Не зная, гдѣ пріютиться на первый разъ, сробѣвъ отъ множества народа, который уже поднялся на ноги,-- сѣли наши путники отдохнуть на мосту въ одномъ изъ темныхъ угловъ его. Скоро они увѣрились, что всѣ народныя волны стремились по одному направленію, и что безчисленное множество людей съ необыкновенною поспѣшностью и тревогою переплывало рѣку отъ Миддльсекса на соррійскій берегъ. Эти люди шли большею частью вдвоемъ, втроемъ, много что вшестеромъ, говорили мало другъ съ другомъ; многіе казались совершенно нѣмыми; всѣ они торопились впередъ, какъ будто имѣли въ виду одну общую цѣль.
Съ удивленіемъ замѣтила вдова, что почти каждый человѣкъ въ этой сумятицѣ, смѣло пробѣгавшій мимо, носилъ на шляпѣ своей синюю кокарду; случайно проходившіе, у которыхъ не было кокардъ, боязливо старались, повидимому, остаться незамѣченными, и вѣжливо уступали первымъ дорогу, чтобъ, повидимому, расположить ихъ къ снисхожденію. Впрочемъ, это было весьма натурально, потому что носители кокардъ къ обыкновенно одѣтымъ относились какъ сорокъ или пятьдесятъ къ единицѣ. Ссоръ, однакожъ, не было. Синія кокарды бѣжали со всею возможною въ такой суматохѣ скоростью впередъ и старались, какъ только могли, опережать одна другую; съ тѣми, кто не принадлежалъ къ нимъ, обмѣнивались они развѣ взглядомъ, а часто и того не дѣлали.
Сначала потокъ людей ограничивался двумя тротуарами, и только немногіе, попроворнѣе другихъ, шли по проѣзжей улицѣ. Но спустя около получаса, улица совершенно была загромождена толпами, которыя теперь, тѣсня и толкая другъ друга и задерживаемыя попадающимися каретами и колясками, двигались медленно и иногда принуждены были останавливаться минутъ на пять или на десять.
Часа черезъ два масса начала уменьшаться и рѣдѣть, пока, наконецъ, мостъ опорожнялся совершенно; только время отъ времени какой-нибудь отсталый, покрытый потомъ и пылью, съ кокардою на шляпѣ и перебросивъ кафтанъ черезъ плечо, пробѣгалъ задыхаясь мимо или останавливался, чтобъ спросить, въ какую сторону прошли его товарищи, и потомъ, будто освѣжившись, спѣшилъ далѣе. Въ этой внезапной безлюдности, которая послѣ шума, за нѣсколько минутъ происходившаго, казалась очень странною, вдова впервые имѣла случай спросить у старика, сѣвшаго возлѣ нихъ, что значитъ это странное волненіе въ народѣ.
-- Вотъ хорошо! Да откуда жъ вы пришли,-- отвѣчалъ онъ:-- что не слыхали еще о великомъ союзѣ лорда Джорджа Гордона? Нынче день, въ который онъ подаетъ прошеніе противъ католиковъ, благослови его за то, Господи!
-- Что жъ всѣмъ людямъ за дѣло до его прошенія?-- спросила она.
-- Что имъ за дѣло до прошенія!-- возразилъ старикъ.-- Да развѣ ты не знаешь? Его превосходительство объявилъ, что онъ вовсе не подастъ прошенія, если по крайней мѣрѣ сорокъ тысячъ добрыхъ, и вѣрныхъ людей не будутъ провожать его до дверей Нижней Палаты. Вотъ толпа, такъ толпа!
-- Въ самомъ дѣлѣ, толпа!-- сказалъ Бэрнеби.-- Слышишь, матушка?
-- А тамъ двинется ихъ на смотръ, какъ я слышалъ,-- началъ опять старикъ:-- еще сто тысячъ человѣкъ. О! Дайте только срокъ лорду Джорджу! Онъ знаетъ свою силу. Порядочное количество лицъ тамъ, въ тѣхъ окнахъ насупротивъ,-- промолвилъ онъ, указывая на Нижнюю Палату, возвышавшуюся за рѣкою:-- поблѣднѣютъ, когда добрый лордъ Джорджъ тронется сегодня послѣ обѣда, и подѣломъ. О, да! Дайте только срокъ его превосходительству, дайте только ему срокъ. Онъ знаетъ свое дѣло!..-- Такимъ образомъ, лепеча, усмѣхаясь и показывая пальцами, всталъ онъ съ помощью своей палки и побрелъ дальше.
-- Матушка!-- сказалъ Бэрнеби.-- Вѣдь это славная суматоха про которую онъ разсказывалъ. Пойдемъ!
-- Ужъ не туда ли?-- воскликнула мать.
-- Да, туда,-- отвѣчалъ онъ, дергая ее за рукавъ.-- Почему жъ нѣтъ? Пойдемъ!
-- Ты не знаешь,-- отвѣчала она:-- какихъ они, можетъ быть, бѣдъ надѣлаютъ, куда тебя уведутъ, чего они хотятъ. Милый Бэрнеби, для меня...
-- Для тебя, да,-- воскликнулъ онъ, ударивъ ее по рукѣ.-- Разумѣется! Это для тебя, матушка. Ты помнишь, что слѣпой говорилъ о золотѣ. Вотъ славные-то люди! Пойдемъ! Либо подожди меня здѣсь... Да, да, подожди здѣсь.
Она старалась всѣми силами, какія давала ей боязнь, отклонить его отъ этого намѣренія, но напрасно. Онъ нагнулся застегнуть себѣ пряжку башмака, какъ вдругъ наемная карета быстро промчалась мимо, и голосъ изъ кареты закричалъ кучеру остановиться.
-- Молодой человѣкъ!-- сказалъ оттуда голосъ.
-- Кто тамъ?-- воскликнулъ Бэрнеби, приподнявшись.
-- Хочешь это украшеніе?-- спросилъ незнакомецъ, показывая синюю кокарду.
-- Ради Бога, не надо. Прошу васъ, не давайте ему!-- вскричала вдова.
-- Толкуй съ бабою!-- сказалъ хладнокровно человѣкъ въ каретѣ.-- Пусть молодой человѣкъ самъ выбираетъ; онъ ужъ не ребенокъ, можетъ и самъ разсуждать, бросивъ твои помочи. Онъ знаетъ, безъ твоихъ подсказовъ, долженъ ли носить знакъ вѣрнаго англичанина или нѣтъ.
Трепеща отъ нетерпѣнія, Бэрнеби воскликнулъ:-- "да, да, я хочу его носить!" какъ восклицалъ ужъ разъ дюжину. Человѣкъ въ каретѣ бросилъ ему кокарду и сказалъ: "Торопись на поля святого Джорджа!", потомъ велѣлъ кучеру поскорѣе ѣхать и оставилъ ихъ.
Руки дрожали у Бэрнеби отъ радости, когда онъ какъ умѣлъ прицѣплялъ игрушку къ своей шляпѣ и торопливо отвѣчалъ на слезы и просьбы матери. Въ это время на противоположной сторонѣ улицы проходили мимо два джентльмена. Замѣтивъ ихъ и увидѣвъ, чѣмъ занимался Бэрнеби, они остановились, пошептали между собою, оборотились и перешли къ нимъ.
-- Что ты тутъ сидишь?-- сказалъ одинъ изъ нихъ, который былъ одѣтъ въ черное, носилъ длинные, прямые волосы и держалъ въ рукѣ большую трость.-- Зачѣмъ ты не пошелъ вмѣстѣ съ прочими?
-- Иду, сэръ,-- отвѣчалъ Бэрнеби, кончивъ свою работу и съ нѣкоторою гордостью надѣвъ шляпу.-- Я какъ разъ буду тамъ.
-- Ты долженъ говорить "милордъ", молодой человѣкъ, когда его превосходительство дѣлаетъ тебѣ честь говорить съ тобою,-- сказалъ другой джентльменъ тихо и ласково,-- Ты видишь лорда Джорджа Гордона и не узнаешь его,-- а давно бы пора была тебѣ знать его.
-- Полно, Гашфордъ,-- сказалъ ему лордъ Джорджъ, когда Бэрнеби опять снялъ шляпу и сдѣлалъ ему низкій поклонъ:-- это ничего не значитъ въ такой день, какъ нынѣшній, о которомъ всякій англичанинъ станетъ вспоминать съ гордостью и удовольствіемъ. Надѣнь шляпу, другъ мой, и ступай за нами; не то ты отстанешь и опоздаешь. Теперь ужъ слишкомъ десять часовъ. Развѣ ты не зналъ, что собираться назначено было въ десять часовъ?
Бэрнеби покачалъ головою и смотрѣлъ безсмысленными взорами, то на одного, то на другого джентльмена.
-- Ты могъ бы это знать, дружокъ,-- сказалъ Гашфордъ:-- это ясно объявлено. Отчего жъ ты не знаешь?
-- Онъ не можетъ вамъ на это отвѣчать, сэръ,-- сказала вдова, вступивъ въ разговоръ.-- Вамъ нѣтъ пользы спрашивать его. Мы только нынче утромъ пріѣхали издалека изъ деревни и ничего не знаемъ объ этихъ обстоятельствахъ.
-- Дѣло пустило глубокіе корни и далеко развѣтвилось,-- сказалъ лордъ Джорджъ своему секретарю.-- Утѣшительная вѣсть. Благодарю за нее Господа.
-- Аминь!-- произнесъ секретарь съ торжествующимъ видомъ.
-- Вы не такъ поняли меня, милордъ. Мы ничего не знаемъ объ этихъ дѣлахъ. Мы не имѣемъ ни охоты, ни права принимать участіе въ вашихъ намѣреніяхъ. Это мой сынъ, мой бѣдный, убитый сынъ, который дороже мнѣ собственной жизни. Ради милосердаго Бога, милордъ, ступайте одни и не введите его въ опасность и искушеніе!
-- Добрая женщина,-- сказалъ Гашфордъ: -- что это ты! Боже мой! Что ты говоришь! Опасность? Искушеніе? Такъ ты думаешь, что его превосходительство рыкающій левъ, который ходитъ и ищетъ, кого бы поглотить? Сохрани Боже!
-- Нѣтъ, нѣтъ, милордъ, извините меня,-- сказала вдова умоляющимъ голосомъ, едва сама зная, что дѣлаетъ и говоритъ, и, увлекшись, положила обѣ руки ему на грудь:-- но есть причины, ради которыхъ вы должны внять моей убѣдительной, материнской просьбѣ и оставить сына при мнѣ. О, оставьте его! Онъ помѣшанъ, ей-Богу помѣшанъ!
-- Дурной признакъ испорченности нашего времени,-- сказалъ лордъ Джорджъ, сильно покраснѣвъ и сторонясь отъ ея прикосновенія: -- тѣ, которые преданы истинѣ и поддерживаютъ правое дѣло, выдаются за сумасшедшихъ. У тебя достаетъ духа сказать это о собственномъ сынѣ, безчеловѣчная мать?
-- Удивляюсь тебѣ,-- сказалъ Гашфордъ съ нѣкоторою строгою кротостью.-- Это весьма печальная картина женской развратности.
-- Онъ вѣдь, однако, совсѣмъ не похожъ на безумнаго?-- шепнулъ лордъ Джорджъ, взглянувъ на Бэрнеби, секретарю на ухо.-- А еслибъ и былъ похожъ, нельзя же намъ всякую малѣйшую странность принимать за помѣшательство. Кто изъ насъ (тутъ онъ опять покраснѣлъ) уцѣлѣлъ бы, еслибъ существовалъ такой законъ?
-- Никто,-- отвѣчалъ секретарь:-- потому что въ такомъ случаѣ, чѣмъ больше ревность, прямота, талантъ, чѣмъ сильнѣе призваніе небесное, тѣмъ явнѣе было бы помѣшательство. Что касается до этого молодого человѣка, милордъ,-- прибавилъ онъ, легко скрививъ губы, при взглядѣ на Бэрнеби, который стоялъ, вертя шляпу въ рукѣ и украдкою давая знакъ, чтобъ они шли съ нимъ дальше:-- то онъ-такъ разуменъ и понятливъ, какъ только можетъ быть человѣкъ.
-- А тебѣ хочется принадлежать къ великому братству?-- сказалъ ему лордъ Джорджъ.-- Ты ужъ рѣшился пристать къ нему, а?
-- Да, да,-- отвѣчалъ Бэрнеби съ сверкающими глазами.-- Разумѣется, хочу! Я вѣдь и ей это говорилъ!
-- Вижу,-- возразилъ лордъ Джорджъ, бросивъ укоризненный взоръ на несчастную мать.-- Я такъ и думалъ. Ступай за мною и за этимъ господиномъ; желаніе твое исполнится.
Бэрнеби нѣжно поцѣловалъ мать въ щеку, попросилъ ее не унывать, потому что счастье ихъ обоихъ теперь готово устроиться, и сдѣлалъ какъ ему приказано. Бѣдная женщина также пошла за ними въ страхѣ и горести.
Они быстро прошли Мостовую улицу, гдѣ всѣ лавки были заперты (прохожденіе огромной толпы и ожиданіе ея возвращенія заставили лавочниковъ и мастеровыхъ онасатъся за свои товары и окна); всѣ жильцы собрались въ верхніе этажи и смотрѣли внизъ на улицу, съ лицами, выражавшими порознь и поперемѣнно страхъ, участіе, ожиданіе и досаду. Одни одобрительно хлопали въ ладоши, другіе свистали; но лордъ Джорджъ Гордонъ, не обращая ни на что вниманія, ибо шумъ страшной народной толпы, какъ ревъ моря, раздавался въ его ушахъ на близкомъ разстояніи,-- ускорилъ шаги свои и скоро прибылъ на поля св. Джорджа.
Тогда это были настоящія поля, и притомъ довольно обширныя. Тутъ собрались безчисленныя толпы людей, съ знаменами разной фигуры и величины, но одинаковаго цвѣта -- синяго, какъ и кокарды; нѣкоторые ряды воинственно ходили взадъ и впередъ, другіе построились кругами, четыреугольниками и линіями. Большая часть какъ ходившихъ, такъ и стоявшихъ на мѣстѣ, занималась пѣніемъ псалмовъ и гимновъ. Кто бы это ни выдумалъ, разсчетъ во всякомъ случаѣ былъ хорошъ; ибо шумъ столькихъ голосовъ потрясалъ у каждаго сердце и оказывалъ на энтузіастовъ удивительное, хотя и непонятное впечатлѣніе.
Отъ главнаго корпуса поставлены были передовые караулы, чтобъ возвѣстить прибытіе предводителя. Когда эти патрули воротились, молва бѣглымъ огнемъ промчалась по всему войску, и вслѣдъ за тѣмъ настало мгновеніе мертвой тишины, въ продолженіе которой толпы были такъ безмолвны и неподвижны, что вѣянье знамени бросалось въ глаза и было замѣтно. Потомъ разразились они страшнымъ троекратнымъ воплемъ, который потрясъ воздухъ и прокатился подобно пушечному грому.
-- Гашфордъ!-- воскликнулъ лордъ Джорджъ, крѣпко пожимая руку секретаря и говоря столь же одушевленнымъ голосомъ, какъ одушевленны были черты его.-- Я въ самомъ дѣлѣ "призванъ". Сознаю теперь это и чувствую. Я предводитель войска. Еслибъ они въ эту минуту единогласно потребовали вести ихъ на смерть, я сдѣлалъ бы это -- да, и охотно палъ бы первый!
-- Умилительное зрѣлище!-- сказалъ секретарь.-- Великій день для Англіи и для великаго дѣла. Примите, милордъ, поздравленіе, которое приношу я, ничтожный, но преданнѣйшій человѣкъ...
-- Что ты дѣлаешь!-- воскликнулъ его господинъ, схвативъ его за обѣ руки, ибо тотъ показывалъ видъ, будто хочетъ упасть передъ нимъ на колѣни.-- Не лишай меня спокойствія, любезный Гашфордъ; я нуждаюсь въ спокойствіи для исполненіи высокихъ обязанностей въ этотъ знаменитый день...-- Слезы выступили на глазахъ у бѣднаго джентльмена, когда онъ произносилъ эти слова.-- Пойдемъ къ нимъ; намъ надобно найти въ какомъ-нибудь отрядѣ мѣсто для нашего новаго рекрута. Дай мнѣ руку.
Гашфордъ протянулъ ему свою холодную, осторожную руку, и такимъ образомъ, рука объ руку, въ сопровожденіи Бэрнеби и его матери, вмѣшались они въ толпу.
Между тѣмъ, толпа снова начала пѣть, и когда предводитель проходилъ по рядамъ ея, напрягала свои голоса до послѣдней крайности. Многіе изъ собравшихся тутъ, поклявшихся до смерти защищать отечественную религію, еще отроду не слыхивали ни одного псалма, ни одного гимна. Но какъ у ребятъ были по большей части здоровыя легкія, и какъ они отъ природы любили пѣніе, то подлаживали всякія неблагопристойныя пѣсни или другую гиль, какая кому приходила въ голову, будучи твердо увѣрены, что въ общемъ хорѣ не замѣтятъ этого, и мало заботясь о томъ, еслибъ и было замѣчено. Многія изъ этихъ пѣсень пропѣты были лорду Джорджу надъ самыми его ушами; но онъ не зналъ текста и съ своею обычною величавостью восхищался благочестіемъ своихъ приверженцевъ.
Такъ шли они все далѣе и далѣе, минуя рядъ за рядомъ, обошли окружность крута и всѣ стороны квадрата; но все еще оставалось имъ обозрѣть безчисленное множество рядовъ, четыреугольниковъ и круговъ. Какъ день былъ чрезвычайно жарокъ, и солнце бросало самые знойные лучи на поле, то тѣ, кто носилъ тяжелыя знамена, начали утомляться и ослабѣвать; большая часть сборища сняла галстухи, разстегнула кафтаны и камзолы, а нѣкоторые, стоявшіе въ центрѣ, бросились, совершенно изнеможенные отъ необычайнаго жара, который отъ тѣсноты становился, разумѣется, еще несноснѣе, на траву и предлагали все, что имѣли на себѣ, за глотокъ воды. А никто, даже изъ тѣхъ, которые такъ мучились отъ зноя, не покидалъ поля; лордъ Джорджъ, съ котораго потъ катился градомъ, шелъ съ Гашфордомъ все далѣе; Бэрнеби съ матерью не отставать отъ нихъ ни на одинъ шагъ.
Они прибыли на конецъ длинной линіи, въ которой было человѣкъ восемьсотъ, и лордъ Джорджъ повернулъ голову, чтобъ оглядѣться вокругъ, какъ послышался громкій привѣтственный крикъ того особеннаго, полузадыхающагося тона, какой получаетъ голосъ, когда раздается на открытомъ воздухѣ, среди толпы народа,-- и изъ рядовъ выступилъ съ громкимъ хохотомъ человѣкъ ударивъ своею тяжелою рукою по плечу Бэрнеби.
-- Чортъ возьми!-- воскликнулъ онъ.-- Бэрнеби Роджъ! Тебя сто лѣтъ не было видно!
Бэрнеби казалось, что запахъ измятой травы перенесъ его въ прежніе дни игръ, когда онъ былъ ребенкомъ и игрывалъ въ мячикъ на чигуэлльскомъ лугу. Оторонѣлый отъ этого висзапнаго привѣтствія, онъ вытаращилъ глаза на подбѣжавшаго и едва могъ выговорить: "Какъ! Гогъ!"
-- Гогъ!-- повторилъ тотъ.-- Да, Гогъ -- Гогъ изъ "Майскаго-Дерева"! Помнишь мою собаку? Она жива еще и узнаетъ тебя, я увѣренъ. Какъ, ты носишь кокарду? Браво! Ха, ха, ха!
-- Ты, какъ я вижу, знаешь этого молодого человѣка?-- сказалъ лордъ Джорджъ.
-- Знаю ли я его, милордъ? Какъ свои пять пальцевъ. Капитанъ мой также его знаетъ. Мы всѣ его знаемъ.
-- Хочешь взять его къ себѣ въ отрядъ?
-- У насъ не будетъ лучше, бодрѣе и проворнѣе человѣка, какъ Бэрнеби Роджъ,-- отвѣчалъ Гогъ.-- Укажите мнѣ кого-нибудь, кто бы сказалъ противное. Ступай сюда, Бэрнеби! Пусть онъ маршируетъ между мною и Денни, милордъ; пусть -- прибавилъ онъ и взялъ знамя изъ рукъ одного молодца, который самъ протянулъ его:-- пусть носитъ самое пестрое шелковое знамя въ этой храброй арміи.
-- Ради Бога, не надобно!-- вскричала вдова, бросившись впередъ.-- Бэрнеби... Милордъ... смотрите... чтобъ онъ воротился... Бэрнеби, Бэрнеби!
-- Женщины въ лагерѣ!-- вскричалъ Гогъ, ставъ между ними и удерживая ее.-- Эй! Капитанъ!
-- Что тамъ?-- воскликнулъ Симонъ Тэппертейтъ, подпрыгнувъ къ нему.-- Жалоба что ли?
-- Нѣтъ, капитанъ,-- отвѣчалъ Гогъ, все еще отталкивая ее рукою.-- Это противъ всѣхъ порядковъ. Женщины возмущаютъ нашихъ храбрыхъ солдатъ. Командуйте, капитанъ! Они маршируютъ. Скорѣе!
-- Сомкнись!-- закричалъ Симонъ что было мочи.-- Равняйся! Маршъ!
Вдова упала на землю; все поле пришло въ движеніе; Бэрнеби попалъ въ густую толпу людей, и мать уже не видала его болѣе.