Еще не утихли клики одобренія танцу Гога и его новаго пріятеля, еще танцоры задыхались отъ нѣсколько сильнаго и напряженнаго движенія, какъ число собесѣдниковъ увеличилось прибытіемъ новыхъ гостей, которые, какъ отрядъ общества бульдоговъ, приняты были съ самыми лестными знаками особеннаго вниманія и отличія.
Предводитель этого отряда,-- онъ состоялъ всего-на-все только изъ трехъ человѣкъ,-- былъ нашъ старый знакомецъ, мистеръ Тэппертейтъ, который, говоря медицински, съ лѣтами, казалось, уменьшился (особливо ноги его стали удивительно малы), но, взятый съ моральной точки зрѣнія, въ личномъ достоинствѣ и самоувѣренности выросъ до исполина. И для самаго поверхностнаго наблюдателя было не трудно угадать этотъ духъ бывшаго ученика, потому что онъ не только рѣзко и безошибочно проявлялся въ его величественной походкѣ и пламенномъ взглядѣ, но еще разительнѣе обнаруживался въ высоко поднятомъ, вздернутомъ носѣ, который на всѣ земные предметы смотрѣлъ съ глубокимъ презрѣніемъ и стремился къ родственнымъ ему небесамъ.
Мистеръ Тэппертейтъ, какъ глаза или генералъ бульдоговъ, явился въ сопровожденіи двухъ лейтенантовъ: одинъ былъ давнишній долговязый товарищъ; другой, ученикъ-рыцарь въ прежнее время, по имени Маркъ Джильбертъ, жившій нѣкогда въ ученьѣ у Ѳомы Курцона въ Золотомъ Рунѣ. Подобно ему, эти джентльмены освободились теперь отъ своего ученическаго рабства и жили въ подмастерьяхъ, но, въ рѣшительное подражаніе своему великому образцу, были головы смѣлыя и предпріимчивыя, стремившіяся къ возвышенію посредствомъ великихъ политическихъ событій. Отсюда проистекала связь ихъ съ протестантскимъ союзомъ Англіи, освященнымъ именемъ лорда Джорджа Гордона; отсюда и теперешнее ихъ посѣщеніе.
-- Джентльмены!-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ, снявъ шляпу, какъ полководецъ, говорящій войску.-- Хорошо, что мы встрѣтились. Милордъ дѣлаетъ мнѣ и вамъ честь, поручивъ мнѣ кланяться вамъ.
-- Вы также сегодня видѣли милорда, а?-- сказалъ Денни.-- Я видѣлъ его нынче послѣ обѣда.
-- Обязанность призвала меня въ его переднюю, когда мы заперли мастерскія; тамъ я и видѣлъ его, сэръ,-- отвѣчалъ мистеръ Тэппертейтъ, садясь со своими лейтенантами.-- Какъ вы поживаете?
-- Весело, сэръ, весело, -- отвѣчалъ палачъ.-- Вотъ новый братъ, законно, письменно принятый мистеромъ Гашфордомъ; не испортитъ дѣла, изъ покроя -- сорви-голова, человѣкъ по моему вкусу. Видите? Такимъ ли онъ смотритъ, который годится, какъ вы думаете?-- воскликнулъ онъ, ударивъ Гога по спинѣ.
-- Смотрю или не смотрю,-- сказалъ Гогъ, махнувъ рукою, какъ пьяный:-- а я гожусь вамъ. Я ненавижу всѣхъ папистовъ одинаково. Они меня ненавидятъ, и я ихъ ненавижу. Они дѣлаютъ мнѣ всякое зло, какое могутъ, и я имъ дѣлаю все, что могу. Ура!
-- Ну, бывалъ ли гдѣ,-- сказалъ Денни и оглянулся по комнатѣ, когда раздался его шумный голосъ:-- бывалъ ли гдѣ этакій боевой пѣтухъ! Я думаю, братья, еслибъ мистеръ Гашфордъ прошелъ сотни миль и набралъ бы пятьдесятъ человѣкъ обыкновеннаго покроя, всѣ они вмѣстѣ не стоили бъ одного этого.
Большая часть собесѣдниковъ, не обинуясь, согласилась съ этимъ мнѣніемъ и показала Гогу свое расположеніе весьма значительными взглядами и киваньями. Только мистеръ Тэппертейтъ сидѣлъ неподвижно и молча смотрѣлъ на него нѣсколько времени, какъ будто не хотѣлъ еще произнести своего рѣшенія; потомъ подошелъ къ нему и отвелъ его въ темный уголъ.
-- Не видалъ ли я тебя когда-нибудь прежде?-- сказалъ онъ, задумавшись.
-- Мудренаго нѣтъ,-- отвѣчалъ беззаботно Гогъ.-- Не знаю; тутъ нѣтъ никакого дива.
-- Погоди-ка, это легко рѣшить,-- возразилъ Симъ.-- Погляди-ка на меня. Видалъ ли ты меня когда-нибудь? Ты не могъ легко забытъ, если видѣлъ меня когда-нибудь. Погляди на меня. Не бойся, я тебѣ ничего не сдѣлаю дурного. Вглядись хорошенько въ меня, вотъ такъ, попристальнѣе.
Слова, которыми мистеръ Тэппертейтъ ободрялъ его и увѣряль, что ему нечего бояться, чрезвычайно забавляли Гога, столько забавляли, что онъ вовсе не видалъ маленькаго человѣка, стоявшаго передъ нимъ; онъ расхохотался такъ усердно, что закрылъ глаза и схватился за свои широкіе бока.
-- Ну!-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ, досадуя нѣсколько на это непочтительное поведеніе.-- Знаешь ли меня, пріятель?
-- Нѣтъ, не знаю,-- воскликнулъ Гогъ.-- Ха, ха, ха! Не знаю. А очень радъ съ вами познакомиться.
-- А я такъ готовъ поспорить на семь шилинговъ,-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ, скрестивъ руки и стоя передъ нимъ съ широко раздвинутыми, крѣпко упертыми въ землю ногами:-- что ты былъ конюхомъ въ "Майскомъ-Деревѣ".
Гогъ вытаращилъ глаза, услышавъ это, и смотрѣлъ на него въ изумленіи.
-- Точно, ты былъ тамъ,-- сказаіъ мистеръ Тэппертейтъ, толкая его съ снисходительною шуткою.-- Мои глаза никого не обманывали, то-есть никого другого, кромѣ молоденькихъ женщинъ! Узналъ меня теперь?
-- Нѣтъ, все-таки не знаю,-- отвѣчалъ, запинаясь, Гогъ.
-- Все не знаешь,-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ.-- Полно, увѣренъ ли ты въ этомъ? Помнишь ли еще Габріеля Уардена? Нѣтъ?
Разумѣется, Гогъ вспомнилъ его, вспомнилъ и Долли Уарденъ; но этого онъ ему не сказалъ.
-- Помнишь ли, какъ ты приходилъ къ намъ, когда я еще былъ въ ученикахъ, спрашивать о бродягѣ, о бѣглецѣ, который оставилъ своего безутѣшнаго отца въ жертву самымъ горькимъ чувствамъ и такъ далѣе. Помнишь?-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ
-- Конечно, помню!-- воскликнулъ Гогъ.-- Тамъ я и васъ видѣлъ.
-- Ты меня тамъ видѣлъ!-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ.-- Да, я зналъ, что ты меня видѣлъ. Какъ же бы домъ остался безъ меня? Помнишь ли, какъ я тебя почелъ за пріятеля бродяги и оттого поссорился было съ тобою; а когда узналъ, что ты его не терпишь, какъ я пилъ съ тобою. Не забылъ еще?
-- Разумѣется!-- воскликнулъ Гогъ.
-- Хорошо! А теперь прежнихъ ли еще ты мыслей?-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ.
-- Конечно!-- заревѣлъ Гогъ.
-- Ты говоришь какъ надобно мужчинѣ,-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ;-- ударимъ же по рукамъ.-- За этимъ примиреніемъ, онъ привелъ слово въ дѣло; и какъ Гогъ охотно принялъ его предложеніе, церемонія исполнилась съ видомъ большой искренности.
-- Я замѣтилъ,-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ, обратясь къ собранію:-- что мы съ этимъ братомъ старые знакомые.-- Ты ужъ ничего больше не слыхалъ о бездѣльникѣ, а?
-- Ни слова,-- отвѣчалъ Гогъ.-- Да и не ручаюсь, и не думаю, что когда-нибудь услышу. Онъ, вѣрно, ужъ давно умеръ.
-- Надобно надѣяться, какъ для блага человѣчества вообще, такъ и для блага общества въ особенности, что онъ умеръ,-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ, потирая ладонью по ногамъ и смотря на нее отъ времени до времени.-- Не почище ли у тебя другая рука? Все такая же грязь. Ну, одинъ ударъ пусть будетъ за мною. Мы сочтемъ, что онъ сдѣланъ, если ты согласенъ.
Тотъ опять захохоталъ и на этотъ разъ до такой степени предался своему безумному смѣху, что, казалось, вывихнетъ себѣ всѣ члены, и все тѣло его разломится на части. Но мистеръ Тэппертейтъ, отнюдь не оскорбляясь этою необыкновенною веселостью, смотрѣлъ на него съ величайшею благосклонностью, даже удостоивалъ смѣяться вмѣстѣ съ нимъ, сколько это могъ дѣлать человѣкъ его ранга, не теряя изъ виду приличія и гордости, которыхъ требуютъ отъ людей знатныхъ.
Мистеръ Тэппертейтъ не остановился на этомъ, какъ сдѣлали бы многіе обыкновенные характеры, а подозвалъ своихъ двухъ лейтенантовъ, представилъ имъ Гога и рекомендовалъ, объявляя, что это такой человѣкъ, котораго нельзя довольно оцѣнить во времена, какія они теперь переживаютъ. Далѣе оказалъ онъ ему честь замѣчаніемъ, что Гогъ -- пріобрѣтеніе, которымъ могло бы гордиться даже общество бульдоговъ, и по нѣкоторомъ испытаніи, нашедь его совершенно къ тому готовымъ и расположеннымъ (Гогъ былъ ни мало не разборчивъ и въ этотъ вечеръ связался бы со всякимъ для какой угодно цѣли), началъ тутъ же необходимые предварительные обряды. "Заслуга получила свой вѣнецъ", и это очень обрадовало мистера Денни, какъ самъ онъ увѣрялъ съ разными рѣдкими и необыкновенными проклятіями; въ самомъ дѣлѣ, это доставило всему обществу искреннее удовольствіе.
-- Дѣлайте изъ меня что хотите!-- вскричалъ Гогъ, выпивая кружку, которую уже не разъ опорожнилъ.-- Давайте мнѣ какую хотите должность. Я вашъ. Я готовъ. Это мой капитанъ,-- мой начальникъ. Ха, ха, ха! Пусть онъ только мнѣ скомандуетъ, такъ я одинъ пойду на цѣлый парламентъ!-- При этихъ словахъ онъ такъ сильно ударилъ мистера Тэппертейта по спинѣ, что маленькая фигурка его обратилась, казалось, въ чистое ничто, и опять заревѣлъ такъ, что дѣти сосѣдняго Дома Призрѣнія попросыпались въ своихъ колыбелькахъ.
Въ самомъ дѣлѣ, мысль, что въ ихъ товариществѣ было нѣчто странное, совершенно, казалось, овладѣла его грубымъ умомъ. Ужъ одно то обстоятельство, что покровителемъ былъ у него великій мужъ, котораго онъ могъ раздавить одной рукою, представлялось ему до того страннымъ и смѣшнымъ, что имъ овладѣлъ родъ дикаго веселья, которому его грубая природа поддалась совершенно. Онъ кричалъ и ревѣлъ, сто разъ пилъ за здоровье мистера Тэппертейта, клялся, что онъ бульдогъ отъ всего сердца, и обѣщалъ быть вѣрнымъ ему до послѣдней капли крови.
Всѣ эти комплименты мистеръ Тэппертейтъ принималъ, какъ вещи, которыя сами по себѣ разумѣются и которыя хоть и лестны, но въ сущности, однакожъ, не болѣе, какъ должная дань его громадному превосходству. Его гордая увѣренность еще болѣе потѣшала Гога; однимъ словомъ, великанъ и карликъ заключили между собою дружбу, которая обѣщала быть продолжительною, потому что одинъ считалъ повелѣваніе своимъ правомъ, а другой забавлялся повиновеніемъ. Но Гогъ отнюдь не былъ просто сострадательнымъ партизаномъ, который бы задумался дѣйствовать безъ приказу; напротивъ, когда мистеръ Тэппертейтъ влѣзь на порожнюю бочку, стоявшую, подобно ораторской каѳедрѣ въ комнатѣ, и началъ говорить вольную рѣчь о страшномъ кризисѣ, Гогъ сталъ подлѣ оратора, и хоть самъ едва не лопался со смѣха при каждомъ его словѣ, однако помахивалъ своею дубиною на насмѣшниковъ такъ значительно, что тѣ, которымъ сначала всего больше хотѣлось прервать оратора, замѣною становились внимательнѣе и громко рукоплескали.
Между тѣмъ, въ харчевнѣ не все шутило и шумѣло и не все общество слушало рѣчь. На другомъ концѣ залы (длинной комнаты съ низкимъ потолкомъ), нѣсколько человѣкъ все время занимались серьезнымъ разговоромъ, и какъ скоро одни изъ этихъ людей уходили, тотчасъ подходили другіе и занимали ихъ мѣсто, какъ будто смѣняясь между собою на часахъ; смѣны происходили постоянно каждые полчаса, по бою часовъ. Люди эти очень много шептались между собою, держались поодаль и часто озирались будто опасаясь быть подслушанными: двое или трое изъ нихъ вносили, повидимому, въ книги извѣстія прочихъ; а когда не были этимъ заняты, то обыкновенно одинъ изъ нихъ бралъ лежащія на столѣ газеты и изъ "St. Jame's Chronicle", ,,Herald", "Chronicle" или "Public Аdvertiser" читалъ прочимъ тихимъ голосомъ какое-нибудь мѣсто, имѣвшее связь съ предметомъ, въ которомъ всѣ они принимали столько участія. Но наибольшую привлекательность имѣлъ, повидимому, памфлетъ, подъ названіемъ "Громовержецъ", который занималъ ихъ и, какъ полагали тогда, выходилъ непосредственно отъ общества. Его безпрестанно спрашивали, и какъ скоро онъ былъ прочитываемъ передъ усердной толпою слушателей, или кѣмъ-нибудь про себя, всегда за этимъ слѣдовали шумныя рѣчи и дикіе взгляды.
Среди всей этой веселости, занятый удивленіемъ къ своему капитану, Гогъ, однако, по этимъ и по другимъ признакамъ, замѣтилъ присутствіе какой-то таинственной дѣятельности, похожей на ту, которая прежде столько поразила его на улицѣ. Нельзя было удержаться отъ мысли, что тутъ происходитъ нѣчто важное, и что за шумнымъ пированьемъ трактира скрываются вещи невидимыя и подозрительныя. Впрочемъ, онъ объ этомъ мало заботился и такъ былъ доволенъ бесѣдою, что остался бы тутъ до утра, еслибъ товарищъ его не собрался вскорѣ по полуночи домой; такъ какъ мистеръ Тэппертейтъ послѣдовалъ его примѣру, то ему не было предлога оставаться. Такимъ образомъ, они всѣ трое вышли изъ харчевни и заревѣли пѣсню "Прочь папство" такъ, что вся окрестность задрожала.
-- Смѣлѣй, капитанъ!-- кричалъ Гогъ, когда они останавливались перевести духъ.-- Еще куплетъ!
Мистеръ Тэппертейтъ былъ не лѣнивъ и начиналъ снова; такъ они шли трое, рука въ руку, кричали какъ сумасшедшіе и храбро издѣвались надъ ночными сторожами. Правда, для этого не нужно было необыкновеннаго мужества, потому что тогдашніе ночные сторожа были люди, которые получали это мѣсто за глубокую старость и дряхлость, и при каждомъ нарушеніи спокойствія крѣпко запирались въ своихъ будкахъ, гдѣ оставались до тѣхъ поръ, пока все утихало. Мистеръ Денни, имѣвшій грубый голосъ и чрезвычайно здоровыя легкія, особенно отличался въ этой экспедиціи и стоялъ очень высоко въ мнѣніи двухъ товарищей.
-- Что ты за чудакъ!-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ.-- Ты такъ лукавъ и скрытенъ. Зачѣмъ ты не скажешь, что у тебя за ремесло?
-- Сейчасъ же отвѣчай капитану,-- воскликнулъ Гогъ, нахлобучивъ плотнѣе свою шляпу,-- Зачѣмъ ты не скажешь, что у тебя за ремесло?
-- Мое ремесло такъ тонко, какъ ни чье другое во всей Англіи; такая легкая работа, какой только можетъ пожелать джентльменъ.
-- Былъ ты въ ученьи?-- спросилъ мистеръ Тэппертейтъ.
-- Нѣтъ. Это природный даръ,-- сказалъ мистеръ Денни.-- Этому не учатся. Это дается отъ природы. Мистеръ Гашфордъ знаетъ мою должность. Взгляните на эту руку: много и много дѣлъ сработала эта рука съ опрятностью и ловкостью, какой еще не видано. Когда я посмотрю на руку,-- продолжалъ мистеръ Денни, потрясши ею въ воздухѣ:-- и подумаю, сколько прекрасной матеріи она надѣлала, то мнѣ станетъ сильно грустно, что она современемъ состарѣется и ослабѣетъ. Такъ ужъ ведется на свѣтѣ!
Онъ глубоко, вздохнулъ при этомъ размышленіи и въ какой-то забывчивости взялъ Гога пальцами за горло, особенно подъ лѣвое, ухо, какъ будто изучая анатомическую соразмѣрность этой части сѣла; потомъ отчаянно покачалъ головою и отъ души заплакалъ.
-- Ты, другъ, вѣрно художникъ, а?-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ.
-- Да,-- отвѣчалъ Денни:-- да, я могу назваться художникомъ мастеромъ; искусство поправляетъ натуру -- моя пословица.
-- А это что?-- спросилъ мистеръ Тэппертейтъ, взявъ у него изъ рукъ палку.
-- Это мой портретъ,-- сказалъ Денни:-- похожъ ли, какъ думаете?
-- Ну, немного слишкомъ красивъ,-- отвѣчалъ мистеръ Тэппертейтъ.-- Кто это дѣлалъ? Ты?
-- Я?-- повторилъ Денни, нѣжно взглянувъ на портретъ.-- Хорошо, еслибъ у меня былъ такой талантъ! Это вырѣзывалъ одинъ мой пріятель, котораго ужъ нѣтъ на свѣтѣ. За день до смерти вырѣзалъ онъ его карманнымъ ножикомъ на память. "Я умру" сказалъ онъ, мой другъ: "пусть мои послѣднія минуты пойдутъ на то, чтобъ сдѣлать Денни его портретъ". Такъ-то!
-- Странная была мысль, не правда ли?-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ.
-- Это была странная мысль,-- отвѣчалъ тотъ, дыша на свой портретъ и протирая его рукавомъ кафтана, пока онъ сталъ лосниться:-- да, это вообще былъ странный малый, родъ цыгана одинъ изъ самыхъ забавныхъ пѣтуховъ, какихъ вы только видали Ахъ! Онъ разсказалъ мнѣ на ухо пару исторій, въ то утро, какъ умиралъ,-- исторій, которыя васъ немножко испугали бы.
-- Такъ ты былъ тогда у него, что ли?-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ.
-- Да,-- отвѣчалъ онъ, взглянувъ быстро:-- я былъ тутъ. О! Ну, конечно, я былъ тутъ. Безъ меня ему не отправиться бы такъ покойно. То же случилось у меня съ тремя или четырьмя человѣками его фамиліи. Всѣ они были славные ребята.
-- Вѣрно, они любили тебя?-- замѣтилъ мистеръ Тэппертейтъ, взглянувъ на него искоса.
-- Не знаю навѣрное, любили ли они меня,-- сказалъ Денни нерѣшительно:-- но я былъ подлѣ всѣхъ нихъ, когда они отправлялись на тотъ свѣтъ. Мнѣ достались и ихъ гардеробы. Даже этотт галстукъ, что на мнѣ, принадлежитъ тому, о которомъ я разсказываю,-- тому, что сдѣлалъ портретъ.
Мистеръ Тэппертейтъ посмотрѣлъ на этотъ галстукъ и подумалъ, казалось, самъ въ себѣ, что покойникъ, вѣрно, имѣлъ очень особенныя и не слишкомъ затѣйливыя понятія о гардеробѣ. Впрочемъ, онъ не позволилъ себѣ никакого замѣчанія на этотъ предметъ, и таинственный товарищъ его безъ остановки продолжалъ:
-- Эти штаны,-- говорилъ онъ, погладивъ себѣ ноги: -- эти самые штаны -- они принадлежали одному моему пріятелю, который навсегда оставилъ отяготительную ветошь; а этотъ кафтанъ... часто хаживалъ я за этимъ кафтаномъ по улицамъ и думалъ, попадетъ ли онъ ко мнѣ когда-нибудь; эти чулки передъ моими глазами по крайней мѣрѣ полдюжины разъ плясали хорнпайпъ {Hornpipe,-- родъ мужицкой или матросской пляски.} на другихъ ногахъ; а шляпа,-- сказалъ онъ, снявъ ее и повертывая на кулакѣ:-- Господи Боже мой! Я не разъ видѣлъ, какъ эта шляпа ѣздила въ Ольборнъ на козлахъ наемной кареты!
-- Ты, однако, не? разумѣешь, что всѣ померли, кто носилъ эти вещи?-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ, отступивъ отъ него шага два назадъ.
-- Всѣ,-- отвѣчалъ Денни.-- И притомъ всѣ на одинъ манеръ, любезнѣйшій!
Въ этомъ обстоятельствѣ было что-то страшное и столь страннымъ, ужаснымъ образомъ объяснявшее, повидимому, полинялый, изношенный видъ одежды палача, которая, представясь въ этомъ новомъ свѣтѣ, казалось, окрашена могильною землею,-- что мистеръ Тэппертейтъ вдругъ вспомнилъ, что ему надобно идти другою дорогою. Итакъ, онъ остановился и съ величайшею искренностью пожелалъ ему доброй ночи. Такъ какъ они были неподалеку отъ Ольдъ-Бэлей и мистеръ Денни зналъ, что въ квартирѣ тюремщика было нѣсколько арестантовъ, съ которыми онъ могъ провести ночь, болтая передъ веселымъ огонькомъ, за стаканомъ, о предметахъ своего ремесла и объ общихъ интересахъ, то разстался безъ большого сожалѣнія съ своими товарищами. Онъ горячо пожалъ руку Гогу и оставилъ ихъ, условившись, когда имъ встрѣтиться въ харчевнѣ.
-- Любопытный человѣкъ,-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ, смотря вслѣдъ кучерской шляпѣ, какъ она покачивалась по улицѣ.-- Не знаю, что у него за вкусъ. Неужели онъ не можетъ сдѣлать штановъ на заказъ или купить себѣ кафтанъ и чулки?
-- Это счастливый человѣкъ, капитанъ!-- воскликнулъ Гогъ.-- Хорошо, еслибъ у меня были такіе же пріятели, какъ у него!
-- Вѣдь вѣрно онъ не заставляетъ ихъ дѣлать завѣщанія и не рѣжетъ имъ потомъ головъ,-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ, теряясь въ раздумьѣ.-- Однакожъ, пойдемъ. Общество бульдоговъ ждетъ меня. Впередъ! Что ты?
-- Я совсѣмъ было позабылъ,-- отвѣчалъ Гогъ въ испугѣ, когда услышалъ бой часовъ на ближней башнѣ.-- Мнѣ надобно еще сходить къ одному человѣку сегодня вечеромъ... Надобно сейчасъ вернуться. За попойкой и пѣснями у меня совсѣмъ это изъ головы вонь. Хорошо, что еще вспомнилъ!
Мистеръ Тэппертейтъ посмотрѣлъ на него, будто сбираясь произнесть нѣсколько начальническихъ замѣчаній на этотъ побѣгъ, но какъ Гогова торопливость ясно показывала, что дѣло не терпитъ отсрочки, то онъ милостиво снизошелъ и далъ ему позволеніе тотчасъ удалиться, которое Гогъ принялъ съ громкимъ смѣхомъ.
-- Доброй ночи, капитанъ!-- вскричалъ онъ.-- Я вашъ до смерти. Помните это!
-- Прощай!-- сказалъ мистеръ Тэппертейтъ, дѣлая ему знакъ рукою.-- Будь смѣлъ и бодръ!
-- Прочь папство, капитанъ!-- проревѣлъ Гогъ.
-- Скорѣй Англія потонетъ въ крови!-- воскликнулъ его отчаянный предводитель. Гогъ съ кликомъ одобренія и хохотомъ помчался, какъ гончая собака.
-- Этотъ человѣкъ сдѣлаетъ честь моему корпусу,-- сказалъ Симонъ задумчиво пускаясь въ путь.-- Тамъ увидимъ. Когда общественное состояніе перемѣнится,-- а перемѣны будутъ, когда мы взбунтуемся и побѣдимъ -- когда слесарева дочь будетъ моею, мнѣ надобно будетъ такъ или сякъ отдѣлаться отъ Меггсъ; не то она когда-нибудь отравитъ чайникъ въ мое отсутствіе. Онъ могъ бы жениться на Меггсъ, когда покрѣпче напьется. Быть такъ. Замѣтимъ это.