Новыя лица.
Майоръ, синѣе и выкативъ глаза больше, чѣмъ когда-нибудь, шелъ рука-объ-руку съ мистеромъ Домби по солнечной сторонѣ Дороги. Отойдя на нѣсколько шаговъ отъ своей гостинницы, майоръ встрѣтилъ какого-то знакомаго, потомъ другаго, и такъ далѣе; но онъ привѣтствовалъ ихъ только пальцами и продолжалъ путеводительствовать мистеру Домби, показывая ему мѣстность и дополняя эти топографическія свѣдѣнія разными соблазнительными анекдотами.
Гуляя такимъ образомъ къ обоюдному удовольствію, они увидѣли приближавшіяся къ нимъ кресла на колесахъ; ихъ занимала лѣниво развалившаяся дама, правившая креслами придѣланнымъ спереди рулемъ, тогда-какъ сзади подталкивала ихъ впередъ невидимая сила. Не смотря на почтенныя лѣта дамы, лицо ея было самое розовое, а нарядъ и посадка совершенно юношественныя. Подлѣ креселъ, съ воздушнымъ парасолемъ въ рукѣ, шла небрежно другая дама, гораздо моложе, прекрасная собою, весьма надменная и своевольная. Поступь и выраженіе лица ея показывали ясно, что если есть на свѣтѣ вещи, кромѣ зеркала, на которыя стоитъ смотрѣть, то это, конечно, не небо и не земля.
-- Кой-чортъ, сэръ! Кого мы это видимъ? воскликнулъ майоръ, вдругъ остановившись.
-- Милая Эдиѳь, томно протянула дама въ креслахъ: -- майоръ Бэгстокъ!
Услышавъ этотъ голосъ, майоръ бросился къ дамамъ и поцаловалъ руку сидѣвшей въ креслахъ; потомъ съ неменьшею любезностью онъ сложилъ обѣ руки на груди и пренизко поклонился молодой дамѣ. Когда кресла остановились, обнаружилась двигавшая ихъ сила въ видѣ раскраснѣвшагося пажа, тощаго, жалкаго, долговязаго, съ измятою шляпой, потому-что онъ упирался по временамъ головою въ спинку экипажа своей госпожи, когда не хватало силы передвинуть его черезъ какое-нибудь препятствіе.
-- Джое Бэгстокъ, сказалъ майоръ обѣимъ дамамъ:-- человѣкъ гордый и счастливый на весь остатокъ дней своихъ.
-- Вы лживое существо, проговорила вялымъ голосомъ пожилая дама.-- Откуда вы? Я васъ терпѣть не могу.
-- Въ такомъ случаѣ, сударыня, позвольте представить вамъ моего пріятеля, чтобъ мое присутствіе сдѣлать хоть нѣсколько сноснѣе. Мистеръ Домби, мистриссъ Скьютонъ. Дама въ креслахъ была очень-благосклонна.-- Мистеръ Домби, мистриссъ Грэнджеръ". Молодая дама едва отвѣтила на низкій поклонъ мистера Домби.-- Я въ восторгѣ, сэръ, что могу воспользоваться такимъ благопріятнымъ случаемъ. Мистриссъ Скьютонъ, сэръ, производитъ опустошенія въ сердцѣ стараго Джоша.
Мистеръ Домби изъявилъ, что онъ нисколько этому не удивляется.
-- О, вѣроломный призракъ, сказала дама въ креслахъ:-- давно ли вы здѣсь?
-- Одинъ только день, отвѣчалъ майоръ.
-- И вы можете быть день или даже минуту въ садахъ... какъ онъ называется...
-- Вѣроятно Эдема, мама, прервала презрительно молодая красавица.
-- Милая Эдиѳь, что мнѣ дѣлать! Я никакъ не могу справиться съ этими названіями... въ садахъ Эдема, и не чувствовать, что вся ваша душа проникнута зрѣлищемъ природы и ароматами ея безъискусственныхъ благоуханій! Тутъ она граціозно махнула носовымъ платкомъ, немилосердо надушеннымъ...-- о, безчувственное созданіе!
Разногласіе между свѣжимъ энтузіазмомъ словъ мистриссъ Скьютонъ и отчаянно увядшею наружностью, прикрашенною всѣми косметическими и парикмахерскими средствами, было едва-ли столько замѣтно, какъ разногласіе ея лѣтъ... ей уже минуло семьдесятъ... съ нарядомъ, слишкомъ-молодымъ даже для двадцати-семи лѣтней женщины. Поза ея въ креслахъ, неизмѣнно одна и та же, удержалась съ-тѣхъ-поръ, какъ лѣтъ пятьдесятъ тому назадъ одинъ модный портретистъ изобразилъ ее сидящею небрежно въ коляскѣ и подписалъ подъ своимъ рисункомъ имя Клеопатры. Тогда мистриссъ Скьютонъ была красавицей и современные франты, выпивая въ честь ея по нѣскольку дюжинъ бокаловъ, бросали ихъ съ восторгомъ черезъ голову. Красоты и коляски давнымъ-давно уже не стало, но позу она сохранила, и единственно по этой причинѣ держала кресла на колесахъ и пажа, ибо въ сущности ничто не мѣшало ей наслаждаться прогулками пѣшкомъ.
-- Мистеръ Домби, я увѣрена, поклонникъ красотъ природы? сказала она, поправляя на груди брильянтовую брошку. Замѣтимъ мимоходомъ, что мистриссъ Скьютонъ очень гордилась своими: Фамильными брильянтами и аристократическими связями.
-- Пріятель мой Домби, сударыня, можетъ быть ея тайнымъ обожателемъ; но человѣкъ, играющій первоклассную роль въ величайшей столицѣ свѣта...
-- Никому не можетъ быть чуждо необъятное вліяніе мистера Домби, замѣтила мистриссъ Скьютонъ.
Мистеръ Домби поклонился въ отвѣтъ на это привѣтствіе и тогда глаза его встрѣтили взоръ младшей дамы.
-- Вы живете здѣсь, сударыня? сказалъ онъ, обратясь къ ней.
-- Нѣтъ, мы были уже Богъ-знаетъ гдѣ. Въ Гарроугэтѣ, Скарборо, Девонширѣ. Мама любитъ перемѣны.
-- А Эдиѳь ихъ, разумѣется, не любитъ, замѣтила ѣдко мистриссъ Скьютонъ.
-- Я не нахожу ни малѣйшаго разнообразія во всѣхъ этихъ мѣстахъ, отвѣчала дочь равнодушно.
-- Мнѣ нужна природа. Я нахожу рай въ одиночествѣ и созерцаніи. Чувствую, что мнѣ должно бы, по-настоящему, родиться аркадскою пастушкой, а не жить въ обществѣ, гдѣ все такъ искусственно. Природа очаровательна вездѣ и во всемъ.
-- Природа приглашаетъ насъ дальше, мама, если вы готовы, сказала молодая дама съ насмѣшливою полуулыбкой. При этомъ намекѣ, пажъ исчезъ за креслами, какъ-будто земля разверзлась подъ его ногами".
-- Подожди, Витерсъ, сказала ему томно мистриссъ Скьютонъ.-- Гдѣ вы остановились, злобное созданіе?
Майоръ остановился въ Королевскомъ-Отелѣ вмѣстѣ съ пріятелемъ своимъ Домби.
-- Можете посѣщать насъ повечерамъ, когда почувствуете себя существомъ сноснымъ, извергъ. Если мистеръ Домби сдѣлаетъ намъ честь, мы сочтемъ себя счастливыми. Витерсъ, далѣе!
Майоръ снова прижалъ къ своимъ синимъ устамъ кончики покоившихся на ручкахъ креселъ пальцевъ, а мистеръ Домби поклонился. Пожилая дама почтила ихъ обоихъ благосклоннѣйшею изъ своихъ улыбокъ и самымъ дѣвическимъ движеніемъ руки, а молодая кивнула имъ такъ легко, какъ только позволяли границы обыкновенной вѣжливости.
Майоръ и мистеръ Домби невольно обернулись взглянуть имъ вслѣдъ еще разъ. Шляпка отжившей красавицы виднѣлась точь-въ-точь въ томъ же углу креселъ, какъ и прежде; а походка и пріемы дочери, шедшей нѣсколько впереди, обнаруживали то же выспреннее пренебреженіе ко всему и всѣмъ, что и прежде.
-- Знаете ли, сэръ, началъ майоръ, когда они пошли дальше: -- еслибъ Джое Бэгстокъ былъ помоложе, онъ предпочелъ бы эту женщину всѣмъ на свѣтѣ, чтобъ превратить ее въ мистриссъ Бэгстокъ. Клянусь св. Джорджемъ, сэръ! Она великолѣпна!
-- Вы говорите о дочери?
-- Развѣ Джое Бэгстокъ рѣпа, Домби, чтобъ подразумевать мать?
-- Вы были очесь-любезны съ матерью.
-- Старинная любовь, сэръ, чертовски-старинная! Я балую старуху по старой памяти.
-- Она, кажется мнѣ, изъ хорошаго круга.
-- Изъ хорошаго круга, сэръ! Честнѣйшая мистриссъ Скьютонъ, сэръ, родная сестра покойнаго лорда Финикса и родная тётка теперешняго лорда этого имени. Она небогата; пожалуй, даже бѣдна. Но за то какой крови, сэръ!
-- Вы называли дочь мистриссъ Грэнджеръ, какъ я замѣтилъ? сказалъ мистеръ Домби послѣ краткаго молчанія.
-- Эдиѳь Скьютонъ, сэръ, вышла замужъ за Грэнджера изъ нашихъ, когда ей было восьмнадцать лѣтъ. Грэнджеръ, сэръ, былъ нашимъ полковникомъ. Чертовски-красивъ собою, сорока-одного года. Онъ умеръ, сэръ, на второмъ году супружества.-- При этомъ случаѣ майоръ сдѣлалъ самое выразительное движеніе тростью.
-- Сколько этому лѣтъ?
-- Эдиѳь Грэнджеръ, сэръ, не достигла еще тридцати-лѣтняго возраста. Годдемъ, сэръ, это женщина безподобная!
-- Остались у нея дѣти?
-- Да, сударь, былъ сынъ.
Мистеръ Домби потупилъ взоры и лицо его омрачилось.
-- Который утонулъ, сэръ, четырехъ или пяти-лѣтнимъ ребенкомъ.
-- Право? Мистеръ Домби поднялъ голову.
-- Лодка, куда его посадила нянька безъ всякой надобности, опрокинулась и онъ утонулъ. А Эдиѳь Грэнджеръ все еще Эдиѳь Грэнджеръ. Но еслибъ тугой Джое Бэгстокъ былъ немножко помоложе и побогаче, то эта безсмертная вдова была бы непремѣнно мистриссъ Бэгстокъ!
-- Еслибъ съ ея стороны не было къ тому какого-нибудь препятствія, майоръ? замѣтилъ холодно мистеръ Домби.
-- Клянусь Богомъ, сэръ, порода Бэгстоковъ не привыкла къ препятствіямъ такого разбора! Хотя и правда, что она могла бы выйдти замужъ двадцать разъ, еслибъ не была такъ горда, сэръ, такъ чертовски-горда!
По-видимому, это обстоятельство не уронило ея нисколько въ мнѣніи мистера Домби.
-- Во всякомъ случаѣ, сэръ, это качество великое. Клянусь Богомъ, качество высокое! Домби! Вы сами человѣкъ гордый, и пріятель вашъ, старый Джое, уважаетъ васъ за это, сэръ.
Отдавъ такую справедливость характеру своего собесѣдника какъ-будто невольно, майоръ пустился въ разсказы о томъ, какъ его боготворили въ прежніе годы самыя великолѣпныя и блестящія представительницы прекраснаго пола.
Черезъ день, мистеръ Домби и майоръ встрѣтили мистриссъ Скьютонъ съ дочерью въ общей залѣ водъ; на слѣдующій день, опять около того же мѣста, гдѣ увидѣлись съ ними въ первый разъ. Послѣ этихъ встрѣчъ, вѣжливость требовала, чтобъ майоръ, какъ старинный знакомый дамъ, посѣтилъ ихъ когда-нибудь вечеромъ. Мистеръ Домби не былъ сначала расположенъ дѣлать визиты; но когда майоръ объявилъ ему свое намѣреніе, то онъ сказалъ, что будетъ имѣть удовольствіе сопутствовать ему. Въ-слѣдствіе такого уговора, майоръ послалъ своего туземца къ дамамъ съ почтительнымъ поклономъ отъ себя и мистера Домби, и извѣстіемъ, что оба они желаютъ имѣть честь представиться имъ вечеромъ, если онѣ будутъ дома и однѣ. Туземецъ возвратился съ раздушеною, больше чѣмъ до-нельзя, записочкой, въ которой мистриссъ Скьютонъ отвѣчала лаконически: "Вы пренегодный медвѣдь и я чувствую сильное желаніе не пускать васъ къ себѣ. Однако можете явиться. Кланяйтесь отъ меня и Эдиѳи мистеру Домби".
Мистриссъ Скьютонъ съ дочерью жили въ Лимингтонѣ на квартирѣ, достаточно модной и дорогой, слѣдовательно приличной, хотя значительно тѣсной. Обѣ онѣ едва помѣщались въ крошечныхъ спальняхъ; горничная мистриссъ Скьютонъ вползала съ величайшимъ трудомъ въ самый-миніатюрный кабинетикъ, отгороженный въ гостиной, а тощій пажъ долженъ былъ спать подъ навѣсомъ сосѣдней молочной лавки, въ хлѣву которой становились на ночь кресла на колесахъ, бывшія для него въ родѣ камня Сизиѳа.
Мистеръ Домби и майоръ нашли мистриссъ Скьютонъ расположившуюся, по образцу Клеопатры, между подушками софы, одѣтую въ самый воздушный нарядъ и, конечно, не походившую на шекспирову Клеопатру, надъ красотою которой время было безсильно. Поднимаясь по лѣстницѣ, они слышали звуки арфы, которые умолкли, лишь-только дамамъ возвѣстили о прибытіи посѣтителей. Эдиѳь стояла теперь подлѣ инструмента, прекраснѣе и надменнѣе чѣмъ когда-нибудь.
-- Надѣюсь, мистриссъ Грэнджеръ, сказалъ мистеръ Домби, подходя къ ней:-- не мы причиною, что вы перестали играть?
-- Вы? о, нѣтъ!
-- Почему же ты не продолжаешь, милая Эдиѳь? спросила Клеопатра.
-- Я кончила такъ же, какъ начала, когда мнѣ пришла фантазія.
Совершенное равнодушіе, съ которымъ это было сказано, имѣвшее источникомъ гордое намѣреніе, сопровождалось небрежнымъ движеніемъ пальцами по струнамъ. Потомъ она приблизилась къ матери.
-- Знаете, мистеръ Домби, сказала ея томная мать: -- по-временамъ мы съ милою Эдиѳью бываемъ даже въ разладѣ.
-- Не вполнѣ, по-временамъ, мама.
-- О, конечно, нѣтъ, мое балованное дитя! мое сердце было бы отъ этого растерзано. Для чего мы такъ искусственны? Для-чего мы не гораздо натуральнѣе? Для-чего мы показываемъ себя не тѣмъ, что мы въ-самомъ-дѣлѣ? Мы бы могли быть натуральнѣе, еслибъ захотѣли. Не правда ли?
Мистеръ Домби согласился съ этимъ, по майоръ былъ противнаго мнѣнія.
-- Какъ бы не такъ, сударыня! Я допускаю возможность этого только въ такомъ случаѣ, когдабъ свѣтъ былъ населенъ Джое Бэгстоками, простодушными, прямыми, тугими Дж. Б.
-- Невѣрный извергъ, онѣмѣйте!
-- Клеопатра повелѣваетъ, возразилъ майоръ, цалуя свои пальцы: -- Антоній Бэгстокъ повинуется.
-- Въ человѣкѣ этомъ нѣтъ нисколько чувствительности, ни искры симпатіи. А для чего мы существуемъ, если не для симпатіи! Каково бы намъ было безъ этого солнечнаго луча на нашей холодной, бездушной землѣ! Мнѣ нужны сердца, сердца.
Витерсъ вошелъ въ это время съ чаемъ, и мистеръ Домби, со своею обычною напыщенною величавостью, снова обратился къ Эдиѳи:
-- Здѣсь, кажется, немного общества?
-- Я думаю, что нѣтъ. Мы не знакомы ни съ кѣмъ.
-- Здѣсь нѣтъ никого, съ кѣмъ бы мы желали быть въ сношеніяхъ, замѣтила мистриссъ Скьютонъ.
-- Вѣроятно, у нихъ нѣтъ чувствительныхъ сердецъ, мама.
-- Милая Эдиѳь насмѣхается надо мною. О, своевольное дитя!
-- Если не ошибаюсь, вы бывали здѣсь прежде? сказалъ мистеръ Домби, все обращаясь къ Эдиѳи.
-- О, нѣсколько разъ. Мы, кажется, были вездѣ.
-- Прекрасныя мѣста!
-- Я полагаю, что такъ. Всѣ это говорятъ.
-- Твой кузёнъ Финиксъ бредитъ ими, Эдиѳь, замѣтила мистриссъ Скьютонъ изъ своихъ подушекъ.
Дочь слегка обернула граціозную голову и приподняла брови, какъ-будто показывая, что изъ всѣхъ смертныхъ лордъ Финиксъ существо, о которомъ меньше всего можно думать. Потомъ взоры ея снова обратились къ мистеру Домби:
-- Надѣюсь, къ чести моего изящнаго вкуса, что здѣшнія окрестности мнѣ надоѣли.
-- Вы почти имѣете причину говорить это, возразилъ мистеръ Домби, взглянувъ на нѣсколько акварельныхъ ландшафтовъ, раскиданныхъ по комнатѣ, Я которыхъ онъ узналъ многіе изъ окрестныхъ видовъ:-- если эти прелестныя произведенія вашей руки.
Она не отвѣчала и усѣлась въ полномъ блескѣ своей гордой и почти страшной красоты.
-- Имѣютъ они это достоинство? Вы ихъ рисовали?
-- Да.
-- И вы играете на арфѣ, это мнѣ извѣстно.
-- Да.
-- И поете?
-- Да.
Она отвѣчала на всѣ его вопросы какъ-будто нехотя и съ замѣтнымъ страннымъ выраженіемъ внутренняго несогласія съ самой собою, принадлежавшаго къ исключительнымъ особенностямъ ея красоты. И между-тѣмъ она не была нисколько сконфужена, не избѣгала разговора, потому-что лицо ея обращалось къ мистеру Домби, когда онъ говорилъ и даже когда молчалъ.
-- Вы имѣете, по-крайней-мѣрѣ, много средствъ противъ скуки, замѣтилъ онъ.
-- Каковы бы они ни были, вы теперь знаете ихъ наперечетъ. Другихъ у меня нѣтъ.
-- Могу ли надѣяться убѣдиться въ каждомъ? спросилъ мистеръ Домби съ торжественною любезностью, кладя на столъ рисунокъ и указывая на арфу.
-- О, конечно! Если вы этого желаете!
Она встала, прошла подлѣ софы матери и бросила ей мимоходомъ величественный взглядъ, мгновенный, но включавшій въ себѣ родъ странной полуулыбки, и вышла изъ комнаты.
Майоръ, прощенный вполнѣ устарѣлымъ предметомъ своей прежней страсти, придвинулъ къ ней столикъ и они занялись пикетомъ. Мистеръ Домби смотрѣлъ на игру, хотя и не обращалъ на нее ни малѣйшаго вниманія, и только удивлялся, отъ-чего Эдиѳь такъ долго не возвращается.
Наконецъ, она пришла и сѣла за арфу, а мистеръ Домби сталъ подлѣ нея, въ готовности слушать. У него было мало расположенія къ музыкѣ и онъ не зналъ пьесы, которую она играла; но смотрѣлъ на ея движенія за арфою, и можетъ-быть звучащія струны напоминали ему какую-нибудь отдѣльную мелодію, укрощавшую призракъ мучившаго его чудовища желѣзной дороги.
Когда надменная красавица кончила, она встала, приняла комплименты и благодарила мистера Домби точь-въ-точь какъ прежде, и потомъ, безъ малѣйшей паузы, сѣла за Фортепьяно.
Эдиѳь Грэнджеръ, какую угодно, но не эту пѣсню! Эдиѳь Грэнджеръ, ты прекрасна, музыка твоя блистательна, голосъ превосходенъ; но не эту пѣсню, которую покинутая дочь пѣвала его умершему сыну!
Но онъ этого не знаетъ. А еслибъ зналъ, то какой напѣвъ дочери могъ бы растрогать его холодную душу! Спи, одинокая Флоренса! Да будутъ мирны и утѣшительны твои сновидѣнія, хотя ночь темнѣетъ, облака сгущаются и предвѣщаютъ грозу!