Появленіе Поля на новой сценѣ.
Мистриссъ Пипчинъ, не смотря на свою потребность въ пищеварительномъ отдыхѣ послѣ бараньихъ котлетъ, была состроена изъ такихъ крѣпкихъ матеріаловъ, что ни одно изъ предвѣщаній мистриссъ Виккемъ не сбылось, и она рѣшительно не обнаруживала никакихъ признаковъ физическаго разслабленія.
Бѣдная Берри работала по-прежнему какъ невольница, въ полномъ убѣжденіи, что мистриссъ Пипчинъ совершеннѣйшее существо на земномъ шарѣ, и каждый день приносила себя по нѣскольку разъ въ жертву этой богинѣ: но все это самоотверженіе друзья и поклонники мистриссъ Пипчинъ обращали къ ея же кредиту.
Былъ, на-примѣръ, въ Брайтонѣ честный продавецъ чая, сахара, кофе и разныхъ пряностей, у котораго мистриссъ Пипчинъ забирала всякой всячины на книжку; онѣ былъ человѣкъ холостой и не очень-разборчивый на счетъ наружной красоты, а потому сдѣлалъ однажды весьма-благонамѣренное предложеніе Берри. Но мистриссъ Пипчинъ отвергла за свою племянницу руку его съ гордымъ негодованіемъ. Послѣ этого отказа, всѣ удивлялись твердости и независимости характера мистриссъ Пипчинъ, но никто не подумалъ о Берри, проплакавшей цѣлыя шесть недѣль и обреченной вѣчному дѣвичеству.
-- Берри васъ очень любитъ? спросилъ однажды Поль, сидя у камина вмѣстѣ съ мистриссъ Пипчинъ и ея кошкой.
-- Да.
-- За что?
-- За что! Какъ можно спрашивать о такихъ вещахъ, молодой джентльменъ? За что ты такъ любишь Флоренсу?
-- За то, что она очень-добра. Нѣтъ никого добрѣе Флоренсы...
-- Хорошо! Ну такъ нѣтъ никого такого, какъ я.
-- Не-уже-ли нѣтъ?
-- Нѣтъ.
-- Очень-радъ. Это очень-хорошо, замѣтилъ Поль, потирая руки и глядя очень-пристально на мистриссъ Пипчинъ.
Она не рискнула спросить почему, ожидая вѣроятно самаго уничтожающаго отвѣта; но принялась, въ утѣшеніе себѣ, мучить маленькаго Битерстона такъ безжалостно, что онъ въ тотъ же вечеръ занялся приготовленіями къ путешествію сухимъ путемъ въ Индію, утаивъ отъ ужина кусокъ хлѣба и обломокъ сыра, которые предназначалъ для дорожнаго запаса провизіи.
Мистриссъ Пипчинъ имѣла почти цѣлый годъ на попеченіи своемъ Поля и Флоренсу. Они были въ этотъ промежутокъ два раза долга, но не болѣе, какъ на нѣсколько дней, и еженедѣльно посѣщали мистера Домби въ Бедфордской-Гостинницѣ, гдѣ онъ регулярно останавливался, пріѣзжая изъ Лондона по субботамъ. Мало, по-малу Поль укрѣпился и могъ уже обходиться безъ колясочки; но онъ все-таки имѣлъ видъ нѣжный и болѣзненный, и былъ попрежнему старымъ, тихимъ, разумнымъ ребенкомъ.
Въ одинъ изъ субботнихъ вечеровъ, всѣ въ замкѣ мистриссъ Пипчинъ встревожились не на шутку отъ неожиданнаго извѣстія, что мистеръ Домби намѣренъ посѣтить ее. Все населеніе дома забѣгало и засуетилось: вездѣ подтирали и подметали, на кроватяхъ дѣтей перемѣнили бѣлье, миссъ Пэнки и юнаго Битерстона попріодѣли въ чистое, при чемъ послѣдній пріобрѣлъ нѣсколько сверхкомплектныхъ щелчковъ, и наконецъ темная бомбазиновая одежда достойной воспитательницы омрачила гостиную, гдѣ сидѣлъ мистеръ Домби, глядя въ задумчивости на порожнія кресла своего сына и наслѣдника.
-- Какъ вы поживаете, мистриссъ Пипчинъ? сказалъ мистеръ Домби.
-- Благодарю васъ, сударь. Я довольно здорова, принимая въ соображеніе...
Мистриссъ Пипчинъ всегда выражалась такимъ образомъ. Тутъ подразумѣвалось: принимая въ соображеніе ея добродѣтели, потери, пожертвованія и тому подобное.
-- Я не люгу быть очень-крѣпкаго здоровья, сударь, сказала шіа, усаживаясь и переводя духъ:-- но благодарю Бога и за то здоровье, которымъ онъ меня надѣляетъ.
Мистеръ Домби кивнулъ ей съ видомъ покровителя, чувствующаго, что именно за это онъ платитъ ей по стольку-то въ мѣсяцъ. Послѣ краткаго молчанія онъ началъ:
-- Мистриссъ Пипчинъ, я рѣшился посѣтить васъ для совѣщанія касательно моего сына. Я хотѣлъ сдѣлать это давно, но отлагалъ нарочно, чтобъ дать ему время поправиться въ здоровьѣ. Вы не имѣете на этотъ счетъ никакихъ свѣдѣній, мистриссъ Пипчинъ?
-- Брайтонъ очень-здоровое мѣсто, сударь. Право, очень-здоровое для дѣтей.
-- Я намѣренъ оставить его въ Брайтонѣ.
Мистриссъ Пипчинъ потерла руки и уставила свои сѣрые глаза на огонь.
-- Но, продолжалъ мистеръ Домби, поднявъ указательный палецъ:-- теперь съ нимъ будетъ по всей вѣроятности перемѣнами онъ начнетъ другой образъ жизни. Короче, мистриссъ Пипчинъ, я объ этомъ именно хотѣлъ поговорить съ вами. Сынъ мой растетъ, мистриссъ Пипчинъ; дѣйствительно, онъ подростаетъ.
Было что-то грустное даже въ торжествѣ, съ которымъ мистеръ Домби это сказалъ. Дѣтство Поля, по-видимому, протекало для него слишкомъ-медленно, а всѣ надежды и планы его направлялись къ болѣе-зрѣлому возрасту ребенка.
-- Ему шесть лѣтъ! сказалъ онъ, поправляя галстухъ.-- Гм! изъ шести сдѣлается шестнадцать прежде, чѣмъ мы успѣемъ оглянуться.
-- Черезъ десять лѣтъ, прокаркала нечувствительная мистриссъ Пипчинъ съ морознымъ отблескомъ въ своихъ желѣзныхъ сѣрыхъ глазахъ.-- Это долгое время.
-- Все зависитъ отъ обстоятельствъ. Какъ бы то ни было, мистриссъ Пипчинъ, сыну моему шесть лѣтъ, и я боюсь, что въ познаніяхъ онъ далеко отсталъ отъ другихъ дѣтей его возраста; а сынъ мой долженъ быть далеко впереди своихъ товарищей во всѣхъ отношеніяхъ. Для него уже приготовлено высокое мѣсто въ свѣтѣ, и дорога его очищена и проведена, даже прежде, чѣмъ онъ родился. Воспитаніе такого молодаго джентльмена не должно терпѣть промедленій или быть несовершеннымъ. За него должно приняться серьёзно, мистриссъ Пипчинъ.
-- Прекрасно, сэръ. Я не нахожу этому никакого опроверженія.
-- Я всегда былъ въ этомъ убѣжденъ, мистриссъ Пипчинъ. При вашемъ умѣ нельзя было думать иначе.
-- Толкуютъ много вздора о томъ, что не должно дѣтей приневоливать къ-ученію и тому подобное, сэръ, сказала мистриссъ Пипчинъ, нетерпѣливо потирая свой крючковатый носъ.-- Въ мое время думали не такъ. Мое мнѣніе:, заставлять ихъ учиться.
-- Почтенная мистриссъ Пинчинъ, я вижу, что ваша репутація пріобрѣтена не даромъ. Будьте вполнѣ увѣрены въ моемъ одобреніи вашей прекрасной системы; я сочту себѣ за особенное удовольствіе рекомендовать ее вездѣ, гдѣ только мои скромныя услуги могутъ вамъ быть полезны.
Величавый тонъ мистера Домби рѣзко противорѣчилъ смиренію словъ его.
-- Я думалъ о докторѣ Блимберѣ, мистриссъ Пипчинъ.
-- О моемъ сосѣдѣ, сударь? Я увѣрена, что заведеніе доктора превосходно. Тамъ строго ведутъ молодыхъ людей и занимаются науками съ утра до ночи.
-- И ему платятъ очень-дорого.
-- И ему платятъ очень-дорого, подхватила мистриссъ Пипчинъ, какъ-будто упустивъ изъ вида главное достоинство заведенія ученаго доктора.
-- Я имѣлъ случай говорить съ докторомъ Блимберомъ, мистриссъ Пипчинъ, и онъ находитъ Поля вовсе не слишкомъ-юнымъ для своей методы. Онъ говорилъ о многихъ мальчикахъ, которые въ эти лѣта знали уже по-гречески. Но я безпокоюсь не объ этомъ. Такъ-какъ сынъ мой вовсе не зналъ матери, то онъ сосредоточилъ очень-много... и даже слишкомъ-много, своей дѣтской привязанности на сестрѣ. Не будетъ ли разлука съ нею...
Мистеръ Домби остановился и замолчалъ.
-- Эге-ге! воскликнула мистриссъ Пипчинъ, воспламенившись всѣми своими людоѣдскими качествами.-- Если ей это и не понравится, можно заставить!
Мистеръ Домби выждалъ, пока она трясла головою и хмурилась самымъ зловѣщимъ образомъ, и поправилъ:
-- Его, почтенная мистрисъ Пипчинъ, его!
Система мистриссъ Пипчинъ казалась ей также удоприложимою и для Поля; но сѣрые глаза ея были такъ проницательны, что могли понять, какое различіе существуетъ въ понятіяхъ мистера Домби между дочерью и сыномъ; и потому она ограничилась замѣчаніемъ, что перемѣна мѣста, новое общество и занятія подъ руководствомъ доктора Блимбера очень-скоро отучатъ маленькаго Поля отъ его неумѣстной, чрезмѣрной привязанности къ сестрѣ. Такъ-какъ мистеръ Домби думалъ то же самое, то она стала еще выше въ его мнѣніи; а такъ-какъ мистриссъ Пипчипъ принялась въ то же время горевать о собственной своей разлукѣ съ ея милымъ дружкомъ, то онъ получилъ очень-выгодное понятіе о ея безкорыстіи. Онъ сообщилъ людоѣдкѣ планъ свой, заранѣе обдуманный: поручить Поля доктору Блимберу съ тѣмъ, чтобъ Флоренса осталась у нея и принимала брага по субботамъ, а въ воскресенье вечеромъ онъ будетъ снова возвращаться къ доктору. "Такимъ-образомъ", говорилъ мистеръ Домби: "Поль отвыкнетъ отъ нея постепенно."
Мистеръ Домби заключилъ свиданіе изъявленіемъ надежды, что мистриссъ Пипчинъ останется главною инспектриссою Поля и будетъ наблюдать за его ученіемъ въ Брайтопѣ. Потомъ, поцаловавъ сына, пожавъ руку дочери, взглянувъ на юнаго Битерстона, одѣтаго въ парадную манишку, и погладя по головѣ миссъ Панки, онъ отправился обѣдать въ свою гостинницу.
Всякій молодой джентльменъ, попавшій въ руки доктора Блимбера, могъ быть увѣренъ, что его стиснутъ препорядочно. Докторъ бралъ на себя воспитаніе только десятерыхъ молодыхъ людей; но запаса его учености достало бы по-крайней-мѣрѣ на сто: главною заботою и величайшимъ наслажденіемъ его было набивать ею безпощадно этихъ злополучныхъ десятерыхъ.
Заведеніе доктора Блимбера можно было назвать великою теплицей, гдѣ безпрестанно работалъ форсированный нагрѣвальный аппаратъ. Всѣ мальчики поднимались при этомъ искусственномъ жарѣ прежде срока. Умственный зеленый горохъ вырасталъ въ Рождество, а умственная спаржа производилась круглый годъ; математическій крыжовникъ (очень-кислый) былъ обыкновененъ въ самыя несвойственныя времена года, и все вообще, подъ насильственнымъ вліяніемъ ученаго доктора, росло неестественнымъ образомъ и давало скороспѣлые плоды. Всякаго рода греческіе и латинскіе овощи добывались изъ самыхъ сухихъ отпрысковъ-мальчиковъ, при самыхъ морозныхъ внѣшнихъ обстоятельствахъ. Природа не пользовалась никакими правами -- докторъ Блимберъ передѣлывалъ ее по-своему.
Все это было очень-замысловато; но насильственная система сопровождалась обычными своими неудобствами: скороспѣлые плоды были непрочны. Одинъ изъ его молодыхъ воспитанниковъ, да-примѣръ, съ распухшимъ носомъ и необычайно-огромною головою,-- старшій изъ десяти, прошедшій черезъ все -- вдругъ потерялъ растительную силу и остался въ заведеніи не болѣе, какъ сухимъ стеблемъ. Всѣ говорили, что докторъ переварилъ молодаго Тутса, который лишился мозга съ-тѣхъ-поръ, какъ у него стала пробиваться борода.
Какъ бы то ни было, молодой Тутсъ обладалъ весьма-суровымъ голосомъ и весьма-пискливымъ умомъ; онъ втыкалъ въ рубашечную манишку затѣйливыя булавки, влюблялся во всѣхъ встрѣчныхъ нянекъ, которыя не имѣли понятія о его существованіи, и смотрѣлъ на освѣщенный газомъ міръ сквозь рѣшетку своего высокаго окошка.
Самъ докторъ былъ величавый джентльменъ, всегда одѣтый въ черное, съ пряжками у колѣнъ и черными шелковыми чулками ниже колѣнъ. Онъ отличался лысою, весьма-лоснящеюся головою; густымъ голосомъ и до такой степени двойнымъ подбородкомъ, что невозможно было постичь, какъ онъ могъ бриться. Маленькіе глаза его были всегда полузакрыты, а ротъ вѣчно расширенъ зловѣщею усмѣшкой. Когда онъ обращался съ самымъ обыкновеннымъ замѣчаніемъ къ какому-нибудь слабонервному незнакомцу, запустивъ правую руку за пазуху и закинувъ лѣвую за спину, рѣчь его походила на приговоръ сфинкса и рѣшала дѣло, не допуская никакой аппелляціи.
Докторъ жилъ въ важномъ домѣ, окнами къ морю. Внутренній характеръ этой храмины учености вовсе не отличался веселостью -- напротивъ. Темноцвѣтные занавѣсы прятались за окнаии! Столы и стулья были всегда разставлены рядами, какъ числа въ сложеніи; огни такъ рѣдко зажигались въ парадныхъ комнатахъ, что эти комнаты походили на колодцы, а посѣтитель представлялъ собою ведро; столовая казалась комнатою, наименѣе-приспособленною для нищи и питья; во всемъ домѣ не слышалось другаго звука, кромѣ чиканья большихъ стѣнныхъ часовъ, доносившагося до чердака, да иногда развѣ однообразнаго гула, издаваемаго молодыми джентльменами, твердившими наизусть свои уроки.
Миссъ Блимберъ, дѣвушка стройная и недурная, нисколько не развеселяла всеобщей серьёзности. Въ ней не обнаруживалось никакихъ признаковъ дѣвической игривости или кокетливости: она всегда ходила въ очкахъ, носила коротко-стриженные волосы и сама сдѣлалась сухою и песчанистою, безпрестанно роясь въ могилахъ умершихъ языковъ. Живые языки не имѣли для миссъ Блимберъ нималѣйшей занимательности: ей непремѣнно нужны были покойники, давно истлѣвшіе, и она выкапывала ихъ съ наслажденіемъ.
Мистриссъ Блимберъ, ея мама, не была ученою женщиной, но за то имѣла притязанія на ученость -- а это почти все равно. Она говорила своимъ пріятельницамъ, что умерла бы спокойно, еслибъ могла познакомиться съ Цицерономъ. Главною радостью ея жизни было смотрѣть на гуляющихъ молодыхъ джентльменовъ, воспитанниковъ доктора, которые не походили ни на какихъ другихъ молодыхъ джентльменовъ и выдвигали огромнѣйшіе рубашечные воротники изъ-за самыхъ туго-накрахмаленныхъ галстуховъ. Она говорила, что это "такъ, классически".
Мистеръ Фидеръ, помощникъ доктора и "баккалавръ искусствъ", былъ нѣчто въ родѣ человѣческой шарманки, снабженной весьма-малымъ количествомъ мотивовъ, которые онъ безпрестанно наигрывалъ безъ всякихъ перемѣнъ. Въ-особенности у него былъ одинъ мотивъ, необычайно-монотонный, служившій для сбиванія идей воспитанниковъ доктора, которые не знали ни покоя, ни отдыха отъ жестокосердыхъ глаголовъ, свирѣпыхъ существительныхъ именъ, непреклонныхъ синтаксическихъ пассажей и разныхъ примѣровъ, тревожившихъ ихъ даже во снѣ.
Подъ гнетомъ этой Форсированной системы обученія, каждый молодой джентльменъ упадалъ духомъ черезъ три недѣли. Въ-теченіе трехъ мѣсяцевъ, на голову его рушились всѣ заботы жизни; черезъ четыре, въ немъ зараждались горькія чувства противъ родителей или опекуновъ; черезъ пять, онъ дѣлался закоснѣлымъ человѣконенавистникомъ; черезъ шесть, онъ завидовалъ Квинту Курцію, нашедшему себѣ благословенное отдохновеніе въ землѣ; а къ концу года достигалъ до убѣжденія, отъ котораго въ-послѣдствіи никогда не отрекался, что всѣ фантазіи поэтовъ и уроки мудрецовъ не болѣе, какъ коллекція грамматическихъ фразъ и примѣровъ, неимѣющая въ жизни рѣшительно никакого другаго значенія. Но все-таки онъ продолжалъ распускаться въ теплицѣ доктора Блимбера, пользовавшагося великою славой.
На порогѣ дома доктора стоялъ однажды Поль съ трепетнымъ сердцемъ. Одну изъ его маленькихъ рукъ держалъ холодно отецъ, а другую сжимала съ нѣжностью Флоренса.
Мистриссъ Пипчинъ носилась за обреченною жертвою какъ зловѣщая птица. Она запыхалась, потому-что мистеръ Домби, полный высокихъ замысловъ, шелъ скоро, и хрипло каркала, дожидаясь скоро ли отворятъ двери.
-- Ну, Поль, сказалъ мистеръ Домби торжественно:-- вотъ настоящая дорога, чтобъ сдѣлаться Домби и Сыномъ и имѣть много денегъ. Ты уже почти взрослый человѣкъ.
-- Почти! возразилъ ребенокъ, бросивъ на отца трогательный, но вмѣстѣ съ тѣмъ странный и лукавый взглядъ, котораго не могло одолѣть даже его дѣтское волненіе, и отъ котораго мистеръ Домби почувствовалъ себя немножко неловко. Но въ это время отперли дверь, и мгновенное неудовольствіе его разлетѣлось.
-- Докторъ Блимберъ дома? спросилъ мистеръ Домби.
-- Дома.
Впустившій ихъ былъ молодой человѣкъ съ слабыми глазами, а на лицѣ его выражалось полоуміе, обнаруживавшееся въ безсмысленной полуулыбкѣ. Онъ взглянулъ на маленькаго Поля, какъ на мышенка, который входитъ въ огромную мышеловку. Мистриссъ Пипчинъ забрала себѣ въ голову, что онъ смѣется надъ посѣтителями, и накинулась на него.
-- Какъ ты смѣешь скалить зубы за спиною этого джентльмена? За кого ты меня принимаешь?
-- Я не смѣюсь ни надъ кѣмъ и не принимаю васъ ни за кого, отвѣчалъ тотъ въ отчаяніи.
-- Стая лѣнивыхъ собакъ! сказала мистриссъ Пипчинъ.-- Вамъ только вертѣть вертелы. Поди и скажи своему господину, что мистеръ Домби здѣсь; не то тебѣ худо будетъ!
Молодой человѣкъ пошелъ исполнить эту обязанность и скоро возвратился съ приглашеніемъ пожаловать въ кабинетъ доктора Блимбера.
-- Ты опять смѣешься, сэръ?
-- Да, право, нѣтъ! возразилъ сильно-огорченный молодой человѣкъ.
-- Что у васъ тамъ, мистриссъ Пипчинъ? сказалъ мистеръ Домби, оглянувшись назадъ.-- Прошу васъ, потише!
Мистриссъ Пипчинъ грозно взглянула на жертву своего гнѣва и пробормотала ему что-то. Бѣднякъ, чрезвычайно-кроткій и вовсе не насмѣшливый отъ природы, заплакалъ съ горя.
Докторъ сидѣлъ въ кабинетѣ, съ двумя глобусами по бокамъ, окруженный грудами книгъ. Гомеръ красовался надъ дверьми, а Минерва стояла на полкѣ.
-- А! какъ вы въ своемъ здоровьѣ, сударь? сказалъ онъ мистеру Домби.-- Каково поживаетъ мой маленькій пріятель?
Голосъ доктора походилъ на басистый гулъ органа. Полю показалось, будто-бы маятникъ часовъ подхватилъ рѣчь педагога и принялся повторять: "Ка-ко-во по-жи-ва-етъ мой ма-лень-кій прі-ятель?
Ростъ маленькаго пріятеля не дозволялъ доктору разсматривать его изъ-за своихъ окоповъ, а потому мистеръ Домби взялъ сына на руки и посадилъ на столикъ посреди комнаты.
-- Э-ге! сказалъ докторъ, откинувшись въ своихъ креслахъ и запустивъ руку за пазуху.-- Теперь я его вижу. Ну, каково ты поживаешь, мой маленькій пріятель?
Маятникъ часовъ безостановочно повторялъ прежнюю фразу.
-- Очень-хорошо, благодарю васъ.
-- Э-ге! Намъ приходится сдѣлать изъ него человѣка?
-- Слышишь, Поль? сказалъ отецъ.
-- Я бы лучше хотѣлъ остаться дитятей.
-- Право! возразилъ докторъ.-- А почему?
Ребенокъ смотрѣлъ на него, превозмогая свое волненіе; одна рука его искала чего-то въ пустомъ пространствѣ вокругъ столика, на которомъ онъ сидѣлъ, пока не дотронулась до шеи Флоренсы. Тогда слезы, долго удерживаемыя, вдругъ хлынули изъ его глазъ и по-видимому отвѣчали: "Вотъ почему!"
-- Мистриссъ Пипчинъ, замѣтилъ отецъ недовольнымъ тономъ: -- мнѣ, право, очень-непріятно видѣть такія вещи.
-- Отойдите отъ него, миссъ Домби! сказала старуха.
-- Ничего, ни-че-то! произнесъ докторъ Блимберъ, снисходительно кивая головою.-- Мы замѣнимъ это скоро новыми впечатлѣніями и заботами, мистеръ Домби. Вы желали, чтобъ мой маленькій пріятель ознакомился...
-- Со всѣмъ, докторъ, прервалъ съ твердостью мистеръ Домби.
-- Да, сказалъ докторъ, разглядывая Поля своими полузакрытыми глазами, какъ маленькое животное, изъ котораго онъ намѣренъ набить чучелу для музея натуральной исторіи.-- Да, совершенно такъ. Э-ге! Мы передадимъ нашему маленькому пріятелю множество разнородныхъ познаній; мы быстро подвинемъ его впередъ, смѣю сказать. Быстро, смѣю сказать! Вы, кажется, говорили, мистеръ Домби, что почва еще совершенно дѣвственна?
-- Исключая кой-какого приготовленія дома и у мистриссъ Пипчинъ.
Докторъ Блимберъ снисходительно наклонилъ голову и замѣтилъ, потирая руки, что очень-пріятно начинать съ самаго начала. Потомъ онъ снова прищурился на Поля, какъ-будто располагая сейчасъ же, на мѣстѣ, окрутить его греческой азбукой.
-- Дальнѣйшія объясненія, докторъ, будутъ, кажется, лишними, сказалъ мистеръ Домби.-- Я не желаю отнимать драгоцѣнное у васъ время и...
-- Ну, миссъ Домби! сказала кислая мистриссъ Пипчинъ.
-- Позвольте на минуту! возразилъ докторъ.-- Позвольте представить вамъ мистриссъ Блимберъ и мою дочь, съ которыми будетъ раздѣлять домашнюю жизнь нашъ юный путникъ на Парнассъ. (Въ это время вошли обѣ дамы.) Мистриссъ Блимберъ -- мистеръ Домби. Мистеръ Домби -- моя дочь Корнелія. Мистеръ Домбй, моя милая, удостоиваетъ насъ довѣренности... видишь ты нашего маленькаго пріятеля?
Мистриссъ Блимберъ сначала его не замѣтила, но, оглянувшись, принялась восхищаться классическими очерками его лица и сказала мистеру Домби со вздохомъ:
-- Завидую ему! Онъ готовится подобно пчелѣ влетѣть въ садъ, усаженный самыми изящными цвѣтами, и будетъ всасывать въ первый разъ ихъ сладость. Виргилій, Горацій, Овидій, Теренцій, Плавтъ, Цицеронъ -- сколько тутъ меда! Страннымъ покажется, что жена такого мужа и мать такой дочери (она взглянула на прелестную могильщицу въ очкахъ) можетъ говорить подобныя вещи; но, право, я умерла бы счастливою, еслибъ могла быть другомъ Цицерона и бесѣдовать съ нимъ въ его уединеніи въ Тускулумѣ. Прекрасный Тускулумъ! О!..
Ученый энтузіазмъ такъ заразителенъ, что мистеръ Домби почти повѣрилъ ей, а мистриссъ Пипчинъ отозвалась звукомъ, среднимъ между вздохомъ и стономъ, какъ-будто одинъ только Цицеронъ могъ утѣшить ее въ горести, которой источникомъ были перуанскіе рудники.
Корнелія взглянула сквозь очки на мистера Домби и почувствовала желаніе привести ему нѣсколько цитатъ безсмертнаго оратора, но ей помѣшалъ осторожный стукъ въ двери.
-- Кто тамъ? сказалъ докторъ.-- О, это Тутсъ! Войдите, Тутсъ. Вотъ это мистеръ Домби, сударь. Тутсъ поклонился.-- Странное сцѣпленіе! Мы видимъ передъ собою начало ученія и конецъ: альфу и омегу! Это глава моихъ учениковъ, мистеръ Домби.
Докторъ могъ бы назвать его не только главою, но и плечами своихъ учениковъ. Тутсъ сконфузился и сильно покраснѣлъ, увидѣвъ себя въ обществѣ чужихъ.
-- Прибавленіе къ нашему маленькому портику, Тутсъ -- сынъ мистера Домби, сказалъ докторъ.
Молодой Тутсъ снова покраснѣлъ. Чувствуя, по воцарившемуся величественному молчанію, что отъ него ждутъ какого-нибудь изреченія, онъ оборотился къ Полю, сказавъ: "здоровы ли вы?" такимъ басистымъ голосомъ и съ такими овечьими манерами, что всякій удивился бы меньше, еслибъ услышалъ ягненка, ревущаго по-львиному.
-- Попросите мистера Фидера, Тутсъ, сказалъ докторъ:-- чтобъ онъ припасъ нѣсколько приготовительныхъ волюмовъ для сына мистера Домби и отвелъ удобное мѣсто для его будущихъ занятій. Милая моя, кажется, мистеръ Домби не видалъ еще спаленъ нашихъ молодыхъ джентльменовъ?
-- Если мистеру Домби будетъ угодно подняться по лѣстницѣ, отвѣчала мистриссъ Блимберъ:-- я больше чѣмъ съ гордостью покажу ему владѣнія соннаго бога.
Съ этими словами, мистриссъ Блимберъ, дама весьма-любезная съ проволочнымъ лицомъ и въ чепчикѣ, составленномъ изъ небесно-голубыхъ матеріаловъ, пошла наверхъ съ мистеромъ Домби и Корнеліей; мистриссъ Пипчинъ послѣдовала за ними, посматривая на всѣ стороны, не увидитъ ли своего врага -- слугу.
Пока они тамъ ходили, Тутсъ исчезъ, а Поль сидѣлъ на столѣ, держа Флоренсу за руку, и оглядывался вокругъ себя, робко посматривая по-временамъ на доктора, который, откинувшись въ своихъ креслахъ, началъ читать книгу. Самая манера его чтенія имѣла въ себѣ что-то грозное: въ ней обнаруживалась рѣшительная, безстрастная, непреклонная, хладнокровная система занятій. Поль видѣлъ вполнѣ лицо доктора и невольно трепеталъ каждый разъ, когда тотъ благосклонно улыбался своему автору, или хмурился на него, или покачивалъ головою съ недовольною гримасой, какъ-будто говоря: "Вздоръ! Мнѣ это лучше извѣстно!"
Мистеръ Домби вскорѣ спустился по лѣстницѣ вмѣстѣ съ своею путеводительницею, съ которою разговаривалъ во все время.
-- Надѣюсь, мистеръ Домби, сказалъ докторъ, положившій книгу, когда они вошли:-- что вы довольны моимъ внутреннимъ устройствомъ?
-- Оно превосходно, докторъ.
-- Очень-хорошо, замѣтила скупая на похвалы мистриссъ Пипчинъ.
-- Съ вашего позволенія, докторъ и мистриссъ Блимберъ, сказалъ Домби:-- мистриссъ Пипчинъ будетъ отъ времени до времени навѣшать Поля.
-- Когда угодно!
-- Я полагаю, что кончилъ все, и могу распроститься съ вами. Поль, дитя мое, прощай.
-- Прощайте, папа.
Небрежная ручонка, которую держалъ мистеръ Домби, странно противоречила выраженію лица малютки; но горесть его относилась не къ отцу: онъ въ ней нисколько не участвовалъ,-- нѣтъ, всѣ чувства нѣжности и сожалѣнія ребенка относились къ одной Флоренсѣ.
Злѣйшій и непримиримѣйшій врагъ, котораго мистеръ Домби когда-нибудь могъ бы себѣ нажить, почувствовалъ бы себя удовлетвореннымъ болью, которая уязвила въ это время гордое его сердце. Онъ наклонился надъ сыномъ и поцаловалъ его. На личикѣ ребенка отразилось странное, мучительное для отца выраженіе.
-- Я скоро съ тобою увижусь, Поль. Ты будешь свободенъ по субботамъ и по воскресеньямъ, знаешь?
-- Знаю, папа, возразилъ Поль, глядя на сестру.-- По субботамъ и по воскресеньямъ.
-- И ты постараешься учиться, чтобъ сдѣлаться ученымъ человѣкомъ; будешь стараться?
-- Постараюсь, папа, отвѣчалъ ребенокъ разсѣянно.
-- И ты скоро будешь большой!
-- О, очень-скоро!
Опять появилось на лицѣ Поля стариковское выраженіе, мелькнувшее какъ отблескъ страннаго свѣта. Старческій-старческій взглядъ его упалъ на мистриссъ Пипчинъ и погасъ на ея мертвомъ бомбазиновомъ платьѣ. Почтенная людоѣдка выступила уже впередъ, чтобъ проститься и увести Флоренсу, чего она давно алкала. Движеніе ея привело въ себя мистера Домби, безотчетно смотрѣвшаго на сына. Погладивъ сына по головѣ и пожавъ еще разъ его ручонку, мистеръ Домби поклонился доктору, мистриссъ Блимберъ и миссъ Блимберъ съ своею обычною морозною вѣжливостью, и вышелъ изъ кабинета.
Не смотря на просьбы мистера Домби не безпокоиться, докторъ и все семейство его пошли провожать посѣтителя. Такимъ образомъ мистриссъ Пинчинъ увидѣла себя на минуту отрѣзанною отъ Флоренсы дикторомъ и миссъ Блимберъ; этому счастливому случаю Поль былъ обязанъ тѣмъ, что Флоренса подбѣжала къ нему, обхватила его шею обѣими руками и поцаловала его нѣсколько разъ съ горячностью; лицо ея онъ увидѣлъ въ дверяхъ послѣднимъ: оно обращалось къ нему съ нѣжною, ободряющею улыбкой и казалось еще свѣтлѣе сквозь слезы, блестѣвшія въ выразительныхъ глазахъ дѣвочки.
Дѣтская грудь Поля высоко поднималась, когда исчезло это лицо: глобусы, книги, Гомеръ и Минерва закружились въ его помутившихся глазахъ; но они вдругъ остановились, и онъ услышалъ снова громкое чиканье маятника: "ка-ко-во по-жи-ва-етъ мой ма-ленькій прі-я-тель?" какъ и прежде.
Онъ сидѣлъ скрестя руки на своемъ пьедесталѣ и вслушивался молча. Онъ могъ бы отвѣчать: "тяжело, очень-тяжело!" Бѣдный малютка просидѣлъ нѣсколько минутъ въ томъ же положеніи, съ болѣзненною пустотою въ юномъ сердцѣ, окруженный холодомъ^ безчувственностью и совершенно-чуждыми ему предметами.