Во весь этотъ день, каждый полкъ, принадлежавшій Лондону или какому-нибудь мѣсту по близости отъ Лондона, стоялъ на своемъ посту въ этой или другой части города; линейныя и милиціонныя войска начали, сообразно приказу, разосланному въ двадцать четыре часа по всѣмъ казармамъ и карауламъ, стекаться во всѣ улицы. Но безпорядки достигли столь страшной степени, что видъ этой значительной, безпрестанно прибывающей военной силы, вмѣсто того, чтобъ укротить, только подстрекалъ чернь къ еще отважнѣйшимъ буйствамъ и раздулъ въ Лондонѣ пламя, которому подобнаго не видано было даже въ его старинныя мятежныя времена.
Цѣлый прошедшій и цѣлый нынѣшній день старался главнокомандующій привести къ сознанію своей обязанности членовъ магистрата, особливо же лорда-мэра, малодушнѣйшаго и трусливѣйшаго изъ всѣхъ. Для этого нѣсколько разъ посылалъ онъ сильныя партіи солдатъ въ Мэншенъ-Гоузъ за приказаніями лорда-мэра; но какъ ни угрозы, ни убѣжденія не могли побудить его давать эти приказанія, и какъ солдаты принуждены были стоять на открытой улицѣ, то эти похвальныя усилія оказали больше вреда, нежели пользы. Толпа, скоро узнавшая характеръ лорда-мэра, не замедлила понять свою выгоду и хвалилась, что самыя гражданскія власти дѣйствуютъ противъ папистовъ и не рѣшаются безпокоить людей, которые не провинились ни въ чемъ другомъ. Хвастовство это старалась она довести до слуха арміи, которая, сама по себѣ уже не слишкомъ расположенная драться съ чернью, довольно доброхотно принимала ея внушенія. Даже, когда солдатъ спрашивали, хотятъ ли они стрѣлять по своимъ собственнымъ землякамъ и братьямъ, они отвѣчали "нѣтъ, пусть они будутъ прокляты, если сдѣлаютъ хоть выстрѣлъ", и оказывали себя довольно добродушными и миролюбивыми. Мнѣніе, будто само войско принадлежитъ къ партіи "прочь-папство" и готово къ неисполненію приказовъ своихъ начальниковъ и къ соединенію съ чернью, утверждалось поэтому болѣе и болѣе. Молва объ этомъ носилась изъ устъ въ уста съ удивительною быстротою, и какъ скоро солдаты праздно появлялись на улицахъ и площадяхъ, всякій разъ собиралась вокругъ нихъ толпа народа, привѣтствовала ихъ громкимъ крикомъ одобренія, жала имъ руки и вообще обращалась съ ними, оказывая знаки дружбы и довѣренности.
Въ это время мятежники, были вездѣ и нигдѣ; всякое переодѣванье и скрытность прекратились; они наполняли весь городъ и распоряжались имъ. Если кто изъ нихъ нуждался въ деньгахъ, ему стоило только постучаться въ дверь перваго встрѣчнаго дома, войти въ первую лавку и потребовать чего нужно отъ имени бунтовщиковъ,-- и требованіе выполнялось въ одну минуту. Если миролюбивые граждане боялись поднять руку на мятежника, который встрѣчался имъ одинъ одинехонекъ, то можно себѣ представить, какъ свободно и невозбранно могли ходить и бунтовать цѣлыя шайки возмутителей. Онѣ собирались на улицахъ, разгуливали по нимъ, какъ хотѣли, и открыто совѣщались о своихъ планахъ и предпріятіяхъ Дѣла рѣшительно прекратились; большая часть лавокъ и магазиновъ были заперты; на большей части домовъ вѣяло синее знамя, въ знакъ преданности народному дѣлу; и даже жиды въ Гаунсдичѣ, Уайтчэплѣ и другихъ кварталахъ, писали на своихъ дверяхъ или ставняхъ: "сей домъ чисто протестанскій". Чернь была закономъ, и никогда законъ не соблюдался съ большимъ уваженіемъ и съ безпрекословнѣйшею покорностью, какъ теперь
Было около шести часовъ вечера, когда большая толпа черни пустилась въ Линкольнъ-Иннъ-Фильдъ и, явно для выполненія напередъ условленнаго плана, раздѣлилась на многіе отряды. Не должно думать, чтобъ это распоряженіе извѣстно было всей массѣ; оно было только дѣломъ нѣсколькихъ предводителей, которые, мѣшаясь въ число проходящихъ и распредѣляя ихъ по тому или другому отряду, исполняли это такъ проворно, какъ будто бы все собраніе напередъ держало совѣтъ и каждый зналъ свое мѣсто.
Навѣрное и рѣшительно было извѣстно, что наибольшая толпа, заключавшая въ себѣ почти двѣ трети всей силы, назначалась для нападенія на Ньюгетъ. Тутъ находились всѣ мятежники, которые отличились при какомъ-нибудь изъ предшествовавшихъ предпріятій, всѣ тѣ, которые заслужили доброе мнѣніе крѣпкимъ кулакомъ и бодростью, всѣ, чьи товарищи были захвачены въ прежнихъ волненіяхъ, и множество родственниковъ и пріятелей преступниковъ, сидѣвшихъ въ тюрьмѣ. Этотъ послѣдній разрядъ содержалъ въ себѣ не только отчаяннѣйшихъ негодяевъ, отъявленнѣшную сволочь Лондона, но и многихъ, сравнительно невинныхъ. Не одна женщина была между ними въ мужскомъ платьѣ, желавшая освободить сына или брата. Такъ, были тутъ двое сыновей человѣка, который осужденъ былъ на смерть и долженъ былъ послѣ завтра быть казнимъ вмѣстѣ съ тремя другими. Затѣмъ, толпа мальчиковъ, которыхъ товарищи пойманы были въ воровствѣ, и, вдобавокъ, съ двадцать несчастныхъ женщинъ старавшихся спасти какое-нибудь другое падшее созданіе, столь же несчастное, какъ онѣ; можетъ быть, также, шли онѣ просто изъ общаго сочувствія ко всѣмъ безнадежнымъ и несчастнымъ.
Старыя шпаги и пистолеты безъ пуль и пороха, кузнечные молотки, ножи, топоры, пилы и другія похищенныя изъ мясныхъ лавокъ орудія, лѣсъ желѣзныхъ полозьевъ и дубинъ, длинныя лѣстницы для влѣзанія на стѣны (каждую тащила на плечахъ дюжина человѣкъ), горящіе факелы, пакля, напитанная смолою, дегтемъ и сѣрою, столбы, вырванные изъ заборовъ, даже костыли, отнятые на улицѣ у калѣкъ и нищихъ,-- таково было ихъ оружіе. Когда все было готово, Гогъ, и Денни, съ мистеромъ Теппертейтомъ по срединѣ, выступили впередъ. Съ ревомъ и шумомъ, какъ бурное море, хлынула за ними чернь.
Вмѣсто того, чтобъ идти прямо въ Гольборнъ на тюрьму, какъ ожидали всѣ, предводители ихъ пустились въ Клеркенуилль, вошли въ скромную маленькую улицу и остановились передъ домомь слесаря, передъ Золотымъ-Ключомъ.
-- Бейте въ ворота!-- воскликнулъ Гогъ окружающимъ.-- Намъ нуженъ человѣкъ его цеха нынѣшнюю ночь. Ломайте, если не дадутъ отвѣта.
Мастерская была заперта. Двери и ставни были очень тверды и крѣпки, и они стучались напрасно. Но когда нетерпѣливая толпа начала кричать "подавай огня!" и поднесла факелы, тогда отворилось верхнее окно, и бодрый старый слесарный маетенъ явился передъ ними.
-- Что вамъ надо?-- спросилъ онъ,-- Гдѣ дочь моя?
-- Оставь насъ въ покоѣ съ твоими вопросами, старикъ,-- отвѣчалъ Гогъ, давъ знакъ молчать своимъ товарищамъ:-- ступай сюда и возьми съ собою твои инструменты. Ты намъ нуженъ.
-- Я нуженъ!-- воскликнулъ слесарь, взглянувъ на мундиръ, который носилъ.-- Да, еслибъ у нѣкоторыхъ, кого я не хочу называть, не было заячьихъ сердецъ, я давно бы явился къ вамъ. Послушай-ка, что я тебѣ скажу, любезный, и вы также, что стоите вокругъ него. Вотъ между вами двадцать парней, которыхъ я вижу теперь глазами, и узнаю: они съ этихъ поръ пропавшіе люди. Убирайтесь, да ограбьте какого-нибудь гробовщика, пока можно. Скоро вамъ понадобится нѣсколько гробовъ.
-- Сойдешь ты сюда?-- воскликнулъ Гогъ.
-- Отдашь ты мнѣ мою дочь, бездѣльникъ?-- закричалъ слесарь.
-- Я ничего объ ней не знаю,-- отвѣчалъ Гогъ.-- Поджигай дверь!
-- Стой!-- воскликнулъ слесарь такимъ голосомъ, что всѣ они поколебались, и выставилъ ружье.-- Предоставьте это старику; молодой пригодится вамъ на что-нибудь получше.
Молодой малый, державшій факелъ и наклонившійся передъ дверью, поспѣшно отскочилъ, услышавъ эти слова, и отбѣжалъ назадъ. Слесарь окидывалъ взоромъ уставившіяся кверху лица и держалъ оружіе направленнымъ на порогъ своего дома. Оно не имѣло другой опоры, кромѣ его плеча, по оставалось твердо, какъ домъ.
-- Кто подойдетъ къ двери, тотъ пусть прежде прочтетъ свою отходную молитву,-- сказалъ онъ рѣшительно: -- предупреждаю васъ.
Гогъ вырвалъ у одного изъ предстоящихъ факелъ изъ рукъ и съ ругательствомъ кинулся впередъ; но остановленъ билъ рѣзкимъ и пронзительнымъ визгомъ, и, взглянувъ вверхъ, увидѣлъ на кровлѣ дома развѣвающееся платье.
Еще крикъ и еще, и визгливый голосъ воскликнулъ: "Симмунъ внизу!" Въ ту же минуту высунулась длинная, тощая шея за загородку, и миссъ Меггсъ, которую можно было не совсѣмъ ясно разглядѣть впотьмахъ, завопила какъ полоумная: "О, безцѣнные джентльмены! Дайте мнѣ услышать Симмуновъ отвѣтъ изъ его собственныхъ устъ. О, Симмунъ, говори, говори со мною."
Мистеръ Тэппертейтъ, ненаходившій ничего лестнаго для себя въ этомъ комплиментѣ, взглянулъ наверхъ и велѣлъ ей прежде замолчать, потомъ сойти внизъ и отворить снутри дверь, потому что имъ надобно ея хозяина, и они до тѣхъ поръ не отстанутъ.
-- О, добрые джентльмены!-- воскликнула миссъ Меггсъ.-- О, мой дорогой, дорогой Симмунъ...
-- Уйми свою глупую глотку, слышишь!-- отвѣчалъ мистеръ Тэппертейтъ.-- Пошла внизъ и отопри дверь. Габріель Уарденъ, слушай внимательно, что тебѣ говорятъ:-- положи ружье, не то, еще будетъ хуже для тебя.
-- Не смотрите на его ружье,-- вскричала Меггсъ.-- Симмунъ и джентльмены, я вылила кружку столоваго пива прямо туда, въ дуло.
Толпа громко вскрикнула, и потомъ раздался шумный хохотъ
-- Оно не выпалитъ, хоть набейте его до горла,-- кричала Меггсъ.-- Симмунъ и джентльмены, я заперта въ передней свѣтелкѣ, черезъ маленькую дверь направо; какъ вамъ покажется, что вы ужъ совсѣмъ наверху, а потомъ по крутой лѣстницѣ, да смотрите, не ушибитесь головой о перекладины и не оступитесь на сторону, а то упадете въ спальню сквозь дранки, которыя ничего не держатъ. Симмунъ и джентльмены, я здѣсь заперта, но мои усилія всегда были и всегда будутъ стоять за правое дѣло,-- благословенное, святое дѣло -- и проклинать папу вавилонскаго и всѣ его внутреннія и наружныя дѣла, которыя суть языческія. Мои чувства не важны, я знаю,-- воскликнула Меггсъ еще визгливѣе:-- потому что мое положеніе есть положеніе служанки и уничиженно; однако, я исповѣдую мои чувства и полагаю свою надежду на тѣхъ, кто одинаковыхъ ее мною чувствъ.
Не слушая этихъ сердечныхъ изліяній миссъ Меггсъ послѣ ея открытія насчетъ ружья, толпа подставила къ окошку, гдѣ былъ слесарь, лѣстницу, и несмотря на то, что онъ крѣпко заперся и мужественно оборонялся, разбили ставни, выломали рамы и скоро ворвались внутрь. Давъ пару хорошихъ ударовъ вкругъ себя, слесарь очутился безоруженъ посреди неистовой толпы, которая наводнила комнату, и въ двери и въ окошки ломилась куча дикихъ чужихъ лицъ.
Осаждавшіе были очень раздражены противъ него (потому что онъ ранилъ двоихъ) и даже кричали находившимся въ комнатѣ вытащить его наружу, чтобъ повѣсить на фонарномъ столбѣ. Габріель однако оставался неустрашимъ и смотрѣлъ то на Гога и Денни, которые держали его подъ руки, то на Симона Тэппертейта стоявшаго насупротивъ.
-- Вы отняли у меня дочь,-- сказалъ Уарденъ:-- которая мнѣ гораздо, гораздо дороже жизни; возьмите же и жизнь, если хотите. Благодарю Бога, что могъ избавить жену отъ этой сцены, и что Онъ сдѣлалъ меня человѣкомъ, которому нечего вымаливать пощады отъ такихъ рукъ, какъ ваши.
-- Точно, вы храбрый старикъ,-- сказалъ мистеръ Денни одобрительно:-- и говорите какъ мужчина. Что за разница, братъ, сегодня на фонарномъ столбѣ или черезъ десять лѣтъ на перинѣ, не такъ ли?
Слесарь бросилъ на него презрительный взглядъ, но не сказалъ ни слова.
-- Я, съ своей стороны,-- сказалъ палачъ, которому особенно нравилось предложеніе насчетъ фонарнаго столба: -- я уважаю ваши правила. Они совершенно мои. Въ такихъ разсужденіяхъ, какъ эти,-- тутъ онъ придалъ своей рѣчи ругательствомъ еще большую выразительность -- я встрѣчаюсь на полудорогѣ съ вами и со всякимъ человѣкомъ. Нѣтъ ли у кого изъ васъ клочка веревки? Не хлопочите, коли нѣтъ. Галстукъ то же сдѣлаетъ.
-- Не дурачься, мистеръ,-- шепталъ Гогъ, дергая Уардена за плечо: -- дѣлай, что тебѣ велятъ. Сейчасъ ты услышишь, зачѣмъ ты нуженъ. Слушайся!
-- Ничего я не сдѣлаю по твоему приказанію или по приказанію какого-нибудь другого негодяя,-- отвѣчалъ слесарь.-- Если вы хотите отъ меня какой-нибудь услуги, то не трудитесь и говорить мнѣ о ней. Напередъ сказываю, ничего вамъ не сдѣлаю.
Мистеръ Денни былъ тронутъ настойчивостью храбраго старика и чуть не со слезами увѣрялъ, что жестоко и безчеловѣчно противиться желанію стараго человѣка, что онъ лучше замолчитъ, что это противъ его совѣсти.-- Джентльменъ,-- сказалъ онъ:-- ужъ столько разъ и такъ выразительно повторялъ, что позволяетъ охотно себя спровадить; а въ такомъ случаѣ долгъ нашъ, какъ образованной и просвѣщенной черни, дѣйствительно спровадить его. Не часто бываетъ,-- замѣтилъ онъ,-- въ ихъ власти угождать желаніямъ тѣхъ, съ кѣмъ они имѣютъ несчастіе противорѣчить во мнѣніяхъ. И какъ они теперь нашли особу, объявляющую имъ желаніе, которое они могли бъ очень справедливо исполнить (что же касается до его самого, то онъ осмѣливается признаться, что, по его мнѣнію, это желаніе дѣлаетъ честь его чувствамъ), то, надѣется онъ, рѣшатъ его предложеніе прежде, чѣмъ пойдутъ прочь. Это опытъ, который, ловко и искусно выполняемый, кончится въ пять минутъ, къ величайшему удовольствію всѣхъ товарищей; и хотя ему (мистеру Денни) неприлично хвалить самого себя, однакожъ, онъ осмѣливается утверждать, что имѣетъ практическія свѣдѣнія въ дѣлѣ, и, будучи отъ природы ласковъ и услужливъ, съ большею охотою готовъ вздернуть джентльмена.
Эти замѣчанія, среди ужаснѣйшаго шума и гама, обращенныя къ близъ стоящимъ, приняты были съ большимъ одобреніемъ; не столько, можетъ быть, вслѣдствія краснорѣчія Денни, сколько вслѣдствіе Уарденова упрямства, Габріелю грозила большая опасность, и онъ зналъ это; однакожъ, наблюдалъ упорное молчаніе и не открылъ бы рта, хотя бъ ему сказали, что его изжарятъ на медленномъ огнѣ.
Когда палачъ говорилъ, поднялось нѣкоторое движеніе и суматоха на улицѣ; тотчасъ, какъ скоро онъ умолкъ -- тотчасъ же, такъ что стоявшіе внизу не успѣли разслышать, что онъ сказалъ, или закричать свое одобреніе -- кто-то сказалъ въ окошко:
-- Онъ старикъ съ сѣдыми волосами. Пощадите его!
Слесарь быстро обернулся въ ту сторону, откуда шли слова, и увидѣлъ молодцовъ, которые, вися за лѣстницѣ, держали одинъ другого.
-- Тебѣ нечего уважать мои сѣдые волосы, молодой человѣкъ,-- сказалъ онъ, отвѣчая на неизвѣстный голосъ.-- Я этого не хочу отъ тебя. Сердце, мое такъ еще свѣжо, что можетъ презирать и не слушаться всѣхъ васъ, разбойничья шайка!
Эта безразсудная рѣчь отнюдь не способна была успокоить толпу. Они опять закричали: "бей его!", и честному слесарю пришлось бы плохо, еслибъ Гогъ не напомнилъ имъ, что они нуждаются въ его услугахъ и должны ихъ получить.
-- Такъ растолкуй ему, чего мы отъ него хотимъ,-- сказалъ онъ Симону Тэппертейту:-- да поскорѣе. А ты открой свои уши, мистеръ, если они тебѣ еще нужны послѣ сегодняшней ночи.
Габріель сложилъ руки, которыя были теперь свободны, на груди и смотрѣлъ молча своему прежнему ученику въ лицо.
-- Видишь ли, Уарденъ,-- началъ Симъ: -- намъ надо въ Ньюгетъ.
-- Знаю, что вамъ туда надо,-- отвѣчалъ слесарь.-- Ты никогда еще не говаривалъ ничего справедливѣе.
-- То-есть, чтобъ его сжечь,-- сказалъ Симонъ:-- сломать двери и выпустить арестантовъ... Ты дѣлалъ замокъ къ большимъ воротамъ?
-- Дѣлалъ,-- сказалъ слесарь:-- ты не скажешь за это спасибо, самъ увидишь.
-- Можетъ быть,-- возразилъ его прежній подмастерье:-- но ты долженъ указать намъ, какъ его сломать.
-- Я долженъ?
-- Да, потому что ты это знаешь, а я не знаю. Ты долженъ пойти съ нами и сломать его собственными руками.
-- Если я это сдѣлаю,-- сказалъ слесарь покойно:-- такъ пусть у меня руки отвалятся по кисти, и пусть ты, Симонъ Тэппертейтъ, надѣнешь ихъ на плечи вмѣсто эполетъ!
-- Ну, это ужъ мы тамъ увидимъ,-- сказалъ Гогъ, вступившись въ дѣло, потому что бѣшенство народа снова готово было вспыхнуть.-- Наклади корзину инструментами, которые ему понадобятся, между тѣмъ, я сведу его внизъ. Отворите двери кто-нибудь вы, нижніе. А другіе свѣтите великому капитану! Или вамъ вовсе нечего дѣлать, ребята, какъ только стоять тутъ да ворчать?-- Они посмотрѣли одинъ на другого, потомъ проворно разсѣялись по всему дому и начали, по своей привычкѣ, ломать, тащить и грабить, что имъ казалось цѣннымъ или что было по ихъ вкусу. Къ сожалѣнію, времени на это было имъ мало, потому что корзина съ инструментами скоро была собрана и повѣшена одному изъ нихъ на плечи. Когда всѣ приготовленія кончились, то кликнули тѣхъ, кто грабилъ и перерывалъ другія комнаты, внизъ въ мастерскую. Они собрались выступить, какъ послѣдній, сошедшій сверху, спросилъ, не освободить ли дѣвушку въ свѣтелкѣ (которая, говорилъ онъ ужасно шумитъ и и кричитъ безъ устали)?
Симонъ Тэппертейтъ съ радостью сказалъ бы "нѣтъ"; но куча его товарищей, вспомнивъ добрую услугу, какую она оказала имъ на счетъ ружья, были противнаго мнѣнія, и онъ долженъ былъ отвѣчать "да". Молодецъ такимъ образомъ опять вернулся въ домъ и скоро явился назадъ съ миссъ Меггсъ, которая была вся растрепана, измята и промокла отъ множества слезъ.
Такъ какъ дѣвица, при снесеніи ея съ лѣстницы, не обнаруживала никакого признака жизни, то освободитель ея объявилъ, что она или умерла или умираетъ; и находясь въ затрудненіи, что съ нею дѣлать, искалъ какой-нибудь скамейки или покойной кучи золы, чтобъ положить бездушный трупъ, какъ вдругъ какимъ-то непостижимымъ способомъ она вскочила на ноги, закинула назадъ волосы, дико поглядѣла на мистера Тэппертейта и съ восклицаніемъ: "жизнь моего Симмуна не сдѣлалась жертвою!" съ такою быстротою молніи бросилась къ нему въ объятія, что онъ покачнулся и отшатнулся на нѣсколько шаговъ подъ своимъ драгоцѣннымъ бременемъ.
-- О, глупая болтунья!-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ.-- На! Возьмите ее кто-нибудь и заприте опять: не надо бы ее выпускать.
-- Мой Симмунъ!-- восклицала миссъ Меггсъ слабымъ голосомъ, заливаясь слезами.-- Мой вѣчно, вѣчно-любимый Симмунъ!
-- Ну, молчи же!-- закричалъ мистеръ Тэппертейтъ совсѣмъ другимъ тономъ.-- Не то, я тебя брошу...Что ты скребешь вѣчно ногами по землѣ? Стой прямо!
-- Ангелъ мой Симмунъ!-- лепетала Меггсъ.-- Вѣдь ты обѣщалъ...
-- Обѣщалъ! Хорошо, я сдержу свое обѣщаніе,-- отвѣчалъ Симонъ сердито.-- Я ужъ тебя пристрою. Ну, вставай!
-- Куда мнѣ дѣваться? Что со мною будетъ, послѣ моихъ поступковъ сегодня ночью?-- воскликнула Меггсъ.-- Какое мнѣ пристанище осталось, кромѣ глубокой могилы!
-- Хорошо, еслибъ ты была въ глубокой могилѣ, клянусь честью!-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ.-- Да покрѣпче туда припрятана. Ну,-- сказалъ онъ одному изъ окружающихъ, шепнувъ ему что-то на ухо:-- возьми ее прочь. Ты ужъ знаешь, куда? А?
Дѣтина кивнулъ головою утвердительно, и несмотря на ея прерывистыя клятвы и барахтанье (послѣднюю оппозицію, куда принадлежало также царапанье ногтями, было гораздо труднѣе выдержать), взялъ ее на руки и понесъ прочь. Находившіеся въ домѣ высыпали теперь на улицу; слесарь поставленъ впереди шествія и принужденъ идти между двумя вожатыми; вся масса быстро всколебалась, безъ дальнѣйшаго шума и крика пустилась прямо къ Ньюгету и густою толпою сдѣлала, наконецъ, привалъ передъ воротами тюрьмы.