На Подворьѣ Кука, въ улицѣ Курситоръ неспокойно. Черныя подозрѣнія скрываются въ этихъ мирныхъ предѣлахъ города. Большая часть жителей на Подворьѣ Кука находится въ обыкновенномъ настроеніи духа, ни въ лучшемъ, ни въ худшемъ. Одинъ только мистеръ Снагзби измѣнился, и его хозяюшка знаетъ объ этой перемѣнѣ.
Улица Одинокаго Тома и Линкольнинскія Поля, какъ пара неукротимыхъ скакуновъ, насильно запряглись въ колесницу воображенія мистера Снагзби; мистеръ Боккетъ правитъ этой колесницей: Джо и мистеръ Толкинхорнъ сидятъ въ ней пассажирами, и мчится она во весь опоръ по неровной дорогѣ, проложенной около обязанностей поставщика канцелярскихъ принадлежностей, мчится, не зная отдыха. Даже въ маленькой кухнѣ, гдѣ все семейство собирается за мирную трапезу, колесница эта съ трескомъ и шумомъ пролетаетъ сквозь паръ, разстилающійся надъ обѣденнымъ столомъ,-- и мистеръ Снагзби вдругъ останавливается, отрѣзая первый кусокъ баранины, зажаренной съ картофелемъ, и съ испугомъ смотритъ на кухонную стѣну.
Мистеръ Снагзби рѣшительно не знаетъ, что ему дѣлать съ этимъ. Онъ понимаетъ, что есть что-то и гдѣ-то неслишкомъ благовидное въ этомъ; но въ чемъ заключается зло, которое тревожитъ его, какія могутъ быть послѣдствія его, кому грозитъ оно, когда, откуда, чѣмъ, это составляетъ неразрѣшимую загадку его жизни. Его неясныя впечатлѣнія о мантіяхъ и коронахъ, о звѣздахъ и орденахъ, сверкающихъ изъ-подъ густыхъ слоевъ пыли, которыми покрыты комнаты мистера Толкинхорна, его почитаніе тайнъ, представителемъ которыхъ служитъ самый лучшій и избранный изъ его покупателей, на котораго всѣ присутственныя мѣста, весь переулокъ Чансри и весь кварталъ, населенный адвокатами, смотритъ съ благоговѣніемъ, его воспоминаніе о слѣдственномъ полицейскомъ агентѣ, мистерѣ Боккетѣ, съ его указательнымъ пальцемъ, съ его таинственнымъ и вмѣстѣ съ тѣмъ обязательнымъ обхожденіемъ, отъ котораго невозможно ни увильнуть, ни уклониться,-- все это убѣждаетъ мистера Снагзби, что онъ сдѣлался участникомъ какой-то опасной тайны, не зная совершенно какой именно. Страшная особенность этого положенія дѣла такова, что въ каждомъ часу его обыденной жизни, при каждомъ открытіи дверей въ его лавку, при каждомъ звонкѣ колокольчика, при каждомъ входѣ покупателя или при отдачѣ письма, эта тайна, какъ будто отъ прикосновенія къ воздуху или огню, можетъ воспламениться и взорвать на воздухъ... но кого? Объ этомъ знаетъ одинъ только мистеръ Боккетъ.
По этой причинѣ, при каждомъ разѣ, когда входитъ въ его лавку незнакомый человѣкъ (куда по большей части входятъ люди незнакомые) и говоритъ: дома ли мистеръ Снагзби? или спросить что-нибудь въ этомъ невинномъ годѣ, сердце мистера Снагзби такъ и забьется въ его преступной груди. Онъ переноситъ такую страшную пытку въ душѣ своей отъ подобныхъ вопросовъ, что если ихъ дѣлаютъ мальчишки, то онъ мститъ имъ, хлопая ладонями надъ ихъ ушами и браня ихъ за то, что они сразу не могутъ высказать зачѣмъ пришли. Болѣе необходительные мужчины и мальчики врываются въ лавку во время сна мистера Снагзби и устрашаютъ его самыми неизъяснимыми вопросами; такъ что часто, когда пѣтухъ, въ маленькомъ птичникѣ на улицѣ Курситоръ, затянетъ спою крикливую пѣсню по поводу наступающаго утра, мистеръ Снагзби чувствуетъ, что онъ находится въ припадкѣ кошмара, что его хозяюшка начинаетъ толкать его и говорить: "что это творится съ моимъ мужемъ?"
Хозяюшка мистера Снагзби еще болѣе увеличиваетъ его затруднительное положеніе. Сознаніе, что онъ постоянно таитъ отъ нея секретъ, что онъ скрываетъ отъ нея больной зубъ, который она готова вырвать каждую минуту, придаетъ мистеру Снагзби, въ присутствіи своей хозяюшки, видъ собаки, которая боится своего хозяина и охотно смотритъ во всѣ стороны, только не ему въ глаза.
Эти разнообразные знаки и признаки, подмѣченные хозяюшкой, не лишены для нея весьма важнаго значенія. Они заставляютъ со безпрестанно говорить, что "у Снагзби есть на умѣ что-нибудь недоброе!" И такимъ образомъ подозрѣніе водворяется на Подворьѣ Кука, въ улицѣ Курситоръ. Отъ подозрѣнія къ ревности мистриссъ Снагзби находитъ такую простую и кратчайшую дорогу, какая существуетъ для перехода съ Подворья Кука въ переулокъ Чансри. Подозрѣніе, постоянно бродившее по этой дорогѣ, весьма дѣятельно и быстро развивается въ груди мистриссъ Снагзби и побуждаетъ ее дѣлать ночныя изслѣдованія кармановъ мистера Снагзби, тайно разсматривать письма мистера Снагзби, частнымъ образомъ заглядывать въ записныя книги, въ кассу и желѣзный сундукъ, подсматривать въ окно, подслушивать за дверью и выводить изъ всего этого самыя ложныя заключенія.
Мистриссъ Снагзби находится въ такомъ странномъ настроеніи духа, что отъ скрипѣнья половъ и шелеста платьевъ домъ для нея кажется населеннымъ призраками. Приказчики начинаютъ думать, что на мѣстѣ, гдѣ выстроенъ домъ, совершено было, во времена давно минувшія, какое-нибудь страшное убійство. Густеръ питаетъ въ душѣ своей нѣкоторые слабые атомы идеи (собранные вѣроятно въ благотворительномъ заведеніи, гдѣ она выросла, и гдѣ они болѣе или менѣе прививаются къ бѣднымъ сиротамъ), что въ погребѣ дома мистера Снагзби зарытъ богатый кладъ, охраняемый старикомъ съ бѣлой бородой уже семь тысячъ лѣтъ.
-- Кто былъ этотъ Нимродъ?-- безпрестанно спрашиваетъ себя м-ссъ Снагзби.-- Что за созданіе эта леди? И кто этотъ мальчикъ?
Нимродъ давно уже въ могилѣ, какъ и тотъ могучій охотникъ, имя котораго мистриссъ Снагзби передала адвокатскому писцу, а леди никто не знаетъ, нигдѣ ея не отыщутъ, и потому мистриссъ Снагзби, за отсутствіемъ этихъ двухъ лицъ, устремляемъ свой умственный взглядъ, съ удвоенною бдительностію, на мальчика.
-- Да кто же этотъ мальчикъ?-- спрашиваетъ себя мистрисъ Снагзби въ тысячу первый разъ.-- А, а! Позвольте!..
И при этомъ въ душѣ ея пробуждается вдохновеніе.
Это тотъ самый мальчикъ, который не питаетъ уваженія къ мистеру Чадбанду. Да, не питаетъ, и нѣтъ сомнѣнія, что не будетъ питать. Тѣмъ болѣе не станетъ онъ питать его при такихъ смутныхъ обстоятельствахъ. Мистеръ Чадбандъ самъ приглашалъ его къ себѣ, назначилъ ему время; да, приглашалъ, мистриссъ Снагзби слышала это своими ушами! Мистеръ Чадбандъ говорилъ къ кому обратиться, чтобъ отыскать его; а онъ и не подумалъ придти! А почему онъ не подумалъ придти? Потому что ему было сказано не приходить. Кѣмъ было сказано не приходить? Кѣмъ? Ха. ха, ха! О, мистриссь Снагзби все видитъ!
Но къ счастью (и мистриссъ Снагзби жеманно киваетъ головой и жеманно улыбается) мистеръ Чадбандъ встрѣтилъ вчера мальчика на улицѣ, схватилъ его, какъ интересный субъектъ для поученія избраннаго общества, и грозилъ отдать его въ полицію, если онъ не покажетъ достопочтенному джентльмену своего жилища и не дастъ обѣщанія явиться въ собраніе, назначенное на Подворьѣ Кука завтра вечеромъ. Зав-тра ве-че-ромъ! повторяетъ мистриссъ Снагзби для большей выразительности, и еще разъ жеманно улыбается и жеманно киваетъ головой. Завтра вечеромъ мальчикъ будетъ здѣсь, завтра вечеромъ мистриссъ Снагзби обратитъ вниманіе на него и еще кой на кого. "О, ты можешь скрывать свои тайны, сколько тебѣ угодно!-- восклицаетъ мистриссъ Снагзби съ гордостію и презрѣніемъ -- но отъ меня ты ничего не скроешь!"
Мистриссъ Снагзби не звонитъ въ бубны подъ ушами людей постороннихъ, она спокойно обдумываетъ свой планъ и таитъ его въ душѣ. Наступаетъ завтра, начинаются вкусныя приготовленія къ варкѣ и жаренью наступаетъ вечеръ. Въ гостиную входитъ мистеръ Снагзби въ черномъ сюртукѣ, приходятъ Чадбанды, являются для поученія (когда корабль уже нагрузился) приказчики и Густеръ, является наконецъ Джо съ понуренною головою, переваливаясь со стороны на сторону. Въ грязной рукѣ своей онъ держитъ мѣховую шапку, которую щиплетъ, какъ паршивую птицу, и потрошитъ ее, какъ будто намѣренъ ѣсть ее сырую. Джо,-- тотъ самый интересный загрубѣлый субъектъ, котораго мистеръ Чадбандъ намѣренъ просвѣщать.
Мистриссъ Снагзби бросаетъ внимательный взглядъ на Джо, въ то время, какъ Густеръ вводитъ его въ гостиную. Джо смотритъ на мистера Снагзби въ моментъ своего прихода. А-а! Зачѣмъ онъ смотритъ на мистера Снагзби? Мистеръ Снагзби смотритъ на Джо. Зачѣмъ это? О, мистриссъ Снагзби все видитъ, все! Зачѣмъ они пересматриваются, зачѣмъ мистеръ Снагзби смущенъ и въ видѣ какого-то предостереженія кашляетъ въ кулакъ? Мистриссъ Снагзби все видитъ! Для нея теперь ясно, какъ кристаллъ, что мистеръ Снагзби незаконный отецъ этого мальчика!
-- Спокойствіе, мои друзья,-- говоритъ Чадбандъ, вставая и отирая маслянистый потъ съ своего почтеннаго лица.-- Миръ и спокойствіе съ нами! Почему же, друзья мои, миръ съ нами? Потому,-- сказалъ онъ:-- что онъ не можетъ быть противъ насъ, потому что онъ долженъ быть за насъ, потому что онъ не окаменяетъ нашихъ сердецъ, но смягчаетъ ихъ, потому что онъ не налетаетъ на насъ враждебно, какъ ястребъ, но опускается тихо, какъ голубица! Поэтому, друзья мои, да будетъ миръ съ нами! Любезный юноша, выступи впередъ!
Протянувъ свою руку, мистеръ Чадбандъ кладетъ ее на руку Джо и размышляетъ, куда бы его поставить. Джо, сильно сомнѣваясь въ намѣреніяхъ своего достопочтеннаго друга, неясно полагаетъ, что надъ нимъ хотятъ произвести какіе-то мучительные опыты, бормочетъ:-- "Оставьте меня. Я ничего вамъ не сдѣлалъ: оставьте меня!"
-- Нѣтъ, мой юный другъ,-- говоритъ Чадбандъ плавнымъ голосомъ.-- Я не оставлю тебя. Почему я не оставлю тебя? Потому что я усердный собиратель жатвы, потому что я труженикъ, потому что ты переданъ мнѣ въ мое распоряженіе, и ты дѣлаешься въ рукахъ моихъ драгоцѣннымъ орудіемъ. Друзья мои, могу ли я употребить это орудіе въ вашу пользу, къ вашимъ выгодамъ, къ вашему благосостоянію, къ вашему обогащенію? Юный другъ мой, садись на этотъ стулъ!
Джо, повидимому, полагаетъ, что достопочтенный джентльменъ намѣренъ выстричь ему волосы, защищаетъ свою голову обѣими руками и приводится въ требуемое положеніе съ величайшимъ трудомъ; при этомъ случаѣ на лицахъ присутствующихъ выражается къ нему величайшее отвращеніе.
Наконецъ, когда его усадили въ видѣ манекена, мистеръ Чадбандъ удаляется за столъ, поднимаетъ свою медвѣжью лапу и говоритъ: "Друзья мои!" Это служитъ сигналомъ къ приведенію въ порядокъ всей аудиторіи. Приказчики внутренно хохочутъ и подталкиваютъ другъ друга. Густеръ впадаетъ въ какое-то неопредѣленное состояніе, выражавшее высочайшее удивленіе къ мистеру Чадбанду и сожалѣніе къ несчастному Джо, положеніе котораго она вполнѣ понимаетъ. Мистриссъ Снагзби молча подводитъ мины. Мистриссъ Чадбандъ угрюмо располагается подлѣ камина и грѣетъ себѣ колѣни: она сознаетъ, что ощущеніе тепла дѣйствуетъ благотворно на способность воспріятія рѣчей ея супруга.
Случается, что мистеръ Чадбандъ употребляетъ ораторскую привычку останавливать свой взоръ на которомъ-нибудь изъ членовъ собранія и жарко сосредоточивать на немъ свои ораторскіе доводы. Въ этомъ случаѣ предполагается, что доводы будутъ приняты избраннымъ слушателемъ вздохами, рыданіями, аханьемъ и другими довольно внятными выраженіями внутренняго волненія; эти выраженія подхватываются какой-нибудь почтенной леди въ ближайшихъ рядахъ стульевъ, передаются другимъ болѣе воспріимчивымъ лицамъ, какъ молнія, и служатъ сигналомъ къ всеобщему началу рукоплесканій. Въ эту критическую минуту мистеръ Чадбандъ чувствуетъ, что ему какъ бы поддаютъ жару. Въ силу такой привычки, мистеръ Чадбандъ, сказавъ: "друзья мои!" устремляетъ свой взоръ на мистера Снагзби и обращаетъ несчастнаго поставщика канцелярскихъ принадлежностей, и безъ того уже значительно смущеннаго, въ непосредственнаго проводника своей ораторской рѣчи къ прочимъ слушателямъ.
-- Между нами, друзья мои, находится язычникъ,-- говоритъ Чадбандъ:-- язычникъ, обитатель жалкихъ лачугъ въ улицѣ Одинокаго Тома, бродяга по поверхности нашей планеты. Между нами, друзья мои...-- и мистеръ Чадбандь, вытянувъ указательный палецъ, окаймленный грязнымъ ногтемъ, направляетъ его вмѣстѣ съ жирной улыбкой на мистера Снагзби, въ знакъ того, что краснорѣчивыми доводами своими онъ намѣренъ совершенно низпровергнуть его:-- между нами, друзья мои, находится братъ по человѣчеству и мальчикъ. Брать и мальчикъ, лишенный родителей и родныхъ, безъ стадъ и пастбищъ, скиталецъ міра сего, лишенный злата и сребра и драгоцѣнныхъ камней. Теперь, друзья мои, почему онъ лишенъ этихъ обладаній? Окажите, почему? Почему онъ лишенъ?
Мистеръ Чадбандъ предлагаетъ этотъ вопросъ мистеру Снагзби, какъ какую-нибудь шараду въ совершенно новомъ родѣ, нелишенную остроумія и своихъ достоинствъ, и взглядомъ умоляетъ разрѣшить ее.
Мистеръ Снагзби, поставленный въ крайнее замѣшательство таинственнымъ взоромъ, устремленнымъ на него въ этотъ же самый моментъ со стороны своей хозяюшки, съ тѣхъ поръ какъ мистеръ Чадбандъ произнесъ слово "родители", рѣшается сдѣлать слѣдующій весьма скромный отвѣтъ.
-- Не знаю, сэръ; право, не знаю.
При такомъ прерваніи потоковъ краснорѣчія мистера Чадбанда, мистриссъ Чадбандъ строго взираетъ на него, а мистриссъ Снагзби восклицаетъ: "Стыдитесь, сэръ!"
-- Я слышу голосъ,-- говоритъ Чадбандъ: -- не правда ли, друзья мы, что это очень слабый голосъ? Я слышу, что этотъ голосъ...
(-- Ахъ, Боже мой!-- восклицаетъ мистриссъ Снагзби:-- что онъ надѣлалъ!)
-- Этотъ голосъ отвѣчаетъ на вопросъ мой отрицательно. Въ такомъ случаѣ я самъ скажу вамъ почему. Я говорю, что этотъ мальчикъ, который участвуетъ въ нашемъ собраніи, лишенный родителей и родныхъ, лишенный стадъ и пастбищъ, скиталецъ міра, лишенный злата, сребра и драгоцѣнныхъ камней, я говорю, что онъ лишенъ того свѣта, который озаряетъ нѣкоторыхъ изъ насъ. Какой же это свѣтъ? Что онъ такое? Я спрашиваю васъ, какой это свѣтъ?
Мистеръ Чадбандъ откидываетъ назадъ голову и замолкаетъ, но мистеръ Снагзби видитъ въ этой продѣлкѣ другую западню и боится еще разъ попасть въ нее. Мистеръ Чадбандъ склоняется надъ столомъ и, приступая снова къ предмету своего краснорѣчія, прямехонько устремляетъ свой палецъ на мистера Снагзби и говоритъ:
-- Это лучъ отъ лучей, солнце отъ солнцъ, луна отъ лунъ, звѣзда отъ звѣздъ.
Мистеръ Чадбандъ выпрямляется и торжественно смотритъ на мистера Снагзби, какъ будто ему пріятно было бы узнать, какъ чувствуетъ себя мистеръ Снагзби послѣ такихъ убѣдительныхъ словъ.
-- Да,-- говоритъ мистеръ Чадбандъ, снова устремляя палецъ на выбранную жертву.-- Не говорите мнѣ, что это не правда. Я говорю вамъ, что правда, я повторю вамъ милліонъ разъ, что это правда. Правда, правда! Я всегда стану утверждать, что это правда, несмотря на то, нравится ли вамъ это, или нѣтъ; и чѣмъ меньше вамъ нравится это, тѣмъ сильнѣе я буду утверждать. Я буду кричать вамъ въ рупоръ! Увѣряю васъ, если вы станете противорѣчить мнѣ, вы падете ницъ передо мной, вы треснете, вы разобьетесь, вы раздробитесь на мелкіе куски.
Дѣйствіе и сила этого потока краснорѣчія такова, что онъ не только производитъ всеобщій восторгъ въ послѣдователяхъ мистера Чадбанда, не только производитъ пріятную теплоту во всей его организаціи, но служитъ еще и къ тому, чтобы выставить провинность мистера Снагзби, какъ закоснѣлаго врага добродѣтели, съ мѣднымъ лбомъ и каменнымъ сердцемъ и привести несчастнаго поставщика канцелярскихъ принадлежностей еще въ большее замѣшательство. Мистеръ Снагзби совершенно упадаетъ духомъ, чувствуетъ себя въ ложномъ положеніи. И тутъ вдругъ мистеръ Чадбандъ окончательно поражаетъ его.
-- Друзья мои,-- снова начинаетъ онъ послѣ многократнаго отиранія своей головы, до такой степени разгоряченной, что вотъ такъ кажется и загорится носовой его платокъ, отъ котораго отдѣляются клубы пара при каждомъ отираньи: -- друзья мои, чтобъ привести къ сознанію субъекта, котораго мы по мѣрѣ силъ своихъ и способностей стараемся просвѣтить, да позволено намъ будетъ, въ духѣ любви и спокойствія, спросить, что значитъ правда, на которую я ссылался за нѣсколько минутъ передъ этимъ? Потому что, юные друзья мои (обращаясь къ приказчикамъ и Густеръ, къ крайнему ихъ изумленію), если бы докторъ сказалъ мнѣ, что каломель и касторовое масло полезны для меня, я весьма естественно спросилъ бы его, что такое каломель, и что такое касторовое масло? Кажется, мнѣ можно освѣдомиться прежде, чѣмъ я рѣшусь принять одно изъ этихъ двухъ средствъ, или то и другое вмѣстѣ. Итакъ, мои друзья, въ чемъ состоитъ настоящее дѣло? Прежде всего мы спросимъ васъ, въ духѣ любви къ ближнему, что такое обыкновенный родъ правды -- рабочее ли это платье, обыденная ли это наша одежда, мои юные друзья? Обманъ что ли это?
(-- Ахъ!-- произноситъ мистриссъ Снагзби.)
-- Утайка, что ли?
(Мистриссъ Снагзби отрицательно содрогается.)
-- Скрытность, что ли?
(Мистриссъ Снагзби продолжительно и жеманно киваетъ головой.)
-- Нѣтъ, друзья мои, это совсѣмъ не то. Ни одно изъ этихъ названій не принадлежитъ къ ней. Когда этотъ юный язычникъ -- теперь онъ спитъ, мои друзья; печать равнодушія во всякому просвѣщенію, печать погибели ясно обнаруживается на его рѣсницахь, но не будите его, ибо, по всей вѣроятности, я долженъ бороться, сражаться и побѣждать для его же пользы -- когда этотъ закоренѣлый язычникъ разсказывалъ намъ какую-то чепуху о леди и соверенѣ, была ли это истина? Нѣтъ, не была. А если это и была отчасти истина, то можно ли ее назвать полной, совершенной истиной? Нѣтъ, мои друзья, нельзя!
Если-бъ мистеръ Снагзби могъ противостоять взору своей хозяюшки, который входитъ чрезъ его глаза -- чрезъ эти открытыя окна -- въ его душу и разыскиваетъ тамъ самыя сокровенныя тайны, онъ былъ бы совсѣмъ другимъ человѣкомъ. Теперь сидитъ онъ, понуря голову и согнувшись, какъ будто подъ какой-нибудь тяжестью.
-- Или, мои юные друзья,-- говоритъ Чадбандъ, нисходя до самаго уровня ихъ пониманій и въ то же время доказывая имъ своей жирной кроткой улыбкой, что онъ долго спускался внизъ для этой цѣли:-- если-бъ хозяинъ этого дома пошелъ бы въ Сити и увидѣлъ бы тамъ угря и потомъ, возвратясь домой, позвалъ бы къ себѣ хозяйку этого дома и сказалъ бы ей: Сара, радуйся со мною, я видѣлъ слона! Была ли бы это правда?
Мистриссъ Снагзби въ слезахъ.
-- Или, положимъ мои юные друзья, что онъ увидѣлъ бы слона и, возвратясь домой, сказалъ бы: Сара, городъ совершенно опустѣлъ, я видѣлъ одного только угря! Была ли бы это правда?
Мистриссъ Снагзби громко рыдаетъ.
-- Или положимъ еще, мои юные друзья,-- говоритъ Чадбандъ, поощряемый рыданіями мистриссъ Снагзби: -- что жестокосердые родители этого спящаго язычника -- нѣтъ никакого сомнѣнія, что онъ имѣлъ родителей -- бросивъ его волкамъ, коршунамъ, дикимъ собакамъ, газелямъ и змѣямъ, возвратились бы въ свои жилища и стали бы наслаждаться трубками и кострюлями, музыкой и танцами, винами, говядиной и дичью, была ли бы это истина?
Мистриссъ Снагзби отвѣчаетъ на это припадкомъ истерики; не то, чтобы однимъ припадкомъ, но продолжительнымъ и раздирающимъ сердце крикомъ, такъ что все Подворье Кука оглашается ея визгами. Наконецъ, когда она сдѣлалась совершенно безъ чувствъ, ее несутъ наверхъ по узкой лѣстницѣ, какъ огромное фортепьяно. Послѣ невыразимыхъ страданій, содрогавшихъ сердца окружающихъ, она посылаетъ изъ своей спальни увѣдомленіе, что совершенно поправилась, хотя и чувствуетъ сильное разслабленіе. Въ такомъ положеніи дѣлъ, мистеръ Снагзби, измятый и скомканный при переноскѣ фортепьянъ, чрезвычайно слабый и напуганный, осмѣливается тихохонько войти въ гостиную.
Во все это время Джо стоялъ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ онъ проснулся; онъ попрежнему щиплетъ свою мѣховую шапку, клочки волосъ кладетъ себѣ въ ротъ и выплевываетъ ихъ съ отвращеніемъ. Онъ чувствуетъ, что ему суждено оставаться неисправимымъ созданіемъ, и что тщетно стараются пробудить въ немъ созданіе своего достоинства, потому что онъ ничего не знаетъ. Хотя, быть можетъ, Джо, существуетъ книга столь интересная, трогательная и доступная для твоихъ понятій, которыя ничѣмъ не отличаются отъ инстинкта животныхъ, книга, такъ вѣрно описывающая дѣянія обыкновенныхъ людей, что если бы Чадбанды раскрыли ее передъ тобой, просто, не прибѣгая къ своему краснорѣчію, быть можетъ ты проснулся бы тогда, быть можетъ ты почерпнулъ бы изъ нея что-нибудь!
Джо никогда не слышалъ о такой книгѣ. Для него ея содержаніе и достопочтенный Чадбандъ одно и то же; онъ знаетъ лично достопочтеннаго Чадбанда и готовъ скорѣе бѣжать отъ него цѣлый часъ, нежели слушать его пустословіе въ теченіе пяти минутъ.
-- Мнѣ нечего здѣсь больше ждать,-- думаетъ Джо.-- Мистеръ Снагзби ничего не скажетъ мнѣ сегодня и, покачиваясь со стороны на сторону, онъ спускается внизъ.
Но внизу стоитъ сострадательная Густеръ; она держится за перила лѣстницы, ведущей въ кухню, превозмогая приближающійся обморокъ, къ которому она подготовлена воплями мистриссъ Снагзби. Она предлагаетъ Джо кусокъ хлѣба и сыру -- это ея собственный ужинъ; она рѣшается въ первый разъ въ жизни перемолвить съ нимъ слово.
-- Вотъ тебѣ, бѣдный мальчикъ, закуси немного,-- говоритъ Густеръ.
-- Спасибо,-- говоритъ Джо.
-- Ты голоденъ?
-- Порядочно.
-- Куда же ушелъ твой отецъ и гдѣ мать?
Джо останавливается при самомъ началѣ дѣйствія зубами надъ кускомъ хлѣба и кажется окаменѣлымъ. Добрая Густеръ гладила его, а это было первый разъ въ его жизни, что къ нему такъ ласково и нѣжно прикасается чужая рука.
-- Я ничего не знаю о нихъ,-- отвѣчаетъ Джо.
-- И я тоже ничего не знаю о своихъ,-- говоритъ Густеръ со слезами.-- Она снова старается подавить признаки приближающагося обморока, какъ вдругъ ее внезапно устрашаетъ что-то, и она исчезаетъ внизъ лѣстницы.
-- Джо,-- шепчетъ тихо поставщикъ канцелярскихъ принадлежностей въ то время, какъ Джо стоитъ еще на лѣстницѣ.
-- Я здѣсь, мистеръ Снагзби.
-- Я думалъ, что ты ушелъ; вотъ тебѣ еще полкроны, Джо. Ты хорошо сдѣлалъ что не сказалъ ни слова насчетъ той леди, которую мы видѣли недавно. Это бы надѣлало тебѣ хлопотъ; а ты и безъ того уже, я думаю, напуганъ, Джо.
-- Я убѣгу отсюда.
-- Иди себѣ, спокойной ночи.
Таинственная тѣнь, въ ночномъ чепцѣ, слѣдитъ за поставщикомъ канцелярскихъ принадлежностей отъ комнаты, изъ которой онъ вышелъ, и провожаетъ его наверхъ. Съ этой минуты, куда бы онъ ни пошелъ, за нимъ всегда слѣдуетъ другая тѣнь, кромѣ его собственной, но она не такъ правильно падаетъ отъ него, не такъ спокойна какъ его тѣнь. И какой бы тайной ни окружила себя тѣнь мистера Снагзби въ эту тайну проникаетъ и другая тѣнь! Мистриссъ Снагзби видитъ все! Ея-то тѣнь и слѣдитъ за мистеромъ Снагзби.