День значительно прояснился и, вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ коляска паша двигалась къ западу, все еще продолжалъ выяснивать. Мы проѣхали, озаренные солнечнымъ свѣтомъ, по свѣжему воздуху, удивляясь болѣе и болѣе протяженію улицъ, великолѣпію магазиновъ, обширной торговлѣ и толпамъ народа, которыхъ прекрасная погода, по видимому, вызвала на улицу, какъ собраніе пестрыхъ цвѣтовъ. Но вотъ мы начали оставлять удивительный городъ и проѣзжать по его предмѣстьямъ, которыя, на мой взглядъ, сами по себѣ могли бы составить довольно обширный городъ; наконецъ снова выбрались на настоящую загородную дорогу, съ ея вѣтряными мельницами, съ ея скирдами сѣна, съ мильными столбами, съ вагонами фермеровъ, съ запахомъ сѣна, съ вывѣсками, качающимися отъ вѣтра, и колодами для водопоя,-- съ ея деревьями, полями и живыми изгородами. Для насъ было восхитительно видѣть впереди зеленѣющій ландшафтъ, а назади -- огромную столицу; и когда вагонъ, запряженный парой прекрасныхъ лошадей, въ красныхъ сѣточкахъ на головахъ и съ звучными колокольчиками на шеяхъ, прошелъ мимо насъ съ своей музыкой, мнѣ кажется, что въ ту минуту мы всѣ трое готовы были вторить звукамъ этихъ колокольчиковъ: такое отрадное вліяніе производило на насъ все окружающее,
-- Вся эта дорога живо напоминаетъ мнѣ моего тёзку Виттингтона, сказалъ Ричардъ: -- и этотъ вагонъ составляетъ окончательный штрихъ въ картинѣ. Ало! что это значитъ?
Мы остановились; въ тоже время остановился и вагонъ. Вмѣстѣ съ этой остановкой и музыка вагона измѣнилась и перешла въ нѣжное брянчанье, разсыпавшееся отъ времени до времени дробью серебристыхъ звуковъ колокольчика, когда которая нибудь изъ лошадей махала головой или отряжалась.
-- Нашъ ямщикъ все время поджидалъ этого вагонщика, сказалъ Ричардъ: -- и вотъ вагонщикъ подходитъ теперь къ намъ.... Добрый день, пріятель!
Вагонщикъ стоялъ у дверецъ нашей коляски.
-- Что за странная вещь! прибавилъ Ричардъ, внимательно осматривая человѣка.-- Посмотрите, Ада, у него на шляпѣ выставлено ваше имя!
На его шляпѣ находились имена всѣхъ насъ. За ленточкой были заткнуты три небольшія записки: одна -- на имя Ады, другая -- на имя Ричарда, и третья -- на мое. Вагонщикъ, прочитавъ сначала надпись, передалъ каждую записку прямо по адресу. На вопросъ Ричарда, отъ кого онѣ посланы, вагонщикъ отвѣчалъ отрывисто: "отъ господина, сэръ", и, надѣвъ шляпу, которая была похожа на мягкій тазъ, хлопнулъ бичемъ, пробудилъ свою музыку, и мелодическіе звуки ея стали долетать до насъ слабѣе и слабѣе.
-- Чей это вагонъ? не мистера ли Джорндиса? спросилъ Ричардъ нашего ямщика.
-- Точно такъ, сэръ, отвѣчалъ ямщикъ.-- Отправляется въ Лондонъ.
Мы распечатали записки. Каждая изъ нихъ была дупликатомъ другой и заключала въ себѣ слѣдующія слова, написанныя четкимъ и красивымъ почеркомъ:
"Я ожидаю, мои милые, нашей встрѣчи весьма спокойно, и при этомъ случаѣ не желалъ бы видѣть принужденія ни съ той, ни съ другой стороны. Вслѣдствіе такого желанія, предъувѣдомляю васъ, что мы встрѣтимся какъ старые друзья, и о прошедшемъ не должно быть помину. Для васъ это будетъ служить весьма вѣроятнымъ, а для меня -- совершеннымъ облегченіемъ, и потому съ любовью къ вамъ остаюсь
"Джонъ Джорндисъ."
Быть можетъ, я болѣе моихъ спутниковъ имѣла причины изумляться такому посланію, потому что мнѣ до сихъ поръ не представлялось случая выразить свою благодарность тому, кто въ теченіе столь многихъ лѣтъ былъ моимъ благодѣтелемъ и моей единственной въ мірѣ опорой. Мнѣ никогда еще не приводилось подумать о томъ, буду ли я въ состояніи выразить всю мою признательность, которая слишкомъ глубоко лежала въ моемъ сердцѣ. Только теперь я начала думать и обдумывать о томъ, какимъ образомъ я встрѣчусь съ нимъ не поблагодаривъ его, и чувствовала, что исполнить это будетъ чрезвычайно трудно.
Въ душѣ Ричарда и Ады полученныя записки пробудили одинаковое ощущеніе. Сами не зная почему, они убѣждены были, что выраженіе благодарности за какое бы то ни было благодѣяніе будетъ непріятно для ихъ кузена Джорндиса, и что, во избѣжаніе подобныхъ объясненій, онъ согласится прибѣгнуть къ самымъ страннымъ средствамъ и уверткамъ,-- онъ даже готовъ будетъ убѣжать отъ нихъ. Ада слабо припоминала слова своей матери, переданныя ей во время ранняго ея дѣтства, что когда, при одномъ необыкновенно великодушномъ и щедромъ съ его стороны поступкѣ, Ада отправилась къ нему на домъ поблагодарить его, онъ случайно увидѣлъ изъ окна, какъ она подходила къ дверямъ, въ ту же минуту вышелъ черезъ заднее крыльцо и въ теченіе трехъ мѣсяцевъ никто не зналъ, куда онъ дѣвался. Разговоръ нашъ на одну и ту же тему развивался болѣе и болѣе; онъ занималъ насъ въ теченіе цѣлаго дня, и о другомъ мы почти ни о чемъ не говорили, а если и случалось переходить на другой предметъ, то очень скоро возвращались къ прежнему. Мы старались отгадать, какую наружность имѣлъ домъ мистера Джорндиса; доѣхавъ до него, увидимъ ли мы мистера Джорндиса сейчасъ же послѣ нашего пріѣзда, или спустя нѣкоторое время, о чемъ онъ будетъ говорить съ нами, и что будемъ мы отвѣчать ему. Обо всемъ этомъ мы судили, догадывались, дѣлали свои заключенія и повторяли это снова и снова.
Дорога была очень тяжела для лошадей, но тропинка для пѣшеходовъ находилась въ самомъ хорошемъ состояніи; и потому мы выходили изъ коляски и пѣшкомъ поднимались на вершины горъ. Намъ такъ нравилась эта прогулка, что мы продолжали ее достигнувъ возвышенія, гдѣ дорога снова становилась ровною и гладкою. Въ Бэрнетѣ насъ ожидала новая смѣна лошадей. Лошадей этихъ только что передъ нами накормили, и намъ нужно было подождать; вслѣдствіе этого мы снова сдѣлали прогулку, и довольно длинную, по широкому полю, ознаменованному какой-то кровопролитной битвой, и гуляли до тѣхъ поръ, пока коляска не догнала насъ. Эти прогулки до такой степени замедляли нашу поѣздку, что коротенькій день совершенно прошелъ, и длинная ночь наступила задолго передъ тѣмъ, какъ намъ пріѣхать въ Сентъ-Альфансъ, близъ котораго, какъ намъ извѣстно было, находился Холодный Домъ.
Въ это время мы испытывали такое нетерпѣніе, такое душевное волненіе, что когда коляска наша прыгала и стучала но каменной мостовой старинной улицы, Ричардъ признался, что чувствовалъ безразсудное желаніе воротиться назадъ. Съ наступленіемъ ночи задулъ рѣзкій вѣтеръ и сдѣлался морозъ, такъ что Ада, которую Ричардъ съ величайшей заботливостью укуталъ, и я дрожали съ головы до ногъ. Когда, обогнувъ уголъ, коляска наша выѣхала за городъ, и когда Ричардъ сказалъ намъ, что ямщикъ, который обнаруживалъ состраданіе къ нашему такъ высоко настроенному нетерпѣнію, оглядывается и киваетъ головой, мы приподнялись въ коляскѣ на ноги (Ричардъ поддерживалъ Аду, изъ опасенія, чтобъ она не упала) и старались открыть взорами, на открытомъ пространствѣ, освѣщенномъ сіяніемъ звѣздъ, мѣсто нашего назначенія. На вершинѣ холма, возвышавшагося впереди, мерцалъ огонекъ. Указавъ бичемъ на этотъ огонекъ и воскликнувъ: "Вонъ Холодный Домъ!", ямщикъ, несмотря, что дорога шла въ гору, пустилъ лошадей въ галопъ, и онѣ помчали насъ съ такой быстротой, что изъ подъ колесъ поднималось облако страшной пыли, которое осыпало насъ будто брызгами изъ подъ колесъ водяной мельницы. Огонекъ то скрывался отъ нашихъ взоровъ и опять открывался, то снова прятался и снова появлялся; наконецъ мы повернули въ аллею и вскорѣ примчали къ тому мѣсту, гдѣ тотъ же самый огонекъ свѣтилъ уже довольно ярко. Онъ находился въ окнѣ -- такъ по крайней мѣрѣ казалось намъ въ темнотѣ ночи -- стариннаго дома, съ тремя шпицами на кровлѣ лицевого фасада и съ полу-циркульнымъ подъѣздомъ, ведущимъ къ порталу. Вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ мы остановились, раздался звонъ колокольчика, и среди звуковъ его, звонко разливавшихся по тихому воздуху, среди отдаленнаго лая нѣсколькихъ собакъ, среди яркой полосы свѣта, вырывавшагося изъ открытыхъ дверей, среди клубовъ пару, поднимавшагося съ усталыхъ лошадей, и при усиленномъ біеніи нашихъ сердецъ, мы вышли изъ коляски въ сильномъ смущеніи.
-- Ада, душа моя! Эсѳирь, моя милая! здравствуйте, здравствуйте! Какъ я радъ, что вижу васъ!... Рикъ, еслибъ въ эту минуту у меня была еще рука, я подалъ бы ее тебѣ!
Джентльменъ, произносившій эти слова, чистымъ, звучнымъ гостепріимнымъ голосомъ, одной рукой обнялъ станъ Ады, а другой -- мой, цаловалъ насъ съ отеческой нѣжностью и наконецъ провелъ черезъ залу въ уютную комнатку, озаренную яркимъ, красноватымъ свѣтомъ пылающаго камина. Здѣсь онъ снова поцаловалъ насъ и, освободивъ свои руки, посадилъ меня и Аду другъ подлѣ друга на софу, нарочно придвинутую поближе къ камину. Я чувствовала, что если бы въ эту минуту мы стали стѣснять себя, онъ въ одну секунду убѣжалъ бы отъ насъ.
-- Теперь, Рикъ, твоя очередь, сказалъ онъ: -- моя рука свободна теперь. Одно слово отъ чистаго сердца замѣняетъ хорошую рѣчь. Я отъ души, отъ всей души радъ видѣть тебя. Будь здѣсь совершенно какъ дома и прежде всего обогрѣйся.
Ричардъ съ чувствомъ уваженія и искренности, явно выражавшимся на его лицѣ, сжалъ его руку обѣими руками и сказалъ (хотя и съ нѣкоторою горячностью, которая сильно тревожила меня: я одного только и боялась теперь, что, при малѣйшей съ нашей стороны опрометчивости, мистеръ Джорндисъ внезапно исчезнетъ):
-- Вы очень добры, сэръ! Мы чрезвычайно много обязаны вамъ.
Вмѣстѣ съ этимъ Ричардъ положилъ свою шляпу и пальто и подсѣлъ къ камину.
-- Теперь скажите, понравилась ли вамъ эта поѣздка и понравилась ли вамъ мистриссъ Джэллиби? сказалъ мистеръ Джорндисъ, обращаясь къ Адѣ.
Въ то время, какъ Ада отвѣчала на этотъ вопросъ, я взглянула (не считаю за нужное говорить, съ какимъ любопытствомъ взглянула я) на лицо мистера Джорндиса. Это было пріятное, умное, одушевленное лицо, быстро отражающее на себѣ всѣ малѣйшія движенія души; въ волосахъ его просвѣчивала серебристая просѣдь. По моему мнѣнію, лѣта его скорѣе приближались къ шестидесяти, а не къ пятидесяти; но, несмотря на то, онъ имѣлъ прямой станъ, мужественную осанку и крѣпкое тѣлосложеніе. Съ самой той минуты, какъ онъ заговорилъ съ нами, его голосъ отзывался въ душѣ моей знакомыми звуками, которыхъ я не могла опредѣлить; но вслѣдъ за тѣмъ что-то особенное, выразительное въ его манерѣ, какое-то особенно пріятное выраженіе въ его глазахъ въ ту же минуту напомнили мнѣ джентльмена, съ которымъ, шесть лѣтъ тому назадъ, въ незабвенный день моего отъѣзда въ Ридингъ, я встрѣтилась въ дилижансѣ. Я была увѣрена, что это былъ тотъ самый джентльменъ. Вовсю жизнь мою я неиспытывала такого страха, какъ при этомъ открытіи, потому что мистеръ Джорндисъ уловилъ мой взоръ и, по видимому, читая въ немъ мои сокровенныя мысли, бросилъ на дверь такой выразительный взглядъ, что я невольнымъ образомъ подумала, что мы тотчасъ лишимся его.
Какъ бы то ни было, мнѣ пріятно сказать, что онъ остался на мѣстѣ и спросилъ мое мнѣніе о мистриссъ Джэллиби.
-- Она слишкомъ занята африканскимъ дѣломъ, сэръ, отвѣчала я.
-- Благородно! возразилъ мистеръ Джорндисъ.-- Но вы отвѣчаете мнѣ словами Ады. (Мимоходомъ сказать, я вовсе не слышала, что отвѣчала ему Ада.) У васъ у всѣхъ какъ я вижу, на умѣ совсѣмъ другое.
-- Ваша правда, сэръ, сказала я, взглянувъ на Ричарда и Аду, которые взорами умоляли меня отвѣчать за нихъ.-- Мы думали, что мистриссъ Джэллиби, при своихъ занятіяхъ, сдѣлалась немного безпечна къ своему семейству.
-- Ну, опять срѣзала! вскричалъ мистеръ Джорндисъ.
Это восклицаніе снова встревожило меня.
-- Однако, я опять вамъ скажу, что мнѣ хотѣлось бы знать ваше настоящее мнѣніе, моя милая. Почемъ вы знаете, быть можетъ, я отправилъ васъ туда именно съ этой цѣлью.
-- Мы полагаемъ, сэръ, сказала я, съ замѣтной нерѣшимостью: -- мы полагали, сэръ, что всего справедливѣе начать съ семейныхъ обязанностей, и что если на эти обязанности смотрятъ сквозь пальцы и пренебрегаютъ ими, то другія и подавно не будутъ служить для нихъ замѣной.
-- Маленькіе Джэллиби, сказалъ Ричардъ, являясь мнѣ на помощь:-- находятся.... извините, сэръ, но я долженъ употребить болѣе сильное выраженіе.... они находятся въ самомъ жалкомъ положеніи.
-- Ну, такъ и есть! она правду говоритъ, сказалъ мистеръ Джорндисъ, весьма торопливо.-- Вѣтеръ дуетъ восточный.
-- Вѣтеръ былъ сѣверный, когда мы ѣхали сюда, замѣтилъ Ричардъ.
-- Любезный мой Рикъ, сказалъ мистеръ Джорндисъ, поправляя въ каминѣ огонь: -- я готовъ побожиться, что вѣтеръ или уже сдѣлался, или хочетъ сдѣлаться восточнымъ. Я всегда испытываю непріятное ощущеніе, лишь только вѣтеръ начинаетъ задувать съ востока.
-- Вѣроятно, это слѣдствіе ревматизма, сэръ? сказалъ Ричардъ.
-- Я самъ то же думаю, Рикъ. Я даже увѣренъ, что это ревматизмъ. Итакъ, маленькіе Джэллиби.... да нѣтъ, насчетъ вѣтра мнѣ что-то не вѣрится.... такъ маленькіе Джэллиби находятся въ самомъ.... ахъ, Боже мой! такъ и есть: непремѣнно восточный вѣтеръ! сказалъ мистеръ Джорндисъ.
Произнося эти слова, онъ раза три и, но видимому, безъ всякой цѣли прошелся по комнатѣ. Въ одной рукѣ держалъ онъ маленькую кочергу, а другой приглаживалъ волосы, выражая на кроткомъ лицѣ своемъ досаду въ одно и то же время такую странную и такую милую, что, мнѣ кажется, при этомъ мы уже не пугались, но приходили въ восторгъ, котораго не выразить никакими словами. Онъ подалъ одну руку Адѣ, а другую мнѣ, и, приказавъ Ричарду взять свѣчу, приготовился вывести насъ изъ этой комнаты, какъ вдругъ повернулся назадъ, и мы снова остались на своихъ мѣстахъ".
-- Такъ эти маленькіе Джэллиби... Развѣ вы не могли... развѣ... ну, какъ вы думаете, еслибъ вдругъ на нихъ посыпался дождь въ видѣ конфектъ или треугольныхъ пирожковъ съ малиновымъ вареньемъ, или что нибудь въ этомъ родѣ! сказалъ мистеръ Джорндисъ.
-- О, кузенъ!... начала было Ада, довольно поспѣшно.
-- Ну, вотъ это такъ, моя милочка. Я люблю, когда зовутъ меня кузеномъ. Еще бы лучше было, еслибъ ты сказала: кузенъ Джонъ.
-- Я вамъ вотъ что скажу, кузенъ Джонъ!... снова начала было Ада и громко разсмѣялась.
-- Ха, ха! Вотъ это мило, прекрасно! сказалъ мистеръ Джорндисъ, съ величайшимъ удовольствіемъ.-- Это звучитъ необыкновенно какъ натурально. Ну, что же ты скажешь, душа моя?
-- А то, что для нихъ выпалъ дождь гораздо лучше этого: для нихъ сахарный дождь замѣнялся самой Эсѳирью."
-- Это какъ такъ? сказалъ мистеръ Джорндисъ.-- Что же сдѣлала для нихъ Эсѳирь?
-- Вотъ что... я сейчасъ разскажу вамъ все, кузенъ Джонъ, сказала Ада, сложивъ свои ручки на его рукѣ и кивая мнѣ головкой, потому что въ это время я сдѣлала ей знакъ, чтобы она не говорила обо мнѣ.-- Эсѳирь съ перваго разу подружилась съ ними. Эсѳирь няньчила ихъ, убаюкивала, умывала и одѣвала, разсказывала имъ сказки, удерживала ихъ отъ шалостей, покупала имъ игрушки (Моя милая, добрая Ада! послѣ того, какъ отъискался бѣдный Пипи, я прогулялась съ нимъ и купила для него одну только оловянную лошадку!).... и вотъ еще что, кузенъ Джонъ: она утѣшала бѣдную Каролину, старшую дочь мистриссъ Джэллиби...и еслибъ вы знали, какъ она заботлива была ко мнѣ, какъ мила и какъ любезна!... Нѣтъ, нѣтъ, пожалуста, Эсѳирь, не возражай! ты сама знаешь, что это правда!
Признательная любимица души моей нагнулась ко мнѣ, поцаловала меня и потомъ, взглянувъ въ лицо кузена, смѣло сказала ему:
-- Во всякомъ случаѣ, кузенъ Джонъ, я хочу, я должна благодарить васъ за подругу, которую вы подарили мнѣ.
При этихъ словахъ я чувствовала, будто Ада нарочно возбуждала желаніе въ своемъ кузенѣ убѣжать отъ насъ. Однакожь, онъ не убѣгалъ.
-- Какъ ты давича сказалъ, Рикъ, откуда дуетъ вѣтеръ? спросилъ мистеръ Джорндисъ.
-- Съ сѣвера; но это было, когда мы ѣхали сюда.
-- Ты сказалъ правду. Восточнаго вѣтра совсѣмъ теперь нѣтъ. Это моя ошибка. Пойдемте же мои милые, пойдемте: посмотрите ваше новое жилище, вашъ домъ.
Это былъ одинъ изъ тѣхъ очаровательно-неправильныхъ домовъ, гдѣ вы поднимаетесь и спускаетесь по ступенькамъ изъ одной комнаты въ другую, гдѣ передъ вами являются еще комнаты, въ то время, какъ вы полагали, что уже больше не увидите ихъ; гдѣ встрѣчаете еще обильный запасъ маленькихъ гостиныхъ и коридоровъ, между которыми неожиданно встрѣчаете еще маленькія сельскія комнатки, съ жалюзями въ окнахъ, сквозь которыя пробиваются плющъ и яркая зелень. Моя комната, первая изъ предстоящихъ для нашего осмотра, имѣла именно вотъ эту наружность, съ прибавленіемъ къ ней потолка изъ стрѣльчатаго свода, отъ котораго являлось такое множество угловъ, какого впослѣдствіи я никакимъ образомъ не могла насчитать, и камина, вымощеннаго вокругъ чистыми бѣлыми изразцами, въ каждомъ изъ которыхъ пылающій въ каминѣ огонекъ отражался въ миніатюрномъ видѣ. Изъ этой комнаты вы спускаетесь по двумъ ступенькамъ и входите въ очаровательную маленькую гостиную, выходившую въ цвѣточный садъ. Этой комнатѣ предназначено было принадлежать отнынѣ мнѣ и Адѣ. Изъ этой гостиной, по тремъ ступенькамъ, вы поднимаетесь въ спальню Ады, съ прекраснымъ венеціанскимъ окномъ, изъ котораго представлялся плѣнительный видъ (впрочемъ, во время нашего осмотра за окнами представлялся одинъ только непроницаемый мракъ, подъ сводомъ темно-голубого, усѣяннаго звѣздами неба). Въ просвѣтѣ окна находилось углубленіе, и въ немъ устроено было мѣсто для сидѣнья; но это мѣсто замѣчательно тѣмъ, что, не вставая съ него, посредствомъ пружины, не одна, но три прелестныхъ Ады, въ одинъ моментъ, могли бы исчезнуть изъ этой комнаты и очутиться въ самомъ миніатюрномъ кабинетѣ, Изъ спальни Ады вы вступаете въ небольшую галлерею, съ которой соединялись другія парадныя комнаты (между прочимъ, всего только двѣ), и чрезъ нее, по маленькой лѣстницѣ, съ отлогими ступенями, вы входите въ пріемную залу. Но еслибъ, вмѣсто того, чтобъ выйти изъ комнаты Ады въ коридоръ, вы вздумали вернуться въ мою комнату и изъ нея подняться на нѣсколько ступенекъ по извилистой лѣстницѣ, которая совершенно неожиданно отдѣлялась отъ главной лѣстницы, вы заблудились бы въ коридорахъ, между катками и шкафами, треугольными столиками и настоящимъ индѣйскимъ стуломъ, который вмѣстѣ съ тѣмъ служилъ и софой, и сундукомъ, и кроватью.... короче сказать, стулъ этотъ имѣлъ сходство съ чѣмъ-то среднимъ между бамбуковымъ остовомъ крошечнаго зданія и огромнѣйшей птичьей клѣткой, и который привезенъ былъ изъ Индіи неизвѣстно кѣмъ и когда. Изъ этихъ коридоровъ вы входите въ комнату Ричарда, которая частію была библіотека, частію гостиная и частію спальня; вообще, можно сказать, что она имѣла видъ комфортабельнаго соединенія множества комнатъ. Изъ комнаты Ричарда, перейдя еще одинъ коридоръ, вы вступали въ простую комнату, гдѣ почивалъ мистеръ Джорндисъ круглый годъ съ открытымъ окномъ. Кромѣ кровати, въ ней не было никакой другой мебели; да и самая кровать стояла на самой серединѣ, для того, чтобы, въ строгомъ смыслѣ слова, спать на чистомъ воздухѣ. Въ небольшой комнаткѣ, примыкавшей къ этой спальнѣ, была устроена холодная ванна, изъ которой вы еще разъ входите въ коридоръ, гдѣ находились заднія лѣстницы, и гдѣ звуки скребницы, которою чистили лошадей, крики: "стой! сюда! вотъ такъ!" и стукъ лошадиныхъ копытъ о булыжную мостовую долетали до васъ изъ конюшенъ, вѣроятно, находившихся въ весьма близкомъ разстояніи. А еслибъ изъ той же спальни мистера Джорндиса вы вышли въ другую дверь (надобно замѣтить, что въ каждой комнатѣ находилось по крайней мѣрѣ двое дверей) и спустились бы по какимъ нибудь шести-семи ступенькамъ, то снова явились бы въ пріемной залѣ и стали бы изумляться тому, какимъ образомъ вы снова очутились въ немъ или въ какія двери выходили изъ него.
Мебель, скорѣе старинная, чѣмъ старая, какъ и самый домъ, отличалась пріятной иррегулярностью. Спальня Ады была вся въ цвѣтахъ: цвѣты на ситцахъ и шпалерахъ, на бархатѣ, на гарусномъ шитьѣ и на парчѣ двухъ массивныхъ, жосткихъ, нѣкогда парадныхъ стульевъ, поставленныхъ, вмѣстѣ съ двумя другими маленькими стульями, по обѣ стороны камина. Наша гостиная была зеленая. По стѣнамъ ея, въ рамкахъ за стекломъ и безъ стеколъ, развѣшено было множество удивительныхъ и удивленныхъ птицъ, которыя, выпуча глаза, смотрѣли изъ своихъ рамокъ,-- однѣ -- на настоящую форель подъ стекляннымъ колпакомъ, такую коричневую и блестящую, какъ будто она была облита соусомъ, другія -- на смерть капитана Кука, а самая большая часть изъ нихъ -- на весь процессъ приготовленія въ Китаѣ чаю, изображенный китайскими артистами. Въ моей комнатѣ находились гравюры овальной формы, изображающія эмблемы мѣсяцевъ,-- какъ, напримѣръ, іюнь изображался дамами, собирающими сѣно, въ платьяхъ съ коротенькими таліями и огромныхъ шляпкахъ, туго подвязанныхъ подъ самымъ подбородкомъ, а октябрь -- нобльменами въ штиблетахъ, указывающими треугольными шляпами на церковный шпицъ отдаленной деревни. Портреты, въ половину роста, рисованные карандашемъ, наполняли весь домъ; но они въ токомъ безпорядкѣ были разсѣяны по комнатамъ, что брата молодого офицера, висѣвшаго въ моей спальнѣ, я нашла въ китайскомъ кабинетѣ, а убѣленная сѣдинами старушка -- повтореніе премиленькой молоденькой невѣсты, съ цвѣткомъ на груди, висѣвшей тоже въ моей комнатѣ, находилась въ столовой. Вмѣсто того повѣшены были: старинная гравюра временъ королевы Анны, изображающая четырехъ ангеловъ, въ вѣнкахъ, съ нѣкоторымъ затрудненіемъ поднимающихъ на небо какого-то джентльмена, и шитье но канвѣ, представлявшее какое-то смѣшеніе плодовъ и заглавныхъ буквъ всей азбуки. Вся прочая движимость, начиная отъ гардеробныхъ шкафовъ до стульевъ, столовъ, занавѣсей, зеркалъ, даже до булавочныхъ подушекъ и хрустальныхъ флакончиковъ, представляла то же самое разнообразіе. Всѣ комнаты ни въ чемъ больше не согласовались между собой, какъ въ одной только удивительной опрятности и чистотѣ и въ значительномъ запасѣ розовыхъ листьевъ и душистой лавепды, и въ особенности въ ящикахъ комодовъ, гдѣ всего удобнѣе помѣщался этотъ запасъ. Таковы были первыя впечатлѣнія, произведенныя на насъ Холоднымъ Домомъ, съ его окнами, изъ которыхъ вырывался яркій свѣтъ, смягчаемый въ нѣкоторыхъ мѣстахъ занавѣсями, съ его пылающимъ каминомъ, отрадной теплотой и комфортомъ, съ его гостепріимными звуками, долетавшими до насъ изъ отдаленныхъ комнатъ и говорившими о приготовленіяхъ къ обѣду, съ лицомъ его великодушнаго хозяина,-- лицомъ, озареннымъ неподдѣльной радостью и отражавшимъ это чувство на все, съ чѣмъ встрѣчались наши взоры, и, наконецъ, легкимъ гуломъ только что задувшаго вѣтра, уныло, но вмѣстѣ съ тѣмъ пріятно вторившимъ всему, что мы слышали.
-- Я очень радъ, что мой домъ понравился вамъ, сказалъ мистеръ Джорндисъ, по возвращеніи нашемъ въ комнату Ады.-- Въ немъ нѣтъ лишняго, правда; но, надѣюсь, что этотъ уголокъ довольно комфортабеленъ и будетъ еще комфортабельнѣе подъ вліяніемъ такихъ свѣтлыхъ, юношескихъ взоровъ. Однако, вамъ остается всего полчаса до обѣда. Здѣсь вы никого не увидите, кромѣ одного прекраснѣйшаго созданія въ свѣтѣ -- одного ребенка.
-- Радуйся, Эсѳирь! и здѣсь есть дѣти! сказала Ада.
-- Пожалуйста вы не сочтите этого созданія въ буквальномъ смыслѣ за ребенка, продолжалъ мистеръ Джорндисъ.-- Относительно возраста его нельзя назвать ребенкомъ: онъ уже взрослый мужчина и лѣтами своими едва ли не старше меня; но, по простотѣ своей, по свѣжести чувствъ своихъ, по энтузіазму и вполнѣ непритворной неспособности ко всѣмъ мірскимъ дѣламъ, онъ настоящій ребенокъ.
Мы чувствовали, что это лицо должно быть очень интересно.
-- Онъ знакомъ съ мистриссъ Джэллиби, сказалъ мистеръ Джорндисъ.-- Онъ музыкантъ, то есть музыкантъ въ душѣ, хотя и могъ бы быть музыкантомъ на самомъ дѣлѣ; онъ артистъ, и тоже въ душѣ, хотя могъ бы быть артистомъ на самомъ дѣлѣ. Вообще онъ человѣкъ съ большими дарованіями и плѣнительными манерами. Онъ былъ несчастливъ въ своихъ дѣлахъ, несчастливъ въ своемъ призваніи и, наконецъ, несчастливъ въ своемъ семействѣ; но его нисколько не тревожитъ это: онъ настоящій ребенокъ!
-- Вы, кажется, сказали, что онъ имѣлъ своихъ дѣтей? спросилъ Ричардъ.!
-- Да, Рикъ, имѣлъ, съ полдюжины и даже больше.... почти дюжину, такъ по крайней мѣрѣ я долженъ полагать. Но онъ нисколько не заботился о нихъ,-- да и могъ ли онъ? Нужно было, что бы кто нибудь о немъ позаботился. Вѣдь я сказалъ вамъ, что онъ самъ ребенокъ! отвѣчалъ мистеръ Джорндисъ.
-- Но, позвольте спросить, заботились ли о себѣ хоть сколько нибудь его дѣти? спросилъ Ричардъ.
-- Въ этомъ отношеніи я предоставляю тебѣ самому сдѣлать заключеніе, сказалъ мистеръ Джорндисъ, и выраженіе лица его вдругъ приняло недовольный видъ.-- Дѣти Гарольда Скимполя, какъ и всякаго бѣднаго человѣка, не получили приличнаго образованія, а между тѣмъ, такъ или иначе, успѣли, однако же, шагнуть нѣсколько впередъ.... Что это, неужели вѣтеръ снова повернулъ къ востоку? да, да, я чувствую, что повернулъ.
Ричардъ сдѣлалъ замѣчаніе, что Холодный Домъ построенъ на такомъ мѣстѣ, которое совершенно открыто для сѣвернаго вѣтра.
-- Да, дѣйствительно открыто, сказалъ мистеръ Джорндисъ.-- Безъ всякаго сомнѣнія, это и есть главная причина моего безпокойства насчетъ вѣтра, сказалъ мистеръ Джорндисъ.-- Ужь одно названіе "Холодный Домъ" ясно говоритъ, что онъ открытъ для сѣвернаго вѣтра.... Однако, намъ, кажется, съ тобой по пути: такъ пойдемъ же вмѣстѣ!
Наше имущество, заранѣе отправленное изъ Лондона, прибыло сюда до нашего пріѣзда, и мнѣ предстояло посвятить моему туалету всего нѣсколько минутъ. Окончивъ его, я занялась приведеніемъ въ порядокъ моего мірского достоянія, какъ вдругъ въ комнату мою вошла служанка (не та, которой назначено было находиться при Адѣ, но которой я еще не видѣла) и въ небольшой коробочкѣ принесла двѣ связки ключей, съ маленькими ярлычками на каждомъ.
-- Это для васъ, миссъ, сказала она.
-- Для меня? спросила я.
-- Точно такъ, миссъ.-- Это ключи отъ домашняго хозяйства.
Вмѣсто отвѣта на лицѣ моемъ выразилось крайнее изумленіе, тѣмъ болѣе, что служанка, едва ли не съ такимъ же изумленіемъ прибавила:
-- Мнѣ приказано принести ихъ къ вамъ, миссъ, какъ только останетесь вы наединѣ. Кажется, если не ошибаюсь, я имѣю удовольствіе говорить съ миссъ Соммерсонъ?
-- Да, отвѣчала я: -- это мое имя.
-- Въ большой связкѣ находятся ключи отъ замковъ, которые вы увидите въ комнатахъ, а въ маленькой -- отъ погребовъ. Не угодно ли вамъ назначить время на завтрашнее утро, и я покажу вамъ, къ какимъ именно замкамъ они принадлежатъ и что подъ тѣми замками находится.
Я отвѣчала, что буду готова въ половинѣ седьмого, и, по уходѣ служанки, устремила взоры на ключи, совершенно теряясь въ громадности возлагаемаго на меня порученія. Ада застала меня въ этомъ положеніи, и когда я показала ей ключи и разсказала, почему они очутились въ моей комнатѣ, она выразила такую очаровательную увѣренность въ мое умѣнье вести хозяйство, что съ моей стороны было бы верхъ безчувственности и неблагодарности не видѣть въ словахъ ея одобренія. Разумѣется, я знала, что Ада не была увѣрена въ своихъ словахъ: она высказала ихъ по свойственному ей добродушію; но мнѣ пріятно было показывать видъ, что я совершенно не замѣчаю ея милаго заблужденія.
Когда мы спустились въ столовую, насъ представили мистеру Скимполю, который стоялъ передъ каминомъ и разсказывалъ Ричарду, какъ любилъ онъ, въ бытность свою въ школѣ, играть въ мячъ. Это было небольшое созданіе, съ довольно большой головой, но пріятнымъ лицомъ, нѣжнымъ голосомъ и какой-то особенной прелестью, которая обнаруживалась во всей его особѣ. Все, что говорилось имъ, было до такой степени чуждо всякой натяжки и произносилось съ такой плѣнительной откровенностью, съ такимъ веселымъ расположеніемъ духа, что слушать его служило для насъ настоящимъ очарованіемъ. При болѣе стройномъ, въ сравненіи съ мистеромъ Джорндисомъ, станѣ, при болѣе свѣжемъ, румяномъ лицѣ и темныхъ волосахъ, онъ казался гораздо моложе. Вѣрнѣе можно сказать, что онъ, во всѣхъ отношеніяхъ, имѣлъ наружность молодого человѣка, утратившаго свою молодость, нежели на пожилыхъ лѣтъ мужчину, сохранившаго физическія силы. Въ его обращеніи, въ его манерѣ замѣтна была какая-то легкая небрежность; то же самое замѣчалось и въ одеждѣ (не говоря уже про безпечную прическу волосъ и свободную, небрежную повязку шейнаго платка, съ которыми, сколько я замѣчала, художники пишутъ свои собственные портреты),-- все это вмѣстѣ сливалось въ одну идею о романтическомъ юношѣ, испытавшемъ на себѣ необыкновенный процессъ уничиженія своего достоинства. Меня поражало то обстоятельство, что, но наружности своей и по манерѣ, онъ не имѣлъ ни малѣйшаго сходства съ человѣкомъ, который подвинулся въ жизни по обыкновенной дорогѣ, проложенной лѣтами, заботами и испытаніями.
Я узнала изъ разговора, что мистеръ Скимполь воспитывался и приготовлялъ себя къ медицинской профессіи и нѣкоторое время принадлежалъ къ свитѣ какого-то германскаго принца, въ качествѣ медика. Онъ сказывалъ, что, касательно значенія аптекарскаго вѣса и мѣры, онъ постоянно былъ ребенкомъ, что онъ ровно ничего не зналъ о нихъ (за исключеніемъ развѣ того, что они внушали къ себѣ сильное отвращеніе), а вслѣдствіе того онъ никогда не могъ прописывать рецепты съ тою аккуратностью и съ тѣми мельчайшими подробностями, какихъ требовали наука и состояніе паціентовъ. Судя по его словамъ, его голова была не такъ устроена, чтобы вмѣщать въ себѣ подробности. Онъ съ величайшимъ юморомъ разсказывалъ намъ, что когда его приглашали пустить кровь принцу или подать помощь кому нибудь изъ домашнихъ, то, но обыкновенію, его заставали или въ постелѣ, гдѣ онъ любовался потолкомъ, или за чтеніемъ газеты, или за какимъ нибудь фантастическимъ рисункомъ,-- и, само собою разумѣется, не могъ же онъ оторваться отъ подобныхъ занятій. Принцу крайне не нравилось это. Сначала онъ дѣлалъ замѣчанія, и дѣлалъ ихъ совершенно справедливо, какъ говорилъ мистеръ Скимполь съ неподражаемымъ простосердечіемъ, и, наконецъ, уничтожилъ условіе. Скимполь, не имѣя никакихъ средствъ, кромѣ любви, къ своему существованію (это было сказано съ очаровательной наивностью), влюбился, женился и окружилъ себя розовыми купидончиками. Его добрый другъ Джорндисъ и нѣкоторые другія изъ его добрыхъ друзей старались, въ болѣе быстрой или медленной послѣдовательности, открывать для него различныя дороги въ жизни; но старанія ихъ остались безъуспѣшны, и неудивительно, если принять въ соображеніе два самые странные недостатка, въ которыхъ онъ чистосердечно признавался, и именно: одинъ изъ нихъ состоялъ въ томъ, что мистеръ Скимполь не имѣлъ никакого понятія о времени, а другой]-- въ томъ, что онъ не имѣлъ никакого понятія о деньгахъ. Вслѣдствіе этихъ недостатковъ, мистеръ Скимполь всегда забывалъ о назначенныхъ свиданіяхъ, никогда не могъ вести дѣла надлежащими образомъ и никогда не зналъ надлежащей цѣны всякаго рода предметамъ. Что станете дѣлать! Онъ дѣлалъ успѣхи въ жизни по своему и, подвигаясь по своей дорогѣ, очутился съ нами въ одномъ и томъ же мѣстѣ. Онъ очень любилъ читать газеты, любилъ рисовать фантастическіе этюды, любилъ природу, любилъ искусство. Отъ общества онъ просилъ только одного, чтобъ ему позволено было жить на свободѣ. Кажется, это немного! Его нужды были весьма немногія. Дайте ему газеты, представьте ему случай побесѣдовать, дайте ему музыку, баранины, кофе, ландшафтъ, свѣжіе плоды въ лѣтній сезонъ, нѣсколько листовъ бристольской бумаги, немного краснаго вина,-- и, право, онъ больше ничего не сталъ бы просить. Въ кругу людей онъ былъ настоящій ребенокъ,-- но не такой ребенокъ, который бы расплакался, не получивъ желаемой игрушки. Разъ и навсегда онъ сказалъ всѣмъ людямъ: "идите съ миромъ каждый по своей дорогѣ! носите красные мундиры, синіе фраки, батистовые нарукавники, носите перья за ушами, носите фартуки; ищите славы и стремитесь за ней, слѣдите за торговлей, занимайтесь ремесломъ, дѣлайте что вамъ угодно, но только дайте Гарольду Скимполю жить на свободѣ!"
Все это и многое другое онъ разсказывалъ намъ не только съ безпредѣльнымъ юморомъ и наслажденіемъ, но и въ нѣкоторой степени съ одушевленіемъ и чистосердечіемъ. Онъ говорилъ о своихъ дѣяніяхъ и подвигахъ, какъ будто никогда не принималъ въ нихъ участія, какъ будто Скимполь былъ третье лицо, какъ будто онъ зналъ, что Скимполь имѣлъ свои странности, свои особенности, но вмѣстѣ съ тѣмъ имѣлъ и свои права, которыми пользовались другіе люди, и потому ни подъ какимъ видомъ не должны быть нарушены. Онъ былъ очарователенъ, въ строгомъ смыслѣ этого слова. Если идеи мои въ ту раннюю пору моей жизни были еще довольно смутны, то, стараясь примирить все сказанное имъ съ тѣмъ, что я считала обязанностью и отвѣтственностью въ жизни, я находилась еще въ большемъ недоумѣніи, не постигая вполнѣ, почему онъ освобождался отъ нихъ. Что онъ былъ свободенъ отъ нихъ, въ этомъ я почти не сомнѣвалась; да онъ и самъ былъ увѣренъ въ этомъ.
-- Я ничего не ищу, ничего не домогаюсь, сказалъ мистеръ Скимполь, съ прежней безпечностью и безъ принужденія.-- Быть владѣтелемъ чего нибудь, дѣлать пріобрѣтенія не имѣетъ для меня ни малѣйшей привлекательности. Напримѣръ, вотъ этотъ прекраснѣйшій домъ принадлежитъ моему другу Джорндису. Я чувствую себя вполнѣ обязаннымъ ему за то, что онъ владѣетъ этимъ домомъ. Я могу срисовывать этотъ домъ, могу дѣлать въ своемъ рисункѣ различныя измѣненія, я могу огласить его музыкой. Бывая здѣсь, я достаточно владѣю этимъ домомъ и, къ тому же, не знаю ни хлопотъ, ни заботъ, ни издержекъ, ни отвѣтственности. Короче вамъ сказать, имя моего домоправителя Джорндисъ,-- и ужъ онъ, повѣрьте, не обманетъ меня.... Мы заговорили было о мистриссъ Джэллиби. Надобно вамъ сказать, эта женщина одарена свѣтлымъ взглядомъ, силою воли и безпредѣльной способностью заниматься дѣлами и вникать во всѣ ихъ подробности,-- женщина, которая бросается въ предпріятія съ изумительнымъ рвеніемъ! Съ своей стороны я не сожалѣю, что природа не надѣлила меня силой воли и необыкновенной способностью заниматься дѣлами, чтобы бросаться въ предпріятія съ изумительнымъ рвеніемъ. Я могу восхищаться способностями этой женщины безъ всякой зависти. Я могу сочувствовать ея предпріятіямъ. Я могу мечтать о нихъ. Я могу лежать на травѣ -- само собою разумѣется, въ хорошую погоду -- и, въ то же время, плавать по африканской рѣкѣ, обнимать каждаго встрѣчнаго туземца, ощущать и цѣнить глубокое безмолвіе африканской природы, рисовать пышную, роскошную растительность тропическаго климата такъ вѣрно, такъ аккуратно, какъ будто въ минуты моихъ созерцаній я находился тамъ. Не знаю, можно ли изъ этого извлечь какую нибудь существенную пользу,-- но это все, что я въ состояніи сдѣлать, и сдѣлать отчетливо, совершенно. Поэтому, ради Бога, предоставьте Гарольду Скимполю, этому довѣрчивому ребенку, умолять васъ, умолять весь міръ, умолять все сословіе практическихъ людей, сдѣлавшихъ похвальную привычку заниматься дѣломъ,-- да позволено будетъ ему существовать между ними и любоваться человѣческимъ семействомъ! Сдѣлайте это такъ или иначе, по внушенію вашего добраго сердца, и предоставьте ему полную свободу кататься на своемъ конькѣ!
Ясно было, что мистеръ Джорндисъ не оставлялъ безъ вниманія подобную мольбу. Мистеръ Скимполь находился въ такомъ положеніи, что нельзя было оставить этого безъ вниманія, даже еслибъ онъ и не прибавилъ слѣдующихъ словъ:
-- Только вамъ, великодушныя созданія,-- вамъ однимъ я завидую, сказалъ мистеръ Скимполь, обращаясь къ намъ, новымъ знакомымъ:-- завидую вашей способности дѣлать то, что выдѣлаете. Имѣя эту способность, я приходилъ бы въ восторгъ отъ самого себя. Я не чувствую простой, грубой признательности къ вамъ. Напротивъ того, мнѣ кажется, вамъ бы слѣдовало быть благодарными мнѣ, за то, что я доставляю вамъ случай наслаждаться пріятнымъ сознаніемъ своего великодушія. Я знаю, это вамъ нравится. Смѣло и утвердительно могу сказать, что я явился въ этотъ свѣтъ собственно затѣмъ, чтобъ увеличить запасъ вашего счастія. Почему знать, быть можетъ, я затѣмъ и родился, чтобы быть вашимъ благодѣтелемъ, предоставляя вамъ отъ времени до времени случай помогать мнѣ въ моихъ маленькихъ затрудненіяхъ Стоитъ ли сожалѣть, что я не способенъ къ общественнымъ занятіямъ, если эта неспособность доставляетъ такія пріятныя послѣдствія? И поэтому я не сожалѣю.
Изъ всѣхъ игривыхъ рѣченіи (игривыхъ, но всегда выражавшихъ какой нибудь смыслъ ) ни одно, по видимому, не нравилось такъ мистеру Джорндису, какъ это. Впослѣдствіи я очень часто удивлялась, дѣйствительно ли было замѣчательнымъ или замѣчательнымъ только для меня, что человѣкъ, который, по всей вѣроятности, былъ признательнѣйшимъ существомъ и изъявлялъ свою признательность при малѣйшемъ случаѣ, долженъ до такой степени чуждаться благодарности другихъ людей.
Мы всѣ были очарованы. Откровенность мистера Скимполя, его въ высшей степени пріятное описаніе своей особы я считала за должную дань плѣнительнымъ качествамъ Ады и Ричарда, тѣмъ болѣе, что мистеръ Скимполь видѣлся съ ними въ первый разъ. Весьма натурально, что они, особливо Ричардъ, оставались довольны по тѣмъ же самымъ причинамъ и считали за особенную честь, что такой привлекательный человѣкъ открывался передъ ними, ввѣрялся имъ такъ непринужденно. Чѣмъ далѣе мы слушали, тѣмъ свободнѣе говорилъ мистеръ Скимполь. И сколько прелести заключалось въ его безпечной радости и одушевленіи, въ его плѣнительной горячности, въ его безъискусственномъ умѣньи игриво обнаруживать свои недостатки, какъ будто онъ говорилъ въ это время: "вѣдь я ребенокъ, вы это знаете! Въ сравненіи со мной, вы -- люди, полные коварныхъ умысловъ (на меня, дѣйствительно, смотрѣлъ онъ именно съ этой точки зрѣнія); а я между тѣмъ безпеченъ, веселъ и невиненъ. Забудьте всѣ ваши свѣтскія ухищренія и играйте со мной!"
Короче сказать, эффектъ, производимый мистеромъ Скимполемъ, былъ ослѣпителенъ.
Онъ до такой степени былъ чувствителенъ, душа его была до такой степени воспріимчива ко всему прекрасному и нѣжному, что только однимъ этимъ онъ могъ бы пріобрѣсть расположеніе. Вечеромъ, когда я приготовляла чай, а Ада въ сосѣдней комнатѣ тихо играла на фортепьяно и въ полголоса напѣвала кузену Ричарду романсъ, который случайно пришелъ имъ на память, мистеръ Скимполь явился въ столовую и, расположившись на софѣ, недалеко отъ меня, началъ говорить объ Адѣ такъ мило, что я почти полюбила его.
-- Она похожа на ясное утро, говорилъ онъ.-- Съ этими золотистыми волосами, съ этими голубыми глазами и этимъ свѣжимъ румянцемъ на ея ланитахъ, она удивительно похожа на свѣтлое майское утро. Вотъ посмотрите, здѣшнія птички непремѣнно сочтутъ ее за утро. Мы не будемъ называть сироткой такое очаровательное юное созданіе, которое служитъ отрадой всему человѣчеству. Она, по моему, дитя вселенной.
Я замѣтила, что мистеръ Джорндисъ стоялъ позади Скимполя; его руки были откинуты назадъ, и на лицѣ его играла выразительная улыбка.
-- Я боюсь, сказалъ онъ: -- что свѣтъ -- довольно равнодушенъ.
-- Неужели! Не знаю! вскричалъ мистеръ Скимполь протяжно.
-- А мнѣ кажется, я знаю, сказалъ мистеръ Джорндисъ.
-- Конечно, конечно! вскричалъ Скимполь:-- вы знаете свѣтъ, (это, по вашимъ понятіямъ, то же, что вселенная), а я о вашемъ свѣтѣ ровно ничего не знаю; поэтому вы должны итти своей дорогой. Но еслибъ я имѣлъ свою дорогу (при этомъ мистеръ Скимполь взглянулъ на Аду и Ричарда), на ней бы не было колючихъ терній суровой дѣйствительности, конѣ какъ на той тропинкѣ. Она была бы усыпана розами, пролегала бы подъ тѣнью цвѣтущихъ садовъ, гдѣ нѣтъ ни весны, ни осени и ни зимы, но вѣчное лѣто. Она бы не знала никакихъ перемѣнъ, ни вліянія времени. Пошлое слово "деньги" никогда бы не раздавалось вблизи ея.
Мистеръ Джорндисъ погладилъ мистера Скимполя по головѣ, какъ будто Скимполь и въ самомъ дѣлѣ былъ ребенокъ, и, сдѣлавъ шага два по комнатѣ, остановился на нѣсколько секундъ и бросилъ взглядъ на молодыхъ кузиновъ. Этотъ взглядъ былъ задумчивъ, по въ тоже время имѣлъ кроткое, ласковое выраженіе, выраженіе, которое я часто (о, какъ часто!) замѣчала впослѣдствіи, и которое навсегда запечатлѣлось въ моемъ сердцѣ. Комната, въ которой сидѣли молодые люди, сообщаясь съ комнатой, въ которой стоялъ мистеръ Джорндисъ, освѣщалась однимъ только каминнымъ огнёмъ. Ада сидѣла за фортепьяно; Ричардъ, наклонясь, стоялъ подлѣ нея. Тѣни ихъ сливались на стѣнѣ въ одну тѣнь и представляли какія-то странныя формы, не лишенныя, впрочемъ, еще болѣе страннаго движенія, сообщаемаго колебавшимся пламенемъ въ каминѣ, хотя и отражались онѣ отъ предметовъ неподвижныхъ. Ада такъ нѣжно и легко прикасалась къ клавишамъ и пѣла такъ тихо, что вѣтеръ, улетая къ отдаленнымъ вершинамъ холмовъ, былъ такъ же слышенъ, какъ и звуки фортепьяно. Непроницаемая тайна будущаго и слабый намекъ на него, сообщаемый голосомъ настоящаго, по видимому, выражались во всей этой картинѣ.
Но не для того я припоминаю эту сцену -- о, какъ свѣжо сохранилась она въ моей памяти!-- чтобы припомнить мысль, которая родилась въ моей головѣ во время этой сцены; нѣтъ I во первыхъ, для меня не совсѣмъ непонятнымъ осталось различіе между безмолвнымъ взглядомъ, направленнымъ на эту сцену, и потокомъ словъ, предшествовавшихъ взгляду. Во вторыхъ, хотя взглядъ мистера Джорндиса, отведенный отъ Ады и Ричарда, остановился на мнѣ на одну только секунду, но я чувствовала, какъ будто въ эту секунду мистеръ Джорндисъ довѣрялъ мнѣ (и зналъ, что довѣряетъ, и что я принимала это довѣріе) свою надежду, что Ада и Ричардъ соединятся современенъ болѣе крѣпкими и нѣжными узами родства.
Мистеръ Скимполь умѣлъ играть на фортепьяно и віолончели. Онъ былъ композиторъ -- написалъ однажды половину оперы; но она страшно наскучила ему, и осталась неконченною. Его сочиненіи отличались вкусомъ, и онъ разъигрывалъ ихъ съ чувствомъ. Послѣ чаю у насъ образовался маленькій концертъ, въ которомъ Ричардъ, мистеръ Джорндисъ и я были слушателями. Ричардъ былъ въ восторгѣ отъ пѣнія Ады и говорилъ мнѣ, что она знала всѣ романсы, которые когда либо были написаны. Спустя нѣсколько времени я замѣтила, что въ комнатѣ недоставало сначала мистера Скимполя, а потомъ и Ричарда, и въ то время, какъ я старалась догадаться, почему Ричардъ не возвращался такъ долго и терялъ такъ много, въ дверь столовой заглянула служанка,-- та самая, которая вручила мнѣ ключи.
-- Сдѣлайте одолженіе, миссъ, сказала она: -- нельзя ли вамъ отлучиться на минутку?
Когда я вышла и затворила дверь, служанка, поднявъ руки, сказала:
-- Мистеръ Карстонъ приказалъ сказать, нельзя ли вамъ пожаловать] наверхъ, въ комнату мистера Скимполя. Его постигъ какой-то ударъ.
-- Ударъ?
-- Точно такъ, миссъ,-- и совсѣмъ неожиданный, отвѣчала служанка.
Въ душѣ моей въ эту минуту родилось опасеніе, что недугъ мистера Скимполя могъ оказаться опаснаго рода; но, несмотря на то, я попросила ее никого больше не тревожить. Собравшись съ духомъ, я быстро пошла за служанкой по лѣстницѣ, стараясь въ то же время сообразить, какія употребить лучше средства, если окажется, что съ мистеромъ Скимполемъ сдѣлался обыкновенный обморокъ. Служанка отворила дверь, и я вошла въ комнату, гдѣ, къ моему невыразимому удивленію, вмѣсто того, чтобы застать мистера Скимполя въ постели или распростертымъ на полу, я увидѣла, что онъ стоялъ передъ каминомъ и улыбался Ричарду, между тѣмъ какъ Ричардъ, съ лицомъ, выражавшимъ крайнее замѣшательство, смотрѣлъ на диванъ, гдѣ сидѣлъ незнакомый мужчина, въ бѣломъ пальто, съ гладкими и рѣдкими волосами на головѣ, которую онъ приглаживалъ носовымъ платкомъ, вслѣдствіе чего количество волосъ казалось еще меньшимъ.
-- Миссъ Соммерсонъ, торопливо сказалъ Ричардъ: -- я очень радъ, что вы пришли сюда. Вы въ состояніи будете подать намъ совѣтъ. Нашъ другъ мистеръ Скимполь.... не пугайтесь пожалуете!... арестованъ за долги.
-- И въ самомъ дѣлѣ, неоцѣненная миссъ Соммерсонъ, сказалъ мистеръ Скимполь, съ своимъ обворожительнымъ чистосердечіемъ: -- я никогда еще не находился въ такомъ положеніи, въ какомъ болѣе всего требуются тотъ здравый разсудокъ, та спокойная привычка оказывать пользу и то умѣнье приводитъ дѣла въ надлежащій порядокъ, которые долженъ замѣтить въ васъ всякій, кто только имѣлъ счастіе находиться въ вашемъ обшествѣ не болѣе четверти часа.
Незнакомецъ на диванѣ, страдавшій, по видимому, сильнымъ насморкомъ, такъ громко сморкнулся, что этотъ звукъ не на шутку испугалъ меня.
-- Какъ великъ долгъ, за который арестуютъ васъ? спросила я мистера Скимполя.
-- Не знаю, неоцѣненная миссъ Соммерсонъ, отвѣчалъ онъ, такъ мило качая головой: -- рѣшительно не знаю. Говорятъ, сколько-то фунтовъ, сколько-то шиллинговъ и полпенса.
-- Двадцать-четыре фунта, шестнадцать шиллинговъ и семь съ половиною пенсовъ. Вотъ и весь тутъ долгъ, замѣтилъ незнакомецъ.
-- А это отзывается.... это отзывается, сказалъ мистеръ Скимполь: -- это составляетъ, по вашему, весьма незначительную сумму?
Незнакомецъ не сдѣлалъ на это возраженія, но вмѣсто того еще разъ сморкнулся и сморкнулся такъ сильно, что, по видимому, усиліе, съ которымъ производилась эта операція надъ носомъ, заставила его приподняться.
-- Мистеръ Скимполь, сказалъ Ричардъ, обращаясь ко мнѣ: -- мистеръ Скимполь совѣстится обратиться къ нашему кузену Джорндису, потому что онъ недавно.... мнѣ кажется, сэръ, я понялъ васъ, что онъ недавно помогъ вамъ
-- О, да! возразилъ мистеръ Скимполь, улыбаясь: -- хотя я совершенно позабылъ, какъ велика сумма и когда это было. Джорндисъ съ удовольствіемъ готовъ повторить это. Но, знаете, въ этомъ отношеніи я имѣю чувства эпикурейца: въ помощи, которую оказываютъ мнѣ, я бы хотѣлъ видѣть перемѣну, въ нѣкоторой степени, новинку; мнѣ бы хотѣлось -- и онъ взглянулъ на Ричарда и на меня -- мнѣ бы хотѣлось открыть великодушіе на новой почвѣ и въ цвѣткѣ, имѣющемъ новую форму.
Прежде, чѣмъ отвѣтить на это, я рѣшилась узнать, какія могутъ быть послѣдствія, если долгъ не будетъ уплаченъ..
-- Тюрьма, сказалъ незнакомецъ, хладнокровно укладывая носовой платокъ въ шляпу, стоявшую на полу у его ногъ: -- тюрьма или Коавинсесъ.
-- Могу ли я спросить, что это такое?
-- Что такое Коавинсесъ? повторилъ незнакомецъ.-- Это -- домъ. {Въ Англіи есть особые лома, пула, не прибѣгая къ мѣрамъ правосудія, забираютъ должниковъ такого рода, на уплату долговъ которыхъ есть какая нибудь надежда. Дома эти содержатся частными людьми, получившими на это право отъ правительства и извлекающими изъ спекуляціи подобнаго рода значительныя выгоды. Прим. перевод.}
Ричардъ и я обмѣнялись взорами. Весьма замѣчательно обстоятельство, что арестъ приводилъ въ затруднительное положеніе не мистера Скимполя, какъ должно было ожидать, а насъ. Онъ наблюдалъ за нами съ неподдѣльнымъ вниманіемъ; но въ его наблюденіяхъ, если можно допустить подобное противорѣчіе, не скрывалось эгоизма. Онъ совершенно умывалъ свои руки отъ затруднительнаго положенія, въ которомъ находился, и оно сдѣлалось нашей принадлежностью.
-- Я полагаю, замѣтилъ мистеръ Скимполь, какъ будто отъ души желая вывести насъ изъ затрудненія: -- я полагаю, что мистеръ Ричардъ, или его прекрасная кузина, или оба они вмѣстѣ, какъ участники въ тяжбѣ, производимой въ Верховномъ Судѣ, касательно раздѣла (какъ говорятъ другіе) какого-то огромнаго наслѣдства,-- я полагаю, что они при этомъ случаѣ могутъ дать или подписку, или что нибудь другое, что нибудь въ родѣ поручительства или обязательства. Не знаю, какъ это называется у дѣловыхъ людей, но полагаю, что въ ихъ распоряженіи есть же какое нибудь орудіе, которымъ можно бы устроить это дѣло
-- Какъ бы не такъ! это дудки-съ! сказалъ незнакомецъ.
-- Въ самомъ дѣлѣ? возразилъ мистеръ Скимполь.-- Это начинаетъ казаться чрезвычайно страннымъ, особливо для того, кто не можетъ назвать себя судьей и знатокомъ этихъ дѣлъ.
-- Странно или нѣтъ, довольно рѣзко замѣтилъ незнакомецъ:-- но я вамъ говорю, что этимъ отъ меня не отдѣлаться.
-- Успокойтесь; любезный мой! будьте похладнокровнѣе! сказалъ мистеръ Скимполь, стараясь въ самомъ дѣлѣ успокоить его и въ то же время рисуя его голову на пустомъ листкѣ какой-то книги.-- Не разстроивайте себя своимъ занятіемъ. Мы умѣемъ отличить васъ отъ вашей обязанности, мы умѣемъ отличить какое бы то ни было лицо отъ его профессіи. Но, повѣрьте, мы еще не до такой степени предубѣждены противъ людей; мы готовы допустить предположеніе, что въ частной жизни вы весьма почтенный человѣкъ, съ большимъ запасомъ поэзіи въ вашей натурѣ, о чемъ, быть можетъ, вы не имѣете и малѣйшаго сознанія.
Незнакомецъ отвѣчалъ сильнымъ сморканьемъ, въ знакъ ли того, что онъ принимаетъ поэтическую дань, или съ пренебреженіемъ отвергаетъ ее; онъ не принялъ на себя труда объяснить намъ это.
-- Теперь., неоцѣненная миссъ Соммерсонъ и любезнѣйшій мистеръ Ричардъ, сказалъ мистеръ Скимполь весело, невинно и довѣрчиво, и въ то же время любуясь рисункомъ, наклонивъ для этого голову нѣсколько на бокъ: -- теперь вы видите, что я рѣшительно не могу помочь себѣ и нахожусь совершенно въ вашихъ рукахъ. Я прошу одной только свободы. Если бабочки порхаютъ на свободѣ, то согласитесь, что люди, вѣроятно, не откажутъ Гарольду Скимполю въ томъ, что они предоставляютъ бабочкамъ.
-- Знаете ли что, миссъ Соммерсонъ, прошепталъ мнѣ Ричардъ: -- у меня есть десять фунтовъ, которые я получилъ отъ мистера Кэнджа. Нельзя ли употребить ихъ въ дѣло?
Въ моемъ распоряженіи было тоже пятнадцать фунтовъ и нѣсколько шиллинговъ, сбереженныхъ мною въ теченіе многихъ лѣтѣ изъ денегъ, высылаемыхъ мистеромъ Кэнджемъ въ пансіонъ на мои потребности. Я всегда полагала, что, быть можетъ, по какимъ нибудь не предвидѣннымъ обстоятельствамъ, я буду неожиданно брошена въ міръ безъ друзей, безъ родныхъ, безъ всякихъ средствъ къ существованію, и потому всегда старалась сберечь немного денегъ и имѣть ихъ при себѣ, чтобы не быть совершенно безъ гроша. Я сказала Ричарду, что имѣю небольшой капиталъ и въ настоящее время не нуждаюсь въ немъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ просила его, пока я буду ходить за деньгами, сообщить, какъ можно деликатнѣе, мистеру Скимполю, что мы бы желали имѣть удовольствіе заплатить его долгъ.
Когда я возвратилась, мистеръ Скимполь поцаловалъ мнѣ руку и, но видимому, былъ тронутъ нашимъ поступкомъ. Онъ былъ тронутъ не за себя, но за насъ (и я еще разъ убѣдилась въ странномъ и необыкновенномъ противорѣчіи, которое обнаруживалось въ положеніи мистера Скимполя и въ его словахъ), какъ будто вниманіе къ собственному своему положенію было совершенно чуждо для него, и что, въ настоящую минуту, онъ весь углубленъ былъ въ одно только созерцаніе нашего счастія. Для лучшаго эффекта этой сдѣлки, я, но просьбѣ Ричарда, приняла на себя трудъ разсчитаться съ незнакомцемъ, котораго мистеръ Скимполь въ шутку назвалъ Коавинсесомъ. Я отсчитала требуемую сумму и въ замѣнъ ея получила надлежащій документъ. Это также немало послужило къ пробужденію восторга въ душѣ мистера Скимполя.
Онъ такъ деликатно выражалъ свою признательность, что румянецъ выступалъ мнѣ на щеки не такъ сильно, какъ я ожидала, и разсчиталась съ незнакомцемъ въ бѣломъ пальто не сдѣлавъ ни одной ошибки.
Незнакомецъ положилъ деньги въ карманъ и потомъ, обратясь ко мнѣ, отрывисто сказалъ:
-- Теперь дѣло кончено, миссъ; желаю вамъ добраго вечера.
-- Любезный другъ, сказалъ мистеръ Скимполь, оставивъ свой рисунокъ вполовину неконченнымъ и расположившись у камина такъ, чтобы пріятное вліяніе пылающаго огня сосредоточивалось на его спинѣ: -- я хотѣлъ бы спросить васъ кое о чемъ, если только это не оскорбитъ вашего достоинства.
-- Ну, такъ катайте проворнѣй!
Мнѣ послышалось, что отвѣть незнакомца состоялъ изъ этихъ словъ.
-- Скажите, знали ли вы сегодня поутру, что вамъ придется выѣхать изъ дому съ этимъ порученіемъ? спросилъ мистеръ Скимполь.
-- Я зналъ объ этомъ вчера вечеромъ, за чаемъ, отвѣчалъ Коавинсесъ.
-- И это не испортило вашего аппетита, не причинило вамъ безпокойства?
-- Нисколько! отвѣчалъ Коавинсесъ.-- Я зналъ, что если не схвачу васъ сегодня, то непремѣнно поймаю завтра. Одинъ день не составляетъ большой разницы.
-- Но согласитесь, продолжалъ мистеръ Скимполь: -- когда вы ѣхали сюда, вѣдь день былъ чудный. Солнце ярко сіяло, вѣтеръ навѣвалъ прохладу, свѣтъ и тѣнь игриво носились по полямъ, птички распѣвали.
-- Вамъ никто и не думаетъ говорить, что этого не было, возразилъ Коавинсесъ.
-- Да, дѣйствительно никто, замѣтилъ мистеръ Скимполь.-- Но скажите, о чемъ вы думали, о чемъ вы размышляли во время дороги?
-- Что вы хотите, сэръ, сказать этимъ? грубо и съ видомъ крайняго нерасположенія продолжать бесѣду, спросилъ Коавинсесъ.-- Гм! о чемъ я думалъ, о чемъ размышлялъ? У меня слишкомъ много дѣла и очень мало выгодъ отъ него, чтобы пускаться въ размышленія. Вотъ еще вздумали -- скажи имъ, о чемъ я размышлялъ!
Послѣднія слова произнесены были съ видомъ глубокаго пренебреженія.
-- Значитъ вы вовсе не думали о слѣдующемъ обстоятельствѣ: Гарольдъ Скимполь любитъ восхищаться сіяніемъ солнца, любитъ слушать дуновеніе вѣтра, любитъ смотрѣть, какъ свѣтъ и тѣни летаютъ по полямъ, любитъ слушать пернатыхъ, этихъ пѣвчихъ въ громадномъ храмѣ природы. Зачѣмъ же мнѣ ѣхать изъ дому? неужели затѣмъ, чтобы лишить Гарольда Скимполя этихъ удовольствій, этой доли, которая составляетъ его единственное, фамильное наслѣдство? Скажите откровенно, вы не думали объ этомъ?
-- Я -- конечно.... да я не думалъ, сказалъ Коавинсесъ, для черствыхъ понятій котораго эта идея заключала въ себѣ столько глубокаго смысла, что, для равносильнаго отвѣта, онъ разсудилъ за лучшее сдѣлать между каждымъ словомъ длинный промежутокъ и заключить послѣднее такимъ быстрымъ и сильнымъ сотрясеніемъ всего тѣла, что шея его подвергалась опасному вывиху.
-- Умственный процессъ у васъ, дѣловыхъ людей, весьма странный и весьма забавный! сказалъ мистеръ Скимполь съ задумчивымъ видомъ.-- Благодарю васъ, любезный другъ! доброй ночи!
Отсутствіе наше было довольно продолжительно и могло показаться страннымъ Адѣ и мистеру Джорндису, а потому я немедленно спустилась внизъ и застала Аду подлѣ камина за рукодѣльемъ и въ разговорѣ съ кузеномъ Джономъ. Вскорѣ появился въ гостиной мистеръ Скимполь, а почти вслѣдъ за нимъ и Ричардъ. Въ теченіе вечера я была очень занята: я брала первый урокъ игры въ баггэмонъ, и брала его отъ мистера Джорндиса, который очень любилъ эту игру, и отъ котораго, разумѣется, я желала научиться какъ можно скорѣе, съ тою цѣлью, чтобы, изучивъ игру, быть хоть сколько нибудь полезной для него, когда онъ не имѣлъ лучшаго противника. Въ то время, какъ мистеръ Скимполь игралъ отрывки своихъ сочиненій, когда онъ сидѣлъ за фортепьяно или за віолончелью, или за вашимъ столомъ и сохранялъ, безъ всякаго напряженія, свое обворожительное расположеніе духа и поддерживалъ легкій разговоръ,-- въ это время я думала, что Ричардъ и я находились подъ вліяніемъ непріятнаго впечатлѣнія, производимаго на насъ сознаніемъ, что послѣ обѣда мы совершенно неожиданно и какъ-то странно очутились подъ арестомъ, и что вообще это было очень забавно.
Мы разошлись очень поздно, а это случилось оттого, что, когда пробило одиннадцать и Ада собралась уйти, мистеръ Скимполь сѣлъ за фортепьяно, шумно забрянчалъ на нихъ и потомъ старался доказать намъ, что самое лучшее средство продлить наши дни заключается въ томъ, чтобы похищать у ночи по нѣскольку часовъ. Было уже далеко за полночь, когда онъ унесъ изъ гостиной свѣчу и свое лучезарное лицо, и мнѣ кажется, что онъ продержалъ бы насъ до самого разсвѣта, еслибъ представилась къ тому малѣйшая возможность. Ада и Ричардъ промедлили у камина еще нѣсколько секундъ, стараясь угадать, кончила ли мистриссъ Джэллиби свою диктовку на этотъ день, какъ вдругъ мистеръ Джорндисъ, отлучавшійся передъ этимъ, вошелъ въ гостиную.
-- Ахъ, Боже мой, что это значитъ, на что это похоже! говорилъ онъ, потирая голову и расхаживая по комнатѣ, съ выраженіемъ досады, имѣвшей въ глазахъ нашихъ особенную прелесть.-- Что это значитъ? Рикъ, мой милый, Эсѳирь, душа моя, что вы сдѣлали? зачѣмъ вы сдѣлали это? какъ могли вы сдѣлать это? Сколько каждый изъ васъ заплатилъ за него? Ну, такъ и есть -- вѣтеръ опять повернулъ. Я чувствую, какъ онъ продуваетъ меня!
Мы всѣ рѣшительно не знали, что отвѣчать.
-- Ну, Рикъ, изволь говорить! Прежде, чѣмъ я лягу спать, мнѣ должно рѣшить это дѣло. Сколько же вы заплатили изъ вашего кармана? Вѣдь вы знаете, что эти деньги были сбережены вами! Зачѣмъ же вы отдали ихъ? какимъ образомъ рѣшились вы отдать ихъ? О, Боже мой! такъ и" есть, восточный вѣтеръ задуваетъ, непремѣнно дуетъ!
-- Извините, сэръ, сказалъ Ричардъ: -- но мнѣ кажется, что съ моей стороны было бы неблагородно сказать вамъ. Мистеръ Скимполь положился на насъ....
-- Господь съ тобой, мой милый! Да онъ полагается на всякаго! сказалъ мистеръ Джорндисъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ вдругъ остановился и сильно потеръ себѣ голову.
-- Неужели, сэръ?
-- Рѣшительно на всякаго! и, повѣрьте, черезъ недѣлю онъ будетъ точно въ такомъ же затрудненіи, сказалъ мистеръ Джорндисъ, снова начиная ходить по комнатѣ съ удвоенной скоростью и съ догоравшей свѣчой.-- Онъ постоянно бываетъ въ затруднительномъ положеніи. Онъ родился въ этомъ положеніи. Я вполнѣ увѣренъ, что газетное объявленіе, когда мать родила его, было такого содержанія: "Въ минувшій вторникъ, мистриссъ Скимполь, въ своей резиденціи "Скучныя Зданія", разрѣшилась отъ бремени сыномъ, въ затруднительномъ положеніи."
Ричардъ отъ души захохоталъ.
-- Все же, сэръ, прибавилъ онъ: -- я не хочу поколебать, не хочу употребить во зло его довѣрія, и если я еще разъ предоставляю вашему лучшему разумѣнію, что мнѣ должно сохранить его тайну, то надѣюсь, вы не станете принуждать меня открыть ее. Само собою разумѣется, если вы станете принуждать, я долженъ буду признаться, что поступилъ нехорошо, и долженъ буду сказать вамъ все.
-- Прекрасно! вскричалъ мистеръ Джорндисъ, снова остановясь и, въ совершенной разсѣянности, стараясь засунуть подсвѣчникъ въ карманъ своего пальто.-- Я -- пожалуйста, Рикъ, возьми этотъ подсвѣчникъ. Не знаю, право, что я хотѣлъ дѣлать съ нимъ -- Всему причиной этотъ вѣтеръ: подъ его вліяніемъ постоянно случаются подобныя вещи -- Я не намѣренъ, Рикъ, принуждать тебя: почемъ знать, быть можетъ, ты поступилъ совершенно справедливо. Однако, какъ вамъ угодно, уцѣпиться за тебя и за Эсѳирь и общипать васъ, какъ пару самыхъ нѣжныхъ, самыхъ свѣжихъ апельсиновъ! О, я увѣренъ, что въ теченіе ночи восточный вѣтеръ превратится въ бурю.
Послѣ этихъ словъ мистеръ Джорндисъ попеременно засовывалъ руки то въ одни карманы, то въ другіе, съ такимъ видомъ, какъ будто намѣренъ былъ продержать ихъ тамъ долгое время, и потомъ снова вынималъ и сильно потиралъ ихъ надъ своей, головой.
Я осмѣлилась воспользоваться этимъ случаемъ и намекнуть ему, что мистеръ Скимполь, въ дѣлахъ подобнаго рода, кажется настоящимъ ребенкомъ.
-- Что такое, душа моя? спросилъ мистеръ Джорндисъ, въ свою очередь пользуясь случаемъ придраться ко мнѣ.
-- Что мистеръ Скимполь кажется совершеннымъ ребенкомъ, и что онъ такъ не похожъ на другихъ людей....
-- Вы правы! сказалъ Джорндисъ, и лицо его стало проясняться.-- Женскій умъ быстрѣе нашего постигаетъ, въ чемъ дѣло. Да, дѣйствительно онъ ребенокъ, совершенный ребенокъ. Вѣдь я, кажется, сказалъ вамъ съ самого начала, что онъ ребенокъ.
-- Конечно, конечно! отвѣчали мы.
-- Такъ значитъ онъ ребенокъ. Не правда ли? спросилъ мистеръ Джорндисъ, между тѣмъ какъ лицо его становилось свѣтлѣе и свѣтлѣе.
Мы отвѣчали утвердительно.
-- Съ вашей стороны то есть, я хочу сказать: съ моей стороны.... было бы верхъ ребячества считать мистера Скимполя хотя бы на одну секунду за взрослаго мужчину. Можно ли ожидать отъ него, чтобы онъ въ состояніи былъ дать отчетъ въ своихъ поступкахъ?. Подумать только, что Гарольдъ Скимполь имѣетъ свои замыслы, свои планы и знаетъ заранѣе послѣдствія этихъ замысловъ и плановъ!... ха, ха, ха!
Видѣть, какъ нависшія тучи на свѣтломъ лицѣ мистера Джорндиса начинали разгоняться, видѣть его столь искреннее удовольствіе и знать -- да и не было возможности не знать -- что источникомъ его удовольствія было неподдѣльное добросердечіе, терзаемое иногда осужденіемъ, недовѣрчивостью или тайнымъ обвиненіемъ кого бы то ни было,-- видѣть это, говорю я, и знать было до такой степени восхитительно, что Ада, вторя смѣху мистера Джорндиса, плакала да и сама я чувствовала, какъ слезы плавали въ моихъ глазахъ.
-- И къ чему я вздумалъ говорить объ этомъ? какъ послѣ этого не назвать себя теленкомъ? сказалъ мистеръ Джорндисъ.-- Во всей этой продѣлкѣ, съ начала до самого конца, видѣнъ ребенокъ. Никто, кромѣ ребенка, не подумалъ бы сдѣлать васъ участниками въ этомъ дѣлѣ. Кромѣ ребенка, никто бы не подумалъ, что у васъ водятся деньги! Еслибъ дѣло шло о тысячѣ фунтовъ, то и тогда было бы то же самое! сказалъ мистеръ Джорндисъ, и лицо его вполнѣ прояснилось.
Мы подтвердили слова его и опытомъ убѣждены были въ ихъ справедливости.
-- Совершенно такъ, совершенно справедливо! сказалъ мистеръ Джорндисъ.-- Но во всякомъ случаѣ, Рикъ, Эсѳирь и вы, Ада, тоже, потому что я еще не знаю, находится ли вашъ кошелекъ внѣ всякой опасности отъ неопытности и дѣтскаго невѣдѣнія мистера Скимполя,-- во всякомъ случаѣ, вы всѣ должны обѣщать мнѣ, что на будущее время ничего подобнаго не можетъ случиться.... никакихъ денежныхъ выдачъ не будетъ! даже, если эти выдачи должны ограничиться монетой въ шесть пенсовъ!
Мы всѣ дали вѣрное обѣщаніе. При этомъ Ричардъ, ударивъ по карману, бросилъ на меня веселый взглядъ, какъ будто хотѣлъ напомнить мнѣ, что къ нарушенію нашего обѣщанія не предвидится возможности.
-- Что касается Скимполя, сказалъ мистеръ Джорндисъ:-- то, по моему мнѣнію, кукольный домикъ, чтобы можно было жить въ немъ, хорошій столъ, нѣсколько оловянныхъ человѣчковъ, у которыхъ можно занимать деньги и быть у нихъ въ долгу,-- и его можно назвать совершенно устроеннымъ въ жизни. Я думаю, онъ спитъ теперь невиннымъ дѣтскимъ сномъ; да пора, кажется, и мнѣ склонить свою голову, полную коварныхъ замысловъ, и заснуть сномъ положительнымъ Спокойной ночи, мои милые! Да благословитъ васъ небо!
Не успѣли мы зажечь своихъ свѣчей, когда онъ еще разъ, съ улыбающимся лицомъ, заглянулъ въ гостиную и сказалъ:
-- Знаете ли что? я сейчасъ взглянулъ на флюгеръ и убѣдился, что насчетъ перемѣны вѣтра была одна только фальшивая тревога. Флюгеръ указывалъ къ югу!
И вмѣстѣ съ этимъ онъ удалился, напѣвая что-то вполголоса.
Ада и я, поговоривъ немного въ своихъ комнатахъ, рѣшили, что безпокойство мистера Джорндиса касательно вѣтра было не что иное, какъ его капризъ, и что онъ прибѣгалъ къ этому капризу въ тѣхъ случаяхъ, когда хотѣлъ выставить на видъ какую нибудь неудачу или обманутое ожиданіе, которыхъ не могъ скрыть; для него легче было прибѣгнуть къ этому средству, нежели выставлять съ дурной стороны дѣйствительную причину обманутыхъ ожиданій или, что еще хуже, рѣшаться повредить кому нибудь во мнѣніи другихъ или унизить чье нибудь достоинство. Мы считали это за настоящую характеристику его эксцентричнаго великодушія, за настоящую характеристику различія между нимъ и тѣми несносными, брюзгливыми людьми, которые унылое и мрачное расположеніе духа приписываютъ вліянію погоды или вѣтра, особливо того несчастнаго вѣтра, который они избрали въ извиненіе своей несносности.
Въ теченіе этого перваго вечера признательность моя къ мистеру Джорндису до такой степени увеличилась искреннимъ расположеніемъ къ нему, что мнѣ казалось, будто я уже начинала понимать его, руководствуясь этими чувствами. Не могла я только объяснить себѣ нѣкоторыхъ несообразностей въ мистерѣ Скимполѣ или въ мистриссъ Джэллиби; и не удивительно: я такъ еще мало имѣла опытности и практическихъ познаній. Впрочемъ, я особенно и не вникала въ это. Когда я осталась одна, мои мысли заняты были Адой и Ричардомъ и надеждой насчетъ ихъ будущности,-- надеждой, которую я, казалось, читала въ тотъ вечеръ во взглядѣ мистера Джорндиса. Мое воображеніе, сдѣлавшееся -- быть можетъ, по прихоти вѣтра -- въ нѣкоторой степени причудливымъ, противъ моего желанія, бушевало вмѣстѣ съ моимъ самолюбіемъ. Оно уносило меня въ домъ моей крестной маменьки, влекло меня по стезѣ, прерываемой во многихъ мѣстахъ событіями моей ранней жизни, представляло мнѣ неясные, неопредѣленные образы и заставляло разгадывать причину того участія, которое мистеръ Джорндисъ принималъ во мнѣ съ самыхъ раннихъ дней моей жизни; я думала даже, ужь не отецъ ли онъ мой... Но все это было пустая мечта и какъ мечта оно совершенно разсѣялось.
Отходя отъ камина, я еще разъ подумала, что это была пустая мечта. Мнѣ предстояло теперь не увлекаться мечтаніями о минувшемъ, но дѣйствовать съ веселымъ духомъ и признательнымъ сердцемъ. Вслѣдствіе этого я сказала самой себѣ: "Эсѳирь, Эсѳирь, Эсѳирь! обязанность, душа моя, прежде всего!" и вмѣстѣ съ этимъ такъ сильно потрясла коробочку съ ключами, что они зазвенѣли какъ маленькіе колокольчики и звуками своими проводили меня, исполненную отрадныхъ надеждъ, до самой постели.