Мыслями свѣтскихъ людей управляетъ всегда законъ моральнаго тяготѣнія, который, подобно физическому, влечетъ ихъ къ землѣ. Сіяющая роскошь дня и тихія прелести звѣздной ночи напрасно говорятъ ихъ сердцу. Ни солнце, ни мѣсяцъ, ни звѣзды не имѣютъ божественныхъ письменъ для ихъ ока. Они похожи на тѣхъ ученыхъ, которые каждую планету умѣютъ назвать ея латинскимъ именемъ, но вовсе не знаютъ такихъ небольшихъ созвѣздій на небѣ, каковы: благотворительность, снисхожденіе, человѣколюбіе, состраданіе, хоть они такъ ярко свѣтятъ ночью и днемъ, что всякій слѣпой можетъ ихъ видѣть; эти ученые, смотря на блистающее небо, видятъ въ немъ только отраженіе ихъ собственной глубокой книжной мудрости.
Странно, какъ эти свѣтскіе люди, глядя задумчиво на безчисленные міры, сверкающіе надъ нами, видятъ только отраженіе тѣхъ образовъ, которые находятся въ головахъ ихъ. Кто живетъ въ атмосферѣ князей, тотъ не видитъ ничего, кромѣ звѣздъ на груди придворныхъ. Завистникъ даже на тверди видитъ достоинства ближняго; для скряги, корыстолюбца и массы свѣтскихъ людей вся вселенная на небѣ блещетъ чистыми червонцами, только что съ монетнаго двора, и всегда становящимися между нами и небомъ, какъ бы они ни кружились и ни поворачивались. Такъ тѣни нашихъ страстей становятся между нами и нашими ангелами-хранителями и заслоняютъ ихъ свѣтлый блескъ.
Все было свѣжо и радостно, будто міръ сотворенъ былъ только въ это утро, когда мистеръ Честеръ покойною рысью ѣхалъ по дорогѣ вдоль лѣса. Несмотря на раннюю весну, погода стояла теплая и ясная; деревья распускались, кустарники и травы зеленѣли, воздухъ былъ наполненъ мелодическимъ пѣніемъ птицъ, и высоко, поверхъ всего, пѣлъ жаворонокъ свои чудныя пѣсни. По тѣнистымъ мѣстамъ блистала утренняя роса на юныхъ листьяхъ и стебляхъ; гдѣ свѣтило солнце, тамъ горѣло еще нѣсколько алмазныхъ капель такъ ярко, словно имъ не хотѣлось, послѣ короткаго существованія, разстаться съ такимъ прекраснымъ міромъ. Даже легкій вѣтерокъ, котораго шелестъ звучалъ слуху такъ сладостно, какъ тихіе водопады, нашептывалъ о надеждахъ и обѣщаніяхъ, и означая свой воздушный слѣдъ пріятнымъ запахомъ, мимолетный, онъ говорилъ о своемъ сношеніи съ лѣтомъ и скоромъ его прибытіи.
Одинокій всадникъ продолжалъ ѣхать между деревьями, то скрываясь въ тѣни, то опять выѣзжая на солнце все тѣмъ же ровнымъ шагомъ; правда, отъ времени до времени смотрѣлъ онъ вокругъ себя, не думая о днѣ и странѣ, но которой ѣхалъ, но помышляя только о томъ, какъ онъ счастливъ, что стоитъ такая благопріятная погода, потому что одѣтъ былъ въ отличное платье. Въ эти минуты онъ и улыбался очень самодовольно, какъ будто находилъ въ самомъ себѣ еще больше удовольствія, нежели въ окружающихъ предметахъ; онъ ѣхалъ на своемъ темно-гнѣдомъ иноходцѣ, столь же красивый наружностью, какъ его лошадь, но, вѣроятно, менѣе воспріимчивый для радостныхъ впечатлѣній окружающей его природы.
Скоро показались массивныя трубы "Майскаго-Дерева"; однако онъ не ускорилъ рыси и съ тою же спокойною величавостью подъѣхалъ къ дверямъ гостиницы. Джонъ Уиллитъ, который обжигалъ свое красное лицо передъ огнемъ въ трактирѣ, и съ необыкновенною предусмотрительностью начиналъ думать, что если это голубое небо и это состояніе погоды продолжатся, необходимо будетъ наконецъ прекратить топку печей и выставить окна,-- Джонъ Уиллитъ вышелъ на крыльцо и держалъ ему стремя, громко зовя Гога.
-- О, ты ужъ тутъ?-- сказалъ Джонъ, нѣсколько пораженный скоростью появленія Гога.-- Возьми это прекрасное животное въ конюшню и старайся о немъ какъ можно лучше, если не хочешь потерять мѣсто. Ужасно лѣнивый малый, сэръ! За нимъ надобно смотрѣть да и смотрѣть.
-- Но вѣдь у тебя есть сынъ?-- возразилъ мистеръ Честеръ, слѣзая съ лошади и отдавъ поводья Гогу, на поклонъ котораго отвѣчалъ легкимъ поднятіемъ руки къ шляпѣ.-- Почему ты его не употребляешь въ дѣло?
-- Ну, правду сказать, сэръ,-- отвѣчалъ Джонъ съ важностью:-- мой сынъ... что ты тутъ слушаешь, бездѣльникъ?
-- Кто слушаетъ?-- возразилъ Гогъ сердито.-- Конечно, васъ слышать, это что-то особенное! Развѣ можно отвести лошадь въ конюшню, пока она не простыла?
-- Такъ води ее взадъ и впередъ, подальше отсюда, сэръ!-- вскричалъ старый Джонъ.-- И когда видишь, что я разговариваю съ такимъ знатнымъ господиномъ то наблюдай свое разстояніе и держись поодаль. Если ты не знаешь своего разстоянія, сэръ,-- прибавилъ мистеръ Уилдитъ послѣ огромной паузы, въ продолженіе которой устремилъ свои безсмысленные глаза на Гога и съ примѣрнымъ терпѣніемъ ждалъ, пока ему придетъ въ голову какая-нибудь мысль, которою бы могъ онъ овладѣть:-- то мы ужъ найдемъ средства и способы научить тебя этому...
Гогъ пожалъ насмѣшливо плечами и отошелъ съ своею дерзкою, дикой манерою на другую сторону маленькаго луга, гдѣ перебросивъ за плечо поводья, сталъ проваживать лошадь взадъ и впередъ и отъ времени до времени бросалъ изъ подъ своихъ густыхъ бровей мрачные взгляды на хозяина.
Мистеръ Честеръ, который, не подавая вида, внимательно наблюдалъ за нимъ въ продолженіе этого короткаго разговора, вошелъ въ сѣни и сказалъ, вдругъ оборотясь къ Уиллиту:
-- У тебя странные люди, Джонъ!
-- Онъ довольно страненъ наружностью, это правда, сэръ,-- отвѣчалъ трактирщикъ:-- но внѣ дома, что касается до хожденья за лошадьми, собаками и тому подобнымъ скотомъ, въ цѣлой Англіи нѣтъ малаго лучше, какъ Гогъ изъ "Майскаго-Дерева". Для комнаты онъ не годится,-- прибавилъ мистеръ Уиллитъ съ снисходительною довѣрчивостью человѣка, ясно сознающаго собственное превосходство:-- на это я уже беру свои мѣры; но еслибь малый имѣлъ хоть немножко воображенія, сэръ...
-- Онъ, впрочемъ, расторопный молодецъ, я готовъ за это поручиться,-- сказалъ мистеръ Честеръ, задумавшись, такъ что можно было бы подумать, что онъ то же бы сказалъ, еслибъ его и некому было услышать.
-- Расторопный, сэръ?-- возразилъ Джонъ почти съ оживившимся лицомъ.-- Этотъ малый? Эй, ты, сэръ! Подай сюда лошадь и повѣсь мой парикъ на флюгеръ, чтобъ показать господину, что ты ловкій, живой малый.
Гогъ не отвѣчалъ ни слова, бросилъ хозяину поводья и сорвалъ у него съ головы парикъ такъ поспѣшно и непочтительно, что мистеръ Уиллитъ нѣсколько смутился, хоть это и сдѣлалось по его приказанію; потомъ проворно вскарабкался на верхушку "Майскаго-Дерева" и повѣсилъ парикъ на флюгеръ такъ, что онъ закружился, какъ на вертелѣ. Кончивъ штуку, онъ бросилъ парикъ на землю, скользнулъ по бревну съ непостижимою скоростью внизъ и въ одно мгновеніе очутился на ногахъ.
-- Ну, видите ли, сэръ,-- сказалъ Джонъ, впадая опять въ свою обыкновенную тупость:-- это вамъ едва ли гдѣ-нибудь случится видѣть, кромѣ "Майскаго-Дерева", гдѣ есть хорошая прислуга для людей и скота, хоть это у него еще ничто, просто бездѣлица...
Послѣднее замѣчаніе относилось къ тому, какъ Гогъ въ прежній пріѣздъ мистера Честера ловко вольтижировалъ и проскочилъ съ лошадью въ дверь конюшни.
-- Это еще ничто у него,-- повторилъ мистеръ Уиллитъ, отряхнувъ рукою пыль съ парика и внутренно рѣшившись за пыль и поврежденіе на парикѣ приписать на счетѣ лишку между итогами:-- онъ, я думаю, вскочитъ почти въ любое окошко въ домѣ. Такого малаго, который вертится какъ колесо и не повредить себѣ ни одного члена, нигдѣ еще не бывало. По моему мнѣнію, сэръ, это происходитъ только оттого, что у него нѣтъ ни малѣйшаго воображенія, и еслибъ можно ему вдолбить воображеніе въ голову, онъ уже не могъ бы этого дѣлать. Но вѣдь вы заговорили о моемъ сынѣ, сэръ.
-- Правда, Уиллитъ, правда,-- сказалъ гость, обратясь къ нему съ обыкновенной привѣтливостью на лицѣ.-- Что съ нимъ, мой другъ?
Говорятъ, мистеръ Уиллитъ мигнулъ прежде, нежели сталъ отвѣчать. Но какъ извѣстно, что мистеръ Уиллитъ никогда ни прежде, ни послѣ, не бывалъ виновенъ въ такой вѣтренности, то это можно почесть за коварную выдумку враговъ, которая основана, можетъ быть, на томъ неоспоримомъ обстоятельствѣ, что онъ взялъ своего гостя за третью пуговицу кафтана, считая отъ подбородка, и сказалъ ему отвѣтъ на-ухо.
-- Сэръ,-- шепталъ важно Джонъ: -- я знаю свою обязанность. Намъ не нужно здѣсь любовныхъ исторій, сэръ, тайкомъ отъ родителей. Я уважаю нѣкотораго молодого господина, какъ господина; я уважаю нѣкоторую барышню, какъ барышню; но, чтобъ они были парою, объ этомъ я не хочу ничего знать, сэръ, рѣшительно ничего. Сынъ мой, сэръ, на патрулѣ.
-- Мнѣ показалось, однако, что онъ сейчасъ выглядывалъ изъ угольнаго окошка,-- сказалъ мистеръ Честеръ, который натурально думалъ, что быть на патрулѣ, значило ходить туда и сюда гдѣ-нибудь.
-- Вы точно его видѣли, сэръ,-- отвѣчалъ Джонъ.-- Онъ далъ свой патруль и не выходитъ изъ дома, сэръ. Я и нѣкоторые пріятели мои и пріятели "Майскаго-Дерева", сэръ, разсуждали, что съ нимъ лучше всего сдѣлать, чтобъ онъ не могъ предпринять ничего противъ вашихъ желаній, и мы взяли съ него патруль. И еще, сэръ, онъ порядочно подождетъ, пока я сниму съ него патруль, могу васъ увѣрить.
Сообщивъ эту прекрасную мысль, родившуюся отъ того, что пріятели читали въ газетѣ, какъ одинъ офицеръ во время военнаго суда отпущенъ былъ на честное слово (пароль), мистеръ Уиллитъ отошелъ отъ уха своего гостя и усмѣхнулся три раза очень явственно, но безъ всякой перемѣны въ лицѣ. Это наибольшее приближеніе къ смѣху, какое онъ когда-либо позволялъ себѣ (и то рѣдко, только въ чрезвычайныхъ случаяхъ), ни разу однако не косило его губъ и не производило ни малѣйшаго измѣненія -- нѣтъ, даже легкаго колебанія, въ его большомъ, жирномъ двойномъ подбородкѣ, который при этихъ и другихъ случаяхъ оставался совершенною степью на широкой ландкартѣ его лица, неизмѣнною, пустынною, страшною степью.
Чтобъ никого не удивляло, какъ мистеръ Уиллитъ позволилъ себѣ такую вольность съ господиномъ, который часто у него останавливался и всегда исправно платилъ за свои посѣщенія "Майскому-Дереву", мы должны замѣтить, что его проницательность подала ему поводъ предаваться такимъ необычайнымъ выходкамъ веселости, каковы разсказанныя нами. Мистеръ Уиллитъ тщательно взвѣсилъ отца и сына на своихъ умственныхъ вѣсахъ и пришелъ къ тому ясному заключенію, что старый господинъ лучшій посѣтитель, нежели молодой. Когда онъ на ту же чашку, и то уже довольно тяжелую, бросилъ еще своего помѣщика и, сверхъ того, прибавилъ свое собственное сильное желаніе дѣлать все вопреки несчастному Джою, вмѣстѣ съ отвращеніемъ, какое питалъ ко всѣмъ любовнымъ и брачнымъ исторіямъ, тогда одна чашка упала почти до пола, а другая съ молодымъ Честеромъ взлетѣла почти до потолка. Мистеръ Честеръ былъ не столько близорукъ, чтобъ не разгадать пружинъ уиллитовыхъ поступковъ, но несмотря на то, благодарилъ его такъ усердно, какъ одного изъ самыхъ безкорыстныхъ мужей, какіе когда-либо блистали на землѣ. Потомъ, съ множествомъ лестныхъ увѣреній, что вполнѣ полагается на его вкусъ и выборъ, велѣлъ ему приготовить обѣдъ, какой самъ онъ найдетъ приличнымъ, и направился къ "Кроличьей-Засѣкѣ".
Одѣтый изящнѣе обыкновеннаго, съ пріятною осанкою, которая, будучи плодомъ долгаго изученія, была однако непринужденна и очень шла къ нему, съ самымъ привѣтливымъ и самымъ привлекательнымъ выраженіемъ лица, словомъ, со всевозможнымъ вниманіемъ къ себѣ, свидѣтельствовавшимъ о великой важности, какую онъ придавалъ впечатлѣнію, которое хотѣлъ произвести собою, вступилъ мистеръ Честеръ въ мѣста, гдѣ миссъ Гэрдаль обыкновенно прогуливалась.
Онъ еще не далеко прошелъ и недолго смотрѣлъ кругомъ, какъ увидѣлъ женскую фигуру, которая шла къ нему навстрѣчу черезъ деревянный мостикъ. Легкаго взгляда на ея наружность и одежду, достаточно было, чтобъ увѣриться, что онъ встрѣтилъ ту, съ которою желалъ говорить. Онъ пошелъ ей навстрѣчу и че резъ нѣсколько шаговъ былъ передъ нею.
Онъ поклонился и посторонился съ дороги; потомъ, какъ-будто ему только что въ эту минуту пришла мысль, онъ быстро оборотился и сказалъ встревоженнымъ голосомъ:
-- Прошу извиненія -- не съ миссъ ли Гэрдаль имѣю честь говорить?
Смутившись нѣсколько такимъ неожиданнымъ вопросомъ незнакомца, она остановилась и отвѣчала:-- Да-съ.
-- Что-то сказало мнѣ, что это должны быть вы,-- началъ онъ, дѣлая ей комплиментъ взглядомъ.-- Миссъ Гэрдаль, я ношу имя, которое не незнакомо вамъ, которое -- горжусь этимъ и вмѣстѣ страдаю -- пріятно звучитъ въ вашемъ слухѣ. Я человѣкъ въ лѣтахъ, какъ видите. Я отецъ того, кого вы отличаете и уважаете передъ всѣми прочими мужчинами. Могу ли по важнымъ причинамъ, меня обезпокоивающимъ, просить вашего вниманія на одну минуту?
Какое неопытное въ притворствѣ, открытое, юное сердце усомнилось бы въ правдивости говорящаго, особливо, когда голосъ, который говорилъ, звучалъ легкимъ эхомъ другого столь знакомаго, столь любимаго голоса? Она склонила передъ нимъ голову и стояла, потупивъ глаза.
-- Не угодно ли вамъ отойти нѣсколько въ сторону -- вотъ къ этимъ деревьямъ. Рука пожилого человѣка, миссъ Гэрдаль,-- честнаго человѣка, повѣрьте мнѣ.
Она подала ему, при этихъ словахъ, свою руку и отошла съ нимъ къ ближайшей скамейкѣ.
-- Вы пугаете меня, сэръ,-- произнесла она тихо.-- Надѣюсь, вы пріѣхали не съ дурными извѣстіями?
-- Не съ такими дурными, какъ вы, можетъ быть, воображаете,-- отвѣчалъ онъ, садясь подлѣ нея.-- Эдвардъ здоровъ, совершенно здоровъ. Правда, я хочу говорить о немъ, однакожъ, съ нимъ не случилось никакого несчастія.
Она опять склонила голову и, казалось, желала, чтобъ онъ продолжалъ, но сама не говорила ни слова.
-- Очень чувствую, что я не въ выгодномъ положеніи, говоря съ вами, безцѣнная миссъ Гэрдаль. Повѣрьте, я не столько забылъ чувства моей молодости, чтобъ не знать, что вы не слишкомъ будете расположены смотрѣть на меня благосклонно. Меня описывали вамъ холоднымъ, разсчетливымъ, эгоистомъ...
-- Никогда, сэръ,-- прервала она его твердымъ голосомъ, вся перемѣнясь въ лицѣ.-- Никогда не слыхала я объ васъ отзывовъ дурныхъ и непочтительныхъ. Вы очень несправедливы къ Эдварду, если почитаете его способнымъ къ какому-нибудь низкому и недостойному поступку.
-- Извините, сударыня; но дядюшка вашъ...
-- И дядюшка мой не таковъ,-- возразила она съ яркимъ румянцемъ.-- Ни у него нѣтъ привычки заочно злословить людей, ни я не люблю подобныхъ разговоровъ.
Она встала, сказавъ это, и хотѣла уйти; но онъ кротко удержалъ ее и такъ убѣдительно просилъ выслушать его еще одну минуту, что она легко согласилась опять присѣсть.
-- И это-то открытое, благородное, великодушное сердце,-- сказалъ мистеръ Честеръ, со вздохомъ,-- будто про себя:-- терзаешь ты такъ легкомысленно, Надъ! Позоръ, позоръ тебѣ, молодой человѣкъ!
Она быстро обернулась къ нему съ презрительнымъ взглядомъ и сверкающими глазами. На глазахъ у мистера Честера были слезы, но онъ поспѣшно подавилъ ихъ, какъ-будто не хотѣлъ показать своей слабости, и смотрѣлъ на нее съ удивленіемъ и состраданіемъ.
-- Никогда я не думалъ,-- сказалъ онъ:-- чтобы вѣтренность молодого человѣка такъ возмутила меня, какъ возмущаетъ теперь вѣтренность моего родного сына! До сихъ поръ я не зналъ еще цѣны женскому сердцу, которое молодые люди такъ легкомысленно привлекаютъ къ себѣ и такъ легкомысленно покидаютъ. Повѣрьте мнѣ, сударыня, только теперь узналъ я всю цѣну вамъ; хотя отвращеніе отъ лжи и притворства заставило меня пріѣхать къ вамъ, и хоть я то же бы самое сдѣлалъ, еслибъ вы были самою бѣдною, и самою не блестящею изъ своего пола, однакожъ, у меня не достало бы духа на это посѣщеніе, еслибъ я въ моемъ воображеніи представлялъ васъ такою, каковы вы на самомъ дѣлѣ.
О, еслибъ мистриссъ Уарденъ видѣла героя добродѣтели, какое благородное негодованіе блеснуло бы въ ея взорахъ при этихъ словахъ! О, еслибъ она слышала прерывистый, дрожащій звукъ его голоса, какъ онъ съ обнаженною головою стоялъ на солнцѣ и съ необыкновенною энергіей предавался потоку своего краснорѣчія!
Безмолвно и съ гордымъ видомъ, но также блѣдная и трепещущая, смотрѣла на него Эмма. Она не говорила, не трогалась съ мѣста и смотрѣла на него, будто желая проникнуть въ глубину его сердца.
-- Сбрасываю съ себя оковы, которыя отцовская любовь наложила бы на другого,-- сказалъ мистеръ Честеръ:-- разрываю всѣ узы, кромѣ узъ истины и долга. Миссъ Гэрдаль, вы обмануты, обмануты вашимъ недостойнымъ любовникомъ, моимъ недостойнымъ сыномъ!
Она все еще пристально глядѣла на него и все еще не говорила ни слова.
-- Я всегда былъ противъ него, когда онъ расточался въ увѣреніяхъ о своей любви къ вамъ; вы будете справедливы ко мнѣ, любезная миссъ Гэрдаль, и вспомните это обстоятельство. Съ дядюшкой вашимъ мы давнишніе враги, и еслибъ я желалъ мщенія, тутъ мнѣ представился бы къ нему прекрасный случай. Но съ лѣтами становимся мы умнѣе -- добрѣе, смѣлъ бы я сказать -- и съ самаго начала воспротивился я этому его намѣренію. Я предвидѣлъ конецъ и съ радостью предостерегъ бы васъ отъ такого страданія, еслибъ только имѣлъ возможность.
-- Говорите прямо, сэръ:-- пролепетала она.-- Или вы меня обманываете, или сами обманываетесь. Я не вѣрю вамъ, не могу, не смѣю вамъ повѣрить.
-- Прежде всего,-- сказалъ Честеръ, успокаивая ее:-- можетъ быть, въ вашемъ сердцѣ еще таится нѣкоторая досада, которою я не хочу пользоваться. Не угодно ли вамъ взять это письмо? Оно случайно, по ошибкѣ, попало мнѣ въ руки и содержитъ, какъ мнѣ сказали, извиненіе моего сына, что онъ не отвѣчалъ на ваше письмецо. Боже избави, миссъ Гэрдаль,-- продолжалъ добрый человѣкъ, сильно растроганный:-- чтобъ ваше нѣжное сердце раздражалось противъ него безъ причины! Вы должны знать и увидите, вѣроятно, что, по крайней мѣрѣ, здѣсь онъ невиненъ.
Въ этой манерѣ было такъ много добросовѣстной, неподдѣльной правдивости, нѣчто такое, что дѣлало говорящаго столь достойнымъ довѣрія, что Эмма, наконецъ, потеряла твердость. Она отвернулась и зарыдала.
-- Я хотѣлъ,-- сказалъ мистеръ Честеръ, наклонясь къ ней, кроткимъ и почтительнымъ тономъ:-- я хотѣлъ, любезная миссъ... мое намѣреніе было исцѣлить вашу горесть, а не увеличивать ее. Мой сынъ, мой заблуждающійся сынъ -- не называю его преднамѣренно преступнымъ, потому что такіе молодые люди, которые уже были два, три раза непостоянны, поступаютъ не разсуждая, почти не сознавая виновности своего поступка,-- нарушитъ клятву, вамъ данную, даже уже нарушилъ ее. Остановиться ли мнѣ на этомъ и, указавъ вамъ предостереженіе, ждать, пока оно оправдается, или продолжать?
-- Продолжайте, сэръ,-- отвѣчала она:-- говорите еще яснѣе, чтобъ отдать справедливость какъ ему, такъ и мнѣ.
-- Безцѣнная миссъ,-- сказалъ Честеръ, наклонясь къ ней, еще съ большимъ участіемъ:-- вы, которую я съ радостью назвалъ бы дочерью, еслибъ позволила судьба! Эдвардъ ищетъ разрыва съ вами подъ пустымъ, вымышленнымъ предлогомъ. Я знаю это отъ него самого; у меня есть письмо, писанное его собственною рукою. Не осуждайте меня, что я за нимъ подсматривалъ: я отецъ ему; я заботился о вашемъ спокойствіи и объ его чести; другого способа мнѣ не оставалось. Въ эту минуту лежитъ у него на бюро письмо, приготовленное къ вамъ, гдѣ онъ говоритъ, что наша бѣдность -- наша бѣдность, его и моя, миссъ Гэрдаль, не позволяетъ ему надѣяться получить вашу руку, разрѣшаетъ васъ отъ данной ему клятвы и (такъ обыкновенно говорятъ мужчины въ подобныхъ случаяхъ) намекаетъ, что впослѣдствіи будетъ достойнѣе вашего уваженія, и такъ далѣе. Въ письмѣ этомъ, говоря откровенно, онъ явно шутитъ надъ вами -- извините выраженіе; ссылаюсь на вашу гордость и ваше сознаніе собственнаго достоинства:-- шутитъ, въ угодность, какъ опасаюсь, тои особѣ, чья холодность внушила ему кратковременную страсть къ вамъ, такъ, что она проистекала только изъ оскорбленнаго самолюбія, и онъ еще ставитъ это себѣ въ заслугу и добродѣтель.
Она еще разъ гордо взглянула на него, будто по невольному побужденію, но потомъ отвѣчала, задыхаясь отъ волненія:-- Если правда, что вы говорите, то напрасно онъ много безпокоится, сэръ, объ исполненіи своего намѣренія. Онъ слишкомъ нѣжно заботится о моемъ душевномъ спокойствіи. Право, я очень ему благодарна за это.
-- Истину того, что я сказалъ, сударыня,-- возразилъ онъ:-- докажетъ вамъ полученіе или неполученіе письма, о которомъ я говорю... Гэрдаль, любезный другъ, чрезвычайно радъ васъ видѣть, хоть мы встрѣчаемся и въ странныхъ обстоятельствахъ и по непріятному поводу. Надѣюсь, вы совершенно здоровы.
При этихъ словахъ, Эмма подняла глаза, наполненные слезами; увидѣвъ въ самомъ дѣлѣ передъ собою дядю, и не будучи уже въ состояніи ничего ни слушать, ни говорить, она поспѣшно встала и удалилась. Оба джентльмена стояли, то смотря ей вслѣдъ, то глядя одинъ на другого, и долго ни одинъ изъ нихъ не промолвилъ ни слова.
-- Что это значитъ?-- сказало напослѣдокъ мистеръ Гэрдаль.-- Объясните. Какъ вы очутились здѣсь и съ нею?
-- Любезный другъ,-- отвѣчалъ тотъ, съ необыкновенною быстротою принявъ свою обычную наружность и въ утомленіи опустившись на скамью:-- недавно, въ томъ прекрасномъ старомъ домѣ, котораго вы почтенный владѣтель (а точно, прелестный домъ для людей крѣпкаго здоровья, неподверженныхъ насморку), вы сказали мнѣ, что у меня дьявольское искусство на всякаго рода притворство. Тогда я, право, подумалъ, что вы мнѣ льстите. Но теперь начинаю удивляться вашей быстрой наблюдательности, и безъ хвастовства въ самомъ дѣлѣ думаю, что вы сказали правду. Случалось ли когда-нибудь вамъ играть роль благороднаго негодованія и необыкновеннаго чистосердечія? Любезный другъ, если вы этого не испытали, то представить не можете, какъ послѣ того чувствуешь себя слабымъ, какъ это утомляетъ!
Мистеръ Гэрдаль окинулъ его взглядомъ холоднаго презрѣнія.-- Я знаю, вы сумѣете отдѣлаться отъ объясненія,-- сказалъ онъ, складывая руки.-- Но оно мнѣ нужно. Я подожду.
-- Совсѣмъ нѣтъ, любезный другъ. Вамъ не надобно ждать ни минуты,-- возразилъ Честеръ, кладя одну ногу на другую.-- Самая простая вещь, сущіе пустяки! Нэдъ написалъ къ ней письмо -- дѣтскую, добродѣтельную, сантиментальную выходку, которая до сихъ поръ еще лежитъ у него въ конторкѣ, потому что у него не достало духа отправить. Я позволилъ себѣ небольшую вольность, достаточно извиняемую мой родительской любовью и попеченіемъ, и прочелъ письмо... Я разсказалъ вашей племянницѣ (прелестная дѣвушка, Гэрдаль, настоящій ангелъ!) содержаніе письма, разумѣется, съ небольшими прикрасами, какъ того требовала моя цѣль. Дѣло сдѣлано. Будьте совершенно спокойны. Все кончено. У ней нѣтъ ни друзей, ни посредниковъ; возбуждена самая жестокая ревность и глубоко оскорблено самолюбіе; разувѣрять со некому, а вы, вѣроятно, еще постараетесь утвердить ее въ мнѣніи, которое я поселилъ, и увидите, что съ отвѣтомъ на письмо связь ихъ кончится. Если завтра въ полдень она получитъ Нэдово письмо, то смѣло можете считать ихъ разрывъ съ завтрашняго вечера. Безъ благодарностей, сдѣлайте одолженіе; вы мнѣ ничѣмъ не обязаны. Я дѣйствовалъ для себя; и если добивался цѣли нашего договора со всею ревностью, какой только вы сами могли пожелать, то дѣлалъ это, право, изъ своихъ видовъ.
-- Отъ всей души, отъ всего сердца проклинаю нашъ договоръ, какъ вы называете,-- возразилъ Гэрдаль.-- Онъ заключенъ въ не добрый часъ. Я взялъ на себя ложь, связался съ вами, и хоть сдѣлалъ это по доброму побужденію, и хоть это стоило мнѣ такихъ усилій, какія знакомы, можетъ быть, немногимъ, однакожъ, все-таки я презираю самъ себя за этотъ поступокъ.
-- Вы начинаете горячиться,-- замѣтилъ съ улыбкою мистеръ Честеръ.
-- Да, я горячусь. Ваша холодность приводитъ меня въ бѣшенство. Клянусь вамъ, Честеръ, теки въ вашихъ жилахъ болѣе горячая кровь и не будь обстоятельствъ, которыя меня останавливаютъ и удерживаютъ... Ну, да что разговаривать, дѣло кончено, какъ вы мнѣ сказали; въ такихъ вещахъ можно и вамъ повѣрить. Когда совѣсть будетъ терзать меня за эту измѣну, я стану вспоминать объ васъ и вашей женитьбѣ, чтобъ въ такихъ воспоминаніяхъ найти оправданіе, что я ничего не пощадилъ для разлученія Эммы съ вашимъ сыномъ. Теперь союзъ нашъ прерванъ, и мы можемъ разстаться..
Мистеръ Честеръ ласково сдѣлалъ ему рукою и съ тѣмъ же спокойнымъ видомъ, какой сохранялъ во все время -- даже тогда, какъ собесѣдникъ его въ припадкѣ страсти дрожалъ всѣмъ тѣломъ -- продолжалъ небрежно лежать на скамейкѣ, смотря въ слѣдъ удаляющемуся.
-- Ты былъ моимъ вьючнымъ осломъ въ школѣ,-- сказалъ онъ, приподнявъ голову и провожая его глазами.-- Ты, впослѣдствіи, былъ моимъ другомъ, который, завоевавъ любезную, не умѣлъ удержать ее за собою, а столкнулъ съ нею меня, такъ что награда досталась мнѣ; я торжествую надъ тобой и въ настоящемъ и въ прошедшемъ. Лай себѣ, грязная, злая деревенская собака! Счастіе все-таки на моей сторонѣ. Пожалуй, я готовъ тебя слушать.
Мѣсто, гдѣ они встрѣтились, было въ аллеѣ. Мистеръ Гэрдаль уходилъ прямо по ней. Прошедши значительное разстояніе, онъ случайно оглянулся, и какъ мистеръ Честеръ между тѣмъ всталъ и смотрѣлъ ему вслѣдь, то онъ остановился, будто поджидая, что Честеръ пойдетъ за нимъ.
-- Можетъ быть, и дойдетъ до этого, только не нынче,-- сказалъ Честеръ, пославъ ему, какъ другу, поцѣлуй рукою и отвернувшись.-- Нѣтъ, Гэрдаль. Въ жизни еще довольно радостей для меня; сще довольно горестей и мукъ для тебя. Нѣтъ! Обнажить шпагу на такого человѣка, уступить его капризу прежде, чѣмъ дошло до крайности -- было бы просто глупость.
Дорогою, однакожъ, онъ вынулъ свою шпагу изъ ноженъ и въ какой-то забывчивости осматривалъ ее двадцать разъ съ острія до рукояти. Но раздумье наводитъ морщины; онъ вспомнилъ это и вложилъ шпагу въ ножны, пригладилъ волосы, напѣвая веселую арію, и опять сталъ какъ ни въ чемь не бывало