Хорошенькая головка Долли Уарденъ была исключительно занята разнообразными воспоминаніями о вечеринкѣ, и ея блестящіе глазки были еще ослѣплены видѣнными ею картинами и образами, которые предстали теперь передъ нею какъ пылинки въ лучѣ солнечномъ. Между ними образъ одного гостя, бывшаго на этой вечеринкѣ, игралъ главную роль,-- образъ молодаго каретника и вѣчно-цеховаго каретнаго мастера. Усаживая ее, на прощанье, въ носилки, онъ далъ ей понять, что твердо рѣшился совершенно пренебречь своимъ ремесломъ и чахнуть мало-по-малу отъ любви. Головка, глазки, мысли, словомъ, всѣ пять чувствъ Долли были въ полномъ обаяніи и смѣшеніи, хотя съ того знаменитаго вечера прошло уже три дня. Сидя беззаботно за завтракомъ и читая на днѣ чайнаго блюдечка всѣ роды счастія (то-есть, любовнаго и супружескаго), вдругъ услышала она въ мастерской чьи-то шаги, и за стеклянною дверью показался мистеръ Честеръ, стоя между заржавленными замками и ключами, какъ амуръ между розами. Историкъ отнюдь не намѣренъ присваивать себѣ честь этого удачнаго сравненія, потому что оно было изобрѣтено дѣвственною, почтенною миссъ Меггсъ, которая, замѣтивъ, въ своихъ сантиментальныхъ мечтаніяхъ, мистера Эдварда съ ступеней, которыя мыла въ это время, произнесла это сравненіе.
Слесарь бесѣдовалъ тогда очень прилежно съ своимъ Тоби, воздѣвъ глаза кверху и опрокинувъ голову назадъ, и потому не замѣтилъ бы своего гостя, еслибъ мистриссъ Уарденъ, бывъ внимательнѣе своего мужа, не приказала Симу Тэппертейту отворить стеклянную дверь и впустить его. Но добрая женщина тотчасъ заключила изъ этого непріятнаго обстоятельства (потому что она изъ малѣйшаго обстоятельства умѣла извлекать удивительныя моральныя наставленія), что пить пиво поутру -- пагубная, противо-религіозная, языческая привычка, которую должно было бы предоставить лишь свиньямъ или сатанѣ; честныя же люди должны были бы избѣгать этого зла, какъ исчадія грѣха и ада. Вѣроятно, она растянула бы гораздо длиннѣе свое наставленіе, основывая на немъ безконечный рядъ безподобныхъ нравственныхъ сентенцій, еслибъ молодой джентльменъ, слушавшій ихъ съ небольшой досадой, не принудилъ ея къ скорому окончанію проповѣди, которую читала она своему супругу.
-- Вы вѣрно извините меня, сэръ,-- сказала мистриссъ Уарденъ, вставъ и кланяясь мистеру Эдварду:-- мужъ мой такъ разсѣянъ... ему такъ часто надо напоминать... Симъ, подай стулъ.
Мистеръ Тэппертейтъ повиновался, но съ физіономіей, которая говорила ясно:-- повинуюсь, но протестую...
-- Ты можешь идти, Симъ,-- прибавилъ слесарь.
Мистеръ Тэппертейтъ опять повиновался, но все еще протестуя, и, пришедъ въ мастерскую, сталъ не шутя опасаться, что будетъ принужденъ отравить своего хозяина прежде, чѣмъ минетъ срокъ его ученической жизни.
Между тѣмъ мистеръ Эдвардъ отвѣчалъ очень вѣжливо на комплименты мистриссъ Уарденъ, что очень ей нравилось, такъ что, когда онъ принялъ изъ прелестныхъ ручекъ Долли чашку чаю, она очень развеселилась.
-- Повѣрьте, если мы, то-есть, Уарденъ, я, или Долли, можемъ чѣмъ-нибудь услужить вамъ, то скажите одно слово -- и все будетъ исполнено,-- сказала мистриссъ Уарденъ.
-- Покорнѣйше благодарю,-- отвѣчалъ Эдвардъ.-- Вы придаете мнѣ смѣлости признаться, что я пришелъ теперь сюда именно за тѣмъ, чтобъ попросить васъ объ одолженіи.
Мистриссъ Уарденъ была въ невыразимомъ восхищеніи.
-- Мнѣ пришло на память, что ваша прелестная дочка отправится, можетъ бытъ, сегодня или завтра въ "Кроличью-Засѣку",-- сказалъ Эдвардъ, смотря на Долли:-- и если это предположеніе справедливо, и если вы, мистриссъ, позволите, ей взять съ собой это письмо, то невыразимо обяжите меня. Правду сказать, мнѣ очень хотѣлось бы, чтобъ оно дошло по адресу; я имѣю особенныя причины не ввѣрять его никому другому, такъ что безъ вашей помощи буду въ большомъ затрудненіи.
-- Признаться, сэръ, она, такъ сказать, не поѣдетъ въ "Кроличью-Засѣку" ни сегодня, ни затра, ни во всю эту недѣлю,-- отвѣчала мистриссъУарденъ милостиво:-- но намъ будетъ очень пріятно услужить вамъ, и если вамъ угодно, сэръ, то можете быть увѣрены, что письмо будетъ доставлено сегодня же. Вы могли бы подумать,-- продолжала мистриссъ Уарденъ, грозно смотря на мужа: -- что, судя по молчаливому и угрюмому виду мистера Уардена, онъ имѣетъ что-нибудь сказать противъ этого; но прошу васъ, сэръ, не обращать на него вниманія. Такова ужъ его всегдашняя манера, когда онъ дома. Въ людяхъ онъ умѣетъ быть и веселъ, и разговорчивъ!..
Между тѣмъ несчастный слесарь, благодаря Бога, что супруга его въ такомъ хорошемъ расположеніи духа, съ сіяющимъ лицомъ и невыразимою радостію прислушивался къ разговору. Это внезапное нападеніе тѣмъ сильнѣе поразило его.
-- Милая Марта...-- сказалъ онъ.
-- О, да,-- прервала мистриссъ Уарденъ, съ полунасмѣшливой, съ полушутливой улыбкой:-- очень милая. Это всѣмъ извѣстно...
-- Душа моя,-- сказалъ Габріель:-- ты ошибаешься. Право, ошибаешься. Я восхищался тѣмъ, что ты такъ мила и такъ готова услужить джентльмену. Я, моя милая, ждалъ только, что ты скажешь, увѣряю тебя.
-- Ты ждалъ?-- повторила мистриссъ Уарденъ.-- Да, спасибо тебѣ, Уарденъ. Ты ждалъ, какъ и всегда ждешь, чтобъ въ случаѣ, если дѣло кончится худо, всю вину свалить на меня. Но я ужъ привыкла къ этому,-- прибавила она съ какимъ-то торжественнымъ, рѣзкимъ смѣхомъ:-- и все мое утѣшеніе въ томъ...
-- Даю тебѣ честное слово, Марта...-- сказалъ Габріель.
-- Позволь мнѣ дать тебѣ тоже честное слово, мой милый,-- прервала жена его съ христіанской улыбкой:-- и сказать, что женатымъ людямъ гораздо приличнѣе не вступать въ подобные споры. Итакъ, если тебѣ угодно, оставимъ этотъ разговоръ. Я не хочу продолжать его. Я могла бы... я имѣла бы сказать много кое-чего... Но ужъ лучше буду молчать... Пожалуйста, ни слова болѣе объ этомъ.
-- Мнѣ нечего сказать больше,-- отвѣчалъ раздраженный слесарь.
-- Ну, такъ и не говори!-- вскричала мистриссъ Уарденъ.
-- Да и не я началъ первый, Марта,-- прибавилъ слесарь, шутя.-- Это я могу сказать.
-- Не ты началъ, Уарденъ!-- воскликнула жена его, сдѣлавъ ужасно большіе глаза и озираясь кругомъ, какъ будто желая сказать: "Слышите ли, что онъ говоритъ?" -- Но пусть же ты не скажешь, что я была не въ духѣ. Нѣтъ, не ты началъ, ей-Богу, не ты, право, не ты, мой миліый!
-- Хорошо, хорошо,-- сказалъ слесарь.-- Итакъ, дѣло кончено?
-- Да, да,-- отвѣчала жена его:-- совершенно кончено. Если ты хочешь сказать, мой милый, что начала Долли, такъ я и въ этомъ нисколько не буду противорѣчить тебѣ. Я знаю долгъ свой. Я обязана знать его, увѣряю тебя. Я часто принуждена вспоминать о немъ, когда природа моя, противъ моей воли, можетъ быть, обязываетъ меня забывать о немъ хоть на минуту. Спасибо, Уарденъ!-- Мистриссъ Уарденъ съ величайшей покорностью и смиреніемъ сложила руки и осмотрѣлась опять съ улыбкой, которая говорила ясно: "Если вы хотите видѣть величайшую на землѣ мученицу, взгляните на меня."
Какъ ни ясно свидѣтельствовало это небольшое приключеніе о чрезвычайной любезности и кротости мистриссъ Уарденъ, однакожъ оно остановило разговоръ и такъ смутило всѣхъ, исключая ея самой, что до ухода Эдварда произнесено было не. болѣе пары односложныхъ словъ. Эдвардъ поблагодарилъ нѣсколько разъ хозяйку за ея снисхожденіе и шепнулъ Долли на ухо, что придетъ навѣдаться завтра, не будетъ ли отвѣта на письмо его; впрочемъ, она знала это и безъ него, потому что Бэрнеби и другъ его Грейфъ приходили наканунѣ предупредить ее объ этомъ посѣщеніи.
Габріель, проводивъ Эдварда до улицы, возвратился съ руками въ карманахъ; прошедшись нѣсколько разъ съ безпокойнымъ видомъ взадъ и передъ по комнатѣ и бросивъ нѣсколько косвенныхъ взглядовъ на мистриссъ Уарденъ (которая съ самымъ спокойнымъ видомъ погрузилась на пятъ сажень глубины въ чтеніе протестантскаго молитвенника), онъ спросилъ Долли, какимъ образомъ она думаетъ пробраться въ "Кроличью-Засѣку"? Долли полагала, что лучше всего ѣхать въ омнибусѣ и взглянула на мать, которая, замѣтивъ этотъ нѣмой вопросъ, нырнула по-крайнѣй мѣрѣ еще на сажень въ молитвенникъ и забыла о всѣхъ мірскихъ дѣлахъ.
-- Марта!-- сказалъ слесарь.
-- Я слушаю тебя, Уарденъ,-- сказала жена его, не выплывая изъ глубины на поверхность.
-- Мнѣ жаль, милая, что ты питаешь такое непреодолимое отвращеніе къ "Майскому-Дереву" и старому Джону; вотъ что можно было бы сдѣлать: погода сегодня прекрасная; по субботамъ же у насъ всегда мало дѣла; мы всѣ трое могли бы отправиться въ Чигуэлль и провести тамъ день очень весело.
Мистриссъ Уарденъ закрыла молитвенникъ и, залившись слезами, потребовала, чтобъ ей помогли пройти вверхъ.
-- Что съ тобой, Марта?-- спросилъ слесарь.
Марта отвѣчала:-- О, не говори со мной!-- и увѣряла среди ужасныхъ судорогъ, что еслибъ кто-нибудь предсказалъ ей это, она не повѣрила бы во всю жизнь.
-- Помилуй, Марта,-- сказалъ Габріель и заслонилъ ей дорогу, когда, опираясь на плечо Долли, она хотѣла уйти:-- чему бы ты не повѣрила? Скажи, на милость, что тутъ опять не по твоему? Ей-Богу, не понимаю. Не знаешь ли хоть ты, Долли? А!-- воскликнулъ слесарь, въ какомъ-то изступленіи теребя свой парикъ.-- Я думаю, никто, кромѣ Меггсъ, не пойметъ этого!
-- Меггсъ?-- произнесла слабо мистриссъ Уарденъ и съ признаками приближающагося обморока.-- Меггсъ привязана ко мнѣ, и этого достаточно ей, чтобъ навлечь на себя ненависть всего дома. Для меня -- она утѣшеніе; для другихъ -- пусть будетъ чѣмъ угодно.
-- Для меня она не утѣшеніе!-- воскликнула Габріель, которому отчаяніе придало смѣлости.-- Она несчастіе моей жизни. Она -- то, что всѣ бѣдствія египетскія вмѣстѣ.
-- Вы считаете ее своимъ несчастіемъ, я увѣрена въ томъ,-- сказала мистриссъ Уарденъ.-- Я ждала этого; это очень натурально; это очень похоже на все прочее. Если ты ужъ позоришь меня въ глаза, то могу ли удивляться, что ее позоришь за глаза?
Тутъ она начала приходить въ сильное отчаяніе, плакать и смѣяться, всхлипывать и содрогаться, икать и давиться; наконецъ сказала, что сама знаетъ, какъ это глупо, но не можетъ поступать иначе, и если умретъ и будетъ отпѣта, и похоронена, то они будутъ жалѣть о ней (впрочемъ, въ подобномъ положеніи дѣлъ, все это было, кажется, не такъ достовѣрно, какъ она думала), и многое тому подобное. Словомъ, она очень ловко исполнила всѣ церемоніи, принадлежащія къ подобнымъ приключеніямъ, потомъ велѣла отнести себя вверхъ и положить въ постель при ужаснѣйшихъ судорогахъ. Скоро Меггсъ бросилась на трупъ ея.
Дѣло было въ томъ, что мистриссъ Уарденъ хотѣлось ѣхать въ Чигуэлль; но она не хотѣла уступать или объясняться; она хотѣла, чтобъ ее просили, умоляли, и иначе никакъ не намѣревалась исполнить это. Такимъ образомъ, послѣ значительной порціи стоновъ и плача, послѣ многихъ примочекъ къ головѣ, многихъ вспрыскиваній уксусомъ и понюхиваній оленьяго рога; послѣ чрезвычайно патетическихъ заклинаній со стороны Меггсъ, подкрѣпляемыхъ не слишкомъ слабыми пріемами горячей водки съ водой и другихъ сердце укрѣпляющихъ средствъ, принадлежавшихъ также къ возбудительнымъ средствамъ, которыя даются сперва по чайной ложечкѣ, а потомъ увеличиваются въ возрастающей пропорціи, и которыя миссъ Меггсъ принимала сама, какъ предохранительное средство (потому что обмороки заразительны); послѣ употребленія всѣхъ этихъ и другихъ лекарствъ и послѣ множества моральныхъ и всяческихъ утѣшеній, слесарь покорился -- и дѣло начало приходить къ концу.
-- Чтобъ только сохранить спокойствіе въ домѣ, папенька,-- сказала Долли:-- подите наверхъ.
-- О, Долли, Долли,-- сказалъ добродушный отецъ:-- если у тебя будетъ когда-нибудь мужъ...
Долли посмотрѣлась въ зеркало.
-- Да, если у тебя будетъ мужъ,-- продолжалъ слесарь:-- никогда не падай въ обморокъ. Отъ легкаго паденія въ обморокъ произошло болѣе домашнихъ несчастій, чѣмъ отъ всѣхъ страстей вмѣстѣ. Замѣть это, милая Долли, если хочешь быть истинно счастливою; ты никогда не будешь счастлива, если мужъ твой несчастливъ. И -- еще словечко на ухо, дитя мое,-- не терпи никогда около себя какой-нибудь Меггсъ!
Давъ этотъ добрый совѣтъ, онъ поцѣловалъ Долли и медленно пошелъ въ комнату мистриссъ Уарденъ, между тѣмъ, какъ эта добрая женщина, лежа въ постели, блѣдная, едва дышащая, утѣшалась созерцаніемъ новаго своего чепчика, который Меггсъ расположила въ самомъ выгодномъ свѣтѣ у постели, чтобъ успокоить жизненныя силы своей хозяйки.
-- Вотъ, мистеръ, мистриссъ,-- сказала Меггсъ.-- О, какое благополучіе, когда мужъ и жена въ дружбѣ. О, Боже, страшно подумать, что они могутъ иногда ссориться!..-- Сила чувствъ, высказанныхъ въ этомъ восклицаніи и обращеніи ко всѣмъ семи небесамъ безъ разбору, заставила миссъ Меггсъ надѣть чепчикъ и сложивъ руки, заплакать.
-- Не могу удержаться!-- воскликнула Меггсъ.-- Не могу, хоть бы мнѣ пришлось утонуть въ собственныхъ слезахъ своихъ. У нея такое прощающее сердце! Она забываетъ все. случившееся и поѣдетъ съ вами, сэръ... О, еслибъ вамъ вздумалось отправиться на край свѣта, она и туда пошла бы съ вами!
Мистриссъ Уарденъ, нѣжно улыбаясь, осуждала свою служанку за такой энтузіазмъ и въ то же время напомнила ей о своемъ нездоровьѣ, которое помѣшаетъ ей выѣхать сегодня.
-- О, нѣтъ, нѣтъ, мистриссъ, право, нѣтъ,-- сказала Меггсъ:-- спрошу мистера, мистеръ знаетъ, что это неправда. Воздухъ и движеніе въ коляскѣ будутъ вамъ полезны; вы не должны поддаваться болѣзни, право, не должны. Не правда ли, сэръ, она должна поддерживать себя для всѣхъ насъ. Я сейчасъ говорила объ этомъ. Она должна думать объ насъ, еслибъ и рѣшилась забыть, о самой себѣ... Ужъ мистеръ уговоритъ васъ, я увѣрена. Вы поѣдете съ миссъ Долли, съ мистеромъ; всѣ будутъ такъ счастливы, веселы. О!..-- воскликнула Меггсъ и снова, заплакала.-- Я никогда еще не видывала такого добраго сердца, никогда, никогда! Да и мистеръ, вѣрно, тоже никогда еще не видывалъ!..-- Послѣ этого патетическаго восклицанія, она вышла изъ комнаты.
Около пяти минутъ мистриссъ Уарденъ тихо противилась всѣмъ просьбамъ мужа; но, наконецъ, уступила и смягчилась до того, что простила его совершенно, сказавъ, что это была заслуга ея молитвенника, а не ея собственная, и позвала Меггсъ, чтобъ она помогла ей одѣваться. Горничная явилась тотчасъ же и мы только отдадимъ справедливость ихъ соединеннымъ усиліямъ, если скажемъ, что добрая женщина, сходя потомъ съ лѣстницы, имѣла такой свѣжій и здоровый видъ, какъ будто съ нею ничего не случилось.
Явилась и Долли, идеалъ свѣжести, въ хорошенькомъ салопѣ вишневаго цвѣта, съ такимъ же капюшономъ, въ маленькой соломенной шляпкѣ, надѣтой немножко на бекрень. Кромѣ этого, на ней была пара такихъ неизъяснимо маленькихъ башмаковъ, что мистеръ Тэппертейтъ, державшій подъ уздцы лошадь и увидѣвшій, какъ миссъ Долли одна выходила изъ дому, почувствовалъ смертную охоту заманить ее въ коляску и ускакать съ ней, куда глаза глядятъ, и сдѣлалъ бы это непремѣнно, еслибъ въ умѣ его не родились нѣкоторыя непріятныя сомнѣнія о ближайшей дорогѣ въ Гретна-Гринъ: онъ не зналъ, куда надо ѣхать, вверхъ или внизъ по улицѣ, направо или налѣво, и, наконецъ, если даже предположить, что буря опрокинетъ всѣ дома сборщиковъ пошлины за шоссе -- согласится ли кузнецъ обвѣнчать ихъ въ долгъ? Послѣднее предположеніе показалось растревоженной фантазіи Сима столь невѣроятнымъ, что онъ медлилъ. А пока онъ медлилъ и металъ на Долли изъ глазъ цѣлыя почтовыя кареты, запряженный шестернями, вышелъ изъ дому мистеръ Уарденъ, за нимъ вышла мистриссъ Уарденъ и дѣвственница Меггсъ; удобный случай для Сима погибъ невозвратно. Заскрипѣли рессоры колясочки, и мистриссъ Уарденъ усѣлась; потомъ рессоры заскрипѣли сильнѣе прежняго -- усѣлся слесарь; наконецъ, прыгнула въ коляску Долли, радостная, веселая... И вотъ они уѣхали; мѣсто, на которомъ стояла она, опустѣло, и Тэппертейтъ остался на улицѣ одинъ съ ужасною миссъ Меггсъ.
Добрый слесарь былъ веселъ, какъ будто съ нимъ цѣлый годъ не случалось ничего непріятнаго; Долли была вся улыбка и прелесть, а мистриссъ Уарденъ особенно любезна. Пока они тряслись по мостовой, разговаривая о томъ и о другомъ,-- по тротуару прошелъ упомянутый уже нами каретникъ и прошелъ съ такою важною осанкою, какъ будто онъ во всю жизнь свою не имѣлъ другого дѣла съ каретами, кромѣ ѣзды на нихъ. Онъ поклонился такъ, какъ можетъ поклониться джентльменъ. Долли смутилась, отвѣчая на поклонъ его; ленты ея салопа затрепетали, когда она встрѣтила его печальный взглядъ, который, казалось, говорилъ: "Я сдержалъ слово, работа пошла къ чорту, а во всемъ виноваты вы!" До тѣхъ поръ, пока она не поворотила, за уголъ, онъ стоялъ на одномъ мѣстѣ какъ статуя -- по выраженію Долли, какъ насосъ -- по выраженію мистриссъ Уарденъ, и когда слесарь замѣтилъ, что это безсовѣстно, а мать спросила, что онъ разумѣетъ подъ этимъ словомъ, Долли покраснѣла опять такъ сильно, что салопъ ея казался блѣднымъ въ сравненіи съ лицомъ ея.
Однакожъ, это не мѣшало имъ быть веселыми, и слесарь, въ радости, останавливался поминутно, обнаруживая весьма близкое знакомство свое со всѣми шинками, со всѣми хозяевами и хозяйками ихъ, съ которыми была очень дружна и маленькая его лошадка, потому что она сама останавливалась у каждаго подобнаго заведенія. Никогда на этомъ свѣтѣ не бывало людей веселѣе этихъ хозяевъ и хозяекъ при встрѣчѣ съ мистеромъ Уарденомъ, мистриссь Уарденъ и миссъ Уарденъ: одни не хотѣли пускать ихъ далѣе; другіе просили, чтобъ они непремѣнно вошли въ бель-этажъ; третьи говорили, что обидятся и обвинятъ ихъ въ гордости, если они не скушаютъ чего-нибудь, такъ что поѣздка слесаря и его семейства казалась тріумфальнымъ шествіемъ, не простою прогулкою. Дѣйствительно, пріятно видѣть себя предметами такого почета, не говоря уже о разныхъ лакомствахъ, бывшихъ его слѣдствіемъ; поэтому-то мистриссъ Уарденъ молчала до поры до времени и была вся восхищеніе; но такое количество очевидныхъ доказательствъ, какое, собрала она въ этотъ день противъ несчастнаго слесаря, чтобъ позже воспользоваться ими при удобномъ случаѣ, никогда еще не было собираемо заразъ и гуртомъ супружескою нѣжностью.
По прошествіи довольно долгаго времени,-- потому что всѣ эти пріятныя остановки отняли его немало,-- достигли они опушки лѣса, а вскорѣ и "Майскаго-Дерева", гдѣ веселый возгласъ слесаря: "го-го!" вызвалъ немедленно на подъѣздъ стараго Джона и молодого Джоя. И тотъ и другой, увидѣвъ дамъ, были изумлены до такой степени, что съ минуту не могли даже поклониться.
Впрочемъ, Джой опомнился очень скоро, отодвинулъ своего соннаго отца въ сторону -- къ крайней и невыразимой досадѣ мистера Уиллита -- и подскочилъ къ коляскѣ, чтобъ помочь дамамъ выйти. Долли вышла прежде всѣхъ. Джой держалъ ее въ своихъ объятіяхъ,-- правда, не больше мгновенія,-- но все-таки держалъ же, Вѣдь и въ этомъ есть хоть маленькій проблескъ счастія!
Трудно было бы описать, что за пошлая и обыкновенная исторія была высаживаніе изъ коляски мистриссъ Уарденъ; но Джой сдѣлалъ это и при томъ съ самымъ вѣжливымъ, предупредительнымъ видомъ. Старый же Джонъ, въ какомъ-то туманномъ предчувствіи, что мистриссъ Уарденъ не можетъ его терпѣть, и не зная, не пріѣхала ли она, чтобъ напасть на него и поколотить добрымъ порядкомъ,-- собралъ все свое мужество, пожелалъ ей добраго дня и предложилъ руку, чтобъ проводить въ домъ. Предложеніе было принято очень благосклонно, и они отправились; за ними пошли Джой и Долли, также рука объ руку (опять счастіе!), а мистеръ Уарденъ составлялъ арьергардъ.
Старый Джонъ пригласилъ ихъ въ общую комнату; всѣ согласились на это. Общія комнаты въ гостиницахъ пріятны, но общая комната въ "Майскомъ-Деревѣ" была самою наипріятнѣйшею и совершеннѣйшею комнатою въ этомъ родѣ, когда либо придуманною умомъ человѣческимъ. Какія были тутъ удивительныя бутыли въ старыхъ, плетеныхъ чехлахъ, какія блестящія кружки, качавшіяся на крючкахъ, почти въ томъ же самомъ положеніи, въ какомъ онѣ находятся, когда люди, томимые жаждою, подносятъ ихъ ко рту; какіе крѣпкіе дубовые боченки, поставленные рядами на карнизахъ; сколько было лимоновъ, висѣвшихъ въ сѣткахъ и составлявшихъ вмѣстѣ съ сахарными пирамидами пуншъ, превосходящій понятія самаго геніальнаго человѣка; какіе были тутъ шкапики, ящички съ трубками, подносики,-- и все это набито биткомъ съѣстнымъ и питейнымъ, или вкусными пряностями; наконецъ, вѣнецъ всего, доказательство богатыхъ запасовъ гостиницы -- огромнѣйшій сыръ!
Бѣдно то сердце, которое, не можетъ никогда радоваться, и это сердце было бы бѣднѣйшимъ, слабѣйшимъ и несчастнѣйшимъ, которое, не забилось бы сильнѣе при видѣ столовой "Майскаго-Дерева". Сердце мистриссъ Уарденъ тотчасъ начало биться сильнѣе. Она теперь была такъ же мало въ состояніи упрекать Джона Умллита посреди его пенатовъ -- боченковъ, бутылокъ, лимоновъ, трубокъ и сыра, какъ и заколоть его собственнымъ ножомъ его. Притомъ же, манера его заказывать кушанье могла бы смягчить самаго жестокаго дикаря. "Чуточку рыбы" -- сказалъ Джонъ кухаркѣ: "и нѣсколько кусковъ баранины, хорошій салатъ и жаренаго молодого цыпленка, съ тарелочкой сосисокъ или чего-нибудь въ родѣ этого". "Чего-нибудь въ родѣ этого!" Что за огромные запасы въ этихъ гостиницахъ! Говорить такъ небрежно о кушаньяхъ, которыя сами по себѣ составляютъ уже праздничныя блюда, говорить о нихъ: "чего-нибудь въ родѣ этого!" то-есть, если не можешь достать цыпленка, такъ возьми какую-нибудь другую птицу -- напримѣръ, индѣйскаго пѣтуха! А тутъ еще кухня, съ огромнымъ каминомъ,-- кухня, въ которой можно было варить все, при видѣ которой можно было ожидать навѣрное, что все заказанное къ обѣду явится непремѣнно. Мистриссъ Уарденъ возвратилась изъ обозрѣнія всѣхъ этихъ чудесъ совершенно смущенная и встревоженная. Ея хозяйственный геній былъ не такъ обширенъ, чтобъ постичь все это. Она была принуждена прилечь. Быть наяву между такими удивительными вещами -- слишкомъ мучительно.
Долли, которой голова была занята совсѣмъ другимъ, вышла изъ садовой калитки и, оглядываясь по временамъ (разумѣется, не заботясь о томъ, видитъ ли ее Джой), побѣжала черезъ поля, которыя знала очень хорошо, чтобъ исполнить порученіе, данное ей въ "Кроличью-Засѣку"