Мистеръ Толкинхорнъ пробирается въ свою комнату въ башнѣ, нѣсколько утомившись и запыхавшись отъ сдѣланнаго путешествія, хотя путешествіе это совершено имъ благополучно. На его лицѣ остались слѣды такого впечатлѣнія, какъ будто онъ освободилъ душу отъ какой-то важной заботы, и какъ будто онъ, по своему, доволенъ. Сказать о человѣкѣ до такой степени скрытномь и невозмутимомъ, какъ Толкинхорнъ, что онъ торжествуетъ, значило бы оказать ему точно такую же несправедливость, какъ предположивъ, что онъ взволнованъ любовью, нѣжностью или другою романтическою слабостью. Онъ доволенъ потихоньку, безъ увлеченія. Можетъ быть уже и то выражаетъ въ немъ чрезвычайно порывистое чувство, что онъ хватаетъ одну изъ своихъ костлявыхъ рукъ другою рукою и, держа такимъ образомъ за спиною, тихонько прохаживается взадъ и впередъ по комнатѣ.
Въ комнатѣ стоитъ обширный письменный столъ, на которомъ навалено значительное количество бумагъ. Зеленоватая лампа зажжена, абажуръ опущенъ на нее, покойное кресло подвинуто къ столу, и сначала кажется, что адвокатъ готовъ посвятить себя на нѣсколько минутъ бумагамъ прежде, нежели онъ отойдетъ ко сну. Но на самомъ дѣлѣ оказывается, что онъ теперь не въ дѣловомъ расположеніи духа. Бросивъ взглядъ на документы, которые ожидаютъ только его вниманія, наклонивъ голову низко надъ столомъ, ибо зрѣніе, этого почтеннаго джентльмена оказывается по вечерамъ очень слабымъ для чтенія и письма, онъ открываетъ вслѣдъ за тѣмъ дверь и выходитъ на платформу башни. Тамъ онъ опять прохаживается взадъ и впередъ, въ той же самой позѣ, простывая, если только такому холодному человѣку нужно простывать, послѣ исторіи, разсказанной имъ внизу.
Было нѣкоторое время, когда такіе свѣдущіе люди, какъ мистеръ Толкинхорнъ, стали бы расхаживать по крышѣ башни при звѣздномъ сіяніи съ цѣлью наблюдать небо и читать тамъ про свою будущую судьбу. Группы звѣздъ видны ночью, хотя блескъ ихъ помрачается сіяніемъ мѣсяца. Если онъ отыскиваетъ свою собственную звѣзду, методически шагая по крышѣ, то эта звѣзда, имѣя такого ржаваго представителя на землѣ, должна быть очень блѣдна и едва замѣтна. Если бы онъ вздумалъ прочитать свою собственную судьбу, то она вѣрно оказалась бы начертанною другого рода знаками, болѣе сродными его обыденной сферѣ.
Когда онъ проходитъ по крышѣ, поднявъ глаза выше своихъ идей на столько, на сколько эти идеи возвышаются надъ землею, онъ внезапно останавливается передъ окномъ, повстрѣчавшись съ глазами, которые устремлены на него. Потолокъ въ его комнатѣ низокъ, и верхняя часть двери, на противоположной сторонѣ отъ окна, сдѣлана изъ стеклянныхъ рамъ. Тутъ есть правда и внутренняя сплошная дверь; но какъ ночь была теплая, то онъ и не заперъ эту дверь, придя къ себѣ въ комнату. Глаза, повстрѣчавшіеся съ его глазами, смотрятъ сквозь стекло изъ наружнаго корридора. Онъ видитъ ихъ очень хорошо. Ужъ много лѣтъ кровь не приливала такъ обильно и такъ внезапно къ его головѣ, какъ въ ту минуту, когда онъ узнаетъ леди Дэдлокъ.
Онъ вступаетъ къ себѣ въ комнату, она входитъ туда тоже, затворяетъ за собою обѣ двери. Въ глазахъ ея -- отъ страха или негодованія?-- кипитъ волненіе; но въ станѣ ея и манерахъ замѣтно тоже спокойствіе, которое она сохранила два часа тому назадъ, сидя въ своей комнатѣ.
Теперь страхъ ли это или негодованіе, онъ не умѣетъ рѣшить.
И тотъ и другое могли бы заставить ее поблѣднѣть, могли бы привести ее въ такое волненіе.
-- Леди Дэдлокъ?
Она сначала не произноситъ ни слова, даже тогда, когда она опустилась уже тихонько въ кресло, поставленное у стола, они смотрятъ другъ на друга какъ два изваянія.
-- Для чего вы разсказали мою исторію такому большому обществу?
-- Леди Дэдлокъ, мнѣ было необходимо предупредить васъ, что ваша исторія мнѣ извѣстна.
-- Давно ли вы узнали ее.
-- Я угадывалъ ее давно уже. Вполнѣ же узналъ ее очень недавно.
-- Нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ?
-- Нѣсколько дней.
Онъ стоитъ передъ нею, опершись одною рукою на спинку стула и заложивъ другую руку за свой старомодный жилетъ и кружевное жабо точь-въ-точь какъ онъ всегда стоялъ передъ миледи послѣ ея замужества. Та же исполненная формальностей вѣжливость, то же притворное уваженіе, которое точно также могло показаться простою лишь недовѣрчивостью. Весь этотъ человѣкъ быль въ настоящую минуту тѣмъ же мрачнымъ, холоднымъ субъектомъ, поставленнымъ на то же самое разстояніе, какъ и при другихъ обстоятельствахъ жизни.
-- Правда ли то, что вы говорили о бѣдной дѣвушкѣ?
Онъ слегка наклоняется я подвигаетъ впередъ голову, какъ будто несовершенно понявъ вопросъ.
-- Вы знаете, о чемъ вы говорили. Правда ли это? Знаютъ ли и ея друзья мою исторію? Обратились ли уже она въ городскую сплетню? Чертятъ ли уже изъ нея пасквили по стѣнамъ и кричать ли о ней на улицахъ?
Такъ и есть! Гнѣвъ, страхъ и стыдъ. Всѣ три ощущенія въ совокупности. Какимъ могуществомъ одарена эта женщина, чтобы подавлять такія бурныя страсти! Мысли мистера Толкинхорна принимаютъ подобное направленіе, тогда онъ смотритъ на нее, нахмуривъ болѣе обыкновеннаго клочки своихъ сѣдыхъ бровей.
-- Нѣтъ, леди Дэдлокъ. Пока дѣло это ограничивается догадками, возникшими изъ того, что сэръ Лэйстеръ, можетъ быть безъ намѣренія, повелъ переговоры слишкомъ свысока. Но дѣло можетъ принять офиціальный характеръ, если они узнаютъ то... то, что мы знаемъ.
-- Такъ значитъ, они еще не знаютъ всего?
-- Нѣтъ.
-- Могу ли я спасти бѣдную дѣвушку отъ оскорбленій прежде, нежели они узнаютъ это?
-- Скажу вамъ по правдѣ, леди Дэдлокъ,-- отвѣчаетъ мистеръ Толкинхорнъ:-- что я не могу дать на этотъ счетъ удовлетворительнаго мнѣнія.
И между тѣмъ онъ думаетъ про себя, слѣдя съ усиленнымъ вниманіемъ за борьбою, которая происходитъ въ ея сердцѣ: "твердость и присутствіе духа этой женщины удивительны!"
-- Сэръ,-- говоритъ она, употребивъ необыкновенное усиліе, чтобы заставить свои губы перестать дрожать и произносить слова отчетливѣе:-- я намѣрена объясниться подробнѣе. А не оспариваю вашего вывода, основаннаго на предположеніяхъ. Я предвидѣла его, и признала его справедливость, точно также какъ и вы, когда увидѣла здѣсь мистера Ронсвела. Я поняла очень хорошо, что если бы онъ имѣлъ случай узнать мое прошлое, то сталъ бы считать бѣдную дѣвушку опозоренною моимъ непродолжительнымъ и явнымъ покровительствомъ ей, хотя это покровительство собственно не навлекло на нее никакого нареканія. Но я принимаю въ ней, или, лучше сказать, такъ какъ она не принадлежитъ уже къ нашему дому, я принимала въ ней живое участіе. Если вы будете такъ внимательны къ женщинѣ, которая живетъ подъ вашею комнатой, что захотите вспомнить объ этомъ, то она будетъ очень благодарна вамъ за ваше снисхожденіе.
Мистрръ Толкинхорнъ, слушавшій это съ глубокимъ вниманіемъ, уклоняется отъ убѣжденій леди съ пожатіемь плечъ, выражающимъ его смиреніе, и еще болѣе хмуритъ брови.
-- Вы приготовили меня къ признанію, я очень благодарна намъ за то. Не требуете ли вы чего отъ меня? Нѣтъ ли у васъ какой претензіи, которую я могла бы удовлетворить, нѣтъ ли какого нибудь порученія, по которому предстоятъ хлопоты и затрудненія, но въ которомъ я могла бы употребить свое вліяніе на мужа, подтверждая достовѣрность и непоколебимость вашихъ доводовъ? Я буду писать, что вамъ угодно, здѣсь же, теперь все, что вы вздумаете мнѣ продиктовать. Я готова на это.
"И она способна это дѣлать!" -- думаетъ адвокатъ, слѣдя за твердою рукою, которою она беретъ въ это время перо.
-- Я не намѣренъ затруднять васъ, леди Дэдлокъ. Прошу васъ, успокойтесь.
-- Я долго дожидалась этого, какъ вамъ извѣстно. Я не желаю беречь себя, не желаю, чтобы и другіе меня щадили. Вы не можете сдѣлать для меня ничего худшаго въ сравненіи съ тѣмъ, что вы уже сдѣлали. Что же еще остается теперь?
-- Леди Дэдлокъ теперь совершенно нечего дѣлать. Если вы все передали мнѣ, что было нужно, я попрошу у васъ позволенія также сказать нѣсколько словъ.
Казалось бы, что имъ нечего уже наблюдать теперь другъ за другомъ, но они не могутъ отстать отъ этой привычки, подобно звѣздамъ, которыя наблюдаютъ въ настоящую минуту за ними обоими, мерцая сквозь открытое окно. Тамъ далеко посеребренныя луннымъ свѣтомъ тянутся поля, перемежающіяся лѣсами, и обширный домъ спитъ также спокойно, какъ скромная хижина. Но гдѣ же теперь, въ эту мирную ночь, тотъ могильщикъ и тотъ заступъ, которымъ суждено прибавить послѣднюю важную тайну къ многимъ тайнамъ, облекающимъ существованіе мистера Толкинхорна? Родился ли уже этотъ могильщикъ и выкованъ ли уже этотъ заступъ? Любопытные вопросы для разрѣшенія,-- еще болѣе любопытные, можетъ быть, если не входить въ ихъ разрѣшеніе при бдительныхъ взорахъ звѣздъ, разсѣянныхъ по лѣтнему небу.
-- О раскаяніи, угрызеніяхъ совѣсти, вообще о какихъ бы то ни было чувствахъ моихъ,-- продолжаетъ леди Дэдлокъ:-- я не скажу ни слова. Если бы я не была нѣма въ этомъ отношеніи, вы все-таки остались бы глухи. Не будемъ затрогивать этотъ предметъ; онъ не созданъ для вашихъ ушей.
Онъ выказываетъ намѣреніе возражать ей, но она останавливаетъ его рѣзкимъ движеніемъ руки.
-- Я пришла переговоритъ съ вами о другихъ, совершенно несродныхъ этимъ, вещахъ. Брилліанты мои лежатъ въ моемъ туалетѣ на обыкновенныхъ мѣстахъ. Ихъ можно легко найти тамъ. Точно также и мои платья. Однимъ словомъ все, что у меня есть цѣннаго, остается въ прежнемъ порядкѣ. Небольшая сумма чистыхъ денегъ, которая теперь при мнѣ, не составитъ большого разсчета. Я не могла надѣть своего платья, чтобы не навлечь на себя подозрѣнія. Я отправилась сюда съ тѣмъ, чтобы потомъ исчезнуть на вѣки. Постарайтесь разгласить это. Другого порученіи я не возлагаю на васъ.
-- Извините меня, леди Дэдлокъ,-- говоритъ мистеръ Телкинхорнъ, сохраняя прежнее спокойствіе.-- Я не увѣренъ, что вполнѣ понялъ васъ. Вы ушли?
-- Чтобы быть потерянною для здѣшнихъ мѣстъ. Я оставляю Чесни-Воулдъ нынѣшнею ночью. Я отправляюсь теперь же.
Мистеръ Толкинхорнъ качаетъ головою. Она встаетъ; но не снимая руки со спинки стула и не освобождая другой руки изъ-за старомоднаго жилета и жабо, онъ качаетъ только головою
-- Какъ? Вы думаете, что я не пойду?
-- Нѣтъ, леди Дэдлокъ,-- отвѣчаетъ онъ очень хладнокровно.
-- Знаете ли вы, какую пользу можетъ принести мой побѣгъ? Развѣ вы забыли безчестіе и позоръ, который лежитъ на этомъ домѣ? Развѣ вы не знаете, гдѣ жертва этого позора, и кто эта жертва?
-- Нѣтъ, леди Дэдлокъ, не забылъ и знаю, очень хорошо знаю.
Не удостоивая своего собесѣдника дальнѣйшихъ объясненій, она идетъ къ двери и берется уже за ручку замка, когда адвокатъ говоритъ ей, не пошевеливъ ни рукою, ни ногою и даже вовсе не возвысивъ голоса:
-- Леди Дэдлокъ, будьте такъ добры, остановитесь и выслушайте меня, или прежде, чѣмъ вы успѣете выйти на лѣстницу, я велю ударить въ набатъ и подниму весь домъ на ноги. Тогда я долженъ буду уже говорить все, при гостяхъ, слугахъ и всѣхъ, кто только есть въ домѣ.
Онъ убѣждаетъ ее. Она смущается, трепещетъ и подноситъ дрожащую руку къ головѣ. Все это сами по себѣ не очень важныя обстоятельства; но когда такой изощренный глазъ, какъ у мистера Толинихорна, видитъ хотя минутную нерѣшительность въ подобномъ дѣлѣ, онъ вполнѣ постигаетъ значеніе этой нерѣшительности.
Онъ снова повторяетъ наскоро: "Будьте такъ добры, выслушайте мени, леди Дэдлокъ", и указываетъ на кресло, съ котораго она встала. Она медлитъ; но онъ опять приглашаетъ ее, и она садится.
-- Отношенія, существующія между нами, не могутъ назваться привлекательными; но такъ какъ эти отношенія созданы не мною, то я и не буду оправдываться въ томъ. Положеніе, которое я занимаю при сэрѣ Лэйстерѣ, такъ хорошо извѣстно вамъ, что я не могу себѣ представить, чтобы вы не видѣли во мнѣ лицо, которому всего естественнѣе можно было сдѣлать это открытіе.
-- Сэръ,-- отвѣчаетъ она, не поднимая глазъ, которые постоянно устремлены ею въ землю:-- лучше бы было, если бы я ушла. Вы бы лучше сдѣлали, если бы не стали удерживать меня. Кромѣ этого мнѣ нечего сказать вамъ.
-- Извините меня, леди Дэдлокъ, если я еще присовокуплю нѣсколько словъ.
-- Я бы желала выслушать ихъ тамъ, у окна, Я не могу дышать здѣсь.
Его испытующій взглядъ, слѣдя за нею, пока она идетъ, выражаетъ минутное опасеніе, чтобы она не вздумала выпрыгнуть въ окно и броситься черезъ перила на нижнюю террасу съ цѣлью лишить себя жизни; но послѣ мгновеннаго наблюденія надъ ея лицомъ, пока она стоитъ передъ окномъ, смотря на звѣзды -- не на тѣ звѣзды, которыя мерцаютъ вверху, а на тѣ, которыя блещутъ на самомъ горизонтѣ -- онъ тотчасъ успокаивается. Оглядѣвъ ее со всѣхъ сторонъ онъ становится нѣсколько позади ея.
-- Леди Дэдлокъ, я еще не успѣлъ до сихъ поръ прійти къ удовлетворительному результату въ дѣлѣ, которое теперь занимаетъ меня. Я еще не сознаю вполнѣ, что должно дѣлать и какъ именно поступать теперь. Между тѣмъ я считаю долгомъ просить васъ сохранять вашу тайну, какъ вы сохраняли ее прежде, и не удивляться, что я тоже буду молчать о ней,
Онъ останавливается, но она ничего не отвѣчаетъ.
-- Извините меня, леди Дэдлокъ. Это очень важное обстоятельство. Вы удостаиваете еще меня вашимъ вниманіемъ?
-- Безъ сомнѣнія.
-- Благодарю васъ. Я долженъ былъ увѣриться въ этомъ, видѣвъ доказательство твердости вашего характера. Я могъ бы и не дѣлать подобнаго вопроса, но у меня въ обычаѣ извѣдывать ту позицію, на которой я стою, и слѣдить за каждымъ шагомъ, который я дѣлаю. Единственное лицо, котораго интересъ требуетъ особеннаго соображенія въ этомъ несчастномъ дѣлѣ, есть сэръ Лэйстеръ.
-- Въ такомъ случаѣ для чего же,-- спрашиваетъ она тихимъ голосомъ и не отрывая грустнаго взора отъ отдаленныхъ, едва видимыхъ звѣздъ:-- для чего вы удерживаете меня въ этомъ домѣ?
-- Потому что интересы вашего мужа требуютъ особаго соображенія. Леди Дэдлокъ, ни разу еще не приходилось мнѣ говорить вамъ, что сэръ Лэйстеръ очень гордый человѣкъ, что его довѣренность къ вамъ безпредѣльна, что паденіе этого мѣсяца съ высоты неба не удивило бы его такъ, какъ ваше паденіе съ высоты того положенія, которое вы занимаете, будучи его женою.
Она дышетъ тяжело и прерывисто, но стоитъ съ тѣмъ же уклончивымъ видомъ, который она всегда сохраняла посреди большого общества.
-- Я объявляю вамъ, леди Дэдлокъ, что со всѣми тѣми немногими данными, которыя есть у меня объ этомъ дѣлѣ, я также скоро могъ бы надѣяться вытащить съ корнемъ собственной моей силой, собственными моими руками самое старое дерево въ этомъ имѣньи, какъ и поколебать ваше вліяніе на сэра Лэйстера и безграничную увѣренность въ васъ и довѣріе къ вамъ самого сэра Лэйстера. Но даже и при теперешнихъ обстоятельствахъ я еще колеблюсь -- не потому, чтобы онъ могъ сомнѣваться (что даже и для него невозможно), но потому, что его ничто не въ состояніи приготовить къ удару.
-- Ни даже мой побѣгъ?-- спросила она.-- Подумайте объ этомъ еще разъ.
-- Вашъ побѣгъ, леди Дэдлокъ, распространилъ бы всю истину, увеличенную во сто разъ, далеко и далеко. Тогда бы невозможно было сохранить честь фамиліи даже на одинъ день. Нѣтъ, о побѣгѣ не должно и думать.
Въ этомъ отвѣтѣ замѣтна спокойная рѣшимость, не допускающая возраженій.
-- Когда я говорю о сэрѣ Лэйстерѣ исключительно, я подразумѣваю тутъ его честь и честь его фамиліи, что одно и то же. Сэръ Лэйстеръ и баронетство, сэръ Лэйстеръ и Чесни-Воулдъ, сэръ Лэйстеръ и его предки и его родословная... (мистеръ Толкинхорнъ становится при этомъ необыкновенно сухъ) мнѣ ненужно говорить вамъ, леди Дэдлокъ, между собою они нераздѣльны, они составляютъ одно.
-- Продолжайте!
-- Поэтому,-- говоритъ мистеръ Толкинхорнъ, систематически излагая свое дѣло:-- мнѣ предстоитъ о многомъ подумать. Это непремѣнно должно скрыть, если только можно. Но не знаю, до какой степени это возможно, принимая въ соображеніе то обстоятельство, что если сэръ Лэйстеръ сойдетъ съ ума или сляжетъ въ постель. Еслибъ я нанесъ ему этотъ ударъ завтра поутру, какимъ бы образомъ стали объяснять столь внезапную въ немъ перемѣну? Что могло быть ея причиной? Что могло разъединить васъ? Леди Дэдлокъ, пасквили на стѣнахъ и нелѣпые слухи распространятся немедленно, и припомните, что подобное распространеніе не столько огорчитъ васъ (которую я ни подъ какимъ видомъ не присоединяю къ этому дѣлу), сколько вашего мужа... вашего мужа, леди Дэдлокъ!
Вмѣстѣ съ тѣмъ какъ рѣчь его подвигается впередъ, она становится яснѣе и яснѣе, но ни на этомъ выразительнѣе или одушевленнѣе.
-- Есть еще другая точка зрѣнія,-- продолжаетъ онъ:-- съ которой это обстоятельство представляется въ другомъ видѣ. Сэръ Лэйстеръ преданъ вамъ почти до ослѣпленія. Онъ бы не въ состояніи былъ преодолѣть это ослѣпленіе даже и въ такомъ случаѣ, если бы узналъ то, что мы знаемъ. Я привожу крайность, но это можетъ случиться. Если такъ, то лучше, если бы онъ ничего не зналъ. Лучше по здравому смыслу, лучше для него, лучше для меня. Я все это долженъ принять въ соображеніе, и все это вмѣстѣ крайне затрудняетъ меня принять какое нибудь опредѣленное рѣшеніе.
Леди Дэдлокъ стоитъ, устремивъ свои взоры на тѣ же самыя звѣзды, и не говоритъ ни слова. Звѣзды начинаютъ блѣднѣть, и, повидимому, холодный свѣтъ ихъ оледеняетъ ее.
-- Опытъ научаетъ меня,-- говоритъ мистеръ Толкинхорнъ, который въ это время заложилъ руки въ карманы, и продолжаетъ дѣлать свои соображенія, какъ машина.-- Опытъ научаетъ меня, леди Дэдлокъ, что большая часть людей, которыхъ я знаю, сдѣлали бы гораздо лучше, если-бъ не вступали въ бракъ. Это избавило бы ихъ, по крайней мѣрѣ, на три четверти отъ хлопотъ. Такъ я думалъ, когда сэръ Лэйстеръ женился, такъ всегда я думалъ и послѣ. Но довольно объ этомъ. Теперь я долженъ руководиться обстоятельствами. Между тѣмъ прошу васъ хранить все это въ тайнѣ, какъ и я самъ буду хранить.
-- И я должна влачить настоящій образъ моей жизни и переносить всѣ ея муки, къ вашему удовольствію, изо дня въ день?-- спрашиваетъ она, продолжая смотрѣть на отдаленный небосклонъ.
-- Да; я боюсь, что такъ, леди Дэдлокъ.
-- И вы думаете, что мнѣ необходимо оставаться на привязи у этого столба?
-- Я увѣренъ въ необходимости того, что предлагаю вамъ.
-- И я должна оставаться на этихъ блестящихъ подмосткахъ, на которыхъ такъ долго разыгрывалась роль моего жалкаго обмана, и которые должны подломиться подо мной по вашему сигналу?
-- Но не безъ предварительнаго извѣщенія, леди Дэдлокъ. Я не предприниму ничего, не предувѣдомивъ васъ.
Она предлагаетъ всѣ эти вопросы, какъ будто повторяя ихъ на память, или перебирая ихъ во снѣ.
-- Мы будемъ встрѣчаться попрежнему?
-- Совершенно такъ, если вамъ угодно.
-- И я должна скрывать свое преступленіе, какъ я скрывала его въ теченіе многихъ лѣтъ?
-- Какъ вы скрывали его въ теченіе многихъ лѣтъ. Я бы не сдѣлалъ этого намека самъ, леди Дэдлокъ, но теперь я могу напомнить вамъ, что ваша тайна черезъ это не станетъ тяжелѣе того, чѣмъ она была,-- словомъ, ни хуже, ни лучше прежняго. Я знаю это, хотя кажется, мы никогда вполнѣ не довѣряли другъ другу.
Миледи молча стоитъ нѣсколько времени, погруженная въ то же самое оледенѣлое состояніе, и потомъ спрашиваетъ:
-- Не имѣете ли еще чего сказать сегодня?
-- Мнѣ бы хотѣлось,-- методически отвѣчаетъ мистеръ Толкинхорнъ, слегка потирая себѣ руки: -- мнѣ бы хотѣлось увѣриться, леди Дэдлокъ, въ вашемъ согласіи съ моими распоряженіями.
-- Вы можете быть увѣрены въ этомъ.
-- Прекрасно. Въ заключеніе всего я хотѣлъ бы напомнить вамъ, въ видѣ дѣловаго предостереженія, и то если представится необходимость сообщить этотъ фактъ сэру Лэйстеру, что во время нашего свиданія я весьма опредѣлительно выразилъ мое единственное вниманіе къ чувствамъ и чести сэра Лэйстера и къ фамильной репутаціи. Я быль бы счастливъ оказать и вамъ, леди Дэдлокъ, высокое уваженіе, если-бъ обстоятельства дѣла допускали это; но къ несчастію они не допускаютъ.
-- Я засвидѣтельствую вашу вѣрность, сэръ.
Какъ до, такъ и послѣ этого разговора она остается неподвижною и погруженною въ свои думы; но, наконецъ, дѣлаетъ движеніе, и, съ сохраненіемъ натуральнаго и пріобрѣтеннаго навыкомъ присутствія духа, оборачивается къ двери. Мистеръ Толкинхорнъ отворяетъ обѣ двери точно такъ, какъ онъ отворялъ ихъ вчера, или какъ отворялъ ихъ за десять лѣтъ тому назадъ; дѣлаетъ старинный свой поклонъ, и леди выходить. Взглядъ, въ знакъ прощальнаго привѣта, который онъ получаетъ отъ хорошенькаго личика, въ то время какъ оно удаляется въ темную глубь, нельзя назвать обыкновеннымъ взглядомъ, и движеніе миледи, хотя и весьма легкое, нельзя назвать обыкновеннымъ движеніемъ. Впрочемъ, какъ размышляетъ онъ, оставшись наединѣ, это женщина пріучала себя къ необыкновенному принужденію.
Онъ узналъ бы о всемъ этомъ гораздо лучше, если-бъ увидѣлъ, что эта женщина какъ безумная ходитъ по своей комнатѣ, съ распущенными волосами, съ руками, закинутыми за голову, и самая фигура ея сгорблена, какъ будто подъ вліяніемъ тяжкихъ страданій. Онъ бы еще болѣе узналъ, если-бъ увидѣлъ, какъ эта женщина но цѣлымъ часамъ безпрерывно ходитъ скорыми шагами по комнатѣ, не зная усталости, преслѣдуемая неизмѣнными шагами на площадкѣ Замогильнаго Призрака. Но онъ запираетъ окно и вмѣстѣ съ нимъ закрываетъ себя отъ вліянія холоднаго ночного воздуха, задергиваетъ оконную занавѣсь, ложится спать и засыпаетъ. И когда звѣзды совершенно потухли, и блѣдный день заглядываетъ въ башенную комнату, онъ застаетъ его такимъ страшнымъ, какъ будто могильщику уже сдѣлано отъ него приказаніе, и приказаніе это будетъ скоро исполнено.
Тотъ же самый блѣдный день украдкой бросаетъ взглядъ на сэра Лэйстера, величественно прощающаго во снѣ заблужденія цѣлаго государства, и на кузеновъ, вступающихъ въ различныя публичныя должности, во главѣ которыхъ стоитъ должность получать жалованье, и на цѣломудренную Волюмнію, назначающую пятьдесятъ тысячъ фунтовъ стерлинговъ приданаго отвратительному старому генералу, съ полнымъ комплектомъ вставныхъ зубовъ во рту, какъ полный приборъ фортепьянныхъ клавишей, генералу, который долгое время былъ предметомъ восторга въ Батѣ, и предметомъ ужаса во всякомъ другомъ обществѣ; заглядываетъ также въ комнаты на высокихъ чердакахъ, въ людскія на заднихъ дворахъ, гдѣ болѣе скромное честолюбіе мечтаетъ во снѣ о блаженствѣ жить въ квартирѣ домоправителя, или въ брачномъ союзѣ съ Виллемъ или Салли. Но вотъ поднимается свѣтлое солнце, и вмѣстѣ съ собой поднимаетъ все на землѣ -- и Биллей, и Салли, и скрывающіеся въ землѣ испаренія, и опустившіеся листья и цвѣты, и птичекъ, и животныхъ, и пресмыкающихся, и садовниковъ, чтобъ выметать луга, покрытые утренней росой, и открывать изумрудный бархатъ, гдѣ пробѣгаетъ катокъ, подымаетъ и дымъ изъ трубы огромной кухни, который извивается прямо и высоко и незамѣтно сливается съ свѣтлымъ воздухомъ. Наконецъ, поднимается флагъ надъ безсознательной головой мистера Толкинхорна, весело провозглашая, что сэръ Лэйстеръ и леди Дэдлокъ находятся въ своемъ счастливомъ домѣ, и что гостепріимство и радушіе въ Линкольншэйрскомъ помѣстьѣ доступно для всѣхъ безъ изъятія.