Зимнее утро мрачно и угрюмо смотритъ на сосѣднія улицы Лэйстерскаго сквера и видитъ, что жители ихъ неохотно покидаютъ свои постели. Многіе изъ нихъ не привыкли вставать рано даже въ самыя ясныя и теплыя времена года: это ночныя птицы; они сидятъ и дремлютъ на своихъ насѣстахъ, когда солнышко высоко; бодрствуютъ и гоняются за добычей, когда на небѣ мерцаютъ звѣзды. За грязными сторами и занавѣсами, въ верхнихъ этажахъ и въ чердакахъ, скрываясь болѣе или менѣе подъ ложными именами, ложными волосами, ложными титулами, ложными брилліантами и ложными разсказами, покоится первымъ сномъ шайка негодяевъ. Джентльмены, которые могли бы, по личному опыту, разсказать всѣ подробности объ иностранныхъ галерахъ и отечественныхъ мельницахъ, приводимыхъ въ дѣйствіе человѣческими ногами; лазутчики, которые постоянно находятся въ страхѣ; мошенники, игроки, шуллеры, плуты и лжесвидѣтели; нѣкоторые не безъ клеймъ каленымъ желѣзомъ, подъ ихъ грязными лохмотьями; всѣ съ большею жестокостію въ нихъ, чѣмъ въ Неронѣ и съ большими преступленіями, чѣмъ въ Ньюгетской тюрьмѣ. Какъ бы ни былъ страшенъ демонъ въ бумазейной блузѣ или истасканномъ фракѣ, страшенъ онъ въ томъ и другомъ, но онъ еще страшнѣе, нечувствительнѣе, неумолимѣе, когда зашпилитъ шейный платокъ свой брилліантовой булавкой, когда называетъ себя джентльменомъ, сядетъ за карточный столъ, станетъ играть на бильярдѣ, знаетъ кое-что о векселяхъ и другихъ письменныхъ обязательствахъ,-- тогда онъ въ тысячу разъ страшнѣе, чѣмъ во всякой другой формѣ. Но и въ такой формѣ мистеръ Боккетъ отыщетъ его, если захочетъ, стоитъ ему только заглянуть во всѣ закоулки, окружающія Лэйстерскій скверъ.
Но зимнее утро не нуждается въ немъ и не будитъ его. Оно будитъ мистера Джорджа, въ галлереѣ для стрѣльбы въ цѣль, и преданнаго ему сподвижника. Мистеръ Джорджъ, выбривъ свою бороду передъ зеркальцомъ миніатюрныхъ размѣровъ, выходитъ, съ открытой головой и обнаженной грудью, къ помпѣ на маленькомъ дворѣ и тотчасъ возвращается съ блестящимъ лицомъ отъ желтаго мыла, усиленнаго тренія, искусственнаго дождя и чрезвычайно холодной воды. Въ то время, какъ онъ утирается огромнымъ полотенцемъ и пыхтитъ, какъ родъ военнаго водолаза, который только что вынырнулъ изъ воды, и чѣмъ больше трется, тѣмъ плотнѣе и плотнѣе становятся его кудрявые волосы на загорѣлыхъ вискахъ, такъ что, повидимому, ихъ невозможно расчесать никакимъ инструментомъ, кромѣ какъ желѣзными граблями или скребницей, въ то время, какъ онъ утирается, пыхтитъ, отдувается и полируется, поворачивая голову съ одной стороны на другую, чтобъ удобнѣе осушить кожу, и наклонясь всѣмъ тѣломъ впередъ, чтобъ капли воды не падали на его воинственныя ноги, Филь, стоя на колѣняхъ, раздуваетъ огонь, озирается кругомъ, какъ будто вмѣсто того, чтобъ идти умываться, ему стоитъ только взглянуть, что дѣлаетъ его хозяинъ и тогда онъ запасается достаточнымъ освѣженіемъ на цѣлый день отъ избыточнаго здоровья, которое сбрасываетъ съ себя мистеръ Джорджъ.
Вытершись до суха, мистеръ Джорджъ начинаетъ чесать свою голову двумя жесткими щетками и дѣйствуетъ съ такимъ немилосердіемъ, что Филь, потирая плечомъ стѣны, въ то время, какъ мететъ галлерею, смотритъ на эту операцію съ состраданіемъ. Съ окончаніемъ прически быстро оканчивается и орнаментальная часть туалета мистера Джорджа. Онъ набиваетъ себѣ трубку, закуриваетъ ее и, но принятому обыкновенію, начинаетъ ходить взадъ и впередъ по галлереѣ, между тѣмъ, какъ Филь, наполняя воздухъ запахомъ горячихъ тостовъ, приготовляетъ завтракъ. Мистеръ Джорджъ. куритъ серьезно и тихимъ шагомъ маршируетъ по своей галлереѣ. Быть можетъ утренняя трубка табаку посвящена имъ памяти покойнаго товарища Гридли.
-- Итакъ, Филь,-- говоритъ Джорджъ, хозяинъ галлереи для стрѣльбы въ цѣль и проч.:-- сегодня тебѣ снилась деревня?
Филь, дѣйствительно, вставая съ постели, разсказывалъ свой сонъ.
-- Точно такъ, хозяинъ.
-- На что же похожа эта деревня?
-- Не умѣю вамъ сказать, хозяинъ, на что она похожа,-- отвѣчаетъ Филь, съ задумчивымъ видомъ.
-- Да почему же ты знаешь, что это была деревня?
-- Я думаю, что по травѣ, да еще по лебедямъ, которые были на травѣ,-- говоритъ Филь, послѣ нѣкотораго размышленія.
-- Что же лебеди дѣлали на травѣ?
-- Да что? Я полагаю, щипали и ѣли ее,-- отвѣчаетъ Филь.
Хозяинъ принимается снова ходить по галлереѣ, а Филь продолжаетъ заниматься приготовленіемъ завтрака. Длинныхъ приготовленій для завтрака не требуется; они весьма просты: нужно только поставить на столъ два прибора и разогрѣть передъ огнемъ на ржавой рѣшеткѣ нѣсколько кусочковъ провѣсной ветчины; но такъ какъ Филь долженъ пройти и обтерѣть своимь плечомъ значительную часть галлереи, отправляясь за каждымъ предметомъ, въ которомъ нуждается, и никогда не захватывая за разъ двухъ предметовъ, то при такихъ обстоятельствахъ приготовленія занимаютъ весьма значительный промежутокъ времени. Наконецъ завтракъ готовъ. Филь докладываетъ объ этомъ; мистеръ Джорджъ выколачиваетъ трубку о заслонку, ставитъ ее въ уголокъ подлѣ камина и садится за столъ. Когда Джорджъ удовлетворилъ первыя требованія аппетита, Филь слѣдуетъ его примѣру: онъ садится у противоположнаго конца продолговатаго стола и беретъ тарелку къ себѣ на колѣни. Дѣлаетъ ли это онъ изъ покорности или изъ желанія скрыть свои грязныя руки или собственно изъ одной привычки -- мы не знаемъ.
-- Гм! деревня!-- говоритъ мистеръ Джорджъ, играя ножемъ своимъ и вилкой:-- я думаю, Филь, ты никогда не видывалъ деревни?
-- Я видѣлъ однажды болота,-- говоритъ Филь, продолжая завтракать съ самодовольнымъ видомъ.
-- Какія болота?
-- Такія, командиръ, какъ и всѣ болота,-- отвѣчаетъ Филь.
-- Гдѣ же ты ихъ видѣлъ?
-- Я и самъ не знаю,-- говоритъ Филь:-- но я видѣлъ ихъ. Плоскія такія и туманныя.
Хозяинъ и командиръ -- это два слова, которыя Филь съ одинаковымъ уваженіемъ и одинакою преданностью употребляетъ, обращаясь къ одному мистеру Джорджу.
-- Я самъ родился въ деревнѣ, Филь.
-- Въ самомъ дѣлѣ, командиръ?
-- Да; и выросъ тамъ.
Филь приподнимаетъ одну бровь, и почтительно взглянувъ на мистера Джорджа, чтобъ выразить свое участіе, и не спуская глазъ съ него, пропускаетъ въ горло огромный глотокъ кофею.
-- Тамъ нѣтъ ни одной птички, которой бы голосъ я не зналъ,-- говоритъ мистеръ Джорджъ.-- Нѣтъ ни листка, ни ягодки, которыхъ бы я не умѣлъ назвать. Нѣтъ ни одного дерева, на которое бы я и теперь не могъ влѣзть, разумѣется, когда меня подсадятъ. Добрая матушка моя жила въ деревнѣ.
-- Должно быть она была у васъ славная старушка,-- замѣчаетъ Филь.
-- Лѣтъ тридцать-пять тому назадъ она не была еще старушкой, говоритъ мистеръ Джорджъ.-- Но я готовъ держать пари, что и въ девяносто лѣтъ она была бы такъ же стройна и такъ же широка въ плечахъ, какъ я.
-- А развѣ она умерла въ девятомъ десяткѣ?-- спрашиваетъ Филь.
-- О, нѣтъ! Оставимъ это! Знаешь ли, что меня заставило завести рѣчь о деревенскихъ мальчикахъ, объ этихъ негодныхъ шалунахъ? Это ты, любезный мой! Я знаю, что ты никогда не видывалъ деревни; ты видѣлъ болота, видѣлъ впрочемъ и деревни, да только во снѣ. Не правда ли?
Филь мотаетъ головой.
-- А хочешь ли ты видѣть деревню?
-- Н-н-нѣтъ; особеннаго желанія не имѣю,-- говоритъ Филь.
-- Тебѣ, я думаю, хорошо и въ городѣ?
-- Дѣло въ томъ, командиръ,-- говоритъ Филь:-- я привыкъ здѣсь и полагаю, что уже слишкомъ старъ для развлеченій.
-- А сколько тебѣ лѣтъ, Филь?-- спрашиваетъ кавалеристъ, поднося къ губамъ дымящееся блюдечко.
-- Право не знаю; знаю только, что съ чѣмъ-то восемь,-- говоритъ Филь.-- Не можетъ быть, чтобъ это было восемьдесятъ, да и не восемнадцать, а такъ, что-то между этимъ.
Мистеръ Джорджъ медленно опускаетъ блюдечко, не прихлебнувъ изъ него, и начинаетъ, смѣясь:
-- Кой чортъ, Филь, какже узнать...
И вдругъ останавливается, замѣтивъ, что Филь производитъ вычисленіе по грязнымъ своимъ пальцамъ.
-- Мнѣ было ровно восемь,-- говорилъ Джорджъ:-- когда я встрѣтился съ странствующимъ мѣдникомъ. Не помню, меня зачѣмъ-то послали изъ дому, а я и увидѣлъ этого мѣдника, сидитъ себѣ преспокойно подлѣ огонька у стараго строенія. "Хочешь -- говоритъ онъ -- шататься со мной?" -- "Хочу", говорю я. Вотъ мы и отправились вмѣстѣ, онъ, я да огонь, въ Клеркенвель. Это было перваго апрѣля. Я могъ тогда считать до десяти. Вотъ наступило въ другой разъ первое, апрѣля, я и говорю себѣ: тебѣ теперь, старый негодяй, одинъ съ восемью. Послѣ того опять пришло первое апрѣля, и я опять говорю себѣ: тебѣ теперь два съ восемью. Такимъ образомъ я дошелъ до десяти съ восемью и до двухъ десятковъ съ восемью, а ужъ потомъ сбился со счету; знаю только, что мнѣ всегда было сколько-то съ восемью.
-- Вотъ оно что!-- говоритъ мистеръ Джорджъ, принимаясь за завтракъ,-- А гдѣ же странствующій мѣдникъ?
-- Пьянство посадило его въ госпиталь, хозяинъ; а госпиталь посадилъ его подъ стеклянный колпакъ; такъ мнѣ говорили,-- отвѣчаетъ Филь таинственно.
-- Значитъ черезъ это ты повысился? Взялся за его ремесло?
-- Да, командиръ, взялся. Только не слишкомъ оно прибыльно. Около Саффонъ Гилля, Хаттонскаго Сада, Клеркенвеля, Смифельда, живетъ бѣдный народъ: держатъ котлы свои до тѣхъ поръ, пока и чинить нечего. Бывало къ нему приходили другіе мѣдники, чтобы жить въ нашемъ мѣстѣ и нанимали у него квартиру: вотъ въ этомъ-то и состояли его доходы; но ко мнѣ они не приходили. Они не полюбили меня. Онъ умѣлъ бывало пѣть для нихъ и пѣсни, а я не умѣль. Онъ умѣлъ выигрывать разныя штуки на какомъ угодно горшкѣ, на мѣдномъ ли или на желѣзномъ, а я только и умѣлъ лудить ихъ да паять: не далась мнѣ эта музыка, хозяинъ. Да къ тому же я былъ слишкомъ некрасивъ собой и жены ихъ то и дѣло, что жаловались на меня своимъ мужьямъ.
-- Вѣрно они были больно разборчивы. Въ толпѣ, Филь, ты бы такъ себѣ... туда и сюда, говоритъ кавалеристъ съ пріятной улыбкой.
-- Нѣтъ, хозяинъ;-- отвѣчаетъ Филь, мотая головой:-- я бы и въ толпѣ немного выигралъ. Когда я встрѣтился съ мѣдникомъ, такъ былъ еще сносенъ, хотя и тогда не чѣмъ было похвастаться. Но послѣ того мнѣ пришлось и раздувать огонь губами, и коптить лицо передъ огнемъ, и палить свои волосы, и глотать дымъ; это все еще не бѣда: я былъ тогда молодъ. А вотъ какъ выросъ постарше, да нѣсколько разъ обварилъ себя оловомъ, да сталъ получать колотушки отъ мѣдника, когда онъ быль пьянъ, а это случалось почти каждый день, ну такъ ужъ тогда куда какъ не красивъ, больно не красивъ я сдѣлался. Потомъ я прожилъ лѣтъ двѣнадцать въ темной кузницѣ, гдѣ народъ былъ негодяй на негодяѣ, и въ добавокъ меня опалило въ газовомъ заведеніи, да спасибо еще, что при взрывѣ выбросило изъ окна на мостовую, а то бы сгорѣлъ, какъ курица. Я думаю отъ этого не похорошѣешь. Я такъ безобразенъ, такъ безобразенъ, что меня можно показывать какъ диковинку.
Обрекая себя такому положенію съ полнымъ самодовольствіемъ, Филь проситъ позволенія выпить еще чашку кофею.
-- Вотъ послѣ этого-то взрыва, хозяинъ, я и встрѣтился съ вами въ первый разъ. Помните, командиръ?-- говоритъ Филь, приступая къ другой чашкѣ кофею.
-- Помню, Филь. Ты еще шелъ по солнечной сторонѣ.
-- Я ползъ, командиръ, а не шелъ; ползъ около стѣнъ.
-- Правда, Филь, ты плечомъ прокладывалъ на нихъ свой путь.
-- Да еще какъ! въ колпакѣ!-- воскликнулъ Филь, приходя въ восторгъ.
-- Да, въ колпакѣ...
-- И на костыляхъ!-- продолжаетъ Филь съ большимъ одушевленіемъ.
-- На костыляхъ. И когда...
-- И когда вы остановились противъ меня,-- восклицаетъ Филь, поставивъ чашку и блюдечко на столъ и торопливо снявъ съ колѣнъ тарелку:-- остановились да и сказали мнѣ: "э-э, товарищъ! вѣрно ты былъ на войнѣ?" Я не сказалъ вамъ на это ни слова, хозяинъ; меня больно удивило, что такой сильный, здоровый и смѣлый мужчина вздумалъ говорить съ такимъ мѣшкомь ломаныхъ костей, какимъ я былъ тогда. Вотъ вы и сказали мнѣ, да сказали такъ ласково, какъ будто поднесли мнѣ стаканъ чего-то горячаго: "Что за несчастіе случилось съ тобой? Экъ тебя, голубчикъ, изуродило! Разскажи же, старикъ, отчего это съ тобой? Разсказывай веселѣе!" Веселѣе! Я ужъ такъ былъ веселъ, какъ нельзя больше! Я и разсказалъ вамъ, вы еще что-то сказали, и я еще что-то сказалъ, вы опять сказали что-то, вотъ я и очутился здѣсь, командиръ, у васъ! У васъ, мой командиръ, у васъ!-- восклицаетъ Филь, вскакивая со стула и начинаетъ невыразимо странно ковылять съ боку на бокъ.-- И если понадобится мишень, для лучшаго успѣха въ вашемь дѣлѣ, пусть стрѣляютъ въ меня. Моей красоты не испортятъ! Пускай ихъ стрѣляютъ. Если не съ кѣмъ будетъ боксироваться, пусть боксируютъ меня, пускай себѣ колотятъ меня въ голову, мнѣ это ни почемъ! Если нечего будетъ подбрасывать какому нибудь силачу, пусть подбрасываетъ меня. Мнѣ отъ этого не будетъ хуже! Меня подбрасывали въ теченіе всей моей жизни на разные лады!
Окончивъ эту энергическую, неожиданную рѣчь, сопровождаемую тѣлодвиженіями, въ поясненіе гимнастическихъ упражненій, о которыхъ онъ упоминалъ, Филь прокладываетъ путь плечомъ около трехъ стѣнъ галлереи, круто останавливается передъ своимъ командиромъ, тычетъ въ него головой въ знакъ своей преданности и затѣмъ начинаетъ прибирать завтракъ.
Мистеръ Джорджъ похохотавъ отъ чистаго сердца и потрепавъ Филя по плечу, помогаетъ ему и вмѣстѣ съ нимъ приводитъ въ надлежащій порядокъ галлерею. Окончивъ это, онъ беретъ гимнастическіе шары, нѣсколько разъ подбрасываетъ ихъ, потомъ садится на вѣсы и замѣтивъ, что дѣлается "слишкомъ мясистъ", начинаетъ съ величайшею важностью биться на сабляхъ съ воображаемымъ противникомъ. Между тѣмъ Филь становится къ столу съ тисками, гдѣ онъ привинчиваетъ и отвинчиваетъ, чиститъ и пилитъ, посвистываетъ въ скважины, пачкается болѣе и болѣе, придѣлываетъ и раздѣлываетъ все, что можно въ ружьѣ придѣлать и раздѣлать.
Занятіе хозяина и слуги прерваны наконецъ необыкновеннымъ шумомъ въ корридорѣ, возвѣщающимъ о прибытіи необыкновенной компаніи. Шумъ этотъ приближается ближе и ближе, и въ галлерею входитъ группа людей. Она состоитъ изъ увѣчной и отвратительной фигуры, изъ двухъ носильщиковъ, которые неели эту фигуру на стулѣ и худощавой женщины, съ лицомъ очень похожимъ на сплюснутую маску, которая, такъ и думаешь, начнетъ читать народную пѣсню, въ воспоминаніе тѣхъ дней, когда старушку Англію хотѣли взорвать на воздухъ; но ожиданія не сбываются, потому что губы у этой маски такъ крѣпко сжаты и такъ неподвижны, какъ стулъ, который носильщики становятъ на полъ. При этомъ случаѣ отвратительная фигура произноситъ: "О, Боже мой! О, какъ меня растрясли! Какъ вы поживаете, мистеръ Джорджъ? Какъ ваше здоровье?"
И мистеръ Джорджъ только теперь узнаетъ въ этой процессіи достопочтеннаго мистера Смолвида, вынесеннаго для прогулки, и его внучку Юдиѳь, которая провожаетъ своего дѣдушку, какъ самый вѣрный тѣлохранитель.
-- Мистеръ Джорджъ, любезный другъ мой,-- говоритъ дѣдушка Смолвидъ, снимая свою правую руку съ шеи носильщика, котораго чуть-чуть не удавилъ во время дороги:-- какъ ваше здоровье? Вы, я думаю, дивитесь моему посѣщенію, любезнѣйшій другъ?
-- Я бы не столько удивился посѣщенію вашего пріятеля изъ Сити, сколько удивляюсь я вашему,-- отвѣчаетъ мистеръ Джорджъ.
-- Я очень рѣдко выхожу изъ дому;-- съ трудомъ переводя духъ, произноситъ мистеръ Смолвидъ.-- Я не выходилъ въ теченіе многихъ мѣсяцевъ. Знаете, прогулки мои сопряжены съ большими неудобствами... и требуютъ большихъ издержекъ. Но, если бы вы знали, съ какимъ нетерпѣніемъ я хотѣлъ увидѣть васъ. Какъ ваше здоровье, сэръ?
-- Я здоровъ,-- говоритъ мистеръ Джорджъ.-- Надѣюсь и вы тоже здоровы.
-- Ну и слава Богу, если вы здоровы, мой неоцѣненный другъ!-- и мистеръ Смолвидъ беретъ его за обѣ руки.-- Вы видите, я привелъ съ собой и мою внучку Юдиѳь. Я не могъ оставить ее дома: она такъ нетерпѣливо хотѣла васъ видѣть.
-- Гм! Что-то не вѣрится!-- бормочетъ мистеръ Джорджъ.
-- Вотъ, знаете мы и взяли карету, поставили въ нее кресло и здѣсь какъ разъ на углу они подняли меня изъ кареты, посадили въ кресло да и принесли сюда и принесли собственно затѣмъ, чтобъ увидать мнѣ моего неоцѣненнаго друга въ его собственномъ заведеніи. Это вотъ,-- говоритъ дѣдушка Смолвидъ, указывай на носильщика, который, избѣжавъ опасности быть задавленнымъ, уходитъ, расправляя дыхательное горло: -- извозчикъ. Ему платить не надо. Это по условію включено въ плату за карету. Этого человѣка...-- указывая на другого носильщика:-- мы наняли на улицѣ за кружку пива. А кружка пива стоитъ два пенса, такъ отдай ему Юдиѳь два пенса. Я право не зналъ, любезный мой другъ, что у васъ здѣсь есть работникъ, а то намъ бы и не нужно было нанимать.
Дѣдушка Смолвидъ ссылается на Филя и, смотря на него съ нѣкоторымъ ужасомъ, произноситъ едва внятнымъ голосомъ: "О, Боже мой! О, Господи!" Испугъ его имѣетъ впрочемъ, нѣкоторое основаніе, потому что Филь никогда не видавшій этого привидѣнія въ черной бархатной ермолкѣ, вдругъ остановился въ своей работѣ и съ ружьемъ въ рукѣ принялъ такую позу, какъ будто хотѣлъ въ одинъ моментъ подстрѣлить мистера Смолвида, какъ какую нибудь чудовищно безобразную птицу изъ породы воронъ.
-- Юдиѳь, дитя мое,-- говоритъ дѣдушка Смолвидъ:-- отдай этому человѣку два пенса; ахъ, какъ это много за его труды!
Человѣкъ этотъ одинъ изъ тѣхъ необыкновенныхъ грибовъ, мгновенно выростающихъ на западныхъ улицахъ Лондона, которые всегда одѣты въ старую красную куртку, всегда готовы подержать лошадей или сбѣгать за наемной каретой, получаетъ два пенса, безъ особеннаго удовольствія, подбрасываетъ ихъ вверхъ, ловитъ рукой и удаляется.
-- Любезный мистеръ Джорджъ,-- говоритъ дѣдушка Смолвидъ:-- будьте такъ добры, перенесите меня къ камину. Вы знаете, я привыкъ къ огоньку... я старъ и скоро зябну... О, Боже мой!
Послѣднее восклицаніе вылетаетъ изъ груди достопочтеннаго джентльмена но поводу внезапный быстроты, съ которой мистеръ Скводъ, какъ какой нибудь силачъ, хватается за кресло, поднимаетъ его и перетаскиваетъ къ самому камину.
-- О, Господи!-- говоритъ мистеръ Смолвидъ, едва переводя духъ.-- О, Боже мой! О, звѣзды мои! Любезный другъ мой, вашъ работникъ страшно силенъ и проворенъ. О, Боже мой! какъ онъ проворенъ! Юдиѳь, отодвинь меня немного назадъ, у меня ноги начинаютъ горѣть.
И въ самомъ дѣлѣ, въ этомъ удостовѣряются носы присутствующихъ смрадомъ отъ затлѣвшихся шерстяныхъ чулковъ дѣдушки Смолвида.
Нѣжная Юдиѳь отодвинула дѣдушку немного назадъ, потрясла его по обыкновенію, и освободила его глазъ отъ нависшей ермолки.
-- О, Господи! о, Боже мой!-- повторяетъ мистеръ Смолвидъ, озирается кругомъ, встрѣчаетъ взоръ мистера Джорджа и снова протягиваетъ къ нему обѣ руки.-- Любезный другъ мой! какое счастье, что я вижу васъ! И это ваше заведеніе? Какое очаровательное мѣсто! Да это просто картинка! Однако у васъ здѣсь ничего опаснаго не случается?-- прибавилъ дѣдушка Смолвидъ съ замѣтнымъ безпокойствомъ.
-- Ничего рѣшительно. Пожалуйста не бойтесь ничего.
-- А вашъ работникъ... Онъ... о, Господи!.. онъ... этакъ... ничего... Никому не причинитъ вреда? Скажите, любезный другъ мой, никому?
-- Кромѣ себя, онъ никому на свѣтѣ не причинялъ вреда,-- говорить мистеръ Джорджъ, улыбаясь.
-- Однако онъ могъ бы. Онъ кажется черезчуръ изуродовалъ себя, такъ пожалуй, чего добраго, изуродуетъ точно также и другихъ,-- возражаетъ старый джентльменъ.-- Онъ можетъ сдѣлать это неумышленно, а можетъ сдѣлать и умышленно. Мистеръ Джорджъ, пожалуйста, прикажите ему оставить эти адскія ружья и выйти вонъ.
Повинуясь одному движенію головы со стороны кавалериста, Филь съ пустыми руками удаляется на другой конецъ галлереи. Увѣренный въ своей безопасности, мистеръ Смолвидъ начинаетъ потирать себѣ ноги.
-- Такъ ваши дѣла идутъ хорошо, мистеръ Джорджъ?-- говоритъ онъ кавалеристу, который стоитъ противъ него съ саблей въ рукѣ.-- Вы начинаете благоденствовать? И слава Богу, слава Богу!
Мистеръ Джорджъ отвѣчаетъ холоднымъ киваньемъ головы и говоритъ:
-- Приступайте къ дѣлу, мистеръ Смолвидъ. Я знаю, вы вѣдь не затѣмъ пришли сюда, чтобъ говорить мнѣ это.
-- Вы такой весельчакъ, мистеръ Джорджъ,-- отвѣчаетъ почтеннѣйшій дѣдушка.-- Вы такой славный человѣкъ!
-- Ха, ха! Приступайте же къ дѣлу, мистеръ Смолвидъ!-- говоритъ мистеръ Джорджъ.
-- Любезнѣйшій другъ мой! Но эта сабля такъ страшно смотритъ на меня -- такая свѣтлая и острая. Пожалуй, случайно, зарѣжетъ кого нибудь! Меня такъ и бросаетъ въ дрожь, мистеръ Джорджъ... Чортъ бы его побралъ!-- говоритъ этотъ превосходный джентльменъ, обращаясь къ Юдиѳи въ то время, какъ кавалеристъ отходитъ на нѣсколько шаговъ и кладетъ свою саблю.-- Онъ долженъ мнѣ и пожалуй еще вздумаетъ покончить всѣ расчеты въ этомъ разбойничьемъ мѣстѣ.
Мистеръ Джорджъ, возвратясь на прежнее мѣсто, складываетъ руки на груди и, наблюдая, какъ старикъ все ниже и ниже опускался въ своемъ креслѣ, спокойно говоритъ:
-- Ну, что же вы скажете мнѣ? Зачѣмъ вы пріѣхали сюда?
-- Гм!-- произноситъ мистеръ Смолвидъ, потирая себѣ руки съ какимъ-то особеннымъ клокотаньемъ въ груди.-- Да, правда. Зачѣмъ я пріѣхалъ сюда?
-- Вѣрно за трубкой табаку,-- говорилъ мистеръ Джорджъ и вмѣстѣ съ тѣмъ преспокойно ставитъ себѣ стулъ къ углу камина, беретъ трубку, набиваетъ ее, закуриваетъ и начинаетъ пускать клубы дыму.
Этотъ вопросъ сильно безпокоитъ мистера Смолвида, и онъ такъ затрудняется начать приступъ къ объясненію, какого бы рода оно ни было, что тайкомъ царапаетъ воздухъ съ безсильной злобою, выражая этимъ желаніе исцарапать и, если бы можно, разорвать на клочки лицо мистера Джорджа. Ногти джентльмена длинны и синеваты, его руки костлявы и жилисты, его глаза зелены и покрыты влагой. Продолжая царапать воздухъ и вмѣстѣ съ тѣмъ скользить со стула и превращаться въ какую-то неопредѣленную массу грязнаго платья, онъ принимаетъ такой страшный, даже для привычныхъ глазъ Юдиѳи, видъ, что эта дѣва бросается къ нему болѣе чѣмъ съ чувствомъ дочерней любви и такъ сильно потрясаетъ его, такъ быстро выравниваетъ и обминаетъ различныя части его тѣла, особливо тѣ, которыя болѣе всего защищаются во время кулачнаго боя, что дѣдушка, въ жалкомъ безсиліи своемъ, производитъ усиленные звуки, имѣющіе сходство со звуками колотушки, которую каменьщикъ опускаетъ на булыжникъ, приправляя его въ мостовой.
Выпрямивъ этими средствами въ стулѣ старика, лицо котораго поблѣднѣло, а носъ посинѣлъ (однако онъ все еще продолжаетъ царапать воздухъ), Юдиѳь выправляетъ сморщенный свой палецъ и тычетъ имъ въ спину мистера Джорджа. Кавалеристъ приподнимаетъ голову, а Юдиѳь между тѣмъ даетъ толчокъ своему почтенному дѣдушкѣ, и такимъ образомъ, пробудивъ ихъ, устремляетъ свой оледеняющій взоръ въ пылающій огонь.
-- Ой, ой! у-у-ухъ!-- произноситъ дѣдушка Смолвидъ, глотая свое бѣшенство.-- Что же вы скажете, любезный другъ мой,-- говоритъ онъ, продолжая царапать ногтями по воздуху.
-- Я вамъ вотъ что скажу,-- отвѣчаетъ мистеръ Джорджъ:-- если вы хотите говорить со мной, такъ говорите. Я человѣкъ простой и не жалую околичностей. Я не умѣю и не привыкъ къ этому. Я не смѣю назвать себя умницей: это названіе мнѣ не къ лицу. По моему, коли хотите говорить дѣло, такъ говорите!-- Кавалеристъ снова принялся пускать клубы дыму:-- А нѣтъ, такъ, чортъ возьми, убирайтесь вонъ отсюда.
И мистеръ Джорджъ надуваетъ свою грудь до послѣднихъ предѣловъ, какъ будто хочетъ доказать этимъ, что присутствіе такихъ гостей для него несносно.
-- Если вы пришли сюда, чтобъ сдѣлать мнѣ дружескій визитъ,-- продолжаетъ мистеръ Джоржъ:-- я крайне обязанъ вамъ и готовъ освѣдомиться о вашемъ здоровьѣ. Если вы пришли сюда, съ тѣмъ, чтобы высмотрѣть есть-ли у меня какая-нибудь движимость, такъ смотрите. Если вы хотите что-нибудь мнѣ высказать, такъ говорите.
Цвѣтущая Юдиѳь, не отводя глазъ отъ камина, даетъ другой толчокъ своему дѣдушкѣ.
-- Вотъ видите! И она со мной одного мнѣнія. И что же она не хочетъ присѣсть?-- говоритъ Джорджъ, устремивъ задумчивый взоръ Юдиѳь.-- Изъ этого я, право, ничего не могу понять.
-- Она стоитъ подлѣ меня и смотритъ за мной, сэръ,-- говоритъ дѣдушка Смолвидъ:-- Любезный мистеръ Джорджъ, вѣдь, я старикъ и имѣю нѣкоторое право на ея вниманіе. Впрочемъ, я еще не такъ старъ на самомъ дѣлѣ, какъ этотъ адскій попугай (и при этомъ мистеръ Смолвидъ оскаливаетъ зубы и безсознательно ищетъ подушки), но все же, любезный другъ мой, я имѣю нѣкоторое право на вниманіе моей дочери.
-- Хорошо,-- отвѣчаетъ кавалеристъ, придвигая свой стулъ къ старику:-- что же дальше?
-- Мой пріятель въ Сити, мистеръ Джорджъ, имѣлъ небольшую сдѣлку съ вашимъ ученикомъ.
-- Въ самомъ дѣлѣ имѣлъ?-- говоритъ мистеръ Джорджъ:-- Очень жаль, очень жаль!
-- Да, онъ имѣлъ,-- говоритъ дѣдушка Смолвидъ, потирая себѣ ноги.-- Вашъ ученикъ сдѣлался славнымъ воиномъ, мистеръ Джорджъ, и его зовутъ Карстономъ. Пришли, знаете, друзья его и заплатили за него все; это, по моему, благородно.
-- Въ самомъ дѣлѣ заплатили?-- говоритъ мистеръ Джорджъ.-- Что же? Не хочетъ-ли пріятель вашъ выслушать добрый совѣтъ?
-- Да, ему бы хотѣлось, мой добрый другъ, и особенно отъ васъ.
-- Ну, такъ я ему совѣтую не имѣть больше подобныхъ сдѣлокъ. Выгоды отъ нихъ ему не будетъ. Молодой джентльменъ, сколько мнѣ извѣстно, ничего не имѣетъ за душой.
-- Нѣтъ, любезный другъ мой, не правда. Нѣтъ, мистеръ Джорджъ, не правда. Не правда, сэръ, не правда,-- возражаетъ дѣдушка Смолвидъ, лукаво потирая свои тощія ноги:-- этого нельзя сказать. У него есть добрые друзья, онъ получаетъ жалованье, онъ можетъ передать свое мѣсто, у него есть въ виду счастливое окончаніе тяжбы, у него есть въ виду богатая невѣста,-- словомъ сказать, мистеръ Джорджъ, этотъ молодой человѣкъ чего-нибудь да стоитъ,-- говоритъ дѣдушка Смолвидъ, сдвинувъ на бокъ бархатную ермолку и почесывая за ухомъ, какъ обезьяна.
Мистеръ Джорджъ ставитъ трубку въ уголъ, закидываетъ руку на спинку своего стула и выбиваетъ тактъ ногой, какъ будто ему очень не нравится направленіе разговора.
-- Но перейдемте лучше отъ одного предмета къ другому,-- продолжаетъ мистеръ Смолвидъ.-- Перейдемте для того, чтобы поддержать разговоръ, какъ сказалъ бы какой-нибудь шутникъ. Перейдемте, мистеръ Джорджъ, отъ прапорщика къ капитану.
-- Что вы еще хотите сказать?-- спрашиваетъ мистеръ Джорджъ, нахмуривъ брови и, вѣроятно, въ знакъ воспоминанія о своихъ усахъ, проводитъ рукой по верхней губѣ.-- Къ какому капитану?
-- Къ нашему капитану. Къ капитану, котораго мы знаемъ. Къ капитану Гаудону.
-- О! вотъ оно что!-- говоритъ мистеръ Джорджъ, свиснувъ тихонько, между тѣмъ, какъ дѣдушка и внучка внимательно смотрятъ на него.-- Вотъ оно куда пошло! Прекрасно! Я не въ силахъ больше терпѣть вашихъ околичностей. Говорите же, говорите скорѣй!
-- Любезный другъ мой,-- отвѣчаетъ старикъ.-- Вчера... Юдиѳь, потряси меня немного... Вчера у насъ была рѣчь объ этомъ капитанѣ, вслѣдствіе которой я остаюсь при своемъ мнѣніи, что капитанъ еще не умеръ.
-- Вздоръ!-- замѣчаетъ мистеръ Джорджъ.
-- Вы что-то говорите, любезный другъ?-- спрашиваетъ дѣдушка, приложивъ руку къ уху.
-- Вздоръ!
-- Ага!-- произноситъ дѣдушка. Смолвидъ.-- Мистеръ Джорджъ, вы сами можете судить о моемъ мнѣніи, если примете въ соображеніе вопросы, которые мнѣ были предложены; можете судить я о причинахъ, возбудившихъ эти вопросы. Какъ вы думаете, чего хочетъ отъ меня адвокатъ, предлагавшій мнѣ эти вопросы?
-- Хочетъ, чтобы вы начали какой-нибудь процессъ,-- отвѣчаетъ мистеръ Джорджъ.
-- Ничего подобнаго не было.
-- Значитъ онъ не адвокатъ,-- говоритъ мистеръ Джорджъ,-- складывая руки на груди съ твердой рѣшимостью.
-- Нѣтъ, любезный мой другъ,-- онъ адвокатъ, да еще весьма знаменитый адвокатъ. Онъ хочетъ видѣть почеркъ руки капитала Гаудона. Онъ не возьметъ его себѣ, а только хочетъ видѣть и сличить его съ почеркомъ, который находится въ его рукахъ.
-- Что же изъ этого слѣдуетъ?
-- А вотъ что, мистеръ Джорджъ. Адвокатъ случайно вспомнилъ объявленіе, касательно капитана Гаудона, и надѣясь собрать какія-нибудь другія свѣдѣнія, относительно его, пришелъ ко мнѣ, точь-въ-точь, какъ сдѣлали вы, неоцѣненный мой другъ. Позвольте пожать мнѣ ваши руки... какъ я радъ былъ въ тотъ день. Не придите вы, и я не имѣлъ бы удовольствія пользоваться вашимъ дружескимъ расположеніемъ.
-- Что же слѣдуетъ дальше, мистеръ Смолвидъ?-- говоритъ мистеръ Джорджъ, протягивая свою руку съ нѣкоторой сухостью.
-- У меня не было ничего подобнаго. У меня ничего нѣтъ, кромѣ его подписей. Чтобъ ему умереть отъ чумы и отъ голода,-- говоритъ старикъ, сжимая отъ злости бархатную ермолку костлявыми руками.-- мнѣ кажется, у меня хранится полмилліона его подписей! Но у васъ,-- говоритъ мистеръ Смолвидъ, съ трудомъ возвращая прежнее спокойствіе, между тѣмъ, какъ Юдиѳь снова поправляетъ ермолку на лысой головѣ своего дѣдушки:-- у васъ, любезный мой мистеръ Джорджъ, вѣроятно, есть письма капитана или бумаги, которыя какъ нельзя бы лучше шли къ дѣлу. Всякая рукопись капитана пошла бы къ дѣлу.
-- Рукопись капитана?-- говоритъ кавалеристъ съ грустнымъ и задумчивымъ видомъ:-- Быть можетъ, у меня и есть она.
-- Неоцѣненный другъ мой!
-- А можетъ быть и нѣтъ.
-- Ну, вотъ еще!-- говоритъ дѣдушка Смолвидъ съ нѣкоторымъ испугомъ.
-- Но еслибъ у меня и были цѣлыя кипы рукописей капитана, я бы не показалъ вамъ лоскутка, не зная зачѣмъ.
-- Сэръ, вѣдь я вамъ сказалъ зачѣмъ.
-- Мнѣ мало этого,-- говоритъ кавалеристъ, мотая головой.-- Я долженъ знать болѣе, чтобъ согласиться на ваше желаніе.
-- Въ такомъ случаѣ, не угодно-ли вамъ съѣздить со мной къ адвокату? Не угодно ли вамъ, любезный другъ мой, повидаться самому съ этимъ джентльменомъ?-- говоритъ дѣдушка Смолвидъ, вынимая старинные серебряные часы, у которыхъ стрѣлки были похожи на кости скелета,-- Я сказалъ ему, что, вѣроятно, заѣду къ нему между десятью и одинадцатью, а теперь половина одинадцатаго. Не угодно-ли, мистеръ Джордягъ, вамъ самимъ повидаться съ этимъ джентльменомъ?
-- Гм!-- говоритъ мистеръ Джорджъ весьма серьезно:-- мнѣ очень не угодно. И, право, я не знаю, почему вы такъ хлопочете объ этомъ.
-- Я хлопочу обо всемъ, что бросаетъ хотя бы слабый свѣтъ на слѣды капитана. Развѣ онъ не поддѣлъ насъ на удочку? Развѣ онъ не долженъ намъ несмѣтныя суммы? Почему я хлопочу? Кто же станетъ больше хлопотать о немъ, какъ не я? Я не хочу, любезный другъ мой,-- говоритъ дѣдушка Смолвидъ, понизивъ голосъ:-- я не хочу, чтобы вы измѣнили ему въ чемъ-нибудь -- у меня и на умѣ нѣтъ этого. Ну, что же, готовы ли вы, неоцѣненный другъ мой?
-- Да, я буду готовъ сію минуту! Но вы знаете, я ничего не обѣщаю вамъ.
-- Нѣтъ, любезный мистеръ Джорджъ, ничего, ничего!
-- Вы знаете также, что, отправляясь къ адвокату, гдѣ бы онъ ни жилъ, я не плачу за карету?-- спрашиваетъ мистеръ Джорджъ, надѣвая шляпу и бѣлыя толстыя замшевыя перчатки.
Этотъ вопросъ приходится такъ по сердцу мистеру Смолвиду, что онъ хохочетъ передъ каминомъ на разные лады, на разныя манеры, и между тѣмъ поглядываетъ черезъ свое немощное плечо на мистера Джорджа, внимательно наблюдаетъ, какъ мистеръ Джорджъ отпираетъ грубой работы шкафъ въ отдаленномъ концѣ галлереи, видитъ, какъ онъ осматриваетъ полки и, наконецъ, беретъ съ одной изъ нихъ какія-то бумаги, складываетъ ихъ и кладетъ къ себѣ въ карманъ. Послѣ этого Юдиѳь даетъ толчокъ дѣдушкѣ, и дѣдушка отвѣчаетъ ей тѣмъ же.
-- Я готовъ,-- говоритъ кавалеристъ, ворпувшись назадъ.-- Филь, вынеси этого джентльмена въ карету, да смотри, не просить съ него на водку.
-- О, Боже мой! О, Господи! Постойте на минутку!-- говоритъ мистеръ Смолвидъ.-- Вашъ Филь такой проворный! Не потрудитесь-ли вы, неоцѣненный мой другъ, вынести меня.
Филь, не. говоря ни слова, хватается за стулъ съ его грузомъ и, крѣпко обнятый теперь безмолвнымъ Смолвидомъ, быстро ковыляетъ со стороны на сторону по корридору, какъ-будто на немъ лежало порученіе доставить стараго джентльмена на ближайшій вулканъ. Ковылянье его прекращается у самой кареты, куда онъ сажаетъ свою ношу. Прекрасная Юдиѳь садится рядомъ съ дѣдушкой, кресло служитъ украшеніемъ верхушки кареты и мистеръ Джорджъ занимаетъ порожнее мѣста на козлахъ.
Мистера Джорджа крайне изумляетъ зрѣлище, которое представляется ему внутри кареты, куда онъ отъ времени до времени заглядываетъ черезъ окно позади его. Угрюмая Юдиѳь сидитъ неподвижно, между тѣмъ, какъ дѣдушка, съ ермолкой на боку, ниже и ниже скользитъ съ своего мѣста, и въ то же время поглядываетъ на мистера Джорджа и безмолвнымъ взглядомъ изъ незакрытаго глаза даетъ ему знать, что его сильно поколачиваетъ въ спину.