Какъ ни много обѣщали эти безпорядки въ глазахъ Гашфорда и какъ ни похожи они были на серьезное дѣло, дальнѣйшихъ успѣховъ, однако, не оказали они въ этотъ вечеръ. Солдаты опять выступили, опять захватили полдюжины плѣнниковъ, и толпа опять разсѣялась послѣ короткой, некровопролитной стычки. Какъ ни былъ разгоряченъ и опьяненъ народъ, однако же переступилъ еще всѣхъ предѣловъ и не совсѣмъ еще попралъ законъ и правительство. Остатокъ привычнаго уваженія къ установленной обществомъ для собственнаго блага его власти еще сохранился въ немъ, и почувствуй онъ ея силу во-время, Гашфорду пришлось бы горько разочароваться.
Къ полночи улицы были пусты и тихи; за исключеніемъ двухъ мѣстъ города, въ которыхъ виднѣлись разрушенныя стѣны и кучи мусора тамъ, гдѣ вечеромъ стояли еще богатыя и красивыя зданія, все было попрежнему. Сами католики высшаго и средняго сословія, которыхъ много жило въ старомъ городѣ и по предмѣстьямъ, были покойны касательно жизни своей и собственности, и чувствовали только нѣкоторое негодованіе на несправедливость, оказанную имъ уже разграбленіемъ и разрушеніемъ ихъ церквей. Честная довѣренность къ правительству, подъ защитой котораго жили они столько лѣтъ, и основательная надежда на добрый образъ мыслей и здравый разсудокъ большинства общины, съ которой они, несмотря на религіозныя различія, ежедневно находились въ довѣрчивыхъ, мирныхъ и дружественныхъ сношеніяхъ, успокоивали ихъ, даже среди ужасовъ недавнихъ насилій, и убѣждали, что тѣ, кто во всемъ и всегда проявляли себя добрыми протестантами, такъ же мало были виновны въ этихъ позорныхъ явленіяхъ, какъ и сами они въ безпрестанномъ употребленіи пытокъ, плахъ, висѣлицъ и мукъ въ правленіе жестокой Маріи.
Часы пробили часъ за полночь, когда Габріель Уарденъ, съ женою и миссъ Меггсъ, сидѣлъ еще въ маленькой гостиной и ждалъ чего-то. Нагорѣвшія свѣтильни темныхъ, догоравшихъ свѣчъ, глубокая тишина и особливо ночные чепцы госпожи и горничной были достаточнымъ доказательствомъ, что они давно ужъ сбирались лечь въ постель, и что имѣли важную причину такъ долго бодрствовать.
Въ добавокъ ко всему, подтверждающимъ свидѣтельствомъ были также странныя тѣлодвиженія миссъ Меггсъ, которая отъ долгаго бдѣнія пришла въ такое раздражительное и безпокойное состояніе нервной системы, что безпрестанно терла и щипала себѣ носъ и брови, ежеминутно мѣняла положеніе (оттого, что въ ея воображеніи на стулѣ то и дѣло выростали новые сучья и шишки), безпрерывно покашливала, стонала, охала, судорожно вздрагивала, вздыхала и разными другими манерами обнаруживала свой недугъ, чѣмъ терпѣніе слесаря до такой степени терлось и пилилось, что онъ сперва долго смотрѣлъ на нее молча и, наконецъ, разразился слѣдующимъ воззваніемъ:
-- Меггсъ, ступай пожалуйста спать, моя милая. Право, ты мнѣ больше надоѣла, чѣмъ еслибъ за окошкомъ капали сто бочекъ воды, или столько же мышей скреблось за стѣною. Я не могу этого вытерпѣть. Ступай спать, Меггсъ. Ты. право, окажешь мнѣ большое удовольствіе... Ступай.
-- Вы ужъ совсѣмъ раздѣлись и вамъ нечего развязывать, сэръ,-- отвѣчала миссъ Меггсъ: -- такъ мнѣ не удивительно, что вы это говорите. Но мистриссъ еще не раздѣта; а пока вы не легли,-- продолжала она, обращаясь къ слесаршѣ:-- я не могу идти спать съ спокойной совѣстью, хоть бы эту минуту въ двадцать разъ больше бочекъ холодной воды пробѣгало у меня по спинѣ.
Послѣ этихъ словъ миссъ Меггсъ начала дѣлать разныя усилія почесать недосягаемое мѣсто спины и дрожала всѣмъ тѣломъ, давая черезъ то разумѣть зрителямъ, что мнимая вода все еще текла по ней, но что чувство долга поддерживало ее во всѣхъ страданіяхъ и подкрѣпляло на терпѣніе.
Мистриссъ Уарденъ слишкомъ клонилъ сонъ, и она не могла говорить: слесарю оставалось только сидѣть по возможности смирно и вздыхать.
Но можно ли было сидѣть смирно, имѣя такого василиска передъ глазами? Когда онъ отворачивался, еще несноснѣе было слышать и замѣчать, какъ она терла себѣ щеку или щипала ухо, или моргала глазами, или строила всевозможныя уродливыя гримасы.
Если она унималась на минуту, то это потому, что либо нога у нея онѣмѣла, либо руку ей кололо, либо судорога сводила ногу, либо какой-нибудь другой страшный недугъ потрясалъ все тѣло. Затихая на короткое время, она съ закрытыми глазами и широко разинутымъ ртомъ сидѣла, прямо вытянувшись на стулѣ; потомъ кивала головою и вдругъ останавливалась; потомъ опять кивала нѣсколько больше и опять останавливалась;, потомъ выпрямлялась; потомъ снова кивала, ниже, ниже, еще низко -- и, наконецъ, понемногу совершенно сгибалась такъ, что, казалось, уже никакъ не можетъ сохранить равновѣсія, и когда слесарь въ смертельномъ ужасѣ уже готовъ былъ вскрикнуть, чтобъ она не ударилась лбомъ и не расшибла себѣ черепа, тогда она вдругъ опять приподнималась и сидѣла съ открытыми глазами, прямо и съ восклицательною миною, дремля и упорствуя, будто хотѣла сказать:-- я не смыкала глазъ съ тѣхъ поръ, какъ смотрѣла на васъ въ послѣдній разъ!
Напослѣдокъ, когда пробило два часа, постучались въ двери, какъ будто кто-нибудь случайно наткнулся на молотокъ. Меггсъ тотчасъ вспрыгнула и, закричала, всплеснувъ руками и перемѣшивая со сна священное съ несвященнымъ: "Ай Лютеръ, сударыня! Это Симъ стучится".
-- Кто тамъ?-- сказалъ Габріель.
-- Я!-- воскликнулъ хорошо знакомый голосъ мистера Тэппертейта.
Габріель отперъ дверь и впустилъ его.
Видъ, въ какомъ предсталъ мистеръ Тэппертейтъ, былъ очень не величественъ. Люди его роста много терпятъ отъ тѣсноты, и какъ въ событіяхъ истекшаго дня онъ дѣятельно участвовалъ, то нарядъ его съ ногъ до головы былъ растерзанъ въ буквальномъ смыслѣ слова, шляпа утратила всякую форму, и башмаки, подобне туфлямъ, стоптались на пяткахъ. Кафтанъ висѣлъ на немъ лоскутьями; пряжекъ ни на колѣняхъ, ни на башмакахъ не было, половины галстуха не оказывалось, и жабо на рубашкѣ изорвано было въ мелкіе клочки. Но несмотря на весь этотъ личный убытокъ, несмотря на то, что отъ усталости и жара онъ былъ очень слабъ и покрытъ такимъ слоемъ пыли и сора, что торчалъ будто въ футлярѣ (настоящаго цвѣта и свойства его кожи и платья не видать было и слѣда), однако, онъ гордо вступилъ въ комнату, и тщетно стараясь засунуть руки въ карманы, которые выворотились на изнанку и какъ двѣ кисти мотались около ногъ, окинулъ взоромъ угрюмой важности все его окружавшее.
-- Симонъ,-- сказалъ строго слесарь:-- что это значитъ, что ты ворочаешься домой такъ поздно и въ такомъ состоянія? Увѣрь меня, что ты не былъ съ бунтовщиками, и я доволенъ.
-- Сэръ,--отвѣчалъ мистеръ Тэппертейтъ съ презрительнымъ взглядомъ: -- удивляюсь, съ чего вы взяли дѣлать мнѣ такіе вопросы.
-- Ты выпилъ?..-- сказалъ слесарь.
-- Какъ общепризнанное правило и въ самомъ оскорбительномъ смыслѣ слова, сэръ,-- возразилъ подмастерье:-- я объявляю васъ лжецомъ. Но въ этомъ послѣднемъ замѣчаніи вы нечаянно... нечаянно, сэръ, попали на истину.
-- Марта,-- сказалъ слесарь, обращаясь къ женѣ и прискорбно покачавъ головою, между тѣмъ, какъ улыбка надъ глупою фигурою, стоявшею передъ нимъ, еще играла на его открытомъ лицѣ:-- я надѣюсь, окажется, что этотъ бѣдный мальчикъ не былъ жертвою негодяевъ и безумцевъ, за которыхъ мы такъ часто бранивались, и которые сегодня надѣлали столько вреда. Если же онъ былъ нынѣшній вечеръ въ Уарвикъ-Стритѣ или Дьюкъ-Стритѣ...
-- Онъ нигдѣ не былъ, сэръ!-- воскликнулъ мистеръ Тэппертейтъ громкимъ голосомъ, который вдругъ перемѣнилъ въ шопотъ, повторивъ съ устремленными на слесаря взорами: -- онъ нигдѣ не былъ.
-- Радуюсь отъ всего сердца,-- сказалъ слесарь серьезно:-- потому что, еслибъ онъ былъ тамъ, и еслибъ это могло быть про него доказано, Марта, тогда твой великій союзъ сдѣлался бъ для него телѣгою, которая возитъ людей къ висѣлицѣ и оставляетъ мотаться на воздухѣ. Ей-Богу, такъ!
Мистриссъ Уарденъ была такъ напугана ужасною перемѣною наружности Симона и разсказами о бунтовщикахъ, слышанными ею въ этотъ вечеръ, что не могла отвѣчать что-нибудь мужу или прибѣгнуть къ своей обычной супружеской политикѣ. Миссъ Меггсъ ломала руки и плакала.
-- Не былъ онъ въ Дьюкъ-Стритѣ, не былъ и въ Уарвикъ-Стритѣ, Габріель Уарденъ,-- произнесъ Симонъ торжественно:-- но въ Вестминстерѣ онъ былъ. Можетъ быть, сэръ, онъ топталъ ногами какого-нибудь депутата графства; можетъ-быть, сэръ, онъ билъ какого-нибудь лорда... Таращите, пожалуй, глаза, сэръ! Повторяю вамъ: кровь текла изъ многихъ носовъ,-- и можетъ быть онъ билъ какого-нибудь лорда. Кто знаетъ? Вотъ,-- прибавилъ онъ, засунувъ руку въ жилетный карманъ и вытащивъ оттуда большой зубъ, при видѣ котораго Меггсъ и мистриссъ Уарденъ громко вскричали:-- вотъ зубъ изо рта одного епископа. Берегись онъ, Габріель Уарденъ!..
-- Ну, лучше бъ я желалъ,-- проговорилъ поспѣшно слесарь: -- потерять пятьсотъ фунтовъ, чѣмъ дожить до этого. Знаешь ты, простофиля, въ какой ты опасности?
-- Знаю, сэръ,-- возразилъ подмастерье:-- и горжусь этимъ. Я былъ тамъ, всѣ меня видѣли. Я игралъ видную и замѣтную роль. Готовъ ожидать послѣдствій.
Слесарь, который теперь не на шутку испугался и огорчился, ходилъ молча взадъ и впередъ, поглядывалъ на своего прежняго ученика, наконецъ, остановился передъ нимъ и сказалъ:
-- Поди лягъ и усни часа два, чтобъ проснуться съ раскаяніемъ и поумнѣе. Ты станешь жалѣть о томъ, что сдѣлалъ, и мы попытаемся спасти тебя. Если я разбужу его въ пять часовъ,-- сказалъ Уарденъ, обратясь быстро къ женѣ:-- и если онъ умоется и перемѣнитъ платье, то можетъ незамѣтно пройти до Тоуэрской пристани, а оттуда и дальше съ гравесэндскимъ ботомъ, прежде чѣмъ его станутъ искать. Оттуда онъ легко можетъ пробраться въ Кэнтэрбери, гдѣ твой двоюродный братъ дастъ ему работу, пока буря минуетъ. Не знаю навѣрное, хорошо ли я дѣлаю, что избавляю его отъ заслуженнаго наказанія, но онъ прожилъ въ моемъ домѣ двадцать лѣтъ, здѣсь выросъ, и мнѣ было бы жалко, еслибъ его постигъ несчастный конецъ за одинъ этотъ день. Запри дверь, Меггсъ, и не показывай свѣта на улицу, когда пойдешь. Скорѣе, Симонъ! Ступай, ступай!
-- Такъ вы думаете, сэръ,-- возразилъ мистеръ Тэппертейтъ съ протяжною медленностью, которая рѣзко противорѣчила торопливости и серьезной заботѣ его добродушнаго хозяина:-- такъ вы думаете, сэръ, что я такъ трусливъ и низокъ, что приму ваше подлое предложеніе?-- Вѣроломное чудовище!
-- Какъ хочешь, Симъ; только ступай въ постель. Каждая минута дорога. Свѣчку сюда, Меггсъ!
-- Да, да, ступай! Ступайте въ постель!-- воскликнули обѣ женщины вмѣстѣ.
Мистеръ Тэппертейтъ всталъ, оттолкнулъ стулъ, чтобъ показать, что онъ не нуждается въ опорѣ, и отвѣчалъ, качаясь изъ стороны въ сторону и тряся головою такъ, какъ будто она не имѣла совершенно никакой связи съ туловищемъ:
-- Вы говорили объ Меггсъ, сэръ? Какую-нибудь Меггсъ вы можете еще унимать...
-- О, Симмунъ!-- воскликнула эта молодая дѣвушка слабымъ голосомъ.-- Сударыня! Сэръ! Милосердое небо! Какой ударъ нанесъ онъ моему сердцу!
-- Въ этомъ семействѣ вы можете всѣхъ унимать, сэръ, продолжалъ мистеръ Тэппертейтъ, взглянувъ на нее съ улыбкою невыразимаго презрѣнія:-- кромѣ мистриссъ Уарденъ.-- Только для нея пришелъ я сюда сегодня, сэръ. Мистриссъ Уарденъ, возьмите этотъ листъ бумаги. Это охранная грамота, сударыня. Она вамъ пригодится.
Съ этими словами протянулъ онъ во всю длину руки запачканную, измятую записку. Слесарь взялъ у него маранье, развернулъ и прочелъ:
"Всѣ добрые ревнители нашего дѣла будутъ, надѣюсь, пещись, чтобъ не нанести какого-нибудь вреда ни одному истинному протестанту касательно его блага и собственности. Я увѣренъ, что хозяинъ этого дома вѣрный и достойный ревнитель нашего дѣла."
"Джорджъ Гордонъ."
-- Что это значитъ?-- сказалъ слесарь съ удивленіемъ.
-- Нѣчто такое, что можетъ пригодиться, старикъ,-- отвѣчалъ подмастерье:-- потомъ сами увидите. Берегите это и, если можете, приложите сюда руку. Напишите мѣломъ "прочь папство" на вашей двери завтра вечеромъ, и каждый вечеръ въ продолженіе недѣли пишите... Довольно.
-- Это подлинный документъ,-- сказалъ слесарь:-- я гдѣ-то ужъ видѣлъ этотъ почеркъ. Что же тутъ за угроза? Какой чортъ сорвался съ цѣпи?
-- Горячій чортъ,-- отвѣчалъ Симъ: -- пламенный, просто бѣшеный чортъ. Не мѣшайте ему; а то вы пропадете, мой барашекъ. Берегись заранѣе, Габріель Уарденъ. Прощай!
Но тутъ обѣ женщины загородили ему дорогу,-- особливо миссъ Меггсъ, которая бросилась на него съ такимъ жаромъ, что совсѣмъ пригвоздила его къ стѣнѣ, и трогательными словами заклинали его не уходить, пока проспится, одумается и потомъ уже говорить; дать себѣ сперва нѣсколько покоя и потомъ принимать то или другое рѣшеніе.
-- Говорю вамъ,-- возразилъ мистеръ Тэппертейтъ:-- что я совершенно рѣшился. Окровавленное отечество зоветъ меня, и я иду! Меггсъ, если ты не посторонишься, я ущипну тебя.
Миссъ Меггсъ все еще не пускала мятежника и громко кричала -- но неизвѣстно, отъ горести ли или отъ того, что онъ выполнилъ свою угрозу.
-- Пусти меня,-- сказалъ Симонъ, стараясь вырваться изъ ея цѣломудренныхъ, паукообразныхъ объятій.-- Я для тебя уже нашелъ установленія въ наступающей перемѣнѣ общественнаго порядка и думаю удачно тебя пристроить... Видишь ли? Довольна ли ты?
-- О, Симмунъ!-- воскликнула миссъ Меггсъ.-- О, возлюбленный Симмунъ! О, сударыня! Что за чувства у меня въ эту горькую минуту!
Чувства эти были, кажется, нѣсколько бурны; въ борьбѣ уронила она ночной чепчикъ съ головы, стояла на колѣняхъ на полу и представляла забавную выставку синихъ и желтыхъ папельетокъ, мѣстами локоновъ, шнурковъ, шпилекъ и Богъ вѣсть чего еще, задыхаясь, всплескивая руками, возводя глаза къ небу или точнѣе къ потолку, проливая потоки слезъ и терзаясь разными другими припадками жестокаго душевнаго страданія.
-- Я оставляю,-- сказалъ Симонъ, обращаясь къ своему хозяину, и ни мало не смотря на дѣвственную скорбь, Меггсъ:-- сундукъ съ вещами на верху. Дѣлайте съ ними, что хотите. Мнѣ ихъ не нужно, я никогда не ворочусь. Ищите себѣ другого работника, сэръ. Мое дѣло отнынѣ иное. Я работаю на отечество!
-- Дѣлай, что хочешь черезъ два часа, а теперь поди спать,-- возразилъ слесарь, загородивъ ему собою дверь.-- Слышишь? Поди спать!
-- Слышу и плюю на васъ, Уарденъ,-- отвѣчалъ Симонъ Тэппертейтъ.-- Эту ночь былъ я за городомъ и выдумалъ предпріятіе, которое приведетъ въ изумленій и ужасъ вашу замочную душу. Заговоръ требуетъ моей чрезвычайной энергіи. Пустите меня!
-- Я тебя брошу о полъ, если подойдешь къ двери,-- сказалъ слесарь.-- Поди спать!
Симонъ не отвѣчалъ ни слова, но собрался, сколько могъ съ силами, и, уперши голову внизъ, кинулся на своего стараго хозяина. Кружась въ борьбѣ, они очутились въ мастерской и такъ проворно работали руками и ногами, что казались полдюжиною человѣкъ, между тѣмъ, какъ Меггсъ и мистриссъ У арденъ кричали за двѣнадцатерыхъ.
Уардену ничего бы не стоило повалить своего прежняго ученика на земь и связать по рукамъ и ногамъ; но какъ ему было жаль поступитъ съ нимъ дурно въ теперешнемъ беззащитномъ состояніи, то онъ довольствовался тѣмъ, что отражалъ удары, когда могъ, и не принималъ горячо, когда не могъ, но постоянно загораживалъ ему дверь, надѣясь, что представится благопріятный случай принудить его къ отступленію вверхъ по лѣстницѣ и запереть въ его каморкѣ. Но, увлекшись своимъ добродушіемъ, онъ слишкомъ понадѣялся на слабость противника и забылъ, что пьяные, теряя способность ходить прямо, часто, однако, могутъ бѣгать. Симонъ выждалъ удобную минуту, и лукаво притворяясь, будто отступаетъ, покачнулся неожиданно впередъ, скользнулъ мимо его, быстро отперъ дверь (хорошо зная настоящую пружину въ замкѣ) и ринулся, какъ бѣшеная собака, на улицу. Слесарь стоялъ съ минуту, какъ громомъ пораженный; потомъ пустился за нимъ въ погоню.
Погода для бѣганья взапуски была отличная; въ тишинѣ ночи улицы были пусты и безлюдны, воздухъ прохладенъ, и можно было распознать на большомъ разстояніи бѣгущую впереди фигуру, какъ она улепетывала, преслѣдуемая по пятамъ длинною, худощавою тѣнью. Но одышливый слесарь не могъ тягаться съ человѣкомъ Симовыхъ лѣтъ, хотя было время, когда онъ опередилъ бы его мигомъ. Разстояніе между ними быстро возрастало и когда лучи восходящаго солнца освѣтили Симона въ ту минуту, какъ онъ огибалъ дальній уголъ, Габріель Уарденъ прекратилъ погоню и сѣлъ на первое попавшееся ему крыльцо перевести духъ. Между тѣмъ Симонъ бѣжалъ, не останавливаясь ни разу, съ одинаковою быстротою, въ харчевню, гдѣ, какъ онъ зналъ, находились его товарищи, и гдѣ всю ночь ждалъ его дружескій караулъ и стоялъ на свосмъ посту въ эту минуту, дожидаясь его прибытія.
-- Ступай, пожалуй, своею дорогою, Симъ; ступай,-- сказалъ слесарь, какъ скоро могъ снова говорить.-- Я сдѣлалъ для тебя все возможное съ моей стороны и радъ бы былъ спасти тебя, но, боюсь, петля ужъ у тебя на шеѣ.
Произнесши эти слова и въ безутѣшной почти горести покачавъ головою, онъ повернулъ назадъ и скоро воротился домой, гдѣ мистриссъ Уарденъ и вѣрная Меггсъ боязливо ожидали его.
Наконецъ, мистриссъ Уарденъ (а слѣдственно, и миссъ Меггсъ) почувствовала тайное опасеніе, что она въ самомъ дѣлѣ была не права, что она, по своимъ слабымъ силамъ, содѣйствовала къ взрыву этихъ безпорядковъ, которыхъ конецъ легко было предвидѣть; что косвеннымъ образомъ была причиною сейчасъ случившагося событія и что дѣйствительно теперь очередь слесаря торжествовать и разсыпаться въ упрекахъ. Такъ сильно почувствовала это мистриссъ Уарденъ, и вслѣдствіе того предстоящія бѣды такъ глубоко запали ей въ душу, что, пока мужъ гнался за убѣжавшимъ подмастерьемъ, она спрятала подъ стулъ красный кирпичный домикъ съ желтою кровлею, чтобъ онъ не подалъ повода возвратиться къ мучительному предмету разговора; теперь она еще больше его закрыла, опустивъ на него подолъ платья.
Но слесарь, возвращаясь домой, думалъ именно объ этомъ предметѣ и, при входѣ въ комнату, не видя домика, тотчасъ спросилъ, гдѣ онъ.
Мистриссъ Уарденъ нечего было дѣлать; она принуждена была достать его со слезами и прерывистыми увѣреніями, что... еслибъ она... знала...
-- Да, да,-- сказалъ Уарденъ:-- разумѣется, ужъ я знаю. Я не хочу попрекать тебя этимъ, моя милая. Но замѣть съ этихъ поръ, что всѣ добрыя вещи, когда ихъ обращаютъ на злыя цѣли, бываютъ еще хуже, чѣмъ сами по себѣ злыя вещи. Когда женщина развратится, то дѣлается ужъ точно развратною. Когда религія попадетъ на ложный путь, то ужъ и идетъ этимъ путемъ безостановочно, все по той же причинѣ. Ну, да перестанемъ говорить объ этомъ...
Съ этими словами бросилъ онъ красный домикъ на полъ, наступилъ на него ногою и растопталъ въ куски. Полупенсы, шестипенсовики и другіе доброхотные вклады попадали оттуда и раскатились во всѣ стороны, но никому не пришло и въ голову дотронуться до нихъ и поднять.
-- Это,-- сказалъ слесарь:-- дѣло не пропавшее. Молю Бога, чтобъ все, выходящее изъ того же общества, онъ благоволилъ также легко обратить въ добро.
-- Вѣдь счастіе, Уарденъ,-- сказала жена, утирая глаза носовымъ платкомъ:--что, въ случаѣ новыхъ бунтовъ, но я надѣюсь, что ихъ ужъ не будетъ, въ самомъ дѣлѣ, надѣюсь...
-- Я также надѣюсь, моя милая.
-- Что у насъ, въ случаѣ новыхъ бунтовъ, есть тотъ листъ, что принесъ намъ бѣдный, заблудшій молодой человѣкъ.
-- Да, конечно,-- сказалъ слесарь, быстро обернувшись.-- Гдѣ же этотъ листъ?
Мистриссъ Уарденъ стояла, какъ пораженная громомъ, когда онъ взялъ его у ней изъ рукъ, изорвалъ въ клочки и бросилъ въ каминъ.
-- Ты не хочешь сдѣлать изъ него никакого употребленія?
-- Дѣлать изъ него употребленіе!-- воскликнулъ слесарь.-- Нѣтъ! Пусть ихъ приходятъ, пусть разоряютъ и жгутъ домъ, я не прибѣгну къ защитѣ ихъ начальника, не стану мѣлить на моей двери ихъ приказанія, хотя бы они задушили меня на моемъ собственномъ порогѣ. Дѣлать изъ него употребленіе! Пусть ихъ придутъ и сдѣлаютъ, что смогутъ. Первый, кто съ такимъ извѣстіемъ переступитъ мой порогъ, захочетъ быть за сто миль отсюда. А прочимъ потомъ -- ихъ воля! Я не сталъ бы отъ нихъ отпрашиваться и откупаться, хотя бы за каждый фунтъ желѣза въ моемъ домѣ получилъ центнеръ золота. Ложись спать, Марта. Я отворю ставни и сяду за работу.
-- Такъ рано?-- сказала жена.
-- Да, да,-- отвѣчалъ слесарь весело,-- такъ рано. Пусть они пожалуютъ, когда имъ угодно; они не скажутъ, что мы залѣзли въ трущобу и спрятались, какъ будто боимся пользоваться нашею долею дневного свѣта и предоставляемъ его имъ однимъ. Ну, желаю же тебѣ пріятныхъ сновъ, спи спокойно!
Онъ еще ласково поцѣловалъ жену и просилъ ее не мѣшкать дольше, иначе наступитъ пора вставать, прежде, чѣмъ она успѣетъ лечь. Мистриссъ Уарденъ мирно и кротко отправилась на верхъ, въ сопровожденіи Меггсъ, которая, хоть и немного поунятая, не могла не испускать по временамъ кашля и вздоховъ, или не всплескивать руками отъ удивленія къ отважности хозяина.