Длинныя вакаціи такъ медленно приближаются къ концу, какъ медленно тихая рѣка катится къ морю по низменнымъ равнинамъ.
Мистеръ Гуппи ждетъ этого конца съ нетерпѣніемъ и проводитъ время въ неисходной скукѣ. Онъ наточилъ уже перочинный ножикъ свой и сломалъ кончикъ у него, втыкая этотъ инструментъ въ конторку по всѣмъ направленіямъ не потому, что онъ питалъ какое нибудь зло къ конторкѣ, но потому что ему надо было дѣлать что нибудь, съ тѣмъ однако, чтобы занятіе не волновало его, чтобы оно не налагало слишкомъ тяжелой контрибуціи на его физическія и интеллектуальныя силы. Онъ находитъ, что съ его расположеніемъ духа ничто не можетъ такъ согласоваться, какъ вертѣться и балансировать на ножкѣ своей табуретки, колоть ножикомъ конторку и зѣвать.
Кэнджъ и Карбой уѣхали за городъ; отданный въ ученье писецъ отправился въ провинцію къ отцу; два товарища мистера Гуппи, два писца на жалованьѣ, гуляютъ въ отпуску. Мистеръ Гуппи и мистеръ Ричардъ Карстонъ раздѣляютъ честь находиться въ конторѣ. Мистеръ Карстонъ на время расположился въ комнатѣ мистера Кэнджа, а это обстоятельство до такой степени возбуждаетъ гнѣвъ мистера Гуппи, что онъ, ужиная съ своей матерью морскаго рака съ салатомъ, съ ѣдкимъ сарказмомъ, описываетъ ей новичковъ, поступающихъ въ контору Кэнджа и Карбоя.
Мистеръ Гуппи подозрѣваетъ этихъ новичковъ въ злобныхъ замыслахъ противъ его особы. Онъ убѣжденъ, что каждый изъ нихъ намѣренъ столкнуть его съ мѣста. Спросите его, какъ это можетъ случиться, когда и для чего? онъ прищуритъ одинъ глазъ, покачаетъ головой и ни слова не скажетъ. Въ силу таковой предусмотрительности, онъ принимаетъ величайшій трудъ прибѣгать къ самымъ тонкимъ хитростямъ, для отвращенія коварныхъ замысловъ противъ него, существующихъ только въ его воображеніи,-- словомъ, онъ безъ противника разъигрываетъ самыя замысловатыя партіи въ шахматъ.
Поэтому, мистеръ Гупни испытываетъ безпредѣльное удовольствіе, когда кто нибудь изъ новичковъ начнетъ рыться въ бумагахъ по дѣлу Джорндисъ и Джорндисъ: онъ очень хорошо знаетъ, что изъ нихъ, кромѣ досады и страшной путаницы, ничего не почерпнешь. Его удовольствіе обыкновенно сообщается третьему писцу, точно такъ же, какъ и онъ, утомленному продолжительностію вакацій въ конторѣ Кэнджа и Карбоя, и именно, молодому Смолвиду.
Былъ ли молодой Смолвидъ (котораго въ шутку называютъ просто Смолъ и Чигъ-Видъ, тожь, что означаетъ цыпленка въ куриныхъ перьяхъ), былъ ли онъ когда нибудь ребенкомъ, въ этомъ сомнѣвается Линкольнинскій кварталъ. Ему теперь немного больше пятнадцати, а уже онъ, какъ говорится, старая нога въ юриспруденціи. Насмѣшники утверждаютъ, что онъ страстно влюбленъ въ одну леди, содержательницу табачной лавочки, по сосѣдству съ переулкомъ Чансри, а что ради этой леди измѣнилъ другой, къ которой питалъ нѣжную страсть въ теченіе многихъ лѣтъ. Онъ уроженецъ Лондона и потому имѣетъ маленькій ростъ и блѣдное, худощавое, продолговатое лицо; впрочемъ, его можно завидѣть весьма далеко, по его высокой шляп. Сдѣлаться мистеромъ Гуппи составляетъ цѣль его честолюбивыхъ замысловъ. Онъ одѣвается по вкусу того джентльмена, подражаетъ ему въ разговорѣ и походкѣ,-- словомъ, копируетъ съ него все до тонкости. Онъ пользуется особеннымъ довѣріемъ мистера Гуппи, отъ времени до времени предлагаетъ ему совѣты, почерпаемые изъ глубочайшей опытности, и разрѣшаетъ трудные вопросы изъ домашней его жизни.
Мистеръ Гуппи цѣлое утро продремалъ у открытаго окна; впрочемъ, онъ тогда только предался этому наслажденію, когда перепробовавъ всѣ табуретки, онъ убѣдился, что ни одна изъ нихъ не въ состояніи разогнать его тоску, и когда нѣсколько разъ прикладывалъ голову къ желѣзнымъ сундукамъ, чтобъ прохладить ее. Мистеръ Смолвидъ два раза бѣгалъ за шипучими напитками, два раза наливалъ ихъ въ два конторскіе стакана и два раза размѣшивалъ ихъ конторской линейкой. Мистеръ Гуппи, въ назиданіе мистера Смолвида, излагаетъ парадоксъ, что чѣмъ больше пьешь, тѣмъ больше пить хочется, и, снѣдаемый тоской, склоняетъ голову на подоконникъ.
Любуясь тѣнью Стараго Сквера и разсматривая несносные кирпичи и известь, мистеръ Гуппи видитъ наконецъ, что изъ подъ сводовъ выходятъ огромные бакенбарды и берутъ направленіе къ открытому окну конторы Кэнджа и Карбоя. Черезъ нѣсколько секундъ раздается по двору свистокъ и вслѣдъ за нимъ сдержанное восклицаніе:
-- Гей! Гуппи!
-- Вотъ неожиданно, такъ неожиданно! говоритъ мистеръ Гуппи, пробужденный -- Смолъ! Посмотри: здѣсь Джоблингъ!
Смолъ высовываетъ голову въ окно и киваетъ Джоблингу.
-- Откуда это принесло тебя? спрашиваетъ мистеръ Гуппи.
-- Съ Торговыхъ садовъ изъ подъ Дептфорда. Я больше не въ силахъ выносить это. Я пойду въ солдаты. Послушай, одолжи мнѣ, пожалуйста, полкроны. Клянусь честно, и умираю съ голоду.
Дѣйствительно, Джоблингъ кажетеся голоднымъ и вообще имѣетъ наружность цвѣтка, который дозрѣлъ въ Торговыхъ Садахъ и обратился въ сѣмечко.
-- Пожалуйста, брось мнѣ полкроны, если есть у тебя лишняя. Я смерть хочу пообѣдать.
-- Подожди немного, мы будемъ вмѣстѣ обѣдать;-- говоритъ мистеръ Гуппи, бросая монету, которую мистеръ Джоблингъ весьма ловко подхватываетъ налету.
-- А долго ли ты продержишь меня? спрашиваетъ Джоблинтъ.
-- Не больше полчаса. Я выжидаю здѣсь, когда удалится непріятель, отвѣчаетъ мистеръ Гуппи, кивая головой на сосѣднюю комнату.
-- Какой непріятель?
-- Новичокъ. Поступаетъ къ намъ въ контору. Такъ ты подождешь?
-- Не можешь ли выслать мнѣ что-нибудь почитать? говоритъ мистеръ Джоблингъ.
Смолвидъ предлагаетъ адвокатскій списокъ. Но мистеръ Джоблингъ съ особенной живостью отвѣчаетъ, что этого списка онъ терпѣть не можетъ.
-- Я вышлю газету, говоритъ мистеръ Тупой.-- Смолъ вынесетъ тебѣ. Однако; лучше будетъ, если тебя никто не увидитъ здѣсь. Садись на нашу лѣстницу и читай. Тамъ очень спокойно.
Въ знакъ совершеннаго согласія, Джоблингъ киваетъ головой. Предупредительный Смолвидъ выноситъ газету и бросаетъ съ лѣстницы проницательный взглядъ на гостя, вѣроятно для предостереженія, чтобы гость не соскучился ожиданіемъ и не ушелъ бы преждевременно. Наконецъ непріятель отступаетъ, и Смолвидъ проводитъ Джоблинга на верхъ.
-- Здравствуй, Джоблингъ, какъ ты поживаешь? говоритъ мистеръ Гуппи, сжимая Джоблингу руку.
-- Такъ себѣ. А какъ ты?
Получивъ отвѣтъ отъ мистера Гуппи, что ему не чѣмъ похвастаться, мистеръ Джоблингъ предлагаетъ дальнѣйшій вопросъ:
-- А что она?
Мистеръ Гуппи считаетъ этотъ вопросъ за непозволительную дерзость и вслѣдствіе того замѣчаетъ:
-- Джоблингъ, есть струны въ человѣческомъ сердцѣ....
Джоблингъ проситъ прощенія.
-- Спрашивай меня о чемъ тебѣ угодно, только не объ этомъ! говоритъ мистеръ Гуппи, съ мрачнымъ выраженіемъ своего неудовольствія.-- Есть струны, Джоблингъ....
Мистеръ Джоблингъ вторично проситъ прощенія.
Въ теченіе этого краткаго разговора, дѣятельный Смолвидъ, который также принадлежалъ къ обѣденной партіи, написалъ на лоскуткѣ бумаги, четкимъ почеркомъ: Сейчасъ будемъ дома! Это объявленіе для всѣхъ, до кого будетъ касаться, онъ выставляетъ на крыльцѣ надъ письменнымъ ящикомъ и потомъ, надѣвъ свою высокую шляпу, подъ тѣмъ же угломъ наклоненія, подъ которымъ надѣта шляпа мистера Гуппи, докладываетъ своему патрону, что теперь имъ можно отправиться.
И они отправляются въ ближайшую гостинницу, извѣстную для ея посѣтителей подъ именемъ "Слапъ-Гангъ", гдѣ, по мнѣнію нѣкоторыхъ, служанка, большая трещотка, лѣтъ подъ сорокъ, произвела довольно сильное впечатлѣніе на воспріимчивое сердце молодого Смолвида, который, мимоходомъ сказать, не знаетъ постоянства въ любви и никакого вниманія не обращаетъ на лѣта. Мистеръ Смолвидъ съ какимъ-то страннымъ упорствомъ хочетъ доказать, что онъ, несмотря на свои юношескіе годы, обладалъ уже столѣтіями совиной премудрости. Если онъ когда нибудь лежалъ въ колыбели, то лежалъ отнюдь не въ пеленкахъ, но во фракѣ. Смолвидъ имѣетъ старый, очень старый видъ; онъ пьетъ и куритъ, какъ самая старая обезьяна; его шея не гнется; его ни въ чемъ не подловишь; онъ знаетъ все, что вамъ угодно. Короче сказать, воспитанный юриспруденціей, онъ сдѣлался чѣмъ-то въ родѣ ископаемаго чертёнка; но чтобъ объяснить его земное существованіе распустили, гдѣ слѣдуетъ, слухи такого рода, что отецъ его былъ Джонъ До, а его мать единственный потомокъ въ женскомъ колѣнѣ изъ фамиліи Ро, и что первыя пеленки его сшиты были изъ синихъ адвокатскихъ мѣшковъ.
Итакъ, мистеръ Смолвидъ, въ главѣ своихъ товарищей, входитъ въ гостинницу, не обративъ ни малѣйшаго вниманія на обольстительную выставку въ окнѣ, состоящую изъ выбѣленной искусственнымъ образомъ цвѣтной капусты, изъ красивенькихъ корзинъ съ зеленымъ горохомъ, изъ свѣжихъ, только что съ грядки, огурцовъ, изъ кусковъ сочной говядины, сію минуту готовыхъ на вертѣлъ. Его всѣ знаютъ здѣсь и оказываютъ ему достодолжное вниманіе. Здѣсь есть у него любимая перегородка; онъ требуетъ себѣ газеты и весьма неделикатно нападаетъ на почтеннаго лысаго старца, который продержалъ ихъ дольше десяти минутъ. Избави Богъ подать ему неполновѣсный хлѣбъ, или не зажаренный какъ слѣдуетъ кусокъ говядины. Касательно бульона -- онъ настоящій алмазъ.
Сознавая его могущество и покоряясь его безпредѣльной опытности, мистеръ Гуппи совѣтуется съ нимъ о выборѣ блюдъ на предстоящій банкетъ. Бросивъ на него умильный взглядъ, когда служанка кончила рэестръ готовыхъ блюдъ, онъ спрашиваетъ:
-- Какъ ты думаешь, Чикъ, чего намъ взять?
Чикъ, изъ глубокаго убѣжденія въ свое искусство, предпочитаетъ лучше всего: телятину и ветчину съ французскими бобами.
-- Да не забудь, Полли, соусу, прибавляетъ Чикъ, заключая слова свои убійственнымъ взглядомъ.
Мистеръ Гуппи и мистеръ Джоблингъ отдаютъ такое же приказаніе и прибавляютъ къ нему три стакана грогу. Служанка живо возвращается, неся на рукахъ, по видимому, модель вавилонской башни, но на самомъ-то дѣлѣ, груду тарелокъ и плоскихъ жестяныхъ покрышекъ. Мистеръ Смолвидъ, одобряя все, что передъ нимъ поставлено, сообщаетъ своему древнему взгляду ласковое выраженіе и, вмѣстѣ съ тѣмъ, подмигиваетъ служанкѣ. Послѣ этого, среди постояннаго прибытія и отбытія гостей, среди бѣготни служанокъ и стукотни фаянсовыхъ тарелокъ, среди подъема и спуска машины, доставляющей изъ кухни различныя яства, среди громкихъ приказаній внизъ на кухню о присылкѣ новыхъ блюдъ, среди звона монетъ, отсчитываемыхъ за уничтоженныя блюда, среди румяности и пара, окружающихъ жареное мясо въ разрѣзанномъ и неразрѣзанномъ видѣ, среди значительно разгоряченной атмосферы, въ которой запачканныя ножи и скатерти, по видимому, самопроизвольно превращаются въ безконечное накопленіе жиру и пивныхъ пятенъ, среди всего этого -- присяжный тріумвиратѣ приступаетъ къ удовлетворенію вопіющаго аппетита.
Мистеръ Джоблингъ застегнутъ на пуговицы плотнѣе, чѣмъ требуетъ того обыкновенное украшеніе своей особы. Поля его шляпы представляютъ глянцовитую поверхность, какъ будто они служили змѣямъ любимымъ мѣстомъ для прогулки. Этотъ же самый феноменъ проявляется на нѣкоторыхъ частяхъ его сюртука, особливо по швамъ. Вообще онъ имѣетъ полинялую, изношенную наружность джентльмена въ затруднительныхъ обстоятельствахъ; даже его бѣлокурые бакенбарды не ластятся къ его щекамъ, но повисли, всклокочены и довольно безобразны.
Его аппетитъ до такой степени силенъ, что невольнымъ образомъ заставляетъ думать, что владѣтель его за нѣсколько минутъ передъ этимъ вырвался изъ объятій голодной смерти. Онъ такъ проворно дѣйствуетъ надъ блюдомъ телятины съ французскими бобами и начисто опоражниваетъ его, когда его товарищи едва-едва добрались до половины, что мистеръ Гуппи предлагаетъ ему сдѣлать репетицію.
-- Спасибо, Гуппи, говоритъ мистеръ Джоблингъ:-- впрочемъ... почему же... я не вижу, почему бы мнѣ и въ самомъ дѣлѣ не сдѣлать повторенія.
Подано другое блюдо и мистеръ Джоблингъ нападаетъ на него съ прежнимъ аппетитомъ.
Мистеръ Гуппи мало наблюдаетъ за нимъ до тѣхъ поръ, пока мистеръ Джоблингъ, достигнувъ половны второго блюда и сдѣлавъ нѣсколько глотковъ изъ стакана, протягиваетъ ноги подъ столомъ и потираетъ ладони.
-- Тони, говоритъ мистеръ Гуппи, замѣчая этотъ неподдѣльный восторгъ:-- ты снова можешь назвать себя человѣкомъ!
-- Не совсѣмъ еще, говоритъ мистеръ Джоблингъ.-- Пожалуй, если хочешь, новорожденнымъ человѣкомъ!
-- Не хочешь ли еще какой нибудь зелени? Салату? горошку? капусты?
-- Спасибо, Гуппи, говорить мистеръ Джоблингъ.-- И въ самомъ дѣлѣ, развѣ попробовать капусты?
Приказаніе отдано, съ саркатическимъ присовокупленіемъ со стороны мистера Смолвида:-- Только пожалуйста, Полли, безъ букашекъ! И капуста подана.
-- Знаешь ли, Гуппи, я начинаю подростать! говоритъ мастеръ Джоблингъ, тряся съ самодовольнымъ видомъ вилкой и ножомъ.
-- Я радъ это слышать.
-- Въ самомъ дѣлѣ, мнѣ какъ будто сейчасъ только пошелъ второй десятокъ, говоритъ мистеръ Джоблингъ.
Послѣ этого онъ не говоритъ ни слова до окончанія своей усиленной работы, которое, впрочемъ, аккуратно совпадаетъ съ окончаніемъ работы мистера Гуппи и Смолвида. Такимъ образомъ, одержавъ рѣшительную побѣду надъ бобами и телятиной, онъ беретъ верхъ надъ этими двумя джентльменами.
-- Ну, Смолъ, говоритъ мистеръ Гуппи: а что ты посовѣтуешь насчетъ пирожнаго?
-- Мозговые пуддинги, отвѣчаетъ мистеръ Смолвидъ, нисколько не задумываясь.
-- Славно, чудесно! восклицаетъ мистеръ Джоблингъ, съ лукавымъ взглядомъ.-- Вотъ кстати, такъ кстати! Спасибо тебѣ Гуппи! И въ самомъ дѣлѣ, почему бы не попробовать мозгового пуддинга?
Пуддинги поданы, и мистеръ Джоблингъ съ совершеннымъ удовольствіемъ прибавляетъ, что онъ быстро приближается къ третьему десятку. За пуддингами, по приказанію мистера Смолвида, являются "три порціи честерскаго сыру", а затѣмъ "три рюмки ликера". При этомъ пышномъ заключеніи всего банкета, мистеръ Джоблингъ протягиваетъ ноги на диванъ, обтянутый ковромъ, и говоритъ:
-- Я совершенно выросъ теперь, Гуппи. Я достигъ совершенно зрѣлыхъ лѣтъ.
-- И прекрасно. А что думаешь теперь насчетъ того.... говоритъ мистеръ Гуппи: -- надѣюсь, ты не стѣсняешься присутствіемъ Смолвида?
-- Ни на волосъ. Я съ удовольствіемъ готовъ выпить за его здоровье.
-- Ваше здоровье, сэръ! отвѣчаетъ мистеръ Смолвидъ.
-- Я спрашиваю тебя, что ты думаешь насчетъ того?... повторяетъ мистеръ Гуппи: -- насчетъ поступленія въ солдаты?
-- До обѣда, Гуппи, я думалъ одно, отвѣчаетъ мистеръ Джоблингъ:-- а послѣ обѣда другое. Но даже и послѣ обѣда я все-таки предлагаю себѣ одинъ и тотъ же вопросъ: "что я стану дѣлать? чѣмъ я стану жить?"
-- Еслибъ кто нибудь осмѣлился сказать мнѣ даже въ ту пору, когда мы ѣздили съ тобой баклуши бить въ Линкольншейръ и осматривать барскіе хоромы въ Кастль-Воулдъ.
Мистеръ Смолвидъ поправляетъ его.
-- Вы хотите сказать въ Чесни-Воулдъ....
-- Да, да; въ Чесни-Воулдъ. Благодарю васъ, благородный другъ, за это исправленіе. Еслибъ кто нибудь осмѣлился сказать мнѣ, что я въ настоящее время затвердѣю такимъ образомъ, я бы рѣшительно пустилъ въ него... и при этомъ мистеръ Джоблингъ, въ подтвержденіе словъ своихъ, беретъ въ руки стаканъ съ холоднымъ грогомъ: -- я бы пустилъ ему въ голову вотъ этимъ!
-- Какъ хочешь Тонни, а мнѣ кажется, что ты и тогда находился въ весьма незавидномъ положеніи, говоритъ мистеръ Гуппи довольно серьёзно.-- Ты только объ этомъ и толковалъ мнѣ тогда.
-- Не спорю Гуппи, не спорю. Дѣйствительно мое положеніе было незавидное. Въ этомъ отношеніи я держусь золотого правила: все идетъ своимъ чередомъ и все творится къ лучшему. На этомъ правилѣ я основывалъ всѣ мои надежды. Перемелется -- мука будетъ, говоритъ мистеръ Джоблингъ съ какою-то неопредѣлительностію въ выраженіи лица и въ значеніи словъ своихъ.-- Но я обманулся въ ожиданіяхъ. Они никогда не выполнялись. Мнѣ надоѣлъ этотъ шумъ кредиторовъ, эти безпрестанныя жалобы изъ за самой ничтожной суммы денегъ, и я поневолѣ долженъ былъ оставить мѣсто. Поступи я куда нибудь въ другое мѣсто, опять началась бы таже самая исторія, и чего добраго, пожалуй еще посадятъ въ мѣшокъ. Скажи же на милость, что станетъ дѣлать человѣкъ въ подобныхъ обстоятельствахъ? Я удалился отсюда, жилъ дешево, проводилъ время въ Торговыхъ Садахъ; но какая польза изъ того, если въ карманѣ у тебя нѣтъ пенни? Это все равно, что жить дорого.
-- Послѣднее, по моему, еще лучше, замѣчаетъ мистеръ Смолвидъ.
-- Разумѣется. Это въ модномъ вкусѣ; а мода и бакенбарды были моею исключительною слабостію, чортъ возьми, самою величайшею! Итакъ, продолжаетъ мистеръ Джоблингъ, прибѣгнувъ для большаго одушевленія къ стакану грога: -- итакъ, скажите, что долженъ дѣлать человѣкъ въ подобныхъ обстоятельствахъ? Больше ничего, какъ идти въ солдаты?
Мистеръ Гуппи вступаетъ въ болѣе серьёзный разговоръ и хочетъ доказать, что, по его мнѣнію, долженъ дѣлать человѣкъ въ трудныхъ обстоятельствахъ. Его манера и слова прямо обнаруживаютъ въ немъ человѣка, который не падалъ еще въ жизни, хотя и сдѣлался жертвою нѣжной страсти по милости своего влюбчиваго сердца.
-- Джоблингъ, говоритъ мистеръ Гуппи: -- я и общій нашъ другъ, Смолвидъ....
(Мистеръ Смолвидъ скромно произноситъ: "Ваше здоровье, джентльмены!" и пьетъ.)
-- Мы не разъ говорили объ этомъ предметѣ, съ тѣхъ поръ....
-- Съ тѣхъ поръ, какъ я попалъ въ мѣшокъ! прерываетъ мастеръ Джоблингъ, съ горькой улыбкой.-- Ты вѣдь это хочешь сказать, не правда ли?
-- Нѣ-ѣ-ѣтъ! Съ тѣхъ поръ, какъ вы оставили контору, весьма деликатно замѣчаетъ мистеръ Смолвидъ.
-- Съ тѣхъ поръ, какъ ты оставилъ контору, говоритъ мистеръ Гуппи: -- и я не разъ сообщалъ нашему общему другу, Смолвилу, планъ, который мнѣ бы очень хотѣлось привесть въ исполненіе. Ты знаешь коммиссіонера Снагзби?
-- Я знаю, что гдѣ-то существуетъ такой коммиссіонеръ, возражаетъ мистеръ Джоблингъ.-- Онъ не былъ изъ нашихъ, и потому я не знакомъ съ нимъ.
-- Ну такъ я тебѣ скажу, Джоблингъ, что онъ изъ нашихъ: -- и что я знакомъ съ нимъ, замѣчаетъ мистеръ Гуппи положительнымъ тономъ.-- Такъ дѣло вотъ въ чемъ! Недавно я съ нимъ познакомился короче, по однимъ случайнымъ обстоятельствамъ, и получилъ доступъ въ кругъ его домашней жизни. Я не считаю за нужное объяснять тебѣ эти обстоятельства. Они могутъ, а можетъ быть и нѣтъ, имѣть нѣкоторую связь къ предмету, который можетъ быть набросилъ, а можетъ быть еще и не набросилъ, тѣнь на мое существованіе.
Такъ какъ мистеръ Гуппи имѣлъ довольно странное обыкновеніе -- съ притворнымъ и обдуманнымъ уныніемъ завлекать истинныхъ друзей своихъ этимъ таинственнымъ предметомъ, и какъ только они сами коснутся его, гнѣвно нападать на нихъ и напоминать о струнахъ человѣческаго сердца, поэтому мистеръ Джоблингъ и мистеръ Смолвидъ, соблюдая безмолвіе, избѣгаютъ ловушки.
-- Все это можетъ случиться, повторяетъ мистеръ Гуппи: -- или не можетъ. Это не касается до настоящаго дѣла. Довольно сказать, что какъ мистеръ такъ и мистриссъ Снагзби охотно готовы сдѣлать мнѣ одолженіе, и что Снагзби, въ дѣловую пору, даетъ на сторону много переписки. Въ его рукахъ вся переписка Толкинхорна, и кромѣ того принимаетъ множество другихъ заказовъ. Я увѣренъ, что общій нашъ другъ Смолвидъ подтвердилъ бы слова мои, еслибъ былъ знакомъ съ этимъ обстоятельствомъ.
Мистеръ Смолвидъ киваетъ головой и, по видимому, готовъ подтвердить это клятвой.
-- Итакъ, джентльмены юриспруденты, говоритъ мистеръ Гуппи: -- то есть я хочу сказать, итакъ, Джоблингъ, ты можешь сказать, что это слишкомъ скудный источникъ къ существованію. Согласенъ. Но согласись и ты, что это лучше, чѣмъ ничего. Тебѣ нужно время, чтобъ забыть прошедшія огорченія, и ты будешь имѣть его вдоволь. Тебѣ придется проводить его гораздо хуже во всякомъ другомъ положеніи, нежели въ перепискѣ для Снагзби.
Мистеръ Джоблингъ хотѣлъ было прервать слова мистера Гуппи, но проницательный Смодвидъ предупредилъ его сухимъ кашлемъ и словами: "Гм! настоящій Шекспиръ!"
-- Этотъ предметъ раздѣляется, Джоблингъ, на двѣ части говоритъ мистеръ Гуппи.-- Я сообщилъ тебѣ первую часть; теперь приступимъ ко второй. Ты знаешь Крука, Канцлера, который живетъ сейчасъ черезъ улицу? Ну, какже, Джоблингъ, продолжаетъ мистеръ Гуппи, употребляя допросный и вмѣстѣ съ тѣмъ ободряющій тонъ: -- я думаю, ты знаешь Крука, Канцлера, который живетъ недалеко отсюда?
-- Да, я знаю его на видъ, отвѣчаетъ мистеръ Джоблингъ.
-- Ты знаешь его на видъ. Прекрасно. А знаешь ли ты старушку Фляйтъ?
-- Какъ не знать, всѣ ее знаютъ, говоритъ мистеръ Джоблингъ.
-- Ее всѣ знаютъ. Прекрасно. Надобно тебѣ сказать, что въ въ послѣднее время на мнѣ лежала обязанность выдавать Фляйтъ еженедѣльно небольшую сумму денегъ, удерживая изъ нея нѣсколько шиллинговъ за квартиру. Удержанныя деньги, вслѣдствіе данныхъ мнѣ наставленій, я уплачивалъ самому Круку въ присутствіи Фляйтъ. Это обстоятельство сблизило меня съ Крукомъ и дало мнѣ возможность узнать его домъ и его привычки. Я знаю, что у него есть комната, которую онъ отдаетъ въ наемъ. Ты можешь нанять ее за самую пустую плату, жить въ ней подъ какимъ угодно именемъ, и такъ спокойно; какъ будто ты находишься отсюда за сотню миль. Онъ не будетъ распрашивать тебя, кто ты такой; по одному слову моему онъ приметъ тебя на квартиру, и если хочешь, такъ будешь принятъ сію минуту. Да вотъ что еще скажу тебѣ, Джоблингъ, говоритъ мистеръ Гуппи, внезапно понизивъ свой голосъ и снова принявъ пріятельскій тонъ: -- этотъ Крукъ чрезвычайно странный старикашка: вѣчно роется въ грудѣ какихъ-то бумагъ и добивается того, чтобъ научиться читать и писать, ни на волосъ, какъ кажется, не подвигаясь впередъ въ этомъ занятіи. Чрезвычайно странный старикашка! Не знаю право, не мѣшало бы.... знаешь того.... не много присмотрѣть за нимъ.
-- Не думаешь ли ты?... говоритъ мистеръ Джоблингъ.
-- Я думаю, прерываетъ мистеръ Гуппи, съ приличной скромностію подернувъ плечами: -- то есть я хочу сказать, что я не могу разгадать этого человѣка. Обращаюсь къ общему нашему другу, Смолвиду, замѣчалъ ли я ему или нѣтъ, что я не могу разгадать этого человѣка?
Мистеръ Смолвидъ подтверждаетъ справедливость этого замѣчанія.
-- Я видѣлъ на своемъ вѣку многое, Тони, и какое нибудь да могу сдѣлать заключеніе о человѣкѣ, говоритъ Гуппи, съ самоувѣренностію.-- Но это такой старый хрычъ, до такой степени скрытенъ, до такой степени хитеръ и такъ мало говоритъ, что я рѣшительно не могу постичь его. А согласись, что онъ долженъ быть очень интересный старикъ, если принять въ расчетъ, что онъ одинокій и, какъ носятся слухи, владѣетъ несмѣтнымъ богатствомъ. Кто онъ такой: контрабандистъ ли, ростовщикъ ли, не принимаетъ ли онъ краденыхъ вещей, объ этомъ я часто думалъ, и объ этомъ ты можешь разузнать, какъ нельзя легче, живя съ нимъ въ одномъ домѣ. Право не знаю, почему бы тебѣ не принять этого предложенія, когда все благопріятствуетъ къ тому.
Мистеръ Джоблингъ, мистеръ Гуппи и мистеръ Смолвидъ кладутъ локти на столъ, упираютъ подбородки въ руки и устремляютъ взоры въ котелокъ. Спустя нѣсколько времени, всѣ они пьютъ, плавно откидываются назадъ, засовываютъ руки въ карманы и смотрятъ другъ на друга.
-- Еслибъ я имѣлъ энергію, которая нѣкогда была во мнѣ, Тони, говоритъ мистеръ Гуппи съ тяжелымъ вздохомъ.-- Но есть струны человѣческаго сердца...
Выразивъ остатокъ этой печальной сентенціи длиннымъ глоткомъ грогу, мистеръ Гуппи еще разъ совѣтуетъ Тони Джоблингу согласиться на это предложеніе и говоритъ ему, что въ теченіе вакаціи и пока дѣла его не округлятся онъ можетъ брать изъ кошелька его и тратить на что ему угодно три, четыре и даже пять фунтовъ стерлинговъ.
-- Я не хочу, прибавляетъ мистеръ Гуппи, съ особеннымъ удареніемъ: -- я не хочу, чтобы кто нибудь сказалъ, что Вильямъ Гуппи повернулъ спину къ своему нуждающемуся другу.
Послѣдняя часть предложенія такъ прямо идетъ къ дѣлу, что мистеръ Джоблингъ говоритъ съ душевнымъ волненіемъ:
-- Гуппи, другъ мой, дай руку!
Мистеръ Гуппи протягиваетъ руку и говоритъ:
-- Джоблингъ, другъ мой, вотъ она!
Мистеръ Джоблингъ возражаетъ:
-- Гуппи, мы были друзьями, Богъ знаетъ, съ какихъ поръ!
Мистеръ Гуппи отвѣчаетъ:
-- Да, Джоблингъ, мы съ тобой давнишніе друзья.
И они крѣпко пожимаютъ руки другъ другу. Разстроганный Джоблингъ прибавляетъ:
-- Спасибо, Гуппи, спасибо; не знаю, право, почему бы мнѣ, въ честь нашего стараго знакомства, не выпить еще стаканчикъ.
-- Послѣдній жилецъ Крука умеръ тамъ, замѣчаетъ мистеръ Гуппи какъ-то случайно.
-- Въ самомъ дѣлѣ! говоритъ мистеръ Джоблингъ.
-- Тамъ было слѣдствіе. Скоропостижная смерть. Но тебѣ вѣдь это все равно?
-- Конечно, все равно, говоритъ мистеръ Джоблингъ: -- впрочемъ, было бы лучше, еслибъ онъ умеръ гдѣ нибудь въ другомъ мѣстѣ. Чертовски странно, однако, что ему понадобилось умереть въ моей квартирѣ.
Эта вольность со стороны покойнаго писца крайне не нравится мистеру Джоблингу, онъ нѣсколько разъ обращается къ ней съ слѣдующими замѣчаніями:
-- Мнѣ кажется, и безъ того есть много мѣстъ, гдѣ бы онъ могъ умереть!... Вѣроятно и ему бы не понравилось, еслибъ я вздумалъ умереть на его мѣстѣ!
Какъ бы то ни было, условіе между друзьями заключено надлежащимъ образомъ. Мистеръ Гуппи предлагаетъ командировать расторопливаго Смолвида для узнанія: дома ли мистеръ Крукъ, и если дома, то покончить дѣло безъ дальнѣйшаго отлагательства. Мистеръ Джоблингъ одобряетъ это предложеніе. Смолвидъ прячется подъ свою высокую шляпу, выноситъ ее изъ гостинницы по образцу мистера Гуппи и вскорѣ возвращается съ извѣстіемъ, что мистеръ Крукъ дома, что онъ, какъ видно было въ двери, сидитъ въ заднемъ концѣ лавки и спитъ какъ мертвый.
-- Ну, такъ я расплачусь, говоритъ мистеръ Гуппи: -- и мы пойдемъ къ нему. Смолъ, сколько съ насъ слѣдуетъ?
Мистеръ Смолвидъ однимъ поднятіемъ бровей требуетъ къ себѣ служанку и отвѣчаетъ:
-- Четыре порціи телятины и ветчины -- три шиллинга, четыре порціи картофелю -- три шиллинга и четыре пенса, одна порція цвѣтной капусты -- три и шесть, три пуддинга съ мозгами -- четыре и шесть, три порціи честерскаго сыру -- пять и три, шесть хлѣбовъ -- пять, четыре кружки портеру -- шесть и три, четыре рюмки рому -- восемь и три, да три пенса Полли, будетъ восемь и шесть. Восемь шиллинговъ и шесть пенсовъ составляютъ полъ-соверена, возьми Полли и принеси сдачи восемнадцать пенсовъ.
Не истощивъ силъ своихъ такимъ громаднымъ вычисленіемъ, Смолвидъ отпускаетъ друзей съ холоднымъ поклономъ и остается въ гостинницѣ полюбезничать съ Полли, если представится къ тому удобный случай, и почитать газетныя новости. Газетные листы такъ велики сравнительно съ нимъ, конечно, когда онъ безъ шляпы, что когда онъ беретъ въ руки газету "Times" и перебѣгаетъ глазами столбцы, то кажется, какъ будто онъ лежитъ въ постели и спрятался подъ одѣяло.
Между тѣмъ мистеръ Гуппи и мистеръ Джоблингъ отправляются въ магазинъ всякаго хлама и застаютъ тамъ Крука все еще спящимъ какъ мертвый, то есть совершенно безчувственнымъ къ окружающимъ его звукамъ и даже къ легкимъ толчкамъ. На столѣ подлѣ него, между обычнымъ хламомъ, стоитъ опорожненная бутылка джину и стаканъ. Тяжелая атмосфера лавки до того пропитана запахомъ этого напитка, что даже зеленые глаза кошки, сидящей на полкѣ, открываясь и закрываясь и бросая искры на посѣтителей, кажутся пьяными.
-- Эй! вставайте! восклицаетъ мистеръ Гуппи.-- Мистеръ Крукъ! вставайте, сэръ!
Но, кажется, легче было бы разбудить связку стараго платья, пропитаннаго виннымъ запахомъ.
-- Случалось ли тебѣ видѣть такое безчувственное состояніе между опьяненіемъ и сномъ? говоритъ мистеръ Гуппи.
-- Если это случается съ нимъ часто, замѣчаетъ Джоблингъ, нѣсколько встревоженный: -- то, мнѣ кажется, что въ скоромъ времени онъ заснетъ вѣчнымъ сномъ.
-- Это скорѣе похоже на обморокъ, чѣмъ на сонъ, говоритъ мистеръ Гуппи, сновд толкая полумертваго Крука.-- Эй, вставайте, милордъ! Право, его можно пятьдесятъ разъ обокрасть! Откройте глаза!
Послѣ усиленныхъ толчковъ Крукъ открываетъ глаза, но онъ не видитъ посѣтителя, не видитъ ничего. Хотя онъ и расправляетъ свои ноги, складываетъ руки на грудь и нѣсколько разъ сряду открываетъ и закрываетъ свои обсохшія губы, но, по видимому, по прежнему остается безчувственнымъ ко всему, что окружаетъ его.
-- Во всякомъ случаѣ, онъ живъ, говоритъ мистеръ Гунни.-- Какъ ваше здоровье, милордъ-канцлеръ? Я привелъ къ вамъ моего пріятеля, сэръ. У насъ есть маленькое дѣльцо!
Старикъ продолжаетъ сидѣть и облизывать свои сухія губы безъ всякаго сознанія. Спустя нѣсколько времени, онъ силится привстать. Гуппи и Джоблингъ помогаютъ ему. Крукъ прислоняется къ стѣнѣ и смотритъ на нихъ, выпуча глаза.
-- Какъ ваше здоровье, мистеръ Крукъ? говоритъ мистеръ Гуппи съ нѣкоторымъ безпокойствомъ.-- Какъ ваше здоровье, сэръ? Надѣюсь, что вы въ добромъ здоровьѣ?
Старикъ, нацѣливъ безполезный ударъ въ мистера Гуппи, а можетъ быть и самъ не зная въ кого или во что, поворачивается отъ размаху и упирается лицомъ въ стѣну. Въ этомъ положеніи онъ остается нѣсколько минутъ и потомъ, шатаясь изъ стороны въ сторону, бредетъ къ выходу изъ лавки. Свѣжій воздухъ, движеніе по двору, время или соединеніе всѣхъ этихъ силъ приводятъ его въ чувство. Онъ возвращается въ лавку довольно твердымъ шагомъ, поправляетъ на головѣ мѣховую шапку и осматриваетъ съ головы до ногъ своихъ посѣтителей.
-- Къ вашимъ услугамъ, джентльмены; я вздремнулъ. Хи, хи! меня иногда трудненько разбудить!
-- Правда, правда, сэръ! замѣчаетъ мистеръ Гуппи.
-- Почему правда? Развѣ вы будили меня? говоритъ подозрительно Крукъ.
-- Такъ, немножко, отвѣчаетъ мистеръ Гуппи.
Глаза старика останавливаются на пустой бутылкѣ; онъ беретъ ее въ руки, осматриваетъ и медленно поворачиваетъ кверху дномъ.
-- Вотъ тебѣ разъ! говоритъ онъ хриплымъ голосомъ. Кто-то опорожнилъ ее безъ меня!
-- Увѣряю васъ, говоритъ мистеръ Гуппи: -- мы нашли ее пустою. Не угодно ли я прикажу наполнить ее?
-- Да, разумѣется угодно! восклицаетъ Крукъ съ величайшимъ восторгомъ.-- Разумѣется угодно! Нечего и толковать объ этомъ! Далеко не нужно ходятъ.... тутъ рядомъ со мной.... въ гостинницѣ Солнца.... Скажите.... лорду-канцлеру, молъ, за четырнадцать пенсовъ. Ужь тамъ знаютъ меня всѣ!
Онъ такъ быстро и съ такимъ повелительнымъ взглядомъ передаетъ пустую бутылку мистеру Гуппи, что этотъ джентльменъ, кивнувъ головой своему пріятелю, принимаетъ на себя порученіе, спѣшитъ изъ лавки и поспѣшно возвращается съ полной бутылкой. Старикъ хватаетъ ее въ руки, какъ любимую внучку, и нѣжно гладитъ ее.
-- Однако, послушайте! шепчетъ онъ, прищуря глаза и хлѣбнувъ изъ бутылки: -- это не канцлерскій въ четырнадцать пенсовъ. Это въ восьмнадцать пенсовъ!
-- Я полагалъ, что это вамъ лучше нравится, говоритъ мистеръ Гуппи.
-- Вы настоящій нобльменъ, сэръ, отвѣчаетъ Крукъ, и горячее дыханіе его обдаетъ посѣтителей какъ пламя.-- Вы настоящій владѣтельный баронъ.
Пользуясь такой благопріятной минутой, мистеръ Гуппи представляетъ своего друга подъ вымышленнымъ именемъ мистера Вивля и объясняетъ цѣль ихъ посѣщенія. Крукъ, съ бутылкой подъ мышкой (надобно замѣтить, что онъ никогда не переводитъ извѣстнаго предѣла опыненія или трезвости), употребляетъ нѣсколько времени, чтобъ осмотрѣть съ ногъ до головы предлагаемаго постояльца и, по видимому, остается доволенъ имъ.-- Угодно вамъ посмотрѣть квартирку, молодой человѣкъ? говоритъ онъ.-- Я вамъ напередъ скажу, это славная комната. Недавно ее выбѣлилъ. Недавно вымылъ ее мыломъ съ поташемъ. Хи, хи! Теперь можно пустить ее за двойную цѣну, тѣмъ болѣе, что къ вашимъ услугамъ всегда будетъ готовъ такой прекрасный собесѣдникъ какъ я, и пугать мышей у васъ такая удивительная кошка, какъ моя Миледи.
Расхваливая такимъ образомъ комнату, старикъ ведетъ ихъ наверхъ и, дѣйствительно, они находятъ комнату чище прежняго и кромѣ того замѣчаютъ въ ней нѣсколько старыхъ стульевъ, выкопанныхъ Крукомъ изъ его неистощимыхъ запасовъ. Условія заключены безъ всякаго затрудненія, да и нельзя иначе, потому что лордъ-канцлеръ не смѣетъ стѣснять особу мистера Гуппи, которому болѣе или менѣе извѣстны дѣла, производимыя Кэнджемъ и Карбоемъ, извѣстна тяжба Джорндисъ и Джорндисъ и другія, подлежащія рѣшенію Верховнаго Суда. Рѣшено было, что мистеръ Вивль на другой же день займетъ свою квартиру. Послѣ этой сдѣлки, мистеръ Вивль и мистеръ Гуппи отправляются на Подворье Кука, въ улицу Курситоръ, гдѣ первый лично представляется мистеру Снагзби, а главнѣе всего пріобрѣтаетъ въ свою пользу содѣйствіе мистриссъ Снагзби. Оттуда они спѣшатъ съ донесеніемъ о своемъ успѣхѣ къ знаменитому Смолвиду, который, въ своей высокой шляпѣ, ожидаетъ ихъ въ конторѣ, и наконецъ разстаются. При прощаніи мистеръ Гуппи объявляетъ, что къ довершенію такого праздника, онъ намѣренъ отправиться въ театръ; но есть струны въ человѣческомъ сердцѣкоторыя заставляютъ его смотрѣть на это удовольстіе, какъ на злобную насмѣшку.
На другой день, въ глубокія сумерки, мистеръ Вивль скромно является въ домѣ Крука, разумѣется, не стѣсняемый своимъ багажемъ, помѣщается въ новой квартирѣ, и два глаза въ ставняхъ смотрятъ на него во время его сна съ полнымъ удивленіемъ. Ни слѣдующій день мистеръ Виллъ, ловкій, но безтолковый молодой человѣкъ, занимаетъ иголку и нитку у миссъ Фляйтъ и молотокъ у хозяина и начинаетъ шить оконныя занавѣски, вколачивая гвозди для полокъ, развѣшивая на ржавые крючки двѣ чайныя чашки, молочникъ, различную глиняную, полу-разбитую утварь,-- словомъ сказать, распоряжается какъ добрый матросъ послѣ кораблекрушенія.
Но что всего болѣе цѣнитъ мистеръ Вивль (исключая своихъ бѣлокурыхъ бакенбардовъ, къ которымъ онъ питаетъ такую привязанность, какую одни только бакенбарды могутъ пробудить въ душѣ человѣка) -- это отборная коллекція гравюръ, въ истинно національномъ вкусѣ, изображающихъ богинь Албіона, или Блистательную Галлерею Британскихъ красавицъ, иначе сказать, изображающихъ дамъ изъ высшаго британскаго круга, въ полномъ блескѣ и величіи, какихъ только могло произвести искусство въ товариществѣ съ капиталомъ. Этими великолѣпными портретами, непочтительно хранившимися въ простой картонкѣ во время затворничества Джоблинга въ цвѣточныхъ садахъ, онъ украшаетъ свою комнату. И такъ-какъ Галлерея Британскихъ красавицъ представляетъ вмѣстѣ съ тѣмъ разнообразіе пышныхъ нарядовъ, играетъ на различныхъ музыкальныхъ инструментахъ, ласкаетъ различныхъ собачекъ, любуется очаровательными ландшафтами и окружается цвѣтами и гирляндами, то эффектъ выходитъ восхитительный.
Фешенебельный свѣтъ такая же слабость мистера Вивля, какъ и Тони Джоблинга. Занять на вечеръ изъ гостинницы Солнца вчерашній нумеръ газеты и прочитать о блестящихъ и замѣчательныхъ метеорахъ, перерѣзающихъ яркими полосами фешенебельное небо по различнымъ направленіямъ, составляетъ для мистера Джоблинга верхъ наслажденія. Знать какой членъ какого блестящаго круга совершилъ блестящій подвигъ вчера, или замышляетъ совершить не менѣе блестящій подвигъ завтра, производитъ въ душѣ его трепетное ощущеніе радости. Имѣть свѣдѣнія, что намѣрена дѣлать Блистательная Галлерея Британскихъ красавицъ, какіе блистательные браки имѣютъ совершиться, какая блистательная молва ходитъ по городу, значитъ знакомиться съ славнѣйшими судьбами человѣчества. Мистеръ Вивль отрывается отъ газеты и устремляетъ взоръ на блистательные портреты, и ему кажется, что онъ знаетъ оригиналы этихъ портретовъ, и что въ свою очередь они знаютъ его.
Во всѣхъ другихъ отношеніяхъ онъ спокойный жилецъ, полный множества разнообразныхъ замысловъ, услужливый, способный и стряпать и стирать не только для себя, но и для кого угодно, и обнаруживаетъ наклонности къ общежитію, когда вечернія тѣни ложатся на дворъ. Въ это время, если его не посѣтитъ мистеръ Гуппи или подобіе мистера Гуппи въ огромной черной шляпѣ, онъ выходитъ изъ своей мрачной комнаты, гдѣ онъ наслѣдовалъ отъ его предшественника деревянную конторку, окропленную чернилами, бесѣдуетъ съ Крукомъ, или "весьма непринужденно", какъ говорятъ на дворѣ, вступаетъ въ разговоръ со всѣми, кто имѣетъ къ тому расположеніе. Вслѣдствіе этого, мистриссъ Пайперъ, колоновожатая всего квартала, сообщаетъ мистриссъ Перкинсъ два слѣдующія замѣчанія: первое, что если бы ея Джонни имѣлъ бакенбарды, то она желала бы, чтобъ они были точь-въ-точь такія, какъ у этого молодого человѣка, и второе: "запомните слова мои, мистриссъ Перкинсъ, и пожалуйста не удивляйтесь, если я скажу, что этотъ молодой человѣкъ явился здѣсь собственно за тѣмъ, чтобы овладѣть деньгами стараго Крука!"