Есть подлые люди, говоритъ старинная пословица, которымь протяни мизинецъ, они захотятъ всей руки. Не приводя громкихъ примѣровъ тѣхъ геройскихъ бичей человѣчества, которыхъ достолюбезная жизнь отъ колыбели до могилы была цѣпью пожаровъ, кровопролитій и разрушеній, и которые, кажется, жили дли того только, чтобъ показать человѣчеству, что безъ нихъ земля была бы раемъ -- не приводя такихъ великихъ примѣровъ, довольно будетъ указать на стараго Джона Уиллита.
Ограничивъ уже еще на добрый дюймъ дѣйствія Джоя, а въ его свободѣ слова захвативъ цѣлый голландскій футъ, старый Джонъ сдѣлался такимъ деспотомъ, что его жажда завоеваній ужъ не знала границъ. Чѣмъ покорнѣе оказывался молодой Джой, тѣмъ самовластнѣе становился старый Джонъ. Фута стало недостаточно: старый Джонъ подвигался впередъ саженями и верстами, обрубая тамъ отросточекъ, тутъ какую-нцбудь небольшую вольность въ словахъ или на дѣлѣ, и подлинно въ своей тѣсной сферѣ оказывалъ такое-жъ самовластное величество, какъ самый знаменитый тиранъ древнихъ временъ.
Такъ какъ великіе люди бываютъ увлекаемы и понуждаемы (если только они позволяютъ себя принуждать, что рѣдко случается) къ злоупотребленію своего могущества льстецами и угодниками, то и старый Джонъ подстрекаемъ былъ къ проявленію своей власти одобреніемъ и похвалами своихъ трактирныхъ пріятелей, которые во время паузъ на ихъ еженочныхъ табачныхъ и пьяныхъ засѣданіяхъ покачивали головами и говорили, что мистеръ Уиллитъ человѣкъ прочнаго стараго покроя, который не набиваетъ голову нововыпечеными, модными идеями, напоминаетъ имъ точь-въ-точь то, что были ихъ отцы, когда еще они сами были мальчишками; что онъ не прошибется ни въ чемъ; что Англія была бы счастлива, еслибъ было побольше отцовъ, похожихъ на него, но ихъ, увы! нѣтъ,-- и тому подобныя оригинальныя замѣчанія.
При этомъ, они снисходительно толковали Джою, что все это ему же къ лучшему, и что со-временемъ онъ еще самъ вспомнитъ объ этомъ съ благодарностью; особливо же мистеръ Коббъ старался ему объяснить, что ему (Коббу) самому, когда онъ былъ ребенкомъ отецъ часто безъ всякихъ причинъ давалъ то толчокъ, то пощечину, то затрещину, то какое-нибудь другое подобное родительское увѣщаніе; и при этомъ съ значительнымъ взглядомъ замѣчалъ, что безъ такого благоразумнаго воспитанія, онъ никогда-бъ не сдѣлался такимъ, какимъ былъ во время теперешняго разговора, что казалось очень вѣроятнымъ, ибо онъ, безъ всякаго сомнѣнія, былъ величайшій болванъ во всемъ кружкѣ. Словомъ, ни одного несчастнаго юноши столько не дразнили, не обижали и не терзали, какъ бѣднаго Джоя Уиллита. Старый Джонъ съ своими пріятелями перекидывали его другъ къ другу до того, что жизнь опротивѣла ему.
Это было обычное и законное положеніе дѣлъ; но какъ Джону хотѣлось похвастать своею властью передъ мистеромъ Честеромъ, то въ этотъ день онъ превзошелъ самого себя, терзалъ и мучилъ своего сына и наслѣдника до такой степени, что, еслибъ Джой не далъ торжественнаго обѣта держать руки въ карманахъ, когда имъ не было особаго занятія,-- нельзя утвердительно сказать, что бы онъ ими сдѣлалъ. Но и у самаго длиннаго дня есть конецъ, и мистеръ Честеръ сошелъ напослѣдокъ съ лѣстницы садиться на коня, который осѣдланный стоялъ у дверей.
Такъ какъ стараго Джона не случилось на ту пору, то Джой, сидѣвшій въ трактирѣ и размышлявшій о своей горькой судьбѣ и о многоразличныхъ совершенствахъ Долли Уарденъ, выбѣжалъ поддержать гостю стремя и помочь сѣсть въ сѣдло. Только что мистеръ Честеръ успѣлъ вскочить на лошадь, только что Джой собирался сдѣлать ему учтивый поклонъ, какъ старый Джонъ выбѣжалъ опрометью и схватилъ сына за воротъ.
-- Нѣтъ, сэръ,-- вскричалъ Джонъ.-- Не такъ. Не обманешь. Какъ ты смѣлъ выйти за дверь безъ спроса? Ты хочешь убѣжать, сэръ, и опять измѣнять? Что-жъ ты задумалъ? А, сэръ?
-- Пустите меня, батюшка,-- сказалъ умоляющимъ голосомъ Джой, видя, что гость съ злобной радостью улыбается его униженію.-- Это ужъ слишкомъ! Кто хочетъ убѣжать?
-- Кто хочетъ убѣжать!-- вскричалъ Джонъ, тормоша его.-- Ты, сэръ, ты хотѣлъ убѣжать. Ты вѣдь такой молодецъ, сэръ,-- прибавилъ Джонъ, держа одною рукою его за воротъ, а другою сопровождая поклонъ гостю:-- что бѣгаешь по чужимъ домамъ и ссоришь знатныхъ господъ съ сыновьями, не такъ ли, а? Молчать, сэръ!
Джой ужъ не отвѣчалъ ни слова. Униженіе его дошло до послѣдней степени въ этой сценѣ. Онъ вырвался изъ рукъ отца, бр силъ гнѣвный взглядъ на уѣзжающаго и воротился домой.
-- Еслибъ не она,-- думалъ Джой, облокотясь на столъ и положивъ на него руки:-- еслибъ не Долли, передъ которой больно мнѣ слыть за мерзавца, какимъ они меня представятъ, если убѣгу -- нынче же ночью разстался бы я съ этимъ домомъ.
Какъ дѣло было вечеромъ, то Соломонъ Дэйзи, Томъ Коббъ и долговязый Маркесъ уже сидѣли у хозяина и видѣли въ окошко все, что происходило. Скоро вошелъ и мистеръ Уиллитъ и спокойно отвѣчалъ на поклоны пріятелей; потомъ онъ закурилъ трубку и сѣлъ между ними.
-- Посмотримъ, джентльменъ,-- сказалъ послѣ долгаго молчанія Джонъ: -- кто здѣсь господинъ и кто нѣтъ. Посмотримъ, мальчикъ ли станетъ распоряжаться человѣкомъ, или человѣкъ мальчикомъ.
-- И дѣло!-- сказалъ Соломонъ Дэйзи, кивая головою въ знакъ одобренія. Дѣло, Джонни. Хорошо, Джонни. Славно сказало мистеръ Уиллитъ. Браво, сэръ!
Джонъ медленно обернулъ къ нему свои большіе глаза, посмотрѣлъ нѣсколько времени и, наконецъ, отвѣчалъ къ неописанному изумленію слушателей: -- Когда мнѣ понадобится ваше одобреніе, я попрошу его у васъ, сэръ. Не трогайте только меня, сэръ; я найду и безъ васъ дорогу. Отвяжитесь отъ меня, сэръ, прошу васъ покорно.
-- Да не сердись, Джонни; право, я не хотѣлъ сказать ничего обиднаго,-- бормоталъ маленькій человѣчекъ.
-- Пусть такъ, сэръ,-- сказалъ Джонъ, ставъ съ послѣдней побѣды упрямѣе обыкновеннаго.-- Пусть ужъ будетъ такъ, сэръ. Кажется, я довольно крѣпко стою на ногахъ, сэръ; вамъ нечего меня поддерживать!-- Послѣ такого сильнаго возраженія, Уиллитъ опять устремилъ глаза на котелъ и впалъ въ родъ табачнаго очарованія.
Веселое расположеніе собесѣдниковъ такъ было подавлено грубою выходкою трактирщика, что долго никто не произносилъ ни слова; первый вызвался на разговоръ мистеръ Коббъ, вставшій вытряхнуть золу изъ трубки, и сказалъ, что Джой, вѣрно, съ этихъ поръ научится во всемъ слушаться отца; что нынче онъ узналъ въ отцѣ человѣка, съ которымъ нельзя шутить, и что онъ совѣтуетъ ему впередъ бояться даже отцовскаго взгляда.
-- Я, съ своей стороны, совѣтую вамъ,-- отвѣчалъ Джой, вспыхнувъ:-- не говоритъ со мною.
-- Молчать, сэръ!-- закричалъ Уиллитъ, пробудившись вдругъ отъ своей дремоты и оборачиваясь.
-- Не хочу молчать, батюшка!-- воскликнулъ Джой, ударивъ по столу кулакомъ такъ, что кружки и стаканы зазвенѣли.-- Довольно, что и отъ васъ я терплю такія вещи; а отъ другихъ я ихъ не намѣренъ сносить. Повторяю, мистеръ Коббъ, не говорите со мною.
-- Э, что же ты за птица, Джой,-- сказалъ Коббъ насмѣшливо:-- что съ тобой и говорить нельзя, а?
Джой не отвѣчалъ ли слова, но, значительно покачавъ головою, сѣлъ на прежнее мѣсто, на которомъ и дождался бы спокойно обряда запиранія воротъ, еслибъ Коббъ, подстрекаемый удивленіемъ общества къ дерзости молодого человѣка, не началъ опять разныхъ колкостей, которыхъ ни одно живое созданіе не могло бы вынесть. Вспомнивъ въ эту минуту всѣ обиды и мученья цѣлыхъ годовъ, Джой вскочилъ, опрокинулъ столъ, бросился на своего врага, напалъ на него всѣми силами и пригналъ его, наконецъ, къ кучѣ плевальныхъ ящиковъ, стоявшей въ углу, такъ что мистеръ Коббъ съ страшнымъ громомъ повалился на полъ, гдѣ остался оглушенный и неподвижный. Джой не дожидался отъ окружающихъ поздравленія съ побѣдою, но убѣжалъ къ себѣ въ спальню, и, полагая себя въ осадномъ состояніи, загромоздилъ двери всѣми вещами, какія могъ сдвинуть съ мѣста.
-- Теперь все кончено,-- сказалъ Джой, бросаясь въ постель и отирая потъ съ распаленнаго лица.-- Я зналъ, что когда-нибудь дойдетъ до этого. Мы съ "Майскимъ-Деревомъ" должны разстаться. Теперь я бродяга... она меня возненавидитъ... все пропало!