Англія въ продолженіе, нѣсколькихъ недѣль находилась въ самомъ ужасномъ положеніи. Лордъ Кудль сбирался ѣхать, сэръ Томасъ Дудль не хотѣлъ вступать въ должность, а какъ въ Великобританіи не было никого (изъ людей, о которыхъ стоитъ упоминать) кромѣ Кудля и Дуддя, то, въ строгомъ смыслѣ слова, безъ нихъ не было никакого правленія. Счастье еще, что непріязненная встрѣча этихъ двухъ великихъ людей, встрѣча, казавшаяся нѣкоторое время неизбѣжною, не состоялась; потому что если бы пистолеты выстрѣлили и если бы Кудлъ и Дудль убили другъ друга, то должно предполагать, что Англіи пришлось бы обойтись безъ правленія, пока молодой Кудль и молодой Дудль, одѣтые теперь въ курточки и обутые въ длинные чулки, не успѣли бы достаточно подрости. Впрочемъ, это страшное народное бѣдствіе было отвращено заблаговременнымъ заявленіемъ лорда Нудля, что если въ жару спора онъ и позволилъ себѣ сказать, что осуждаетъ и презираетъ неблагородную карьеру сэра Томаса Дудля, но тѣмъ не менѣе онъ сознаетъ, что антагонизмъ партій никогда не заставитъ его отказать дарованіямъ великаго человѣка въ должной дани удивленія; точно также съ другой стороны, къ общему благополучію, сэръ Томасъ Дудль сознался въ душѣ своей и рѣшилъ окончательно, что лордъ Кудль долженъ сдѣлаться для потомства зеркаломъ добродѣтели и заслугъ. Такимъ образомъ, Англія, какъ мы уже сказали, нѣсколько недѣль находилась въ непріятномъ положеніи, не имѣя кормчаго (согласно удачному замѣчанію сэра Лэйстера Дэдлока), чтобы бороться съ бурею; но что всего удивительнѣе въ этомъ обстоятельствѣ, это то, что Англія, повидимому, вовсе не заботилась о своихъ бѣдствіяхъ и продолжала ѣсть, пить, жениться, выдавать замужъ, ни дать, ни взять, какъ древній міръ во дни, предшествовавшіе потопу. Но Кудль понималъ опасность, и Дудль понималъ опасность, и всѣ ихъ послѣдователи и прихвостники имѣли самое ясное понятіе объ опасности. Наконецъ сэръ Томасъ Дудль не только согласился воротиться, но совершилъ это съ особенно любезными пріемами, привезъ съ собою всѣхъ своихъ племянниковъ, всѣхъ двоюродныхъ братьевъ и всѣхъ шурьевъ. Вслѣдствіе сего обуреваемому кораблю еще остается надежда на спасеніе.
Дудль нашелъ, что ему необходимо налечь на государство преимущественно подъ видомъ совереновъ и пива. Въ этомъ превращенномъ состояніи онъ радушно принимается во многихъ весьма разнородныхъ мѣстахъ и имѣетъ всѣ средства ораторствовать въ большой части концовъ государства въ одно и то же время. Британія, пристально занявшись обшариваніемъ кармановъ Дудля, съ цѣлью добыванія совереновъ, а также поглощеніемъ Дудля подъ видомъ пива, не переставая между тѣмъ увѣрять себя въ глаза, что она не дѣлаетъ ни того, ни другого, безъ сомнѣнія, къ важному упроченію своей славы и нравственности, не замѣчаетъ какъ лондонскій сезонъ приходитъ между тѣмъ къ концу, не замѣчаетъ, потому что дудлисты и кудлисты разсѣялись по всей Британіи, съ цѣлью распространить въ ней помянутую благочестивую дѣятельность.
Изъ всего этого мистриссъ Ронсвелъ, домоправительница въ Чесни-Воулдѣ заключаетъ, хотя она не получила еще никикихъ особыхъ приказаній, что должно ожидать господь въ скоромъ времени, вмѣстѣ съ многочисленною свитою двоюродныхъ братьевъ и другихъ домочадцевъ, которые, въ случаѣ нужды, всегда могутъ служить опорой государственнымъ интересамъ. Потому эта статная и почтенная старушка, ухвативши Время за вихоръ, водить его взадъ и впередъ по лѣстницамъ, вдоль по галлереямъ и корридорамъ, по комнатамъ изъ угла въ уголъ, съ тѣмъ, чтобы оно могло служить свидѣтелемъ, прежде чѣмъ еще состарѣется на нѣсколько недѣль, что все совершенно готово къ пріему, что полы выметены и вычищены, такъ что блестятъ, что ковры растянуты, гардины вытрясены, постели оправлены и перебиты, кладовыя и кухни поставлены на ноги для начала своей дѣятельности, что наконецъ все приготовлено въ томъ видѣ, какъ того требуетъ достоинство Дэдлоковъ.
Въ нынѣшній лѣтній вечеръ, пока солнце, садится, приготовленія совершенно окончены. Торжественно и мрачно смотритъ этотъ древній домъ, съ неисчислимыми удобствами и принадлежностями жизни, но вовсе безъ обитателей, кромѣ старинныхъ картинъ, висящихъ по стѣнамъ.
"Такъ всѣ они являлись на свѣтъ и уходили" -- думаетъ, можетъ быть, настоящій представитель Дэдлоковъ, прохаживаясь по галлереѣ -- точно также и они смотрѣли на эту опустѣлую, молчаливую галлерею, какъ я смотрю теперь на нее; точно также и они мечтали, какъ мечтаю я, о томъ уныніи, которое нападетъ на ихъ владѣнія, когда ихъ не станетъ, точно также и они, какъ я, полагали, что трудно себѣ вообразить, чтобы что-нибудь могло существовать безъ нихъ, точно также они сошли съ этого свѣта, какъ я оставляю ихъ убѣжище, затворяя теперь эту зеркальную дверь; я не ощущаю особенной пустоты, не встрѣчаясь съ ними, и это участь всего, что живетъ и умираетъ!"
Чрезъ нѣкоторыя изъ блестящихъ рамъ, столь изящныхъ снаружи, и вдѣланныхъ, какъ кажется, при солнечномъ закатѣ, не въ темные зеленоватые камни, но въ какія-то эѳирныя, точно позолоченныя стѣны, свѣтъ, котораго не знаютъ другія боковыя окна, проникаетъ свободно, обильно, цѣлымъ роскошнымъ потокомъ, точно среди лѣта съ какого нибудь великолѣпнаго сельскаго ландшафта. Тутъ окоченѣвшіе Дэдлоки начинаютъ постепенно оживать. Странныя движенія замѣчаются на ихъ лицахъ, когда играетъ на нихъ тѣнь, отбрасываемая листьями деревьевъ. Дородное изображеніе Справедливости, стоящее въ углу, начинаетъ щурить глазки. Пучеглазый баронетъ, съ жезломъ, образуетъ у себя на подбородкѣ ямочку; на груди у какой-то черствой пастушки пріютился клочокъ огня и теплоты, которые сдѣлали бы эту грудь, лѣтъ сто тому назадъ, вполнѣ привлекательною. Одна изъ прабабушекъ Волюмніи, въ башмакахъ, съ высокими каблуками, очень похожая на свою правнуку, окружается цѣлымъ ореоломъ свѣта, который какъ будто отдаляетъ ее отъ насъ еще на цѣлыя два столѣтія. Фрейлина двора Карла Втораго, съ большими круглыми глазами (и съ другими соотвѣтствующими прелестями), какъ будто купается въ какой-то огненной рѣкѣ и плещетъ во всѣ стороны радужными брызгами.
Но солнечный свѣтъ постепенно блѣднѣетъ. Даже и теперь полъ уже въ тѣни; сумракъ начинаетъ подниматься по стѣнамъ, низводя Дэдлоковъ съ высоты ихъ величія и погружая ихъ въ дряхлость и ничтожество. И теперь, надъ портретомъ миледи, украшающимъ большой каминъ, какая-то роковая тѣнь ложится отъ стараго дерева; она заставляетъ блѣднѣть образъ миледи, приводитъ его въ трепетъ, и на подобіе, колоссальной руки, держащей опахало или покрывало, калъ будто готовится, при удобномъ случаѣ, совершенно скрыть его отъ постороннихъ взоровъ. Выше и гуще становятся тѣни, поднимаясь по стѣнѣ; вотъ багровое зарево сосредоточилось на потолкѣ, вотъ свѣтъ угасъ совершенно. Вся эта картина, которая съ террасы казалась столь приближенною къ зрителю, стала торжественно удаляться и измѣняться въ колоритѣ и очертаніяхъ; всѣ предметы отъ перваго до послѣдняго, лежавшіе чуть не подлѣ насъ, теперь принимаютъ новыя формы и превращаются въ призраки. Легкій туманъ поднимается съ земли, падаетъ роса и испаренія отъ садовыхъ цвѣтовъ носятся въ сгущенномъ воздухѣ. Теперь лѣса сливаются въ сплошныя массы, изъ которыхъ каждая походитъ на огромное дерево.
Вотъ и мѣсяцъ выплываетъ на небо и снова обозначаетъ предметы; свѣтъ его мерцаетъ тамъ и сямъ и ложится горизонтальными линіями между стволами деревьевъ; онъ вытягивается длинною лучезарною полосою, посреди высокихъ арокъ собора, рисующихъ на землѣ фантастическіе узоры.
Теперь мѣсяцъ уже высоко; обширный домъ, нуждающійся въ обитателяхъ въ настоящую минуту болѣе, чѣмъ когда либо, подобенъ тѣлу, изъ котораго вылетѣла душа. Теперь было бы даже страшно, прокрадываясь по дому, подумать о живыхъ людяхъ, отдыхавшихъ въ уединенныхъ спальняхъ, не говоря уже о покойникахъ. Теперь пора тѣней, когда каждый уголъ представляется пещерою, каждая ступенька лѣстницы кажется пропастью, когда отуманенное стекло отражается блѣдными тусклыми цвѣтами на полу, когда тяжелыя перила лѣстницы представляются кѣмъ и чѣмъ вамъ угодно, исключая ихъ истинной формы, когда вооруженіе блещетъ какимъ-то зловѣщимъ, едва замѣтнымъ свѣтомъ, который обличаетъ таинственное движеніе въ этихъ древнихъ доспѣхахъ, когда желѣзные шлемы какъ будто заставляютъ предполагать, что внутри ихъ есть мертвыя головы. Но изъ всѣхъ тѣней Чесни-Воулда, тѣнь въ гостиной надъ портретомъ миледи ложится первая и долѣе всѣхъ держится, безъ малѣйшей помѣхи. Въ этотъ вечерній часъ, при этомъ полусумракѣ, тѣнь эта имѣетъ видъ поднятыхъ вверхъ, дрожащихъ рукъ, которыя какъ будто угрожаютъ прелестному облику миледи, всякій разъ когда грудь ея поднимается; повидимому, отъ тяжелаго вздоха.
-- Она не здорова, ма'мъ,-- говоритъ грумъ, пришедшій въ пріемную комнату мистриссъ Ронсвелъ.
-- Миледи не здорова? Что съ нею?
-- Какже, миледи все дурно себя чувствовала, ма'мъ, съ тѣхъ поръ, какъ въ послѣдній разъ была здѣсь, то есть не въ то время, какъ была съ семействомъ, а какъ пріѣзжала сюда освѣжиться, точно прелестная птичка. Миледи все это время почти не выѣзжала и не оставляла своей комнаты.
-- Чесни-Воулдъ, Томасъ,-- отвѣчаетъ домоправительница съ гордою снисходительностью:-- поставитъ миледи на ноги! Въ цѣломъ свѣтѣ не найдешь такого прекраснаго воздуха, такой благодатной почвы!
У Томаса, можетъ быть, есть свои собственныя убѣжденія на этотъ счетъ; можетъ быть, что онъ выражаетъ ихъ отчасти, проводя рукою по своей лоснящейся головѣ, отъ затылка ко лбу и обратно; но онъ не рѣшается высказать ихъ обстоятельнѣе и отправляется въ людскую застольную закусывать мяснымъ пирогомъ и запивать его пивомъ.
Этотъ грумъ ничто иное какъ передовая рыба передъ цѣлой стаей болѣе благородныхъ акулъ.
Въ слѣдующій вечеръ пріѣзжаютъ сэръ Лэйстеръ и миледи съ многочисленною свитою, пріѣзжаютъ кузины и другія приживалки, со всевозможныхъ точекъ компаса. Съ этой поры въ продолженіе нѣсколькихъ недѣль снуютъ взадъ и впередъ какіе-то таинственнаго вида, не имѣющіе опредѣленныхъ именъ люди, которые обѣгаютъ всѣ края государства, облагодѣтельствованные золотоноснымъ и пивнымъ дождемъ Дудля, но которые на самомъ дѣлѣ суть люди безпокойные характеромъ и неспособные когда-либо что-либо дѣлать.
При такихъ обстоятельствахъ отечества, сэръ Лэйстеръ находитъ свою родню весьма полезною. Чтобы разсуждать за обѣдомъ объ охотѣ, невозможно найти болѣе свѣдущаго собесѣдника, какъ достопочтенный Бобль Стэбльзъ. Трудно было бы отыскать джентльменовъ, которые бы такъ неутомимо ѣздили на баллотировку и избирательныя собранія и показывали такую стойкость, держа сторону Англіи, какъ остальные двоюродные братья. Волюмнія сама по себѣ маленькая штучка, но происхожденіе ея не подлежитъ никакому сомнѣнію, и многіе умѣютъ цѣнить ея остроумный разговоръ, ея французскіе каламбуры до того старые, что съ теченіемъ времени, они снова сдѣлались новизною, умѣютъ цѣнить честь вести эту прекрасную представительницу Дэдлоковъ къ обѣду или удовольствіе получить ея руку въ танцалъ. При подобныхъ отечественныхъ обстоятельствахъ, танцы могли бы назваться услугою, оказанною отечеству; потому, вѣроятно, Волюмнію почти постоянно можно видѣть прыгающею ко благу равнодушнаго и не назначившаго ей пенсіи отечества.
Миледи не слишкомъ затрудняетъ себя пріемомъ многочисленныхъ гостей и, будучи все еще нездоровою, показывается только поздно вечеромъ. Но на всѣхъ сочныхъ обѣдахъ, утомительныхъ завтракахъ, вялыхъ балахъ, одно ея упоминаніе служитъ уже отрадою. Что касается до сэра Лэйстера, то онъ считаетъ совершенно невѣроятнымъ, чтобы можно было чувствовать въ чемъ либо недостатокъ тому, кому выпала на долю завидная судьба быть принятымъ въ этомъ домѣ; и въ припадкѣ восторженнаго самодовольствія онъ расхаживаетъ посреди своихъ гостей, наслаждаясь тѣмъ блаженствомъ, которое всякій несомнѣнно ощущаетъ отъ его благосклоннаго пріема.
Между тѣмъ кузены ежедневно рыщутъ, задыхаясь отъ пыли, шагаютъ по большимъ дорогамъ, странствуютъ на баллотировку и избирательныя собранія (надѣвая лайковыя перчатки и помахивая охотничьимъ бичомъ, если предстоитъ отправиться въ одно изъ графствъ, и употребляя замшевыя перчатки и дорожныя трости, когда нужно побывать въ мѣстѣчкѣ) и являются назадъ съ донесеніями, о которыхъ сэръ Лэйстеръ долго разсуждаетъ по окончаніи обѣда. Всякій день эти неугомонные люди, у которыхъ рѣшительно нѣтъ цѣли и занятій въ жизни, представляются самыми дѣятельными и суетливыми. Волюмнія ежедневно ведетъ откровенный родственный разговоръ съ сэромъ Лэйстеромъ о положеніи государства -- разговоръ, изъ котораго сэръ Лэйстеръ готовъ заключить, что Волюмнія женщина гораздо болѣе разсудительная, чѣмъ онъ предполагалъ.
-- Какъ-то мы успѣемъ ужо?-- говоритъ миссъ Волюмнія, сложивъ ручки.-- Да находимся ли мы въ самомъ дѣлѣ въ безопасности?
Важное дѣло, занимающее умы большинства людей, должно скоро разрѣшиться, и Дудль черезъ нѣсколько дней окончательно развяжетъ руки государству. Сэръ Лэйстеръ только что вышелъ въ гостиную по окончаніи обѣда; онъ похожъ на звѣзду первой величины, окруженную туманными пятнами въ видѣ кузеновъ и кузинъ.
-- Волюмнія,-- отвѣчаетъ сэръ Лэйстеръ, держа въ рукѣ списокъ:-- мы дѣйствуемъ порядочно!
-- Только порядочно!
Хотя теперь еще лѣтняя погода, но сэръ Лэйстеръ возжигаетъ у себя каждый вечеръ неугасимый огонь. Онъ садится передъ каминомъ на привиллегированное кресло, снабженное экраномъ, и повторяетъ съ чрезвычайною твердостью и нѣкоторымъ нсудовольствіемъ, какъ человѣкъ, желающій показать, что онъ субъектъ, выходящій изъ ряда обыкновенныхъ, и что если онъ говоритъ: "порядочно", то не должно понимать этихъ словъ въ прямомъ, обыденномъ смыслѣ: "Воломнія, мы дѣйствуемъ порядочно".
-- Наконецъ, у васъ нѣтъ оппозиціи,-- замѣчаетъ Волюмнія съ увѣренностью и простодушно.
-- Нѣтъ, Волюмнія. Этотъ безразсудный край надѣлалъ много глупостей, я долженъ признать это съ прискорбіемъ, но...
-- Но не совершенно еще обезумѣлъ. Очень рада слышать это!
Волюмнія, угадавъ мысль сэра Лэйстера и окончивъ начатую имъ фразу, выигрываетъ его расположеніе. Сэръ Лэйстеръ съ милостивымъ наклоненіемъ головы какъ будто говоритъ самому себѣ: "эта женщина вообще способна чувствовать, хотя иногда она бываетъ слишкомъ тороплива и опрометчива".
Въ самомъ дѣлѣ, что касается вопроса объ оппозиціи, замѣчаніе прекрасной родственницы Дэдлока совершенно излишне: сэръ Лэйстеръ въ этихъ случаяхъ смотритъ на свою кандидатуру, какъ на выгодную оптовую сдѣлку, которую необходимо окончить поскорѣе. Два другіе менѣе значительные голоса, которые принадлежатъ ему, кажутся ему мелочною, неважною перепродажею; посылая своихъ приказчиковъ, онъ говоритъ начисто торговому народу: "Вы будете такъ добры, что сдѣлаете изъ этихъ матеріаловъ двухъ членовъ парламента; когда же они будутъ готовы, вы имѣете доставить ихъ обратно по принадлежности".
-- Я долженъ съ прискорбіемъ замѣтить, Волимнія, что во многихъ мѣстахъ народъ выказалъ дурное направленіе умовъ, и что это противодѣйствіе правительству имѣло характеръ самый рѣшительный и въ высшей степени непреклонный.
-- Нег-год-дя-и!-- произноситъ Волюмнія.
-- Да,-- продолжаетъ сэръ Лэйстеръ, поглядывая на кузеновъ, лежащихъ по софамъ и оттоманкамъ: -- даже въ большей части мѣстъ, дѣйствительно въ большей части мѣстъ, гдѣ правительство старалось искоренить духъ и партіи... (Замѣтимъ мимоходомъ, что дудлисты занимаютъ ту же самую позицію въ отношеніи кудлистовъ). Даже въ этихъ мѣстахъ.. я долженъ признаться въ томъ, скрѣпя сердце и съ опасностью за общественный кредитъ... партія одержала верхъ, поплатившись значительными суммами. Сотни, присовокупляетъ сэръ Лэйстеръ, обозрѣвая съ возрастающимъ достоинствомъ и съ неудержимымъ негодованіемъ своихъ кузеновъ:-- сотни тысячъ фунтовъ!
Если у Волюмніи есть недостатокъ, то онъ заключается въ томъ, что она слишкомъ простосердечна, тѣмъ болѣе, что подобное простосердечіе весьма приличное особѣ, носящей коленкоровые панталончики и кружевную шемизетку, худо вяжется съ набѣленною шеей и жемчужнымъ ожерельемъ. Такимъ образомъ и теперь, побуждаемая чистосердечіемъ, она спрашиваетъ:
-- На что это?
-- Волюмнія,-- упрекаетъ сэръ Лэйстеръ чрезвычайно строгимъ тономъ.-- Волюмнія!
-- Нѣтъ, нѣтъ, я не хотѣла вовсе сказать "на что это!" -- кричитъ Волюмнія съ свойственнымъ ей въ подобныхъ случаяхъ визгомъ.-- Какъ же я глупа! Я хотѣла сказать: какая жалость!
-- Пріятно слышать,-- отвѣчаетъ сэръ Лэйстеръ:-- пріятно слышать, что вы хотѣли сказать: "какая жалость!"
Волюмнія спѣшитъ сдѣлать замѣчаніе, что съ безпокойными людьми слѣдовало бы поступать какъ съ измѣнниками, и что должно заставлять ихъ поддерживать партію.
-- Я очень доволенъ, Волюмнія,-- повторяетъ сэръ Лэйетсръ, не обращая вниманія на эти медоточивыя выраженія чувствъ:-- я очень доволенъ, что вы сказали: "какая жалость!" Это непріятно для избирателей. Но хотя вы нечаянно и не обдумавъ, можетъ быть вполнѣ сдѣлали опрометчивый вопросъ: "на что это?" позвольте мнѣ отвѣтить на него: на необходимые расходы. За тѣмъ я разсчитаю на ваше благоразуміе, Волюмнія, что не вы будете ни здѣсь, ни гдѣ либо въ другомъ мѣстѣ развивать этого вопроса.
Сэръ Лэйстеръ считаетъ обязанностью метать на Волюмнію самые разрушительные взгляды, потому что кое гдѣ легкомысленные люди начинаютъ уже поговаривать, что эти необходимые расходы, при сборѣ, можетъ быть, двухъ сотъ претендентовъ на мѣста, могутъ быть названы неблагозвучнымъ словомъ подкупа, а нѣкоторые необразованные остряки предложили даже, чтобы исключить изъ церковной службы молитву за высокостепенный парламентъ, и чтобы вмѣсто ея духовныя конгрегаціи составили молитву за шестьсотъ пятьдесятъ восемь джентльменовъ, которыхъ карманы пострадали при выборахъ.
-- Я думаю,-- замѣчаетъ Волюмнія, послѣ нѣкоторой паузы, давшей ей средство оправиться отъ сдѣланнаго промаха:-- я думаю, что мистеръ Толкинхорнъ работалъ не на животъ, а на смерть.
-- Я не понимаю,-- возражаетъ сэръ Лэйстеръ, открывая глаза:-- зачѣмъ мистеръ Толкинхорнъ сталъ бы работать не на животъ, а на смерть? Я даже не знаю, какого рода участіе могъ принимать мистеръ Толкинхорнъ въ этомъ дѣлѣ. Онъ не былъ кандидатомъ.
Волюмнія думала, что онъ могъ быть избраннымъ въ кандидаты. Сэръ Лэйстеръ желалъ бы знать: "кѣмъ и съ какою цѣлью?" Волюмнія, снова приведенная въ замѣшательство, говоритъ: "кѣмъ нибудь съ цѣлью давать совѣты и дѣлать необходимыя распоряженія". Сэръ Лэйстеръ выражаетъ сомнѣніе, чтобы кто либо изъ кліентовъ мистера Толкинхорна нуждался въ его помощи.
Леди Дэдлокъ, сидя у открытаго окна и положивъ руку на одну изъ подушекъ, которыми обложено ея кресло, смотритъ, какъ вечернія тѣни опускаются на аллеи парка; только при послѣднихъ словахъ сэра Лэйстера, упомянувшаго имя адвоката, она какъ будто показала вниманіе къ его разговору.
Изнѣженный кузенъ, въ усахъ, находившійся въ состояніи крайней дряхлости, замѣчаетъ, лежа на диванѣ, что кто-то сказывалъ ему вчера, что Толкинхорнъ ходилъ къ избирателямъ, намѣреваясь предложить юридическое мнѣніе о чемъ-то; и что за окончаніемъ пренія, того и гляди, Толкинхорнъ явится съ извѣстіемъ, что кудлисты вылетѣли въ трубу.
Меркурій, разносящій кофе, докладываетъ вслѣдъ за этимъ сэру Лэйстеру, что мистеръ Толкинхорнъ пріѣхалъ и теперь обѣдаетъ. Миледи на минуту поворачиваетъ голову внутрь комнаты, потомъ опять продолжаетъ смотрѣть въ окно.
Волюмнія очень рада слышать, что любимецъ ея пріѣхалъ.
Въ самомъ дѣлѣ онъ такой оригиналъ, знаетъ такое множество самыхъ разнообразныхъ вещей и никогда не говоритъ о нихъ! Волюмнія увѣрена, что онъ долженъ быть изъ числа франкъ-масоновъ. Она увѣрена, что онъ стоитъ въ главѣ какой нибудь ложи, что онъ носитъ коротенькій фартукъ и отправляетъ таинственное богослуженіе при помощи подсвѣчниковъ и лампадокъ. Эти остроумныя замѣчанія прекрасная родственница Дэдлоковъ произносить самымъ простодушнымъ тономъ, не переставая заниматься между тѣмъ вязаніемъ кошелька.
-- Онъ ни разу еще не былъ здѣсь,-- продолжаетъ она:-- съ тѣхъ поръ, какъ я пріѣхала. Мое сердце готовилось совсѣмъ изныть отъ непостоянства вѣроломнаго. Я старалась уже увѣрять себя, что онъ умеръ.
Можетъ быть это сгущающійся вечерній сумракъ, а можетъ быть это слѣдствіе сумрачнаго расположенія духа, только тѣнь покрываетъ въ это время лицо миледи, какъ будто она думаетъ про себя: "Какъ бы я была этимъ довольна".
-- Мистеръ Толкинхорнъ,-- говоритъ сэръ Лэйстеръ:-- здѣсь будетъ всегда почетнымъ гостемъ; онъ вездѣ одинаково скроменъ и остороженъ. Онъ исполненъ отличныхъ качествъ и пользуется заслуженнымъ уваженіемъ.
Изнѣженный кузенъ предполагаетъ, что онъ богатъ какъ Крезъ.
-- У него вѣрно есть капиталецъ въ оборотѣ, безъ всякаго сомнѣнія есть,-- говоритъ сэръ Лэйстеръ.-- Впрочемъ, ему щедро платятъ, и онъ стоитъ почти на одной ногѣ съ нѣкоторыми изъ членовъ высшаго общества.
Всѣ вздрагиваютъ, потому что вблизи раздается выстрѣлъ.
-- Боже мой, что это такое!-- восклицаетъ Волюмнія съ свойственнымъ ей глухимъ визгомъ.
-- Это крыса,-- говоритъ миледи.-- Ее застрѣлили.
Входитъ мистеръ Толкинхорнъ, за которымъ слѣдуютъ Меркуріи съ лампами и свѣчами.
-- Нѣтъ, нѣтъ,-- говоритъ сэръ Лэйстеръ:-- я не думаю, чтобы нужно было огня. Вы кажется любите полу-свѣтъ, миледи?
Миледи предпочитаетъ его.
-- А Волюмнія?
О, для Валюмніи нѣтъ болѣе высокаго наслажденія, какъ сидѣть и говорить въ полу-мракѣ.
-- Такъ отнеси же свѣчи и лампу,-- говоритъ сэръ Лэйстеръ.-- Толкинхорнъ, извините! Какъ ваше здоровье?
Мистеръ Толкинхорнъ приближается съ обычною непринужденностью, отвѣшиваетъ мимоходомъ поклонъ и произноситъ привѣтствіе миледи, жметъ руку сэра Лэйстера и садится въ то кресло, которое онъ всегда занимаетъ, когда собирается что-нибудь сообщить -- въ кресло, на противоположной сторонѣ маленькаго столика, заваленнаго газетами. Сэръ Лэйстеръ опасается, что миледи, будучи несовершенно здорова, можетъ простудиться у окна. Миледи очень благодарна ему за вниманіе, но желаетъ остаться на своемъ мѣстѣ, чтобы дышать чистымъ воздухомъ. Сэръ Лэйстеръ встаетъ, поправляетъ на ней шарфъ и возвращается къ своему креслу. Между тѣмъ мистеръ Толкинхорнъ беретъ изъ своей табакерки щепотку табаку.
-- Ну, что же,-- говоритъ сэръ Лэйстеръ.-- Каково шли эти пренія?
-- О, очень безтолково съ самаго начала. ни малѣйшаго шанса. Вздумали привлечь участниковъ обѣихъ партій. Вы совершенно поражены. Пропорція:-- три къ одному.
Одна изъ отличительныхъ чертъ характера мистера Толклихорна состоитъ въ томъ, чтобы не высказывать никакого политическаго мнѣнія, даже вовсе не имѣть никакого мнѣнія. Потому онъ говоритъ: "вы совершенно поражены", а не "мы".
Сэръ Лэйстеръ величестненно разгнѣванъ. Волюмнія никогда не слыхала о подобныхъ вещахъ. Дряхлый кузенъ утверждаетъ, что "это"... что подобныя вещи -- чистый подкупъ, взятки".
-- Это, какъ вамъ извѣстно,-- продолжаетъ мистеръ Толкинхорнъ, при возрастающемъ сумракѣ, который кажется еще гуще подъ вліяніемъ наступившаго молчанія:-- это мѣсто, на которое имъ хотѣлось посадить сына мистриссъ Ронсвель.
-- Предложеніе, которое, какъ вы нѣкогда увѣряли меня, онъ имѣлъ разсудительность и твердость характера отклонить. Я не могу сказать, чтобы я одобрялъ мнѣнія мистера Ронсвела, высказанныя имъ, когда онъ сидѣлъ съ нами въ этой комнатѣ; но въ его намѣреніи было много прямодушія, котораго я не могу не одобрить.
-- А!-- говоритъ мистеръ Толкинхорнъ.-- Однако я не могъ убѣдить его, чтобы онъ не очень былъ дѣятеленъ на этихъ выборахъ.
Въ это время сэръ Лэйстеръ открываетъ ротъ съ несомнѣннымъ желаніемъ говорить.
-- Такъ ли я понялъ васъ? Вы хотѣли сказать, что мистеръ Ронсвелъ былъ очень дѣятеленъ на этихъ выборахъ?
-- Необыкновенно дѣятеленъ.
-- Противъ...
-- О, да, именно, противъ васъ. Онъ хорошій говорунъ; отчетливо выражается и ораторствуетъ съ увлеченіемъ. Онъ произвелъ разрушительное дѣйствіе и пріобрѣлъ значительное вліяніе. Въ дѣловой, юридической части выборовъ онъ удержалъ рѣшительный перевѣсъ.
Все общество убѣждено, хотя и не видитъ, что сэръ Лэйстеръ въ эту минуту величественно таращитъ глаза.
-- И ему много помогалъ при этомъ,-- произноситъ мистеръ Толкинхорнъ безстрастнымъ голосомъ:-- его сынъ.
-- Его сынъ, сэръ?-- повторяетъ сэръ Лэйстеръ съ зловѣщею вѣжливостью.
-- Его сынъ.
-- Сынъ, который изъявилъ желаніе жениться на молоденькой горничной миледи?
-- Этотъ самый. У него только одинъ сынъ.
-- Въ такомъ случаѣ,-- говоритъ сэръ Лэйстеръ, послѣ томительной паузы, въ продолженіе которой слышно было, какъ онъ пыхтѣлъ, и понятно каждому, какъ онъ таращилъ глаза:-- въ такомъ случаѣ клянусь честью, жизнью, моимъ именемъ, моими убѣжденіями, что бурнымъ потокамъ общественныхъ страстей открытъ свободный выходъ, что воды... воды... гм... размыли пружины государственнаго организма и сокрушили посредствующую связь, которою вещи еще держались кое-какъ!
Общій взрывъ негодованія кузеновъ. Волюмнія думаетъ, что теперь настоящее время, чтобы предпринять коренной переворотъ и употребить самыя крутыя мѣры. Дряхлый кузенъ убѣжденъ, "что государству не сдобровать, что оно обломаетъ себѣ ноги, какъ запаленый жеребецъ на скачкѣ".
-- Прошу васъ, впрочемъ,-- говоритъ сэръ Лэйстеръ задыхающимся голосомъ:-- прошу васъ не говорить болѣе объ этомъ обстоятельствѣ. Всякіе дальнѣйшіе пересуды не поведутъ ни къ чему. Миледи, позвольте мнѣ попросить у васъ позволенія, въ отношеніи этой молодой субретки...
-- Но я вовсе не намѣрена,-- замѣчаетъ миледи тихимъ, но рѣшительнымъ голосомъ и продолжая сидѣть у окна:-- вовсе не намѣрена разставаться съ этою дѣвушкою.
-- Я этого и не хотѣлъ сказать,-- отвѣчаетъ сэръ Лэйстеръ.-- Мнѣ очень пріятно, напротивъ того, что вы такого мнѣнія. Я даже думаю, что какъ вы считаете ее достойною вашего покровительства, то употребите свое вліяніе, чтобы избавить ее отъ этого опаснаго союза. Вы можете объяснить ей, какое насиліе дѣлаемо бы было, при подобномъ бракѣ, ея обязанностямъ и убѣжденіямъ, и мы можете. сохранитъ ее для лучшей доли. Вы можете представить ей, что современемъ она, вѣроятно, найдетъ себѣ мужа въ Чесни-Воулдѣ,-- мужа, чрезъ котораго она не будетъ,-- присовокупляетъ сэръ Лэйстеръ, подумавъ съ минуту:-- не будетъ разлучена съ гробницами своихъ предковъ.
Эти замѣчанія онъ дѣлаетъ съ обычною учтивостью и вѣжливостью, которыя неизмѣнно соблюдаются имъ въ отношеніи къ своей супругѣ. Она вмѣсто отвѣта дѣлаетъ движеніе рукою. Мѣсяцъ поднимается на небѣ; и въ томъ мѣстѣ, гдѣ она сидитъ, вливается въ комнату потокъ блѣднаго свѣта, въ которомъ виднѣется голова ея.
-- Надобно, впрочемъ, замѣтить,-- говоритъ мистеръ Толинихорнъ:-- что этотъ народъ очень гордъ, по моему.
-- Гордъ?
Сэръ Лэйстеръ думаетъ, что онъ ослышался.
-- Я не буду удивляться, если всѣ они добровольно оставятъ дѣвушку... всѣ, да и самъ влюбленный... по крайней мѣрѣ менѣе чѣмъ если она оставитъ ихъ, предположивъ, что она не покинетъ Чесни-Воулда при такихъ обстоятельствахъ.
-- Хорошо!-- говоритъ сэръ Лэйстеръ дрожащимъ голосомъ.-- Хорошо! Вы увидите, мистеръ Толкинхорнъ. Вамъ, впрочемъ, они ближе извѣстны; вы бывали между ними.
-- Дѣйствительно, сэръ Лэйстеръ, я подтверждаю ваши слова. Я бы могъ даже разсказать вамъ исторію... съ позволенія леди Дэдлокъ.
Голова миледи выражаетъ позволеніе. Волюмнія въ восторгѣ.
-- Исторію! Наконецъ-то и онъ что-нибудь разскажетъ! Тутъ вѣрно не обойдется безъ призрака, надѣется Волюмнія.
-- Нѣтъ. Сущія тѣло и кровь.-- Мистеръ Толкинхорнъ останавливается на минуту и повторяетъ съ нѣкоторымъ увлеченіемъ довольно рѣзкимъ при его обычной монотоніи:-- сущія тѣло и кровь, миссъ Дэдлокъ. Сэръ Лэйстеръ, подробности этого разсказа сдѣлались мнѣ извѣстными въ самое недавнее время. Онѣ очень немногосложны. Онѣ могутъ служить нагляднымъ доказательствомъ того, что я сказалъ. Я не буду пока называть дѣйствующихъ лицъ по именамъ. Я надѣюсь, что леди Дэдлокъ не сочтетъ это невѣжливымъ?
При свѣтѣ камина, уже очень тускломъ, можно разглядѣть, что онъ смотритъ въ эту минуту въ окно. Леди Дэдлокъ озаряется блѣднымъ мерцаніемъ луны и кажется, попрежнему, покойною.
"Землякъ этого мистера Ронсвела, человѣкъ въ такихъ же обстоятельствахъ, въ какихъ считаютъ поставленнымъ меня, былъ такъ счастливъ, что имѣлъ дочь, которая заслужила особенное вниманіе важной леди. Я разумѣю истинно важную леди -- леди не только превосходившую сословіе, къ которому принадлежалъ отецъ этой дѣвушки, но такую, которая была замужемъ за джентльменомъ, подобнымъ вамъ, сэръ Лэйстеръ.
Сэръ Лэйстеръ присовокупляетъ снисходительно: "Такъ, мистеръ Толкинхорнъ!", давая этимъ понять, что, конечно, эта леди должна была принять слишкомъ обширные моральные размѣры въ глазахъ какого нибудь желѣзнаго заводчика.
"Леди эта была богата и прекрасна собою, чувствовала особенную привязанность къ дѣвушкѣ, бывшей при ней, обращалась съ нею особенно нѣжно и не отпускала ея отъ себя ни на минуту. Впрочемъ эта леди хранила подъ всѣмъ своимъ величіемъ какую-то тайну. Дѣйствительно, еще въ ранней молодости она хотѣла выйти замужъ за молодого повѣсу... онъ служилъ капитаномъ въ арміи... повѣсу, отъ котораго нельзя было ожидать ничего порядочнаго. Впрочемъ она не вышла замужъ, а только произвела на свѣтъ дитя котораго отцомъ былъ этотъ сорванецъ".
При свѣтѣ камина видно, какъ разсказчикъ смотритъ на обликъ луны. При свѣтѣ мѣсяца леди Дэдлокъ видна въ профиль и кажется совершенно покойною.
"Когда этотъ армейскій капитанъ умеръ, она подумала, что она теперь внѣ всякой опасности; но цѣпь обстоятельствъ, разсказомъ о которыхъ я не буду утруждать васъ, повела къ открытію этой тайны. Какъ мнѣ передавали исторію, обстоятельства эти имѣли началомъ собственную неосторожность леди, которая въ одинъ прекрасный день попалась; это доказываетъ только, какъ трудно людямъ съ самымъ твердымъ характеромъ (а она отличалась особенною твердостью характера) быть всегда на готовѣ къ нападенію. Въ домѣ, какъ вы можете себѣ представить, все пришло въ безпокойство и изумленіе. Я предоставляю также вамъ вообразить отчаяніе мужа. Но все это, впрочемъ, не имѣетъ прямой связи съ настоящимъ дѣломъ. Когда землякъ мистера Ронсвела узналъ объ этой развязкѣ, онъ рѣшительно не хотѣлъ, чтобы дочь его пользовалась долѣе вниманіемъ и благосклонностью леди, точно такъ же, какъ не позволилъ бы, чтобъ дочь его растоптали въ его глазахъ. Онъ былъ такъ самолюбивъ, что рѣшительно не признавалъ чести, сдѣланной ему и его дочери благосклонной леди, рѣшительно не признавалъ. Онъ озлобился на судьбу молодой дѣвушки, какъ будто леди была обыкновеннѣйшимъ изъ обыкновенныхъ существъ. Вотъ вамъ и исторія. Я надѣюсь, что леди Дэдлокъ проститъ меня за печальный характеръ моего разсказа".
Выражаются разнообразныя мнѣнія, болѣе или менѣе несогласныя съ мнѣніемъ Волюмніи. Это молодое прелестное созданіе не можетъ допустить мысли, чтобы подобная леди когда нибудь существовала и вообще разрушаетъ всю исторію въ пухъ и прахъ. Большинство придерживается убѣжденій дряхлаго кузена, которыя выражаются въ слѣдующихъ немногихъ словахъ: "таковскій и былъ проклятый землякъ Ронсвела". Сэръ Лэйстеръ приводитъ себѣ на память Ватта-Тэйлора, и располагаетъ происшествія по собственному своему плану. Разговоръ тянется вяло.
Когда уже было болѣе десяти часовъ, сэръ Лэйстеръ попросилъ мистера Толкинхорна позвонить въ колокольчикъ затѣмъ, чтобы принесли огня. Тогда потокъ луннаго свѣта опустился въ близь лежащее озеро, и тогда леди Дэдлокъ впервые зашевелилась, встала и подошла къ столу, чтобы выпить стаканъ воды. Мигающіе кузены, на подобіе летучихъ мышей, слетаются на свѣтъ, чтобы услужить миледи; Волюмнія (всегда готовая на что-нибудь болѣе утонченное, если только это возможно) беретъ другой стаканъ воды и удовлетворяется однимъ самымъ умѣреннымъ глоткомъ; леди Дэдлокъ, преисполненная граціи, владѣя совершенно собою, привлекая къ себѣ удивленные взоры, тихо проходитъ опять по длинной перспективѣ, мимо этой нимфы, отражая на нее не слишкомъ выгодный свѣтъ въ силу контраста.