Отъ Ворсестера до Нью-Йорка.
Ворсестеръ.-- Рѣка Коннектикутъ.-- Гартфордъ.-- Нью-Гавенъ.-- До Нью-Йорка.
Покинувъ Бостонъ въ субботу, 5-го февраля, послѣ полудня, мы поѣхали по другой желѣзной дорогѣ въ Ворсестеръ, хорошенькій городокъ Новой-Англіи, гдѣ мы помѣстились подъ гостепріимнымъ кровомъ губернатора штатовъ до понедѣльника утра.
Эти городки и города Новой-Англіи всего лучше характеризуютъ Америку и американцевъ. Хорошо содержимыхъ луговъ и лужаекъ здѣсь нѣтъ, а трава сравнительно съ нашими пастбищами тучна, сочна и дика; но здѣсь въ изобиліи можно найти отлогія покатости, холмы, окруженныя лѣсомъ долины и прозрачные ручьи. Въ каждой небольшой колоніи есть церковь и школа, выглядывающія между бѣлыми крышами домовъ и тѣнистыми деревьями. Рѣзкій сухой вѣтеръ и легкій морозъ сдѣлали дорогу до того твердой, что казалось мы ѣдемъ по граниту. Всѣ предметы, разумѣется, носили отпечатокъ новизны. Всѣ строенія имѣли видъ выстроенныхъ и разрисованныхъ въ это самое утро. Въ ясномъ вечернемъ воздухѣ каждая рѣзкая черта кажется еще рѣзче. Cтроенія были, по обыкновенію, легкія и красивыя; казалось, можно было видѣть все сквозь эти деревянныя жилища, позади которыхъ садилось вечернее солнце; думалось, что у жителей не могло быть никакихъ тайнъ, которыя можно бы было скрыть отъ людскаго любопытства. Свѣтлые огоньки въ домахъ, видимые черезъ незавѣшенныя окна, казалось только-что сейчасъ были зажжены. Все было свѣтло и ново въ этомъ тихомъ, чистенькомъ городкѣ. На другое утро, когда солнце было ярко и колокола весело звонили, а горожане въ своихъ лучшихъ платьяхъ шли въ церковь, въ городѣ царило хорошее, праздничное спокойствіе, которое было особенно пріятно чувствовать послѣ бурнаго океана и шума большаго города.
Мы поѣхали на слѣдующее утро опять по желѣзной дорогѣ въ Спрингфильдъ, а оттуда собирались проѣхать въ Гартфордъ. Разстояніе между ними всего двадцать пять миль, но въ это время года дорога была такъ плоха, что путешествіе это взяло бы часовъ десять или двѣнадцать. Къ счастью нашему, зима эта была удивительно тепла, а потому и водяное сообщеніе открыто, то-есть рѣка Коннектикутъ не замерзла. Капитанъ маленькаго парохода, который въ этотъ день собирался совершить свою первую поѣздку въ этомъ году (вторую поѣздку въ февралѣ на памяти людей, я думаю), предложилъ намъ мѣста на своемъ пароходцѣ и только ожидалъ нашего пріѣзда, чтобы тронуться.
Мы поспѣшили туда, и онъ, вѣрный своему слову, тотчасъ же далъ сигналъ къ отплытію. Пароходецъ этотъ не даромъ назывался маленькимъ; я не спрашивалъ, но полагаю, что у него было не болѣе половины силъ небольшого пони. Мистеръ Паонъ, знаменитый карликъ, могъ бы счастливо прожить и умереть на этомъ пароходцѣ, у котораго окна были величины обыкновеннаго жилаго дома съ красными занавѣсками, придерживаемыми, висящими у подоконниковъ, шнурками, такъ что каюта имѣла видъ крошечной гостиной для лиллипутовъ въ какомъ-нибудь общественномъ зданіи, которое, вслѣдствіе наводненія или какого-либо другаго водянаго случая, поплыло и теперь направлялось неизвѣстно куда. Но даже и въ этой комнатѣ было кресло для качанья: въ Америкѣ никуда нельзя ѣхать безъ такого кресла. Пароходецъ былъ такъ малъ, что я боюсь опредѣлять его размѣры; но я могу сказать, что мы всѣ держались вмѣстѣ посреди палубы, боясь нарушить его равновѣсіе, въ случаѣ чего онъ, разумѣется, кувыркнулся бы.
Цѣлый день шелъ дождь, и до того сильный, что я не запомню такого ливня, кромѣ одного раза въ горахъ Шотландіи. По рѣкѣ плавало множество льдинъ, которыя то и дѣло разбивались и трещали подъ нами, а глубина воды не измѣнялась ни на одну йоту, несмотря на то, что мы ѣхали зигзагами, чтобъ избѣжать большихъ массъ льда, несшихся по теченію. Тѣмъ не менѣе мы быстро подвигались впередъ. Хорошо закутанные, мы не обращали вниманія на погоду и наслаждались путешествіемъ.
Коннектикутъ -- красивая рѣка, и берега ея лѣтомъ, безъ сомнѣнія, очень живописны; по крайней мѣрѣ такъ сказала мнѣ въ каютѣ одна молоденькая лэди, а она должна была быть хорошимъ цѣнителемъ красоты, если только обладатель качества умѣетъ цѣнить его въ другихъ предметахъ, ибо существа красивѣе ея я никогда не видалъ.
Послѣ двухъ съ половиной часовъ ѣзды (включая и короткую остановку въ одномъ городкѣ, гдѣ насъ встрѣтили выстрѣломъ изъ ружья, стволъ котораго былъ значительно больше нашей трубы) мы достигли Гартфорда и немедленно отправились въ очень хорошую и удобную гостиницу во всякомъ отношеніи, за исключеніемъ спаленъ, которыя, какъ и всюду, гдѣ мы только были въ Америкѣ, за неимѣніемъ шторъ на окнахъ, пріучали къ раннему вставанью.
Мы пробыли здѣсь четыре дня. Городъ великолѣпно расположенъ между зелеными горами; почва богата, покрыта хорошимъ лѣсомъ и хорошо воздѣлана. Общество мѣстной законодательной власти Коннектикута въ давно минувшія времена установило знаменитый сводъ законовъ, извѣстный подъ названіемъ "синихъ законовъ", въ числѣ которыхъ, между многими другими постановленіями, было слѣдующее: кто поцѣлуетъ свою жену въ воскресенье, тотъ наказывается палками. Слишкомъ много пуританизма существуетъ еще до сихъ поръ въ этой части Америки, но, несмотря на это, пуританскіе обычаи не повліяли на народъ, не сдѣлали его менѣе грубымъ и не поселили въ немъ мысли о равенствѣ. Я слыхалъ, что въ другихъ мѣстахъ пуританизмъ имѣлъ и имѣетъ вліяніе на народъ, но здѣсь онъ никогда имѣть его не будетъ.
Въ Гартфордѣ существуетъ тотъ знаменитый дубъ, подъ которымъ была спрятана грамота Карла V-го. Теперь онъ стоитъ въ саду одного джентльмена, въ State-House, гдѣ находится и самая грамота.
Палата суда здѣсь такая же, какъ и въ Бостонѣ, да и всѣ учрежденія общественныя почти въ такомъ же состояніи. Пріютъ для умалишенныхъ и пріютъ для глухонѣмыхъ ведутся отлично. Я часто спрашивалъ себя въ то время, какъ ходилъ по дому умалишенныхъ: кто здѣсь служащіе и кто паціенты,-- и только слова, которыми обмѣнивался съ ними докторъ, объясняли мнѣ это. Разумѣется, мое замѣчаніе относится только къ ихъ виду, а не къ рѣчамъ, ибо у сумасшедшихъ и рѣчи сумасшедшія.
Тутъ была маленькая, жеманная, старая лэди съ смѣющимся, веселымъ личикомъ, которая подбѣжала ко мнѣ съ другаго конца корридора и съ необыкновенною любезностью предложила слѣдующій вопросъ:
-- Что, Понтефрактъ все еще процвѣтаетъ въ Англіи, сэръ?
-- Да, процвѣтаетъ, мэмъ,-- отвѣчалъ я.
-- Когда вы его видѣли въ послѣдній разъ, онъ былъ?...
-- Совершенно здоровъ, мэмъ, очень здоровъ. Онъ просилъ меня передать вамъ свой привѣтъ. Я никогда не видѣлъ его здоровѣе.
При этомъ извѣстіи лэди пришла въ восторгъ. Поглядѣвъ на меня нѣсколько минутъ, чтобъ увѣриться, что я говорю правду, она отбѣжала, на нѣсколько шаговъ, опять подбѣжала, сдѣлала скачокъ впередъ (передъ которымъ я, разумѣется, отступилъ) и сказала:
-- Я допотопная женщина, сэръ.
Я подумалъ, что самое лучшее будетъ сказать ей, что я это и подозрѣвалъ, а потому такъ и отвѣтилъ.
-- Это чрезвычайно гордое и пріятное положеніе быть допотопной женщиной, сэръ,-- лепетала старая лэди.
-- Я думаю, что такъ, мэмъ,-- замѣтилъ я.
Старая лэди послала поцѣлуй на воздухъ, сдѣлала скачокъ, улыбнулась и побѣжала опять по корридору самымъ необыкновеннымъ манеромъ и граціозно вошла къ себѣ въ комнату.
Въ другой комнатѣ мы видѣли паціента, который помѣшанъ на осадѣ Нью-Йорка. Одинъ паціентъ былъ помѣшанъ на любви и музыкѣ. Сыгравъ маршъ своего сочиненія, онъ пригласилъ меня къ себѣ въ комнату, гдѣ сообщилъ мнѣ, что онъ знаетъ, что это за домъ, живетъ здѣсь по собственной причудѣ и скоро собирается выйти отсюда, а затѣмъ попросилъ меня не разсказывать о нашемъ разговорѣ. Я увѣрилъ его въ своей скромности и вышелъ къ доктору. Въ корридорѣ намъ попалась хорошо одѣтая, съ спокойными манерами лэди; вынувъ листъ бумаги и перо, она просила написать нѣсколько строкъ, чтобъ имѣть образчикъ моего почерка. Я исполнилъ ея желаніе, и она ушла.
-- Мнѣ кажется, что я имѣлъ уже подобныя свиданія съ нѣкоторыми лэди внѣ этого дома, а потому надѣюсь, что она не помѣшанная?
-- Нѣтъ, помѣшанная.
-- А на чемъ, на почеркахъ?
-- Нѣтъ, она слышитъ голоса въ воздухѣ.
Хорошо,-- подумалъ я,-- было бы, еслибы можно было запирать такъ ложныхъ пророковъ, которые говорятъ то же, что и она.
Здѣсь есть также очень хорошее долговое отдѣленіе и тюрьма, устроенная по тому же плану, какъ и въ Бостонѣ, съ тою разницей, что здѣсь на стѣнѣ стоитъ часовой съ заряженнымъ ружьемъ. Въ это время въ тюрьмѣ находилось около двухсотъ преступниковъ. Мнѣ указали здѣсь мѣсто, гдѣ былъ убитъ сторожъ преступникомъ, сдѣлавшимъ попытку бѣжать. Мнѣ показали также женщину, которая за убійство мужа содержалась уже шестнадцать лѣтъ.
-- Думаете ли вы, что послѣ такого долгаго заключенія у нея есть мысль и надежда на освобожденіе?-- спросилъ я у моего проводника.
-- О, да, разумѣется, есть,-- отвѣчалъ онъ.
-- Но, я думаю, у нея нѣтъ шансовъ получить свободу?
-- Право не знаю (это, между прочимъ, національный отвѣтъ). Друзья ея не хлопочутъ объ этомъ. Просьба съ ихъ стороны могла бы, быть-можетъ, уладить дѣло.
Я сохранилъ навсегда хорошее воспоминаніе о Гартфордѣ. Это -- хорошенькое мѣстечко, и у меня тамъ было много друзей. Не безъ сожалѣнія покинули мы его. Вечеромъ въ пятницу, 11 числа, по желѣзной дорогѣ мы отправились въ Нью-Гавенъ. Мы пріѣхали туда около восьми часовъ вечера, послѣ трехчасоваго путешествія, и остановились на ночь въ лучшей гостиницѣ. Нью-Гавенъ, извѣстный также подъ именемъ "Города Вязовъ", великолѣпный городъ. Многія изъ его улицъ обсажены рядами старыхъ вязовъ и тѣ же деревья окружаютъ Sale College -- заведеніе, пользующееся довольно большой извѣстностью и репутаціей. Различныя отдѣленія этого учрежденія, находящагося въ центрѣ города, разбросаны по большому парку и едва видны изъ-за тѣнистыхъ деревьевъ. Видъ его похожъ на видъ стараго собора въ Англіи, и когда деревья одѣты листьями, онъ долженъ быть очень красивъ. Даже и зимой зданія и деревья, перемѣшанныя между собой, даютъ ему видъ и городской, и деревенскій, что чрезвычайно оригинально.
Послѣ одного дня отдыха здѣсь мы рано утромъ отправились въ гавань, чтобы сѣсть на почтовый пароходъ, отправлявшійся въ Нью-Йоркъ. Это былъ первый пароходъ порядочной величины, который я видѣлъ въ Америкѣ.
Главное отличіе въ наружности этихъ пароходовъ отъ нашихъ заключается въ томъ, что они сидятъ не глубоко въ водѣ и большая часть ихъ корпуса находится надъ водой. Главная палуба закрыта со всѣхъ сторонъ и полна товаромъ; надъ ней есть еще другая палуба; рулевой съ рулемъ сидитъ въ будочкѣ на передней части корабля; пассажиры большею частью держатся внизу и только въ очень хорошую погоду выходятъ на палубу.
Какъ только пароходъ начинаетъ трогаться съ мѣста, всякая суматоха и шумъ прекращаются. Вы долго удивляетесь тому, какъ это пароходъ двигается, когда имъ, повидимому, никто не управляетъ.
Обыкновенно на нижней палубѣ находится контора, въ которой вы платите за свой проѣздъ; есть дамская каюта, есть и складъ для багажа; короче сказать, есть множество такихъ обстоятельствъ, которыя дѣлаютъ отысканіе мужской каюты затруднительнымъ. Эта послѣдняя тянется во всю длину корабля и имѣетъ нѣсколько входовъ. Когда я въ первый разъ спустился въ эту каюту, то моимъ непривычнымъ глазамъ она показалась удивительно длинной.
Заливъ, который намъ приходилось пересѣчь, не всегда спокоенъ и тихъ, такъ что въ немъ иногда случаются несчастія. Утро было очень туманное и земля скоро скрылась у насъ изъ глазъ. День однако былъ тихій и погода къ полудню разгулялась. Выпивъ пива и поговоривъ немного, я улегся спать, но скоро проснулся, чтобы посмотрѣть на Адскія Ворота, на Хребетъ Борова, на Сковороду и на другія достопримѣчательности, столь интересныя читателямъ знаменитой "Исторіи Дидриха Книккербоккера". Мы находились теперь въ узкомъ каналѣ съ островами по обѣ стороны, покрытыми виллами, садами и деревьями. Передъ нами промелькнули домъ умалишенныхъ, долговое отдѣленіе и другія зданія, и наконецъ мы вошли въ красивый заливъ, блестѣвшій отъ яркаго солнца.
И вотъ передъ нами раскинулся городъ съ нагроможденными домами и трубами, выросъ цѣлый лѣсъ мачтъ съ развѣвающимися флагами и колыхающимися парусами. Въ гавани было множество пароходовъ съ людьми, сундуками, лошадьми и повозками; всѣ двигались туда и сюда безъ малѣйшей повидимому усталости. Между этими пигмеями важно и тихо плавали три громадныхъ корабля, которые, какъ существа высшаго разряда, казалось, не обращали никакого вниманія на мелкоту, ихъ окружавшую. Въ сторонѣ были видны острова на сверкавшей на солнцѣ рѣкѣ, возвышенности на берегу и даль, такая же синяя, какъ синее небо. Гулъ и суета города, хлопанье воротъ, звонъ колоколовъ, лай собакъ, шумъ колесъ -- все это громко раздавалось въ ушахъ. Вся эта жизнь и движеніе невольно сообщались каждому и казалось, что этотъ радостный духъ, скользя по водѣ, охватывалъ собою самый корабль, любезно звалъ его въ гавань, а потомъ бросался на встрѣчу новымъ пришельцамъ, чтобъ и ихъ такъ же ласково принять и пригласить.