Четверг, 2 ноября.
Клубный день. Раньше я сделал визит графине Шереметевой (comt. Pierre?), а оттуда отправился танцовать. На балу познакомился с девицей Нарышкиной, невестой кн. Александра Куракина и родственницей той фрейлины, о которой говорил выше. Порталис сообщил мне, что в последнюю влюблен Измайлов, очень красивый кавалергардский офицер, который ревнует ее ко мне, так как видел, что мы с ней много танцовали. Измайлов, в самом деле, на этом же балу говорил со мною о московских красавицах и спрашивал, какая из них мне больше нравится. Я отвечал неопределенно, но он все-таки был задумчив весь вечер. Не нравится мне это соперничество; боюсь, как бы оно не помешало моим намерениям.
Пятница, 3.
Утром мы с Порталисом отправились смотреть упражнения артиллерии, но они были отложены. Встретили гр. Чернышеву.
Вечером был на спектакле. Давали «Le Tableau parlant» и «Annette et Lubin»; первую пьесу я всю пробыл в ложе гр. Чернышевой, которая приняла меня очень холодно. На вторую пьесу я поэтому вышел в зал. Порталис очень беспокоится, хотя графиня часто поглядывала в его сторону после того, как я вышел из ложи; это подает некоторую надежду и позволяет приступить к новым попыткам.
Суббота, 4.
Мы с Порталисом обедали у актеров. Дюгэ гадала ему на картах и предсказала всякие бедствия, если он останется в России. Мне она, напротив, сделала самые блестящие предсказания, но только по части самолюбия.
Вернувшись, дешифрировал громадную депешу из Версали, а потом послушал немножко концерт любителей.
Воскресенье, 5.
Утром был при дворе, но поговорить с фрейлиной Нарышкиной не мог, так как она была дежурною и ходила за Ее Величеством.
Маркиз, Пюнсегюр и я обедали у гр. Лясси. Нолькен просил меня построже проредактировать его рассказ о поездке в Гиэрополис и потом прочесть его у Шуваловых; я обещал.
Вечером опять был при дворе. Маленькая Нарышкина опять держалась около Императрицы и я говорить с ней не мог, но стоял так, чтобы она меня видела. Измайлов влюбляется все более и более. С ним раскланиваются, но ведь он же бывает в их доме. Это большое преимущество предо мною. Ужинал у Шуваловых с Андреем Разумовским. Говорили о комедиях и трагедиях, просили Шувалову играть, но я не думаю, чтобы крайняя ее застенчивость это дозволила. В ожидании, будем репетировать некоторые сцены из «Магомета»; я беру роль Зопира.
Вторник, 7.
За обедом у нас было много народа. Адмирал Барбал (Barbal) был в первый раз. Должны были присутствовать князья Михаил Долгорукий и Александр Куракин, но не явились. Последний пришел уже после обеда. Был гр. Шувалов и очень пенял мне за то, что я накануне не остался ужинать. Вновь предлагал мне распоряжаться своим домом и проч. Удивительный он человек; характер его настолько странен, что делает ненадежными всякие с ним отношения. Сегодня вы ему друг, а завтра он вас и знать не хочет. Жена его действительно милая женщина, добрая, простая, деликатная и чувствительная.
Четверг, 9.
Обедали у гр. Потемкина. Он нам показывал тульские стальные изделия, действительно превосходные как по выделке стали, так и по позолоте, украшениям и проч. Случайно меня посадили за столом рядом с обер-шталмейстером Нарышкиным, которого я не знал, но перед которым рассыпался в любезностях, когда узнал, что он отец фрейлины, так мне понравившейся. Он тоже был со мной очень любезен и пригласил бывать, чем я, конечно, воспользуюсь.
Смотрели ученье артиллерии, прошедшее очень хорошо, не смотря на сильный снег. Испытывали скорость огня одной пушки, которая давала, по часам, 29 выстрелов в минуту (!).
Воскресенье, 12.
Был при дворе, рассчитывая увидать маленькую Нарышкину, но ее не было. В субботу утром делал визит ее отцу, но не застал дома. Утром мы целовали руку Императрицы и разговаривали с великой княгиней, которая отнеслась ко мне весьма милостиво.
Обедал у Лясси. Гр. Брюль[35], герцог Ангальт и князь Одоевский толковали со мною о масонстве. Последний сказал, что в Авиньоне есть особая ложа, хранящая тайны масонов. Он узнал это из бумаг барона Штейна (Steen), убитого при осаде Бендер. Между прочим он берется разбирать иероглифы и показывал мне свое искусство.
Вторник, 14.
Обедал у Измайлова. По поводу масонства он мне сказал, что вступает в Швейцарскую ложу. Я ему намекнул, что состою на одной из высших степеней, имею право принимать в масонство и сообщать свои знания, как это есть на самом деле. Я хотел таким образом приобрести себе друга и отклонить предубеждение против себя. А кроме того репутация таинственного человека быстро распространяется и очень помогает при сношениях с женщинами.
Получил приглашение в Швейцарскую ложу. Был там с кн. Одоевским, Ангальтом и гр. Брюлем. Остался не особенно доволен, но видел прием новопосвященного. Наш пароль был «Альфа и Омега». Гр. Брюль опять говорил мне о великом делании; он в это серьезно верит.
Четверг, 16.
Утром был у Одоевского: говорили о масонстве. Он мне показал диплом (grade) барона Штейна, а также медальон, носимый последним на груди и найденный на нем после смерти. Я сниму с него модель, чтобы заказать себе такой же. Одоевский опять говорил мне об Авиньоне; диплом Штейна подписан в этом городе. Затем он мне сообщил многое, что я запишу для себя.
Был в клубе; вышел оттуда в 9 часов, чтобы идти ужинать к гр. Шуваловой. Муж ее продекламировал несколько отрывков из трагедий, но с большими претензиями. Мы согласились разучить «Смерть Цезаря»; я взял роль Антония.
Суббота, 18.
Я верно заметил, что Пюнсегюр очень переменился. Он мне признался сегодня, что тоскует и плохо себя чувствует. Причины этого не знаю, но думаю, что он влюблен в маленькую Нарышкину, так как месяц тому назад он ее очень расхваливал на придворном балу и был сильно смущен моим за нею ухаживаньем.
Ужинал у гр. Шуваловой, где была графиня Пушкина[36], очень любезная и хорошенькая. Был также кн. Голицын и рассказал нам об остроте датского посла в Неаполе: слушал он не особенно хорошую игру на скрипке какого-то артиста, и кто-то, чтобы похвалить последнего, сказал, «не правда ли какая трудная соната?» — «Да, отвечал посол, но я бы желал, чтобы она была совсем неисполнима».
Воскресенье, 19.
Утром был при дворе. По случаю праздника св. Мартина, Императрица слушала обедню в большой церкви, а не в часовне. Маленькая Нарышкина была дежурной; я с ней раскланялся, она ответила.
Вечером был бал при дворе; я сделал вид, что не танцую и поместился против стола Императрицы, за которою стояла Нарышкина. Отец ее говорил со мною и спрашивал, почему я не танцую; я ответил, что не хочется. Нарышкина прекрасно заметила, что я на нее смотрю, и сама на меня часто взглядывала; кн. Михаилу она потом говорила, что я, должно быть, над кем-нибудь насмехаюсь, потому что я действительно смеялся, разговаривая с Порталисом.
Граф Иван Чернышев тут же представил меня фельдмаршалу Разумовскому, Кириллу Григорьевичу[37], который пригласил меня ужинать. Я согласился и к великому моему удивлению, а также удовольствию, встретился с Нарышкиной. Она спросила, танцовал ли я, я ответил, что нет; затем мы сели рядом. Князь Ангальт упорно за нею ухаживает. Начались танцы; она много с ним танцовала, а меня попросила взять ее сестру, что я и сделал. За ужином, Ангальт сидел рядом с ней; я пошутил над этим и совсем не сел за стол, чтобы сохранить возможность подходить к ней. Ангальт это заметил и сказал Нарышкиной. Они стали шутить на мой счет, а я рекомендовал им не потешаться над отсутствующим.
Четверг, 23.
Был в клубе; встретил там чудака, адъютанта фельдмаршала Чернышева. Это человек страшно самолюбивый, злой с виду, сплетник по привычке и никого не любящий, потому что слишком уж любит себя самого. Он мне наговорил много дурного обо всех, даже о присутствующих, за исключением фельдмаршала, которого очень хвалил за доброту, но в таких выражениях, чтобы заставить считать его глупым и во всем подчиняющимся своему адъютанту. Имя этого господина — шевалье де-Мезбер.
Пятница, 24.
Обедал у гр. Лясси, а вечером сделал визит князю Волконскому, отцу невесты кн. Голицина, который был убит каким-то Лавровым и которого завтра хоронят. Это очень запутанная и странная история. Несколько времени тому назад, кн. Голицин побил палкой, в строю, одного офицера Шепелева. Тогда этот господин смолчал, но через несколько месяцев вышел из полка, в котором служил, и приехал в Москву к кн. Голицыну требовать от него удовлетворения, причем дал ему пощечину. Князь вытолкал его вон, на том дело и остановилось. Все удивлялись, почему князь в свою очередь не требует удовлетворения, но он говорит, что не может драться с субалтерн-офицером. По этому поводу состоялся суд, приговоривший Шепелева к удалению от двора, а Голицына — к выходу в отставку. Последний стал распространять слухи, что потребует отчета от Лаврова, который будто бы подстрекал Шепелева на драку. Лавров явился к нему за объяснением, а князь отвечал так невежливо, что получил вызов на дуэль, которая должна была быть на пистолетах. Перед дуэлью, во время заряжания, почему-то тянувшегося очень долго, Лавров стал оправдываться и отрицать обвинения кн. Голицина, а последний, взбешенный медленностью процедуры, не вытерпел и бросился на Лаврова с обнаженной шпагой, но, не успев нанести удара, сам был дважды ранен, после чего и умер через некоторое время.
Принц Ангальт, рассказавший мне эту историю, совершенно справедливо заметил, что страшное общественное неравенство, обусловленное образом правления в России, душит идею чести, и что кн. Голицин, человек отличившийся в армии, не понял своих обязанностей по отношению к Шепелеву, хотя и стоявшему ниже его по рождению, но все же офицеру. Это мне напомнило черту из жизни великого Кондэ, который, оскорбив офицера, не отказал ему в удовлетворении.
Воскресенье, 26.
При дворе состоялся великолепный маскарад. Была турецкая кадриль, в которой участвовали Императрица и Потемкин; последний танцовал изнеженно и вяло. Нарышкина тоже была, и тут я убедился, что действительно влюблен: мне было очень неприятно, что она не узнала меня под маской. А когда я снял маску и она со мной раскланялась, то моя досада сразу прошла и я, как настоящий влюбленный, почувствовал себя совершенно воскресшим. Но что мне еще более доставило удовольствие, так это то, что Комбс заметил, как маленькая Нарышкина долго ходила с какой-то подругой, как бы кого-то отыскивая, а когда встретила меня, то остановилась и сделала знак подруге, что та больше не нужна и может идти. Это что-нибудь да значит. Нарышкина в свою очередь тоже, должно быть, заметила, что Порталис мой поверенный, так как засмеялась, когда он меня толкнул, проходя мимо нее.