На другой день вечеромъ, Ричардъ разстался съ нами, чтобъ начать новое свое поприще, и, съ чувствомъ безпредѣльной любви къ Адѣ и безпредѣльнаго довѣрія ко мнѣ, поручилъ Аду моему попеченію. Мнѣ трогательно было подумать тогда, а еще трогательнее вспоминать теперь (особливо зная всѣ послѣдующія обстоятельства, которыя мнѣ нужно описать), до какой степени ихъ мысли были заняты мною, даже въ грустныя минуты разлуки. Я входила во всѣ планы ихъ въ настоящемъ и будущемъ. Я должна была писать къ Ричарду разъ въ недѣлю и сообщать ему вѣрныя извѣстія объ Адѣ, которая въ свою очередь должна была писать черезъ день. Я должна получать собственноручныя донесенія Ричарда о его занятіяхъ и успѣхахъ; я должна наблюдать, до какой степени будутъ сохраняться въ немъ рѣшительность и постоянство; мнѣ слѣдовало быть ближайшей подругой Ады въ день ея свадьбы, жить вмѣстѣ съ ними послѣ свадьбы, принять на себя ихъ домохозяйство,-- словомъ, мнѣ предстояло быть счастливой отъ этого дня и навсегда.
-- А если, выигравъ процессъ, мы разбогатѣемъ, Эсѳирь... Вѣдь мы выиграемъ непремѣнно!-- сказалъ Ричардъ въ заключеніе.
При этихъ словахъ по лицу Ады пробѣжала легкая тѣнь.
-- Неоцѣненная Ада,-- сказалъ Ричардъ, послѣ минутнаго молчанія:-- почему же намъ не выиграть?
-- Было бы лучше, еслибъ тяжба кончилась сейчасъ же, хотя бы мы остались бѣдными,-- сказала Ада.
-- Ужъ не знаю, право,-- возразилъ Ричардъ:-- можетъ ли она рѣшиться такъ скоро. Она еще ничѣмъ не рѣшилась въ теченіе Богъ знаетъ какого множества лѣтъ.
-- Къ несчастью, это слишкомъ справедливо,-- сказала Ада.
-- Во всякомъ случаѣ,-- продолжалъ Ричардъ, отвѣчая скорѣе на взоры Ады, чѣмъ на ея слова:-- во всякомъ случаѣ, милая моя кузина, чѣмъ дольше она тянется, тѣмъ скорѣе должно ждать рѣшенія, какого бы рода оно ни было. Не правду ли я говорю?
-- Ты знаешь лучше, Ричардъ. Но если мы станемъ надѣяться, я боюсь, что эта надежда сдѣлаетъ насъ несчастными.
-- Но, моя Ада, вѣдь мы и не надѣемся на это!-- вскричалъ Ричардъ, весело.-- Мы вовсе не знаемъ, въ какой мѣрѣ можно полагаться на нее. Мы только говоримъ, что если тяжба обогатитъ насъ, то намъ не будетъ предстоять законнаго препятствія сдѣлаться богатыми. Верховный Судъ, по торжественному опредѣленію закона, нашъ угрюмый старикъ-опекунъ, и мы вправѣ полагать, что все, чѣмъ онъ награждаетъ насъ, составляетъ наше неотъемлемое достояніе. А согласись, что нѣтъ никакой необходимости находиться въ разладѣ съ нашими нравами.
-- Конечно, нѣтъ,-- сказала Ада:-- но, мнѣ кажется, лучше было бы забыть все это.
-- И прекрасно!-- вскричалъ Ричардъ.-- Дѣйствительно, лучше забыть все это. Мы предаемъ все это дѣло совершенному забвенію. Хозяюшка Дорденъ принимаетъ на себя одобряющее личико -- и дѣлу конецъ!
-- Одобряющее личико хозяюшки Дорденъ,-- сказала я, выглянувъ изъ за сундука, въ который укладывала его книги:-- не было видно, когда вы дали ему это названіе... Впрочемъ, оно дѣйствительно одобряетъ это, и хозяюшка Дорденъ полагаетъ, что лучше этого нельзя поступить.
Вслѣдствіе этого, Ричардъ еще разъ сказалъ, что дѣлу конецъ, и немедленно началъ, на точно такихъ же шаткихъ основаніяхъ, строить такое множество воздушныхъ замковъ, какого весьма было бы достаточно, чтобы вооружить великую китайскую стѣну. Онъ разстался съ нами въ самомъ пріятномъ расположеніи духа Ада и мы, приготовленныя въ сильной степени ощущать его отсутствіе, повели самую тихую жизнь.
По пріѣздѣ въ Лондонъ, мы заходили съ мистеромъ Джорндисомъ къ мистриссъ Джеллиби, но, къ нашему несчастью, не застали ея дома. Оказалось, что она уѣзжала куда-то пить чай и брала съ собой миссъ Джеллиби. Кромѣ чаю ихъ ожидалъ значительный запасъ краснорѣчивыхъ спичей и убѣдительныхъ писемъ по предмету воздѣлыванія кофейныхъ плантацій и просвѣщенія туземцевъ колоніи Борріобула-Ха. Само собою разумѣется, все это требовало усиленной дѣятельности съ перомъ и чернилами, и, слѣдственно роль, которую миссъ Джеллиби разыгрывала въ этихъ совѣщаніяхъ, была весьма незавидная.
Спустя нѣсколько времени, и именно, когда мистриссъ Джеллиби слѣдовало возвратиться въ городъ, мы еще разъ посѣтили ее. Она была въ городѣ, но только не дома. Немедленно послѣ завтрака она отправилась въ отдаленную часть Лондона по африканскому вопросу, возникшему изъ Общества подъ названіемъ Восточно-Лондонской Отрасли Развѣтвленія Пособій. Такъ какъ я не видѣла Пипи въ послѣднее наше посѣщеніе (въ тотъ разъ, когда нигдѣ не могли отыскать его, и когда, по мнѣнію кухарки, онъ, должно быть, бѣгалъ за телѣгой мусорщика),-- я освѣдомилась о немъ и теперь. Устричныя раковины, изъ которыхъ Пипи строилъ домики, находились въ корридорѣ; но его нигдѣ не усматривалось, и, вѣроятно, какъ полагала та же самая кухарка, "онъ убѣжалъ за баранами".
-- За баранами?-- повторили мы съ нѣкоторымъ изумленіемъ
-- О, да!-- отвѣчала кухарка.-- Въ торговые дни онъ часто провожаетъ ихъ за городъ и возвращается оттуда въ такомъ положеніи, что и представить невозможно!
На слѣдующее утро, я сидѣла съ моимъ опекуномъ у окна, а Ада усердно занималась письмомъ,-- безъ сомнѣнія, къ Ричарду,-- когда намъ доложили о приходѣ миссъ Джеллиби. Вслѣдъ за тѣмъ она вошла къ намъ, ведя съ собой Пипи, сдѣлать котораго презентабельнымъ, она употребила большія съ своей стороны усилія. Онъ уже не былъ такимъ замарашкой, хотя грязь слоями лежала въ углахъ его лица и рукъ; его волосы были сильно намочены и не вычесаны щеткой, но приглажены ладонью. Все платье на этомъ миломъ ребенкѣ было или черезчуръ велико для него, или слишкомъ мало. Между прочими изъ его несоотвѣтствующихъ другъ другу украшеній, на немъ была надѣта шляпа съ широкими полями и крошечныя перчатки. Его сапоги пригодились бы, безъ всякаго преувеличенія, пахарю, между тѣмъ какъ ноги его, до такой степени испещренныя царапинами, что представляли собою географическія карты, были обнажены ниже того мѣста, гдѣ очень коротенькіе, толстые панталоны оканчивались двумя наставками совершенно изъ другой матеріи. Недостающее число пуговицъ на его неуклюжей курточкѣ очевидно было заимствовано отъ фракъ мистера Джеллиби. Самые разнообразные образчики швейнаго искусства выглядывали въ тѣхъ мѣстахъ его одежды, гдѣ требовалась необходимая и частая починка. Искусство штопанья я замѣчала и въ костюмѣ миссъ Джеллиби; но, несмотря на то, она удивительно какъ улучшилась въ своей наружности и казалась очень хорошенькою. Она убѣждена была, что маленькій Пипи былъ весьма неудачнымъ предметомъ всѣхъ ея трудовъ, и обнаружила свое убѣжденіе, взглянувъ сначала на него, потомъ на насъ.
-- О, Боже мой!-- сказалъ мой опекунъ.-- Вѣтеръ дуетъ прямехонько съ востока.
Ада и я радушно приняли миссъ Джеллиби и представили ее мистеру Джорндису. Сѣвъ на стулъ, она сказала:
-- Ma свидѣтельствуетъ вамъ почтеніе и надѣется, что вы извините ее: она занимается теперь корректурою плана. На дняхъ она намѣрена выпустить въ свѣтъ пять тысячъ новыхъ циркуляровъ и знаетъ заранѣе, что для васъ интересно слышать это. Одинъ экземпляръ я принесла съ собой. Не угодно ли?
И вмѣстѣ съ этимъ она довольно угрюмо вручила циркуляръ.
-- Благодарю васъ,-- сказалъ мой опекунъ:-- премного обязанъ мистриссъ Джеллиби. Ахъ, Боже мой, какой это несноснѣйшій, мучительнѣйшій вѣтеръ!
Мы занялись маленькимъ Пипи, сняли съ него шляпу, спрашивали его, помнитъ ли онъ насъ, и тому подобное. Сначала Пипи смотрѣлъ исподлобья, но при видѣ пирожнаго сдѣлался развязнѣе и позволилъ себѣ сѣсть ко мнѣ на колѣни, гдѣ онъ спокойно занимался лакомствомъ. Когда мистеръ Джорндисъ удалился во временную Ворчальную, миссъ Джеллиби открыла обычный свой отрывистый разговоръ.
-- Мы живемъ попрежнему гадко,-- говорила она:-- я не имѣю покоя въ жизни. Разговоръ объ Африкѣ безконеченъ. Мнѣ бы нисколько не было хуже, еслибъ я была чѣмъ нибудь другимъ... пожалуй, хоть, какъ они называютъ человѣкомъ и собратомъ!
Я хотѣла было сказать ей что-то въ утѣшеніе
-- О, миссъ Соммерсонъ, это безполезно!-- воскликнула миссъ Джеллиби:-- хотя за ваше доброе вниманіе я отъ души благодарю васъ. Я знаю, какъ со мной обходятся, и потому ваши слова меня не разувѣрятъ. Васъ бы тоже никто не разувѣрилъ, еслибъ съ вами обходились такимъ образомъ. Пипи, поди прочь, поди подъ фортепьяно, играй тамъ въ кошку и мышку.
-- Не пойду!-- сказалъ Пнпп.
-- Хорошо же ты, неблагодарный, негодный, жестокій мальчишка!-- возразила миссъ Джеллиби, съ слезами на глазахъ.-- Больше я тебя никогда не стану одѣвать.
-- Пойду, Кадди, сейчасъ пойду!-- вскричалъ Пипи.
Дѣйствительно, это былъ такой милый и добрый ребенокъ и до такой степени былъ тронутъ огорченіемъ сестры своей, что тотчасъ же отправился по назначенію.
-- Кажется, и словъ не стоитъ все это пустое дѣло,-- сказала бѣдная миссъ Джеллиби, въ видѣ извиненія:-- а оно между тѣмъ совсѣмъ утомило меня. Я занималась циркулярами до двухъ часовъ утра. Я до такой степени ненавижу это занятіе, что только отъ одного этого у меня болитъ голова, болитъ такъ сильно, что я рѣшительно ничего не вижу. Взгляните на этого жалкаго, несчастнаго ребенка. Видали ли когда нибудь такое пугало?
Пипи, къ счастью, не сознававшій недостатковъ въ своей наружности, сидѣлъ на коврѣ позади ножки фортепьяно и спокойно выглядывалъ изъ своей конурки, продолжая ѣсть пирожное.
-- Я затѣмъ послала его въ другой конецъ комнаты, чтобы онъ не слушалъ нашего разговора. Я этого не хочу,-- замѣтила миссъ Джеллиби, придвигая свой стулъ ближе къ нашимъ.-- Эти шалуны очень понятливы! Я хотѣла сказать вамъ, что дѣла наши идутъ хуже прежняго. Па скоро дѣлается банкротомъ, и тогда ма, я надѣюсь, будетъ совершенно довольна. За это никого больше не слѣдуетъ благодарить, какъ одну только ма.
Мы выразили надежду, что дѣла мистера Джеллиби не въ такомъ дурномъ положеніи, какъ она полагаетъ.
-- Безполезная надежда, хотя съ вашей стороны это весьма великодушно,-- возразила миссъ Джеллиби, качая головой.-- Па сказалъ мнѣ, не дальше, какъ вчера поутру (ахъ, онъ ужасно несчастливъ!), что ему не выдержать этого шторма. Да и въ самомъ дѣлѣ удивительно будетъ, если онъ выдержитъ. Когда всѣ наши лавочники присылаютъ къ намъ такую дрянь, какую вздумается имъ, когда прислуга наша дѣлаетъ съ этой дрянью, что хочетъ, когда у меня нѣтъ времени привести все это въ надлежащій порядокъ, когда ма рѣшительно ни о чемъ не заботится, такъ ужъ, право, я не знаю, удастся ли моему на выдержать ужасный штормъ... Признаюсь, будь я на его мѣстѣ, я бы давно убѣжала изъ дому!
-- Душа моя!-- сказала я, улыбаясь,-- Вашъ папа безъ сомнѣнья, заботится о своемъ семействѣ?
-- О, да, миссъ Соммерсонъ, у него славное семейство; но доставляетъ ли ему оно утѣшеніе? Его семейство! Это все равно, что векселя, грязь, опустошеніе, шумъ, полеты съ лѣстницы внизъ головой, суматоха и злополучіе! Его безалаберный домъ отъ конца одной недѣли до конца другой представляетъ собою какую-то прачешную, хотя въ ней ничего не стирается.
Миссъ Джеллиби топнула ногой и утерла глаза.
-- Консчпо, я сожалѣю на только въ этой мѣрѣ -- сказала она:-- но на ма я такъ сердита, такъ сердита, что не нахожу словъ выразить свой гнѣвъ! Нѣтъ, ужъ я не намѣрена переносить это,-- я рѣшилась. Я не хочу быть рабой во всю мою жизнь, но хочу дождаться поры, когда какой нибудь мистеръ Квэйль предложитъ мнѣ руку. Чудесная вещь, право, быть женой филантропа! Нѣтъ, ужъ извините: я и безъ того вдоволь насмотрѣлась на нихъ!
Надобно признаться, что и я съ своей стороны не могла удержаться отъ гнѣва на мистриссъ Джеллиби, видя и слыша эту заброшенную дѣвочку и убѣждаясь, какъ много горькой и насмѣшливой истины заключалось въ ея словахъ.
-- Еслибъ мы не полюбили другъ друга, когда вы останавливались въ нашемъ домѣ,-- продолжала миссъ Джеллиби:-- мнѣ бы стыдно было придти сюда сегодня: я знаю, какой бы смѣшной фигурой показалась я вамъ. Но, пользуясь вашимъ расположеніемъ, я рѣшилась навѣстить васъ, особливо, когда я не надѣюсь увидѣться съ вами при будущемъ пріѣздѣ вашемъ въ Лондонъ.
Она сказала это такимъ многозначительнымъ тономъ, что Ада и я взглянули другъ на друга, ожидая отъ нея чего-то болѣе.
-- О, нѣтъ, совсѣмъ не то, что вы думаете!-- сказала миссъ Джеллиби, кивая головкой.-- Впрочемъ, мнѣ кажется, я могу положиться на васъ. Я увѣрена, вы не измѣните мнѣ. Я сговорена.
-- И неужели въ домѣ никто объ этомъ не знаетъ?-- спросила я.
-- Ахъ, Боже мой!-- возразила она, скорѣе съ упрекомъ, нежели съ гнѣвомъ.-- Миссъ Соммерсонъ, можетъ ли и быть это иначе? Вы знаете, что такое моя ма; а что касается па, я не хотѣла сказать ему, боясь еще болѣе разсердить его.
-- Но, душа моя, выйти замужъ безъ его вѣдома и согласія -- развѣ это не можетъ увеличить его несчастіе?-- спросила я.
-- Нѣтъ,-- сказала миссъ Джеллиби, смягчаясь.-- Надѣюсь, надѣюсь, что нѣтъ. Замужемъ я бы всячески старалась успокоить его и развлечь, когда онъ вздумаетъ навѣстить меня. Ко мнѣ приходилъ бы намъ погостить, приходили бы и другіе,-- словомъ сказать, о нихъ кто нибудь сталъ бы заботиться!
Въ Кадди было много нѣжнаго чувства. Говоря эти слова она смягчалась болѣе и болѣе и такъ много плакала надъ этой невѣдомой для нея картиной семейнаго счастія, что Пипи въ своемъ уголкѣ подъ фортепьяно былъ сильно растроганъ и опрокинулся на спинку съ горькими слезами. Только тогда могли мы совершенно успокоить его, когда я привела его поцѣловать свою сестру и показала ему, что Кадди смѣется (и дѣйствительно, чтобъ подтвердить мои слова, она смѣялась отъ чистаго сердца). Мы принуждены были позволить ему поочереди ласкать наши подбородки и гладить грязной рученкой наши лица. Наконецъ, когда онъ затихь, мы посадили его на стулъ смотрѣть въ окно, и миссъ Джеллиби, придерживая его за ногу, продолжала свою исповѣдь.
-- Это началось съ перваго пріѣзда вашего къ намъ въ домъ -- сказала она.
Весьма натурально, мы спросили ее: какимъ образомъ началось это?
-- Я чувствовала, что была слишкомъ необразована,-- отвѣчала она:-- и потому рѣшилась, во что бы то ни стало, образовать себя и начала учиться танцовать. Я сказала ма, что мнѣ стыдно за себя, и что я должна учиться танцамъ. Ма взглянула на меня страннымъ своимъ взглядомъ, какъ будто я была внѣ предѣловъ ея зрѣнія; но я уже рѣшилась выучиться танцамъ, и потому отправилась въ танцевальную школу мистера Торвидропъ, на улицѣ Ньюманъ.
-- И случилось тамъ, душа моя, что...-- начала я.
-- Да, это случилось тамъ,-- прервала Кадди:-- я сговорена за мистера Торвидропъ. Впрочемъ, надо вамъ сказать, тамъ два мистера Торвидропа: отецъ и сынъ, и сынъ, безъ сомнѣнія, мой Торвидропъ. Я бы ничего не желала больше, какъ только быть получше воспитанной и сдѣлаться для него лучшею женой... я очень, очень люблю его.
-- Надобно признаться,-- сказала я:-- мнѣ жаль слышать объ этомъ.
-- Я не знаю, право, почему вамъ должно сожалѣть,-- возразила она съ нѣкоторымъ безпокойствомъ.-- Впрочемъ, какъ хотите, сожалѣйте или нѣтъ, но только я сговорена за мистера Торвидропъ, и онъ меня очень любитъ. Это еще тайна даже съ его стороны, потому что старикъ мистеръ Торвидропъ очень привязанъ къ своему сыну, и впезапное объявленіе о нашей помолвкѣ крайне огорчило бы его и даже причинило бы ему ударъ. Старикъ мистеръ Торвидропъ очень учтивый, очень благородный человѣкъ.
-- Знаетъ ли объ этомъ его жена?-- спросила Ад
-- Жена стараго Торвидропа?-- сказала миссъ Джеллиби, выпучивъ глаза.-- У него нѣтъ жены. Онъ вдовецъ.
Мы были прерваны на этомъ мѣстѣ маленькимъ Пипи. Миссъ Джеллиби, увлеченная предметомъ своего разговора, безпрестанно дергала его за ногу, какъ за снурокъ отъ колокольчика, и притомъ такъ сильно, что страданія бѣднаго ребенка обличились, наконецъ глухимъ, но выразительнымъ стономъ. Пипи обратился ко мнѣ съ умоляющимъ взглядомъ; а такъ какъ я была только слушательницей въ разговорѣ, то взяла на себя трудъ подержать его. Миссъ Джеллиби, поцѣловавъ Пипи и увѣривъ его, что сдѣлала это безъ всякаго умысла, продолжала свое чистосердечное признаніе.
-- Такъ вотъ въ какомъ положеніи находится дѣло!-- говорила Кадди.-- Если я должна краснѣть за это, то все же думаю, что виновата въ этомъ моя ма. Мы обвѣнчаемся при первой возможности, и тогда я пойду къ отцу въ контору и оттуда напишу объ этомъ къ ма. Это не слишкомъ огорчитъ ее: я вѣдь для нея не больше, какъ перо и чернила. Величайшее утѣшеніе мое заключается въ томъ, что послѣ свадьбы я не услышу больше объ Африкѣ,-- сказала Кадди, со слезами.-- Молодой мистеръ Торвидропъ ненавидитъ ее изъ любви ко мнѣ; а если старый мистерь Торвидропь и знаетъ, что существуетъ такая страна, то этимъ и ограничивается все его знаніе.
-- Это тотъ самый человѣкъ, который такъ учтивъ и благороденъ?-- сказала я.
-- Очень благороденъ,-- отвѣчала Кадди.-- Въ этомъ отношеніи онъ настоящій джентльменъ. Онъ извѣстенъ почти всюду за свою прекрасную осанку и изящныя манеры!
-- Онъ тоже чему нибудь учитъ?-- спросила Ада.
-- Нѣтъ, особенному онъ ничему не учитъ,-- отвѣчала Кадди.-- Но его осанка -- это просто прелесть!
Кадди говорила потомъ, съ замѣтной нерѣшимостью, что осталась еще одна вещь, которую бы она хотѣла сообщить намъ, которую мы бы должны знать, и которая, она надѣялась, не могла показаться намъ непріятною. Дѣло въ томъ, что она упрочила знакомство съ миссъ Фляйтъ, съ маленькой, полоумной старушкой; что она часто ходитъ къ ней рано по утрамъ и встрѣчается тамъ съ своимъ возлюбленнымъ, но встрѣчается только на нѣсколько секундъ.
-- Я хожу туда и въ другое время дня,-- говорила Кадди:-- но Принца тамъ не бываетъ. Молодого мистера Торвидропь зовутъ Принцемъ; мнѣ очень не нравится это имя, но что дѣлать! вѣроятно, онъ не самъ себя назвалъ этимъ именемъ. Старый мистеръ Торвидропъ назвалъ его Принцемъ, въ честь припца-рогента. за осанку и изящныя манеры. Надѣюсь, вы не станете думать обо мнѣ дурно за наши невинныя свиданія въ домѣ миссъ Фляйтъ. Я отъ души люблю бѣдную старушку, да, кажется, и она меня любитъ. Еслибъ вы увидѣли молодого мистера Торвидропа, то, я увѣрена, вы бы стали имѣть о немъ хорошее понятіе; по крайней мѣрѣ, я увѣрена, вы бы не подумали о немъ чего нибудь дурного. Я иду теперь на урокъ. Я не смѣю просить васъ прогуляться со мной, миссъ Соммерсонъ; но если хотите,-- говорила Кадди, дрожащими голосомъ:-- я была бы очень рада, очень рада.
Случилось такъ, что мы условились съ опекуномъ сходить въ тотъ день къ миссъ Фляйтъ. Мы разсказали ему о нашемъ первомъ визитѣ, и нашъ разсказъ очень заинтересовалъ его; но всегда встрѣчалось какое нибудь обстоятельство, которое мѣшало намъ отправиться туда въ другой разъ. Если я вполнѣ принимала довѣріе, которое, миссъ Джеллиби такъ охотно возлагала на меня, то въ то же время я надѣялась на свое вліяніе, посредствомъ котораго разсчитывала отклонить ее отъ опрометчиваго шага, и потому рѣшила, что Пипи, я и она отправимся въ танцъ-классъ, и послѣ класса встрѣтимъ мистера Джорндиса и Аду въ домѣ миссъ Фляйтъ, имя которой я только теперь впервые узнала. Распоряженіе это сдѣлано было на томъ условіи, что миссъ Джеллиби и Пипи воротятся къ намъ обѣдать. Это условіе, было принято охотно какъ братомъ, такъ и сестрой. Съ помощью булавокъ, мыла, воды и головной щетки, мы принарядили Пипи, и вышли изъ дома, направивъ шаги къ улицѣ Ньюманъ, находившейся въ весьма недальнемъ разстояніи.
Я нашла, что танцовальная школа была учреждена въ довольно мрачномъ домѣ, въ которомъ окна, освѣщающія лѣстницу, украшены были различными бюстами. Въ томъ же домѣ помѣщались, какъ я узнала по дощечкамъ на дверяхъ, рисовальный учитель, продавецъ каменнаго угля (хотя для помѣщенія его угля во всемъ домѣ не было свободнаго угла) и литографъ. На дощечкѣ, величиной и положеніемъ отличавшейся отъ всѣхъ прочихъ, я прочитала имя: "мистеръ Торвидропъ". Дверь была отворена и зала заставлена большимъ роялемъ, арфой и множествомъ другихъ музыкальныхъ инструментовъ въ футлярахъ; все это передвигаясь съ мѣста на мѣсто и при дневномъ свѣтѣ казалось какимъ-то хламомъ. Миссъ Джеллиби сообщила мнѣ, что школа отдавалась наканунѣ для концерта.
Мы пошли выше. Это былъ домъ красивый нѣкогда, и именно въ то время, когда на комъ нибудь лежала обязанность поддерживать въ немъ чистоту и свѣжесть, и когда ни на комъ не лежало обязанности курить въ немъ въ теченіе цѣлаго дня. Наконецъ мы вошли въ большую комнату мистера Торвидропа, которая въ отдаленномъ концѣ раздѣлялась на нѣсколько клѣтушекъ и освѣщалась сверху. Это была пустая комната, съ большимъ резонансомъ и съ запахомъ конюшни; вдоль стѣны стояло нѣсколько камышовыхъ стульевъ; самыя стѣны украшались въ симметрическомъ порядкѣ изображеніемъ лиръ, съ небольшими вѣтвями для свѣчей, отъ которыхъ, повидимому, точно такъ же сыпались сальныя капли, какъ сыплются съ другихъ вѣтвей осеннія листья. Нѣсколько дѣвочекъ и дѣвицъ, отъ тринадцати и четырнадцати-лѣтняго до двадцати-двухъ и трехъ-лѣтняго возраста, составляли посреди комнаты неправильную группу. И въ то время, какъ я старалась отыскать между ними ихъ наставника, Кадди сжала мнѣ руку и сказала, съ соблюденіемъ всѣхъ правилъ свѣтскаго этикета:
-- Миссъ Соммерсонъ, рекомендую вамъ мистера Принца Торвидропъ.
Я сдѣлала реверансъ маленькому человѣчку ребяческой наружности, съ голубыми глазами, бѣлокурыми, шелковистыми волосами, которые раздѣлялись посрединѣ головы правильнымъ проборомъ и оканчивались кудрями. Подъ лѣвой мышкой онъ держалъ маленькую скрипку, какую я, бывало, видала въ школѣ, гдѣ мы называли ее карманнымъ инструментомъ; въ лѣвой же рукѣ его находился миніатюрный смычокъ. Бальные башмаки его отличались особенно малыми размѣрами. Его манеры до такой степени были невинны, даже, можно сказать, женоподобны, что онѣ не только понравились мнѣ, но произвели на меня въ своемь родѣ замѣчательное впечатлѣніе,-- до такой степени замѣчательное, что я невольнымъ образомъ подумала, что онъ имѣлъ большое сходство съ его матерью, и что его мать или оставалась въ небреженіи, или съ ней обходились очень дурно.
-- Я считаю за счастье видѣть подругу миссъ Джеллиби,-- сказалъ онъ, дѣлая мнѣ низкій поклонъ.-- Теперь уже прошло назначенное время для начала класса,-- продолжала, онъ съ робкой нѣжностью;-- и я началъ бояться, что миссъ Джеллиби не пожалуетъ сегодня.
-- Будьте такъ добры, прошу васъ, сэръ,-- сказала я;-- припишите мнѣ эту вину: я задержала мою подругу и за то извиняюсь передъ вами.
-- О, помилуйте!-- сказалъ мистеръ Торвидропъ.
-- Пожалуйста,-- продолжала я;-- не позволяйте мнѣ быть виновницей дальнѣйшей остановки.
Вмѣстѣ съ этимъ извиненіемъ я отошла и сѣла на стулъ между Пипи и старушкой леди, съ угрюмымъ лицомъ, которая присутствовала въ классѣ съ двумя племянницами и крайне была недовольна сапогами Пипи. Принцъ Торвидропъ пробѣжалъ пальцами по струнамъ карманнаго инструмента, и ученицы его заняли свои мѣста. Въ это самое время изъ боковыхъ дверей появился старый мистеръ Торвидропъ въ полномъ блескѣ своего величія.
Это былъ довольно тучный, пожилыхъ лѣтъ джентльменъ, съ искусственнымъ румянцемъ, искусственными зубами, искусственными бакенбардами и въ парикѣ. Онъ былъ перетянутъ, подбитъ ватой, натянутъ на штрипки, приглаженъ, примазанъ. Шейный платокъ его былъ такъ густо затянутъ (отчего и самые глаза его теряли свой натуральный видъ), его подбородокъ и даже уши до такой степени углублялись въ него, что, казалось, если бы не тугая повязка шеи, то голова его непремѣнно бы упала на грудь или на спину, какъ увядшій цвѣтокъ. Подъ мышкой у него находилась шляпа огромныхъ размѣровъ, которая отъ верхушки къ полямъ замѣтно суживалась; въ рукѣ онъ держалъ пару бѣлыхъ перчатокъ, которыми похлопывалъ по шляпѣ. Онъ остановился въ классѣ и, сосредоточивъ всю свою тяжесть на одной ногѣ и приподнявъ одно плечо, принялъ неподражаемо величавую позу. При немъ находилась трость, находилась лорнетка, находилась табакерка, находились кольца,-- словомъ, при немъ находилось все искусственное, но ничего натуральнаго; онъ не былъ похожъ на юношу, не имѣлъ сходства и съ почтеннымъ старцемъ; онъ не имѣлъ сходства ни съ чѣмъ въ мірѣ, какъ только съ образцомъ прекрасной осанки и изящныхъ манеръ.
-- Батюшка, у насъ гости -- миссъ Джеллиби и ея подруга миссъ Соммерсонъ.
-- Миссъ Сомерсонъ,-- сказалъ мистеръ Торвидропъ:-- сдѣлала мнѣ честь своимъ посѣщеніемъ.
И въ то время, какъ онъ кланялся, сохраняя свое натянутое положеніе, мнѣ показалось, что на бѣлкахъ его глазъ образовались складки.
-- Мой батюшка,-- сказалъ сынъ, обращаясь ко мнѣ, съ сыновнимъ убѣжденіемъ въ достоинствахъ своего родителя;-- мой батюшка -- человѣкъ весьма замѣчательный. Всѣ восхищаются моимъ родителемъ.
-- Продолжай, Принцъ, продолжай свои занятія!-- сказалъ мистеръ Торвидропъ, стоя спиной къ камину и съ видомъ нѣжнаго покровительства махая перчаткой.-- Продолжай, дитя мое!
При этомъ повелѣніи, или, вѣрнѣе, при этомъ милостивомъ разрѣшеніи, урокъ пошелъ своимъ чередомъ. Принцъ Торвидропъ, выплясывая различныя па, отъ времени до времени наигрывалъ на своемъ карманномъ инструментѣ; иногда, стоя, игралъ на фортепьяно; иногда, поправляя учениковъ, напѣвалъ вполголоса мотивы танца; безпрестанно и добросовѣстно выдѣлывалъ съ неповоротливыми каждый прыжокъ и каждую часть фигуры,-- словомъ, онъ минуты не оставался въ покоѣ. Блистательный родитель его во все это время ничего больше не дѣлалъ, какъ только грѣлся у камина, и представлялъ собою образецъ прекрасной осанки и изящныхъ манеръ.
-- Да онъ ничего больше и не дѣлаетъ,-- сказала старушка леди съ угрюмымъ лицомъ.-- И послѣ этого неужли вы повѣрите, что на дверяхъ выставлено его имя, а не кого нибудь другого?
-- Но вѣдь и сынъ его носитъ то же самое имя,-- сказала я.
-- Помилуйте, да еслибъ только можно было, онъ бы вовсе не позволилъ сыну носить какое нибудь имя!-- возразила старушка.-- Взгляните на платье сына. (И дѣйствительно, оно было очень незатѣйливо -- мѣстами изношено, мѣстами даже оборвано) и взгляните вы на отца: вѣдь на немъ совершенно все съ иголочки; а почему? потому, что у него, видите, прекрасная осанка! Я бы ему показала осанку! Я бы его сослала съ этой осанкой въ Ботани-Бей.
Любопытство подстрекало меня узнать что нибудь болѣе объ этой особѣ.
Я спросила:
-- Не даетъ ли онъ теперь уроковъ прекрасной осанки?
-- Куда ему!-- рѣзко отвѣчала старушка.
Послѣ минутнаго размышленія, я намекнула, что, быть можетъ, онъ даетъ уроки фехтовальнаго искусства?
-- Да онъ самъ ровно ничего не смыслитъ въ этомъ,-- отвѣчала старушка.
Я посмотрѣла съ удивленіемъ и любопытствомъ узнать еще болѣе. Старушка, болѣе и болѣе воспламеняясь гнѣвомъ противъ образца прекрасной осанки, распространилась по поводу этого предмета и сообщила мнѣ нѣсколько подробностей о карьерѣ мистера Торвидропа-старшаго, съ горячими увѣреніями, что съ ея стороны все это высказано было въ самой умѣренной степени, безъ всякаго преувеличенія.
Не занимаясь въ жизни рѣвштельно ничѣмъ, кромѣ усовершенствованія своей прекрасной осанки и изящныхъ манеръ, онъ женился на кроткой учительницѣ танцованья съ посредственнымъ образованіемъ и, для поддержанія тѣхъ расходовъ, которые неизбѣжны были при его положони въ обществѣ, замучилъ несчастную жену свою до смерти, или, вѣрнѣе сказать, принуждалъ ее заниматься своей профессіей до такой степени, что, изнуренная, она сошла въ могилу. Чтобы обнаружить свою осанку передъ лучшими образцами и постоянно имѣть передъ собой лучшіе образцы, онъ считалъ необходимымъ посѣщать всѣ публичныя мѣста, куда собирается фешенебельный и праздный кругъ; считалъ за нужное въ фешенебельные сезоны показываться въ Брайтонѣ и другихъ мѣстахъ и вообще вести самую безпечную жизнь, въ платьѣ, сшитомъ по послѣднему фасону. Чтобъ доставить ему средства исполнять всѣ свои прихоти, преданная жена-танцмейстерша трудилась и работала и, быть можетъ, трудилось бы и работала теперь, еслибъ только достало силъ ея на столь долгое время.
Сущность этого разсказа состояла въ томъ, что, несмотря на самолюбіе мужа, поглощавшее всѣ другія чувства, его жена, находясь подъ обаяніемъ его прекрасной осанки, до послѣдней минуты своей жизни вѣрила въ его прекрасныя качества и на смертномъ одрѣ, въ самыхъ трогательныхъ выраженіяхъ, поручила его сыну, какъ существу, имѣвшему полное право на родительскую любовь, и на котораго родитель, въ свою очередь, никогда не могъ бы смотрѣть съ излишней гордостію и равнодушіемъ. Сынъ, наслѣдовалъ убѣжденіе и довѣріе своей матери и имѣя всегда передъ собой образецъ прекрасной осанки, дожилъ до тридцатилѣтняго возраста, работалъ за отца по двѣнадцати часовъ въ день и съ особеннымъ подобострастіемъ смотрѣлъ на него, какъ на существо, выходившее изъ разряда обыкновенныхъ смертныхъ.
-- И посмотрите, какъ онъ важничаетъ!-- говорила моя сосѣдка, съ безмолвнымъ негодованіемъ кивая головой на стараго мистера Торвидропа, который въ эту минуту натягивалъ узкія перчатки и, разумѣется, вовсе не подозрѣвалъ, какія чувства онъ внушалъ почтенной леди.-- Воображаетъ себѣ, что онъ рѣшительно аристократъ! Онъ такъ снисходительно ласковъ къ своему сыну, котораго такъ отлично надуваетъ, что, право, другой сочтетъ его за отличнаго отца! Гм! я бы сейчасъ укусила его!-- сказала старушка, осматривая его съ ногъ до головы, съ видомъ безпредѣльнаго негодованія.
Въ душѣ я не могла удержаться отъ смѣха, хотя и слушала разсказъ старой леди съ чувствомъ искренняго участія. Имѣя передъ глазами отца и сына, трудно было сомнѣваться въ справедливости ея словъ. Какое бы могла я сдѣлать заключеніе о нихъ безъ разсказа сосѣдки, или какое бы могла я сдѣлать заключеніе о разсказѣ сосѣдки безъ нихъ,-- право, я не умѣю сказать. Во всемъ, что заставляло меня убѣждаться, не проглядывало ни малѣйшей несообразности.
Мои глаза все еще перебѣгали отъ молодого мистера Торвидропа, такъ усердно работавшаго, на стараго мистера Торвидропа, такъ прекрасно державшаго себя, когда послѣдній величаво подошелъ ко мнѣ и вступилъ въ разговоръ.
Онъ прежде всего спросилъ меня, сообщаю ли я очарованіе и блескъ столицѣ Британіи, проживая въ ней? Разумѣется, я не сочла нужнымъ высказать ему совершенное свое убѣжденіе въ противномъ, но просто отвѣчала ему, гдѣ находилась наша квартира.
-- Такая прекрасная и образованная леди,-- сказалъ онъ, цѣлуя свою правую перчатку и потомъ указавъ на собраніе учащихся:-- вѣроятно будетъ смотрѣть снисходительнымъ окомъ на здѣшніе недостатки. Съ своей стороны, мы дѣлаемъ все, чтобы полировать молодыхъ людей,-- полировать и полировать!
Онъ сѣлъ подлѣ меня, употребивъ нѣкоторыя усилія для сохраненія позы величаваго образца, изображеніе котораго висѣло надъ диваномъ. И дѣйствительно, онъ какъ нельзя болѣе былъ похожъ на него.
-- Полировать молодыхъ людей,-- полировать и полировать!-- повторилъ онъ, взявъ щепотку табаку и нѣжно отряхая пальцы. Но въ настоящее время мы... если позволено мнѣ будетъ выразиться такъ передъ особой, которая одарена всѣми совершенствами отъ природы и искусства,-- и при этомъ мистеръ Торвидропъ, приподнявъ плечо, поклонился, чего, повидимому, не могъ исполнить безъ того, чтобъ не вздернуть бровей кверху и не прищуритъ глазъ... въ настоящее время мы совсѣмъ не то, чѣмъ бы слѣдовало быть намъ въ отношеніи къ прекрасной осанкѣ и изящнымъ манерамъ.
-- Неужели, сэръ?-- сказала я.
-- Мы совсѣмъ переродились,-- возразилъ онъ, кивая головой, но это киванье въ его галсухѣ не могло быть слишкомъ размашисто.-- Прозаическій вѣкъ неблагопріятенъ для прекрасной осанки. Онъ развиваетъ вульгарность. Можетъ статься, я говорю это съ маленькимъ пристрастіемъ. Мнѣ бы, можетъ быть, но слѣдовало говорить, что вотъ уже нѣсколько лѣтъ меня называли джентльменомъ Торвидропъ, не слѣдовало бы говорить, что Его Высочество Принцъ-Регентъ, возвращаясь изъ Брайтонскаго павильона (о какое чудное зданіе!) и замѣтивъ, съ какой граціей приподнималъ я шляпу, удостоилъ меня величайшей почести, спросивъ обо мнѣ: "Кто это такой? Почему я не знаю его? Почему не имѣетъ онъ доходу въ тридцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ?" Впрочемъ, это маленькое событіе, обратившееся въ анекдотъ -- обыкновенная участь, сударыня, всѣхъ подобныхъ событій -- и теперь еще повторяется, при нѣкоторыхъ случаяхъ, между людьми высокаго сословія.
-- Въ самомъ дѣлѣ?-- сказала я.-- И мистеръ Торвидропъ подтвердилъ слова свои величавымъ поклономъ съ приподыманіемъ плеча.
-- Вотъ только между этими людьми и сохранилось въ нѣкоторой степени то, что называемъ мы прекрасной осанкой и изящными манерами,-- прибавилъ онъ.-- Англія -- увы! бѣдное мое отечество! весьма замѣтно переродилась; она перерождается съ каждымъ днемъ. Въ ней уже очень, очень немного осталось джентльменовъ. Да, насъ очень немного. Я предвижу, что насъ смѣнитъ поколѣніе... ткачей!
-- Надобно полагать, однако, что здѣсь, въ вашемъ домѣ, поколѣніе джентльменовъ останется непрерываемымъ,-- сказала я.
-- Вы слишкомъ добры, сударыня,-- отвѣчалъ образецъ джентльменовъ, съ поклономъ, сопровождаемымъ улыбкой и приподнятіемъ плеча.-- Вы льстите мнѣ, сударыня. Но нѣтъ... нѣтъ! Я еще до сихъ поръ не могъ внушить моему сыну этой прекрасной частицы его искусства. Избави небо, чтобы я рѣшился унизить достоинства моего любезнаго сына, но все же скажу вамъ по правдѣ, у него нѣтъ прекрасной осанки, въ немъ нѣтъ изящныхъ манеръ!
-- Однако, онъ, кажется, превосходный учитель,-- замѣтила я.
-- Такъ точно, сударыня: онъ учитель превосходный. Все, что можно пріобрѣсть, онъ пріобрѣлъ. Все, что можно передать, онъ можетъ передать. Но есть вещи... при этомъ онъ взялъ другую щепотку табаку и сдѣлалъ поклонъ, какъ будто желая сказать, напримѣръ: вотъ какъ эта вещь!
Я устремила свой взоръ къ срединѣ комнаты, гдѣ обожатель миссъ Джеллиби, занимаясь въ это время отдѣльно съ каждой ученицей, трудился сильнѣе прежняго.
-- Мой милый сынъ,-- произнесъ мистеръ Торвидропъ, поправляя галстухъ.
-- Вашъ сынъ неутомимъ,-- сказала я.
-- Такой отзывъ для меня награда,-- сказалъ мистеръ Торвидропъ.-- Въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, онъ, дѣйствительно, пошелъ по стопамъ покойной матери. Это было преданное созданіе. Но женщины,-- дивныя женщины!-- прибавилъ мистеръ Торвидропъ, съ такой вычурностью, которая мнѣ крайне не понравилась: -- вы созданія непостижимыя!
Я встала и подошла къ миссъ Джеллиби, которая въ то время падѣвала шляпку. Время, опредѣленное для урока, миновало, и миновало давно, а потому началось общее надѣваніе шляпокъ. Когда, миссъ Джеллиби и ея нареченный находили случай объясняться другъ съ другомъ и влюбляться другъ въ друга, я не знаю. Знаю только, что при этомъ случаѣ имъ не удалось обмѣняться словомъ.
-- Милый мой, знаешь ли, который часъ?-- благосклоннымъ тономъ спросилъ мистеръ Торвидропъ своего сына.
-- Нѣтъ, батюшка, не знаю.-- У сына не было часовъ, а у отца были хорошенькіе золотые. Онъ вынулъ ихъ изъ кармана съ такимъ видомъ, который бы послужилъ примѣромъ человѣческому роду -- Два часа, мой сынъ; не забудь, что въ три тебѣ предстоитъ урокъ въ Кенсингтонѣ.
-- Не безпокойтесь, батюшка, я еще успѣю,-- сказалъ Принцъ.-- Я пообѣдаю на скорую руку и отправлюсь.
-- Все же, мой сынъ, не мѣшаетъ поторопиться. На столѣ стоитъ холодная баранина -- покушай на здоровье.
-- Благодарю васъ, батюшка..-- Вы уже уходите?
-- Да, мой другъ. Я полагаю, что мнѣ, по обыкновенію, должно показаться въ городѣ,-- сказалъ мистеръ Торвидропъ, прищуривъ глаза и приподнявъ плечи, въ знакъ скромнаго сознанія своего достоинства.
-- Я бы совѣтовалъ вамъ съ комфортомъ пообѣдать гдѣ нибудь.
-- Я и самъ думаю объ этомъ. Я полагаю, что отобѣдаю во французскомъ ресторанѣ -- Оперной Колоннадѣ...
-- Вотъ это прекрасно! До свиданія, батюшка!
-- До свиданія, мой сынъ, Господь надъ тобой!
Мистеръ Торвидропъ сказалъ это съ отеческою нѣжностью и благочестіемъ, повидимому, какъ нельзя сильнѣе подѣйствовавшими на сына, который, разлучаясь съ отцомъ, до такой степени былъ доволенъ имъ, до такой степени почтителенъ къ нему, до такой степени гордился имъ, что въ эту минуту я была почти убѣждена, что безусловная преданность и почтительность къ старшимъ должны стоять въ главѣ всѣхъ обязанностей молодого человѣка. Нѣсколько минутъ, употребленныхъ Принцемъ на прощанье съ нами (и въ особенности съ одной изъ насъ), еще сильнѣе увеличило во мнѣ пріятное впечатлѣніе въ пользу его, можно сказать, дѣтскаго характера. Въ то время, какъ онъ укладывалъ въ карманъ свою миніатюрную скрипку, а вмѣстѣ съ ней и громадное желаніе остаться съ Кадди еще на нѣсколько секундъ, я чувствовала къ нему искреннее расположеніе и состраданіе. Въ пріятномъ настроеніи духа онъ отправился сначала къ холодной баранинѣ, а потомъ на урокъ въ Кенсингтонъ, тогда какъ все это едва ли не болѣе заставляло меня сердиться на отца, чѣмъ на угрюмую леди.
Отецъ отворилъ намъ дверь и поклонился такъ величаво, что, признаюсь, онъ вполнѣ оправдывалъ собственное свое мнѣніе о своемъ высокомъ достоинствѣ и значеніи въ свѣтѣ, и въ то же время доказалъ, что онъ вполнѣ заимствовалъ и усвоилъ всѣ изящныя манеры отъ своего блестящаго патрона. Точно съ тою же ловкостью и вѣжливостью онъ проводилъ насъ черезъ улицу, отправляясь въ аристократическую часть города, гдѣ намѣренъ былъ показаться между весьма ограниченнымъ числомъ оставшихся джентльменовъ. Съ теченіе нѣсколькихъ минутъ я до такой степени углубилась въ размышленія о видѣнномъ мною въ улицѣ Ньюманъ, что совершенно не могла разговаривать съ Кадди, не могла даже сосредоточить своего вниманія надъ тѣмъ, о чемъ она говорила со мной. А думала и передумывала о томъ, неужли есть и въ самомъ дѣлѣ или бывали когда нибудь джентльмены, которые, не имѣя даже танцовальной профессіи, жили чужими трудами и пріобрѣли нѣкоторую извѣстность собственно за свою прекрасную осанку и изящныя манеры? Это размышленіе сдѣлалось, наконецъ, такъ запутанно и допускало возможность существованія такого множества джентльменовъ, подобныхъ мистеру Торвидропъ, что я сказала самой себѣ: "Эсѳирь, выкинь это изъ головы и будь внимательна къ Кадди". Я такъ и сдѣлала, и мы до самаго Линкольнъ-Ина безъ умолку говорили другъ съ другомъ.
Кадди между прочимъ сообщила мнѣ, что воспитаніе ея возлюбленнаго оставлено было въ такомъ небреженіи, что не всегда легко можно прочитывать его записки. Она говорила, что было бы гораздо лучше, еслибъ онъ заботился больше о правописаніи и меньше употреблялъ старанія на наружную отдѣлку своихъ писемъ, что онъ вставлялъ въ слова такое множество буквъ, что иногда онѣ совершенно теряли свою національную наружность. "Конечно, я увѣрена, онъ дѣлаетъ это съ добрымъ намѣреніемъ -- замѣчала Кадди -- но бѣдняжка совсѣмъ не замѣчаетъ, какъ мало пользы отъ того!" Кадди послѣ того старалась доказать мнѣ, что нельзя ожидать отъ него образованія, когда онъ всю свою жизнь провелъ въ танцклассѣ и ничего больше не дѣлалъ, какъ только учился и трудился, трудился и училъ, и утромъ, и въ полдень, и вечеромъ! Да, впрочемъ, бѣда не велика! Она ручается, что сумѣетъ писать письма и за себя и за него, и что для него гораздо лучше быть любезнымъ, нежели ученымъ. "Да къ тому же и сама я не такъ образована, чтобы быть черезчуръ взыскательной,-- говорила Кадди.-- Я увѣрена, что сама ровно ничего не знаю, и за это, конечно, должна благодарить мою мама!"
-- Есть еще одна вещь, которую мнѣ бы хотѣлось сообщить вамъ, пока мы однѣ,-- продолжала Кадди.-- Я не хотѣла сказать вамъ объ этомъ, миссъ Соммерсонъ, прежде, чѣмъ вы сами не увидите Принца. Вы вѣдь знаете, что такое нашъ домъ и наше хозяйство. Въ нашемъ домѣ безполезно было бы заняться пріобрѣтеніемъ свѣдѣній, которыя очень не мѣшаетъ имѣть женѣ Принца. Мы живемъ въ такой суматохѣ, что подобное предпріятіе совершенно невозможно, и я, принимаясь за него, каждый разъ упадала духомъ болѣе и болѣе. Поэтому я пріобрѣтаю маленькій навыкъ къ хозяйству -- какъ вы думаете отъ кого?-- отъ бѣдной миссъ Фляйтъ. Рано по утрамъ, я помогаю ей прибирать ее комнату, чистить клѣтки для ея птичекъ, приготовлять ей чашку кофе (до этого я, право, не умѣла и взяться за это), и я научилась приготовлять его такъ отлично, что Принцъ говоритъ, будто бы лучше этого кофе онъ никогда не пивалъ, и что такимъ кофе остался бы доволенъ даже и отецъ его, который въ этомъ отношеніи весьма разборчивъ. Я умѣю теперь приготовлять незатѣйливые пуддинги, умѣю купить кусокъ баранины, чаю, сахару, масла, и сдѣлать нѣкоторыя другія хозяйственныя распоряженія. Я не умѣю иголки взять въ руки, сказала Кадди, бросивъ взглядъ на заплатки курточки Пипи:-- но со временемъ надѣюсь усовершенствовать себя въ этомъ. Замѣчательно, что съ тѣхъ поръ, какъ сдѣлалась я нареченной Принца, съ тѣхъ поръ, какъ стала заниматься всѣмъ этимъ, я чувствую себя въ лучшемъ расположеніи духа и какъ-то охотнѣе прощаю моей ма. Сегодня утромъ мнѣ стало немного досадно и обидно, когда увидѣла васъ и миссъ Клэръ такими нарядными и такими хорошенькими,-- мнѣ стало стыдно и за Пипи и за себя; но при всемъ томъ, мнѣ кажется, что нравъ мой сдѣлался лучше прежняго, и что я болѣе прежняго готова прощать моей ма.
Бѣдная дѣвочка, такъ много употреблявшая усилій для своего образованія, говорила это отъ чистаго сердца и трогала мое сердце.
-- Милая Кадди,-- сказала я:-- я начинаю любить тебя, и, надѣюсь, современемъ мы будемъ друзьями.
-- О, неужели?-- воскликнула Кадди:-- это было бы для меня величайшимъ счастіемъ!
-- Кадди, душа моя,-- сказала я:-- будемъ друзьями съ этой минуты, станемъ говорить какъ можно чаще объ этихъ вещахъ и прокладывать прямую дорогу къ твоему благополучію.
Кадди была въ восторгѣ. Чтобъ утѣшить и ободрить ее, я высказала ей по своему все, что могла,-- и въ тотъ день, мнѣ кажется, я не сдѣлала бы ни одного возраженія мистеру Торвидропу, изъ одного только искренняго желанія счастія его будущей невѣсткѣ.
Между тѣмъ мы подошли къ дому мистера Крука, котораго парадная дверь была отворена. Надъ дверью приклеснь былъ билеть, объявлявшій объ отдачѣ въ наемъ комнаты во второмъ этажѣ. Это обстоятельство побудило Кадди сообщить мнѣ о скоропостижной смерти въ домѣ Крука и о слѣдствіи по поводу такого происшествія, и что миссъ Фляйтъ была больна при этомъ случаѣ отъ сильнаго испуга. Дверь и окно опустѣлой комнаты были открыты, и мы заглянули въ нее. Это была комната съ тѣмъ мрачнымъ входомъ, на который миссъ Фляйтъ обратила мое вниманіе при первомъ нашемъ посѣщеніи. Уныло и пустынно было это мѣсто! Мрачное, печальное мѣсто, производившее, во мнѣ какое-то странное ощущеніе унынія и даже ужаса.
-- Вы поблѣднѣли,-- сказала Кадди, когда мы вышли изъ нея:-- вы озябли!
И дѣйствительно, я чувствовала, что въ этой комнатѣ меня овѣвало могильнымъ холодомъ.
Разговаривая по дорогѣ, мы шли медленно, и потому опекунъ мой и Ада пришли сюда ранѣе насъ и уже давно сидѣли въ комнаткѣ миссъ Фляйтъ. Они любовались птичками, между тѣмъ какъ медикъ, который взялъ трудъ на себя со вссю заботливостью и состраданіемъ лечить миссъ Фляйтъ, весело разговаривалъ съ ней подлѣ камина.
-- Я кончилъ свой визитъ,-- сказалъ онъ, отходя отъ камина.-- Миссъ Фляйтъ гораздо лучше, и завтра ей можно будетъ отправиться въ присутствіе, если ей непремѣнно того хочется.-- Я понимаю, черезъ болѣзнь свою она многое теряетъ тамъ.
Миссъ Фляйтъ приняла этотъ комплиментъ съ удовольствіемъ и сдѣлала намъ общій книксенъ.
-- Второе посѣщеніе отъ всей опеки мистера Джорндиса приноситъ мнѣ болтшую честь,-- сказала она.-- За особенное счастіе вмѣняю себѣ принять Джорндиса изъ Холоднаго Дома въ моемъ смиренномъ пріютѣ (при этомъ особенный книксенъ мистеру Джорндису). Фицъ-Джорндисъ, душа моя, еще разъ здравствуйте!
Это имя относилось къ Кадди, и миссъ Фляйтъ, кажется, иначе не звала ее.
-- А что, она была очень нездорова?-- спросилъ мистеръ Джорндись джентльмена, котораго мы застали въ совѣщаніи съ миссъ Фляйтъ.
-- Рѣшительно больна, очень, очень нездорова!-- сказала она, серьезнымъ тономъ и съ нѣкоторою таинственностію.-- Особенной боли не чувствовала, но, знаете, этакое безпокойство! Я страдала не столько тѣломъ, сколько нервами... да, нервами! Знаете ли,-- продолжала она, понизивъ голосъ и дрожа всѣмъ тѣломъ:-- вѣдь здѣсь была смерть. Въ этомъ домѣ былъ ядъ. А такія ужасныя вещи сильно дѣйствуютъ на весь мой организмъ. Это испугало меня. Одинъ только мистеръ Вудкортъ знаетъ, какъ сильно была я перепугана. Рекомендую вамъ, это мой врачъ, мистеръ Вудкортъ (съ особенной важностью)! Это опека Джорндиса, это самъ Джорндисъ изъ Холоднаго Дома, а это Фицъ-Джорндисъ!
-- Миссъ Фляйтъ,-- сказалъ мистеръ Вудкортъ, такимъ серьезнымъ тономъ, какъ будто онъ говорилъ прямо ей, хотя слова его и относились къ намъ, и въ тоже время нѣжно взялъ ее за руку:-- миссъ Фляйтъ описываетъ свой недугъ съ свойственною ей аккуратностію. Она была разстроена происшествіемъ въ здѣшнемъ домѣ,-- происшествіемъ, которое бы встревожило и болѣе твердую особу; разстройство ея перешло въ довольно опасную болѣзнь. Она привела меня сюда при первой тревогѣ въ домѣ; но уже было слишкомъ поздно, чтобъ оказать съ моей стороны какую-нибудь пользу несчастному. За эту неудачу я вознаградилъ себя тѣмъ, что былъ хоть немного, но полезенъ ей.
-- Это великодушнѣйшій медикъ изъ всѣхъ медиковъ,-- прошептала мнѣ миссъ Фллйтъ.-- Я ожидаю рѣшенія суда, то есть я жду дня страшнаго суда, и тогда передамъ ему все мое достояніе.
-- Дня черезъ два,-- сказалъ мистеръ Вудкортъ, посматривая на старушку съ наблюдательной улыбкой:-- дня черезъ два, безъ сомнѣнія, она будетъ по прежнему здорова. Слышали вы объ ея особенномъ счастіи?
-- О моемъ самомъ необыкновенномъ счастіи!-- подхватила, миссъ Фляйть, и лицо ея озарилось самодовольной улыбкой.-- Я увѣрена, душа моя, вы никогда и ничего подобнаго не слышали. Каждую субботу, сладкорѣчивый Кэнджъ, или Гуппи, писецъ сладкорѣчиваго Кэнджа, кладетъ мнѣ въ руку сверточекъ шиллинговъ. Да, шиллинговъ, увѣряю васъ! И каждый разъ въ этомъ сверточкѣ оказывается одно и то же число шиллинговъ. Всякій разъ приходится по шиллингу на каждый день въ недѣлѣ. Теперь вы знаете! И какъ кстати, не правда ли? очень кстати! А что вы скажете, откуда являются эти сверточки? Это весьма важный вопросъ. Очень естественно. Сказать ли вамъ, что я думаю объ этомъ? Я думаю,-- говорила миссъ Фляйтъ, отступивъ назадъ, съ весьма проницательнымъ взглядомъ и грозя пальцемъ весьма выразительно: -- я думаю, что ихъ посылаетъ великій канцлеръ, который убѣдился наконецъ въ медленномъ вскрытіи великой печати (а она давно-давно уже вскрывается). Это будетъ продолжаться, пока не кончится мое дѣло. Вѣдь, не правда ли, что это весьма правдоподобно? Однако, какъ хотите, но онъ черезчуръ ужъ тянетъ человѣческую жизнь -- это верхъ деликатности! Присутствуя въ Верховномъ Судѣ... а я присутствую тамъ, съ моими документами, очень аккуратно... я обвиняла его въ томъ, и онъ почти признался. Я это заключаю потому, что когда улыбнусь ему съ своей скамейки, онъ мнѣ тоже улыбнется. Однако, какъ вамъ угодно, а это ужъ мое особенное счастье, не правда ли? Фицъ-Джорндисъ откладываетъ эти денежки съ величайшей для меня выгодой. О, увѣряю васъ, съ величайшей выгодой!
Я поздравляла ее съ этимъ счастливымъ приращеніемъ ея доходовъ и пожелала, чтобъ оно надолго продолжалось. Я не старалась отгадать, откуда проистекалъ этотъ источникъ, не удивлялась такому замѣчательному великодушію. Опекунъ мой стоялъ передо мной, разсматривая птичекъ, и я знала, о чемъ онъ думалъ въ это время.
-- Скажите, ма'мъ, какъ вы называете своихъ птичекъ?-- спросилъ онъ своимъ пріятнымъ голосомъ.-- Не имѣютъ ли онѣ какихъ-нибудь особенныхъ названій?
-- Въ этомъ случаѣ я могу отвѣчать за миссъ Фляйтъ, что у каждой изъ нихъ есть свое имя,-- сказала я.-- Миссъ Фляйтъ обѣщала намъ сказать эти имена. Ада, вѣроятно, помнить это обѣщаніе?
Ада помнила очень хорошо.
-- Неужели я и въ самомъ дѣлѣ обѣщала?-- сказала миссъ Фляйтъ.-- Однако, кто это стоитъ у моихъ дверей? Крукъ, зачѣмъ вы подслушиваете у дверей?
Старикъ Крукъ, хозяинъ дома, распахнувъ дверь, очутился въ комнатѣ съ мѣховой своей шапкой въ рукѣ и своей кошкой позади, у самыхъ ногъ.
-- Я вовсе не подслушивалъ, миссъ Фляйтъ,-- сказалъ Крукъ.-- Я только что хотѣлъ стукнуть въ вашу дверь, вотъ этимя косточками, а вы и крикнули.
-- Прогоните вашу кошку. Вонъ ее отсюда!-- сердито воскликнула старушка.
-- Ба! ба! Тутъ нѣтъ никакой опасности, господа,-- сказалъ мистеръ Крукъ, медленно и проницательно останавливая взглядъ свой на каждомъ изъ насъ поодиночкѣ:-- моя кошка не тронетъ птичекъ, если я не прикажу.
-- Пожалуйста, извините вы моего домовладѣльца,-- сказала старушка, обнаруживая свое достоинство.-- Онъ, вѣдь, того... сумасшедшій.-- Чего же вы хотите, Крукъ, когда у меня гости?
-- Ха, ха! Вѣдь вы знаете, что я лордъ-канцлеръ.
-- Знаю,-- возразила миссъ Фляйтъ.-- Что же изъ этого слѣдуетъ?
-- Какъ что?-- сказалъ старикъ, съ какимъ-то клокотаньемъ въ горлѣ.-- Для лорда-канцлера не быть знакомымъ съ Джорндисомъ было бы очень странно и смѣшно... не правда ли, миссъ Фляйтъ? Неужели я не смѣлъ позволить себѣ маленькую вольность? Вашъ покорнѣйшій слуга, сэръ. Я не хуже вашего, сэръ, знаю тяжбу Джорндисъ и Джорндисъ. Я знавалъ, сэръ, стараго сквайра Тома, но васъ ни разу не видалъ, не встрѣчалъ даже и въ судѣ, хотя, въ теченіе года, я таки частенько тамъ бываю.
-- Я никогда не бываю тамъ,-- сказалъ мистеръ Джорндисъ (и дѣйствительно, онъ ни подъ какимъ видомъ не заглядывалъ туда):-- я скорѣе соглашусь ходить куда-нибудь въ другое мѣсто.
-- Неужели?-- возразилъ Крукъ, оскаливъ зубы.-- Вы, кажется, черезчуръ ужъ строги къ моему благородному и ученому собрату; впрочемъ, и то надобно и сказать, въ каждомъ Джорндисѣ это чувство весьма натурально. Пуганая ворона куста боится, сэръ! Вы любуетесь, мистеръ Джорндисъ, птичками моей постоялицы?
Старикъ мало-по-малу входилъ въ комнату, пока не прикоснулся къ локтю моего опекуна, и пристально взглянулъ въ глаза его въ свои очки.
-- Странная вещь, сэръ: она никому не говоритъ, какъ зовутъ этихъ птичекъ, а между тѣмъ каждая изъ нихъ имѣетъ свое имя.
Эти слова были сказапы шопотомъ.
-- Фляйтъ, можно сдѣлать перекличку имъ?-- спросилъ онъ вслухъ, подмигивая намъ и указывая на нее, въ то время, какъ она отвернулась отъ насъ, какъ будто затѣмъ, чтобъ поправить огонь въ каминѣ.
-- Какъ хочешь,-- отвѣчала она сердито.
Старикъ, бросивъ на насъ другой проницательный взглядъ, взглянулъ на клѣтки и прочиталъ слѣдующій списокъ:
"Надежда, Радость, Юность, Тишина, Покой, Жизнь, Пыль, Прахъ, Расточительность, Нужда, Раззореніе, Отчаяніе, Сумасшествіе, Смерть, Хитрость, Глупость, Слова, Парики, Лохмотья, Пергаментъ, Грабежъ, Первенство, Жаргонъ, Окорокъ, и Шпинатъ".
-- Вотъ вамъ и вся коллекція,-- сказалъ старикъ.-- Всѣ онѣ заперты по клѣткамъ моимъ благороднымъ и ученымъ собратомъ.
-- Какой рѣзкій вѣтеръ!-- произнесъ мой опекунъ.
-- Когда мой благородный и ученый собратъ рѣшитъ дѣло миссъ Фляйтъ, ихъ всѣхъ выпустятъ на волю,-- сказалъ Крукъ, снова подмигивая намъ.-- И тогда,-- прибавилъ онъ шопотомъ:-- и тогда, если только это случится когда-нибудь -- чего ожидать невозможно -- тогда птички, которыя не бывали взаперти, заклюютъ ихъ.
-- Неужели и въ самомъ дѣлѣ восточный вѣтеръ?-- сказалъ мой опекунъ, показывая видъ, что смотритъ въ окно на флюгарку.-- Я думаю, что восточный!
Мы увидѣли, какъ трудно было намъ выбраться изъ дому. Насъ задерживала не миссъ Фляйтъ: она вела себя весьма благоразумно, нисколько не стѣсняя другихъ,-- но мистеръ Крукь. Повидимому, онъ не могъ оторваться отъ мистера Джорндиса. Если-бъ онъ былъ прикованъ къ нему, то и тогда, кажется, не могъ бы держаться подлѣ него такъ безотвязно. Онъ вызвался показать намъ свой Верховный Судъ и странный хламъ, заключавшійся въ немъ. Во время обзора нашего (который умышленно былъ растянутъ), онъ держался подлѣ мистера Джорндиса и отъ времени до времени останавливалъ его подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ, Какъ будто его мучило желаніе начать какое-то таинственное объясненіе, приступить къ которому, однако, онъ никакъ не рѣшался. Я не могу представить выраженіе лица и манеры мистера Крука, такъ сильно выражавшія и осторожность, и нерѣшительность, и безпрестанное побужденіе высказать или сдѣлать что-то особенное. Его наблюденія за моимъ опекуномъ были безпрерывны. Онъ не сводилъ глазъ съ его лица. Идучи подлѣ него, онъ наблюдалъ за нимъ съ хитростью старой лисицы. Если онъ шелъ впереди, то безпрестанно оборачивался. Когда мы останавливались, онъ обращался къ нему лицомъ и, потирая рукой открытый ротъ свой, съ какимъ-то страннымъ сознаніемъ своей власти надъ нами, выворачивая глаза кверху и хмуря сѣдыя брови свои до такой степени, что онѣ почти закрывали его глаза, казалось, слѣдилъ за каждою чертою лица мистера Джорндиса.
Наконецъ, осмотрѣвъ весь домъ (кошка не отставала ни на шагъ отъ Крука) и весь запасъ разнообразнаго хламу, который, дѣйствительно, былъ очень интересенъ, мы вошли въ заднюю часть лавки. Здѣсь, на днѣ пустой бочки, находились стклянка съ чернилами, нѣсколько обгрызковъ перьевъ и нѣсколько грязныхъ театральныхъ афишъ; а противъ бочки, на стѣнѣ, наклеено было нѣсколько различныхъ прописей, съ различнымъ шрифтомъ.
-- Что вы дѣлаете здѣсь?-- спросилъ мой опекунъ.
-- Учусь читать и писать,-- отвѣчалъ Крукъ.
-- И успѣшно?
-- Медленно, дурно,-- возразилъ старикъ, съ недовольнымъ видомъ.-- Въ мои лѣта это дается не легко.
-- Легче было бы, если-бъ васъ училъ кто-нибудь,-- сказалъ мой опекунъ.
-- Конечно; но пожалуй еще выучатъ не такъ, какъ слѣдуетъ!-- возразилъ старикъ, и въ глазахъ его блеснуло подозрѣніе.-- Не знаю, право, сколько я потерялъ, не выучившись грамотѣ прежде, и потому не хочу потерять еще что-нибудь, если выучатъ меня навыворотъ.
-- Навыворотъ?-- сказалъ мой опекунъ, съ своей добродушной улыбкой.-- Кто же, но вашему мнѣнію, станетъ учитъ васъ навыворотъ?
-- Не знаю, мистеръ Джорндисъ изъ Холоднаго Дома!-- отвѣчалъ старикъ, приподнимая очки на лобъ и потирая руки.-- Не думаю, что сталъ бы кто-нибудь... Но все-таки я лучше довѣряю себя самому себѣ, нежели кому другому.
Эти отвѣты и поведеніе мистера Крука заставили моего опекуна, въ то время, какъ мы проходили мимо Линкольнинскаго Суда, спроситъ мистера Вудкорта, дѣйствительно ли Крукъ помѣшанъ, какъ представляла его миссъ Фляйтъ. Молодой врачъ отвѣчалъ отрицательно и прибавилъ, что онъ не видѣлъ причины, на которой бы можно было основать подобное предположеніе. По своему невѣжеству, Крукъ былъ крайне недовѣрчивъ и къ тому же постоянно находился подъ вліяніемъ джина, котораго онъ употреблялъ огромное количество, которымъ не только онъ, но и вся его лавка, какъ мы и сами замѣтили, были пропитаны; во всякомъ случаѣ, мистеръ Вудкортъ не считалъ его за сумасшедшаго.
Возвращаясь домой, я такъ примирилась съ маленькимъ Пипи, купивъ ему вѣтряную мельницу и два мѣшечка для муки, что онъ кромѣ меня никому не позволялъ снять шляпы съ себя и ни съ кѣмъ не соглашался сѣсть за столъ, какъ только со мной. Кадди сидѣла подлѣ меня, съ другой стороны, и подлѣ Ады, которой мы тотчасъ сообщили всю повѣсть любви, какъ только что пришли домой. За обѣдомъ мы больше всего занимались маленькимъ Пипи. и его сестрицей Кадди. Мой опекунъ былъ веселъ, какъ и всѣ мы. Вообще мы всѣ были веселы и счастливы. Наконецъ, Кадди, уже поздно вечеромъ, отправилась домой, въ наемной каретѣ, вмѣстѣ съ Пипи, который спалъ крѣпкимъ сномъ и въ то же время крѣпко держался за вѣтряную мельницу.
Я забыла сказать -- по крайней мѣрѣ я не говорила до сихъ поръ что мистеръ Вудкортъ былъ тотъ самый смуглый врачъ, съ которымъ мы встрѣтились въ домѣ мистера Баджера; забыла сказать, что мистеръ Джорндисъ пригласилъ его обѣдать, и что онъ обѣдалъ съ нами; забыла сказать, что когда мы разошлись и когда я сказала Адѣ: "Ну, моя милочка, поговоримъ теперь о Ричардѣ!" Ада засмѣялась и сказала... Впрочемъ, не знаю, нужно ли говорить, что именно сказала Ада. Она всегда любила и любитъ шутить!