Еслибъ мы бросили взглядъ на Лондонскія улицы въ то время, къ которому относится разсказъ нашъ, то никакъ не могли бы узнать самыхъ извѣстныхъ нынѣшнихъ улицъ и скверовъ. Такъ измѣнился Лондонъ менѣе чѣмъ въ полстолѣтія.
Самыя главныя и широкія улицы, подобно самымъ узкимъ и рѣдко посѣщаемымъ, были очень темны. Правда, онѣ были освѣщены фонарями, и фонарщики должны были три раза въ ночь обрѣзывать нагорѣвшія свѣтильни; но, несмотря на это, свѣтъ отъ нихъ и въ началѣ вечера былъ самый слабый, а среди ночи, когда въ домахъ и лавкахъ гасли огни, фонари эти бросали на дорогу какой-то мутноватый отблескъ, и двери и фасады домовъ были погружены въ совершенную темноту. Во многихъ маленькихъ улицахъ, посреди густого мрака, блистали кое-гдѣ слабые огоньки въ окнахъ. Часто даже жители сами гасили по разнымъ причинамъ фонари, повѣшенные у ихъ домовъ, и при тогдашнемъ безсиліи патрулей никто и не думалъ за это съ нихъ взыскивать. Такимъ образомъ, даже въ освѣщенныхъ улицахъ, а болѣе всего на поворотахъ и въ переулкахъ, было нѣсколько темныхъ мѣстъ, куда могли всегда скрыться мошенники, и гдѣ ихъ опасно было преслѣдовать. Но такъ какъ старый городъ отъ предмѣстья былъ отдѣленъ полями, пашнями и пустынными улицами, то преслѣдованіе воровъ было большою частію неуспѣшно, и они легко могли увернуться изъ рукъ служителей правосудія.
Поэтому неудивительно, что, при стеченіи такихъ благопріятныхъ обстоятельствъ, даже въ центрѣ города почти каждую ночь происходили грабежи, нерѣдко сопровождаемые убійствами, и мирные жители, только побуждаемые необходимостью, рѣшались пускаться въ лабиринтъ этихъ улицъ послѣ закрытія лавокъ и магазиновъ.
Тѣ, которые въ полночь рѣшались на подобныя путешествія, шли всегда посрединѣ улицы, чтобъ обезопасить себя по крайней мѣрѣ отъ неожиданнаго нападенія изъ-за угловъ. Рѣдко кто отправлялся безъ оружія и даже безъ прикрытія въ Кентишъ-Тоунъ или Гемпстидъ, въ Кензингтонъ или въ Чельзей. Самыхъ отважныхъ героевъ сопровождали, при незначительныхъ переходахъ, слуги съ факелами.
Еще много особеннаго и замѣчательнаго было въ то время на лондонскихъ улицахъ. На многихъ лавкахъ, особенно къ востоку отъ Темпль-Бэра, вѣрныхъ стариннымъ обычаямъ, висѣли огромныя вывѣски, и скрипъ этихъ желѣзныхъ досокъ, слабо укрѣпленныхъ на желѣзныхъ же петляхъ, составлялъ какой-то странный, пронзительный и печальный концертъ. Длинные ряды носилокъ и группы носильщиковъ, въ сравненіи съ которыми нынѣшніе кучера -- образцы учтивости и вѣжливости, заграждали дорогу и наполняли воздухъ дикими завываніями. Изъ погребовъ, которыхъ двери черной пастью растворялись на улицы, приглашая къ себѣ самую грубую чернь, несся ревъ смѣшанныхъ голосовъ. Подъ каждымъ навѣсомъ, у каждой лавки толпы работниковъ и факелоносцевъ проигрывали то, что заработали въ цѣлый день, и часто догорѣвшій факелъ, выпадая изъ рукъ уснувшаго посреди этой шумной толпы, освѣщалъ какимъ-то красноватымъ свѣтомъ эту картину и гасъ, дымясь и разбрасывая искры.
Тутъ проходила ночная стража съ палками и фонарями, громко возглашая часъ и состояніе погоды, и тѣ, которые уже засыпали сладкимъ сномъ въ своихъ постеляхъ, просыпались, прислушиваясь къ тому, "идетъ ли дождь или снѣгъ, морозитъ или таетъ". Скромные пѣшеходы бросались въ сторону, услыша крики носильщиковъ: "Дорогу, съ вашего позволенія!". Порою, носилки какой-нибудь знатной дамы, окруженныя толпою слугъ съ факелами и скороходовъ, которые бѣжали впередъ, очищая дорогу, освѣщали на минуту улицу, и потомъ снова погружалась она въ непроницаемую темноту. Нерѣдко у слугъ, дожидающихся у подъѣзда господъ своихъ, завязывались драки, и поле сраженія усыпалось пудрою, клочками париковъ и измятыми цвѣтами. Обыкновенно, причиною подобныхъ дракъ была игра, бывшая въ то время почти необходимою потребностью народа. Страсть къ костямъ и картамъ перешла къ слугамъ отъ господъ и производила множество безпорядковъ какъ въ томъ, такъ и въ другомъ классѣ. Часто, въ то время, когда въ западной части города гремѣли трубы и кадрили масокъ пересѣкали улицы по всѣмъ направленіямъ, въ Сити цѣлые караваны повозокъ съ кучерами и пассажирами, вооруженными съ ногъ до головы, были останавливаемы толпою разбойниковъ; пистолетные выстрѣлы смѣшивались съ криками, и, смотря по своей силѣ или по упорной защитѣ, злодѣи то грабили повозки, то отступали, нерѣдко оставляя множество труповъ своихъ товарищей и пассажировъ. На утро эти ночныя происшествія доставляли неистощимый запасъ для разсказовъ и анекдотовъ праздному любопытству. Порою процессія молодыхъ и пьяныхъ джентльменовъ, отправлявшихся въ Тейбернъ, забавляла толпу народа, подавъ ей к поучительный примѣръ
Между праздными толпами, скитавшимися ночью по улицамъ, замѣтнѣе всѣхъ былъ одинъ человѣкъ. Его почти каждую ночь видѣли въ разныхъ мѣстахъ, и самый безстрашный, отчаянный гуляка, встрѣтясь съ нимъ, не могъ удержаться отъ невольнаго трепета. Кто онъ и откуда явился?-- На это никто не могъ дать отвѣта. Никто не зналъ его имени; онъ быль незнакомъ ни старикамъ, ни молодому поколѣнію. Онъ не могъ быть шпіономъ, потому что ни передъ кѣмъ никогда не снималъ своей широкополой шляпы, никогда ни съ кѣмъ не разговаривалъ, не вмѣшивался ни въ какія уличныя исторіи, не прислушивался ни къ чьему разговору, не смотрѣлъ ни на кого, кто проходилъ мимо. Спокойно и молча сидѣлъ онъ по ночамъ до самого разсвѣта въ погребахъ, между толпами самой буйной и развратной черни.
Какимъ-то привидѣніемъ являлся онъ на ихъ безпорядочныхъ и грязныхъ праздникахъ, пугая ихъ необузданныя и шумныя скопища. Съ наступленіемъ ночи показывался онъ на улицахъ -- вездѣ и всегда одинъ, и шелъ скорыми шагами, не осматриваясь, не останавливаясь. Порою (какъ разсказывали тѣ, которымъ случалось съ нимъ встрѣтиться) оглядывался онъ назадъ и потомъ шелъ еще скорѣе. На лугахъ, поляхъ и улицахъ, во всѣхъ частяхъ города, въ восточныхъ и западныхъ, въ сѣверныхъ и южныхъ, какъ тѣнь бродилъ этотъ странный незнакомецъ. И всегда казалось, что онъ торопился оставить то мѣсто, гдѣ его встрѣчали. Встрѣтившійся съ нимъ не смѣлъ взглянуть на него, невольно давалъ ему дорогу и пропускалъ мимо. Когда же потомъ онъ разсматривалъ фигуру незнакомца, скрывающагося въ темнотѣ, ему иногда удавалось поймать взоръ его, обращенный назадъ, и онъ тотчасъ же невольно опускалъ свои глаза внизъ и прекращалъ свои наблюденія.
Этотъ странный образъ жизни, это внезапное появленіе то въ той, то въ другой части города подали поводъ къ разнымъ толкамъ. Незнакомца такъ часто видали почти въ одно и то же время въ двухъ мѣстахъ, отдаленныхъ другъ отъ друга, что нѣкоторые думали, будто это было два лица; другіе -- что онъ сверхестественною силою переносится съ одного мѣста на другое. Воръ, спрятанный въ своей западнѣ, говорилъ, что онъ какъ тѣнь проскользнулъ мимо его; ночной бродяга повстрѣчался съ нимъ въ самой глухой улицѣ; нищій замѣтилъ, какъ онъ остановился на мосту, свѣсился за перилы, посмотрѣлъ на воду и потомъ снова исчезъ во мракѣ; могильщики увѣряли, что онъ проводитъ ночи на кладбищахъ, потому что часто видали, какъ, при ихъ приближеніи, онъ мелькалъ между могилами, и въ то время, когда они разсказывали другъ другу свои замѣчанія, оглянувшись, съ ужасомъ видѣли, что незнакомецъ стоитъ между ними.
Наконецъ, одинъ изъ могильщиковъ рѣшился завести разговоръ съ этимъ загадочнымъ существомъ, и въ темную ночь, увидѣлъ, что незнакомецъ сидитъ на могилѣ, онъ смѣло подошелъ и сѣлъ подлѣ него.
-- Темная ночь, мистеръ!
-- Да, темна.
-- Гораздо темнѣе прошедшей, хоть и та была чертовски темна... Не встрѣтился ли я недавно съ вами въ Оксфордской улицѣ у ратуши?
-- Можетъ быть.
Могильщикъ поглядѣлъ вокругъ себя и видя, что ихъ окружили въ это время его товарищи, рѣшился на отчаянный поступокъ и, ударивъ незнакомца по плечу, вскричалъ:
-- Слушайте, мистеръ! Что вы вѣчно смотрите совой? Будьте немножко пообходительнѣе, поразговорчивѣе. Вы здѣсь въ обществѣ джентльменовъ. Про васъ разсказываютъ такія вещи, что волосъ дыбомъ становится! Говорятъ, что вы чорту душу продали...
-- Мы всѣ продали чорту свои души,-- угрюмо отвѣчалъ незнакомецъ.-- Еслибъ насъ не было такъ много, онъ бы дороже давалъ за одну душу.
-- Видно, вамъ не очень посчастливилось на этомъ свѣтѣ?-- сказалъ могильщикъ, взглянувъ на блѣдное, худощавое лицо незнакомца и на его ветхое рубище.-- Чтожъ за бѣда! Это не мѣшаетъ быть веселымъ... Ну-ка, мистеръ, затянемъ удалую пѣсенку, такъ горе какъ рукой сниметъ!
-- Пой самъ, если хочешь,-- отвѣчалъ незнакомецъ и, сбросивъ съ плеча его руку, прибавилъ:-- да не совѣтую дотрагиваться до меня. Со мною добрый ножъ, который легко выходитъ изъ ноженъ, какъ это ужъ и случилось испытать кой-кому однажды. Я не люблю, чтобъ меня разспрашивали, чтобъ со мной такъ дерзко обходились...
-- О-го! Ты, кажется, грозишь мнѣ?
-- Да, и докажу всякому, кто дотронется до меня, что слова мои не напрасны!-- вскричалъ незнакомецъ, вскакивая и бросая вокругъ себя дикіе взгляды, какъ-будто спрашивая, кто изъ толпы будетъ такъ смѣлъ, чтобъ на него броситься.
Голосъ, взоры, движенія, полныя какого-то грубаго отчаянія, заставили окружавшихъ его отступить на нѣсколько шаговъ
-- Я такой же человѣкъ, какъ и вы, и живу такъ же, какъ и вы живете,-- продолжалъ онъ послѣ минутнаго молчанія, все еще стоя въ оборонительномъ положеніи и осматривая своихъ противниковъ.-- Что вамъ отъ меня надобно? Какое кому до меня дѣло? Если я не хочу говорить съ вами, не хочу имѣть съ вами никакихъ сношеній, кто жъ меня можетъ къ этому принудить? У меня на это свои причины. Оставьте меня въ покоѣ; въ противномъ случаѣ, горе тѣмъ, которые осмѣлятся напасть на меня, хотя бы ихъ было вдесятеро болѣе!
Глухой шопотъ пробѣжалъ въ толпѣ. Нѣкоторые болѣе благоразумные люди совѣтовали оставить незнакомца., не вмѣшиваться въ частную жизнь человѣка, не сдѣлавшаго вреда никому, не принуждать его открывать свою тайну. Когда они кончили совѣщаніе и оглянулись, незнакомца уже не было.
Въ слѣдующій вечеръ, только-что стемнѣло, появился онъ снова на улицахъ. Нѣсколько разъ останавливался онъ передъ домомъ слесаря, но домъ былъ запертъ. Потомъ черезъ Лондонскій Мостъ пошелъ онъ къ Соутворку. На поворотѣ одной улицы, увидѣлъ онъ женщину съ корзинкою въ рукѣ и тотчасъ же спрятался за уголъ, выжидая, пока она пройдетъ мимо его: потомъ вышелъ изъ своей засады и, озираясь, пошелъ за нею.
Она заходила въ лавки, покупая разныя вещи для домашняго обихода. Онъ также останавливался бродилъ около того мѣста, куда она заходила, и потомъ снова, слѣдовалъ за нею. Около одиннадцати часовъ, когда прохожіе начинали рѣже и рѣже показываться на улицахъ, повернула, она, вѣроятно, домой и вошла, въ ту же улицу, гдѣ ее встрѣтилъ незнакомецъ. Улица была пуста и темна, женщина удвоила шаги свои, робко оглядываясь по сторонамъ. Незнакомецъ преслѣдовалъ ее неутомимо.
Наконецъ, вдова -- это была она -- подошла къ своему дому и остановилась, чтобъ достать изъ корзины ключъ отъ дверей. Запыхавшись отъ скорой ходьбы и радуясь счастливому окончанію своего путешествія, вложила, она ключъ въ замочную скважину и, поднявъ голову, увидѣла передъ собою страшнаго незнакомца.
Онъ зажалъ ей ротъ рукою; это было напрасно: отъ ужаса она не могла произнести ни одного слова.
-- Долго подстерегалъ я тебя на улицахъ! Есть ли кто у тебя въ домѣ? Одна ли ты? Отвѣчай!
Вмѣсто отвѣта какой-то неясный звукъ вылетѣлъ изъ спертой груди ея.
-- Если ты не можешь говорить, то сдѣлай утвердительный знакъ.
Она кивнула, головою, повидимому, желая сказать, что ни кого нѣтъ.
Онъ отперъ дверь, ввелъ ее въ домъ и крѣпко заперъ дверь за собою.