланы к Аттиле просить мира?
- Да, а вы императором Валентинианом с тем же?.. - спросил в свою очередь Максимин.
- Чтобы согласиться на все требования и уплатить дань, какую варвар назначит, - сетовал префект, - она там в повозке. Мы должны добиться мира, во что бы ни стало.
- Неужели? - спросил оратор.
- Да, если бы даже пришлось пожертвовать честью, - с гневом воскликнул Примут, хвастаясь за меч.
- О Максимин, внук Антонинов! - сетовал Ромул.
- Увы, Ромул, победитель вандалов! - воскликнул патриций.
- И вот все мы едем умолять повелителя гуннов! - сказал префект.
- Самого варварского из всех варваров! - добавил Приск.
- У меня есть еще тайное поручение, - начал снова Максимин с гневом, - в случае если золото и все наше смирение не помогут, я должен поставить гунну на вид...
- Что Западную Римскую Империю легче победить и разграбить, чем Византию. Не так ли? - спросил Ромул.
- Напрасный труд! - воскликнул префект, весь вспыхнув. - Нам ведь тоже поручено доказать Аттиле, что вы в Византии гораздо беззащитнее и слабее и при том богаче, чем мы в Равенне!
- О позор, - застонал патриций.
- О горе, - громко сетовал Ромул.
В таких невеселых разговорах достигли они места стоянки. Глубокая скорбь была написана на их лицах и ясно отражалась в их жестах.