На несчастнаго Джона Каркера и его сестру обрушилось новое горе: они узнали о томъ, что братъ ихъ обманулъ своего хозяина, которому всѣмъ былъ обязанъ, и опозорилъ его имя.
На другой же день послѣ бѣгства Эдиѳи Джонъ Каркеръ получилъ письмо отъ мистера Домби, въ которомъ тотъ отказывалъ ему отъ мѣста. Это было большимъ несчастьемъ для Джона, потому что ему трудно было найти какое-нибудь мѣсто; но онъ не ропталъ, считая, что мистеръ Домби и такъ сдѣлалъ слишкомъ много для него. Вплоть до разсвѣта просидѣли вмѣстѣ братъ и сестра, утѣшая и ободряя другъ друга: имъ не спалось въ эту ночь.
На другой день рано утромъ Джонъ ушелъ по дѣламъ въ городъ; сестра осталась одна, и тутъ-то наединѣ она могла, какъ слѣдуетъ, оплакать своего несчастнаго младшаго брата Джемса, чтобы не волновать Джона своими слезами и не увеличить его печаль. И почти до сумерекъ просидѣла она неподвижно на одномъ мѣстѣ, вся погрузившись въ воспоминанія; слезы одна за другой скатывались по ея щекѣ, и вся жизнь брата Джемса проносилась передъ ея глазами. Она вспоминала его ребенкомъ, всѣ его шутки, его ласки, его уроки, его веселый и счастливый видъ, когда онъ служилъ у мастера Домби. "А теперь кто знаетъ,-- думалось ей: -- быть-можетъ, онъ очень страдаетъ и тоскуетъ, и нѣтъ подлѣ него никого, кто могъ бы облегчить его страданіе?" Ей почему-то все время чудилось, что онъ страдаетъ, передъ ея глазами порою даже вставалъ его образъ, и всякій разъ онъ видѣлся ей блѣдный, въ крови, умирающій, Она вздрагивала и оглядывалась въ страхѣ.
День клонился къ вечеру, и ночная мгла окутывала уже отдаленный городъ.
Она сидѣла подлѣ окна, опустивъ голову на руки. Вдругъ что-то заслонило ей свѣтъ; она подняла голову и, вскрикнувъ, въ страхѣ отступила отъ окна. Передъ ней стояла женщина, блѣдная, истощенная, съ страшно горящими глазами.
-- Впустите меня, впустите! Мнѣ надобно съ вами поговорить!-- кричала она, барабаня рукой по стеклу.
Генріетта тотчасъ же узнала ту женщину съ длинными черными волосами, которую въ одну ненастную ночь она обогрѣла и накормила. Она вспомнила объ ея буйной выходкѣ и не знала, что дѣлать: впустить ее ила нѣтъ?
-- Впустите меня! Позвольте мнѣ съ вами поговорить! Я буду смирна, спокойна, благодарна вамъ,-- все, что вамъ угодно, только позвольте мнѣ съ вами говорить!
Ея лицо было очень взволновано, и вся она дрожала съ головы до ногъ. Генріетта поспѣшно отворила дверь.
-- Войти мнѣ, или я должна говорить здѣсь?-- сказала женщина.
-- Что вамъ нужно? Что вы хотите мнѣ сказать?
-- Очень немного. Впустите меня, если вы мнѣ вѣрите.
Обѣ женщины вошли въ ту комнату, гдѣ когда-то эта странница отдыхала отъ труднаго пути и сушила свое платье.
-- Садитесь,-- сказала Алиса, становясь передъ Генріеттой на колѣни,-- и взгляните на мое лицо. Помните ли вы меня?
-- Да.
-- Помните ли вы, какъ я пришла въ ту пору, хромая и въ лохмотьяхъ, при буйномъ вѣтрѣ и дождѣ, который хлесталъ мнѣ въ лицо? Вы знаете, какъ я воротилась къ вамъ въ ту же ночь, какъ я бросила въ грязь ваши деньги, какъ я прокляла васъ и ваше племя? Смотрите же теперь: я передъ вами на колѣняхъ. Вы, можетъ-быть, думаете, что я шучу?
Она замолчала и устремила глаза въ огонь. Потомъ она заговорила опять:
-- Слушайте: я была молода, красива, и нѣжныя руки человѣка, любившаго меня, ласкали эти волосы, и любящія губы впивались въ этотъ лобъ!-- и она съ презрѣніемъ ударила себя по лбу.-- Мать не любила меня какъ родного ребенка, но обожала какъ смазливую дѣвчонку и гордилась мною. Она была скупа, бѣдна и жадна, и погибель и проклятіе пали на мою голову. Былъ человѣкъ, увѣрявшій, что меня любитъ. И вотъ мною позабавились и потомъ, потомъ вышвырнули меня какъ негодную игрушку. И чья рука, какъ думаете вы, вышвырнула меня?
-- Зачѣмъ вы меня объ этомъ спрашиваете?-- сказала Генріетта.
-- А зачѣмъ вы дрожите?-- отвѣчала Алиса, схвативши ее за руку.-- И я упала глубоко въ бездонный омутъ, меня впутали въ кражу и судили и присудили къ ссылкѣ. У меня не было ни друзей ни копейки за душой. Къ нему за помощью я не рѣшилась бы итти ни за какія деньги... Да, если бы самъ діаволъ изобрѣлъ для меня адскія вытки, я вытерпѣла бы ихъ всѣ, но не пошла бы къ нему! Но моя мать, жадная до денегъ, пошла къ нему, разсказала про меня а униженно просила милостыни,-- и что же? Онъ надругался надъ моей нищетой, позорно осрамилъ меня и прогналъ ее. О, онъ былъ очень радъ, что меня отсылаютъ за море, съ глазъ долой! Кто же, думаете вы, былъ этотъ человѣкъ?
-- Зачѣмъ вы меня объ этомъ спрашиваете?
-- А зачѣмъ вы дрожите?-- вскричала Алиса, пожирая ее глазами,-- Да, да, я читаю отвѣтъ въ вашихъ глазахъ. Это былъ вашъ братъ Джемсъ!
Генріетта задрожала всѣмъ тѣломъ.
-- Когда я узнала, что вы его сестра,-- вы помните, когда это было,-- то я пришла назадъ усталая, хромая, чтобы бросить въ грязь вашъ подарокъ. Вѣрите ли вы теперь, что я не шучу?
-- О, да, да! Господь съ вами! Зачѣмъ вы опять пришли?
-- Съ той поры,-- продолжала Алиса, все еще держа ее за руку,-- я видѣла его, я слѣдила за нимъ и среди бѣлаго дня и ночью. Вы знаете, чѣмъ и какъ оскорбилъ онъ своего бывшаго хозяина, теперь своего смертельнаго врага? А я дала знать его врагу, гдѣ его найти!
-- Гдѣ его найти?-- съ ужасомъ повторила Генріетта.
-- Что, если я разузнала, гдѣ онъ? Что, если я видѣла, какъ страшно измѣнился его врагъ, когда узналъ о немъ, какъ исказилось его лицо, и онъ въ тотъ же день пустился за нимъ въ погоню? Что, если я скажу, что сегодня онъ догонитъ его, и, быть-можетъ, теперь, въ этотъ часъ, онъ нагналъ уже его и стоитъ съ нимъ лицомъ къ лицу?
-- Возьмите прочь свои руки -- и прочь съ глазъ моихъ!-- вскричала Генріетта.
Но эта женщина точно не слыхала ея.
-- Вотъ что я сдѣлала,-- проговорила она, сверкнувъ глазами.-- Вѣрите ли вы мнѣ?
-- Вѣрю, вѣрю! Возьмите прочь вашу руку!
-- Стало-быть, если я здѣсь стою передъ вами на колѣняхъ, держу васъ за руку и гляжу вамъ прямо въ глаза, то вы можете догадаться, что я раскаялась и боюсь того, что сдѣлала. Весь день и всю прошлую ночь я измучилась, думая о немъ... Я не хочу, чтобы они встрѣтились!
-- Что же мнѣ дѣлать?-- воскликнула въ отчаяніи Генріетта. Всю прошлую ночь онъ снился мнѣ умирающій, окровавленный, и сердце мое рвалось при этомъ видѣ... Что мнѣ дѣлать? Что мнѣ дѣлать?-- повторяла Генріетта, ломая руки.
-- Пусть напишутъ ему, пусть пошлютъ кого-нибудь къ нему, онъ въ Дижонѣ. Знаете ли вы этотъ городъ?
-- Знаю.
-- Извѣстите его, скажите, что врагъ его въ дорогѣ и не пощадитъ его. Пусть онъ убирается куда-нибудь, пока не поздно!
Рука ея спустилась съ плеча Генріетты, и скоро Генріетта увидала, что странной, дикой женщины не было уже въ комнатѣ.