Вотъ уже нѣсколько недѣль, какъ я больная лежу въ постели, и обыкновенное теченіе моей жизни сдѣлалось очень похожимъ на образъ жизни, сохранившійся въ моемъ воспоминанія. Впрочемъ, не столько вліяло на меня, обреченную слабости и бездѣйствію, время, сколько перемѣны во всѣхъ моихъ привычкахъ. Прошло нѣсколько дней отъ начала болѣзни моей, какъ каждый предметъ, повидимому, все болѣе и болѣе начиналъ отдалиться отъ меня туда, гдѣ жизнь моя имѣла мало, или лучше сказать, вовсе не имѣла никакихъ видоизмѣненій, гдѣ перемѣны въ ней состояли только въ томъ, что отдѣлялись одна отъ другой годами. Захворавъ, я, казалось, вдругъ перешла черезъ какое-то мрачное озеро и оставила всѣ мои страданія перемѣшанныя въ хаосъ длиннымъ разстояніемъ, на свѣтломъ, цвѣтущемъ берегу.
Мои обязанности по хозяйству хотя сначала и сильно безпокоили меня, при одной мысли, что остаются неисполненными, но вскорѣ и онѣ утонули въ прошедшемъ также глубоко, какъ самыя старинныя изъ моихъ обязанностей въ Зеленолиственномъ, или обязанности, которыя лежали на мнѣ, когда я въ лѣтнія вечера, любуясь своей тѣнью, возвращалась изъ школы, съ портфелемъ подъ мышкой, въ домъ моей крестной матери. Я никогда не знала прежде, какъ коротка человѣческая жизнь, и въ какіе тѣсные предѣлы могъ заключать ее нашъ умъ.
Когда болѣзнь моя достигла высшей степени, эти раздѣленія времени, смѣшиваясь одно съ другимъ, были для меня невыносимо тягостны. Въ одно и то же время я была дитя, взрослая дѣвица и маленькая женщина; меня не только безпокоили и заботы, и трудности, принадлежащія къ каждому изъ этихъ возрастовъ, но и сильное замѣшательство и безконечное усиліе согласовать ихъ вмѣстѣ. Я полагаю, что тѣ, которые не находились въ подобномъ положеніи, съ трудомъ поймутъ, что я именно хочу сказать; они не помянутъ того болѣзненнаго волненія души моей и безпокойства, которое проистекало изъ этого источника.
По той же самой причинѣ я почти страшусь упоминать о томъ періодѣ моего недуга -- періодѣ, который казался мнѣ одной нескончаемой ночью, хотя я и вѣрю, что въ немъ были и свои дни, и свои ночи -- я страшусь упоминать о томъ періодѣ, когда я всѣми силами старалась подняться на какую-то колоссальную лѣстницу, карабкалась на все и падала: точно такъ букашки, которыхъ я видала въ саду, встрѣчая на своемъ пути непроходимую преграду, падали и снова начинали подниматься. Отъ времени до времени, я была убѣждена иногда вполнѣ, а иногда неясно, неопредѣленно, что я лежала въ постели, разговаривала съ Чарли, чувствовала ея прикосновенія и совершенно узнавала ее, но и тогда я знала, что находилась въ бреду и безпрестанно твердила: "О, Чарли! опять эти нескончаемыя лѣстницы -- еще, и еще, посмотри Чарли, онѣ доходятъ кажется до самаго неба!" и я снова начинала карабкаться на нихъ.
Мнѣ страшно упоминать о томъ ужасномъ періодѣ, когда мнѣ представлялись, въ какомъ-то мрачномъ, оледеняющемъ пространствѣ, или пламенное ожерелье, или кольцо, или цѣпь ослѣпительгаго блеска, въ которой я была однимъ изъ звеньевъ! Когда моя единственная молитва заключалась только въ томь, чтобъ меня оторвали отъ этой цѣпи, и когда мысль, что я составляю часть этой ужасной вещи, служила для меня источникамъ невыразимыхъ страданій!
Но, я думаю, что чѣмъ меньше будетъ сказано объ этихъ болѣзненныхъ пыткахъ, тѣмъ буду я менѣе скучною, и болѣе понятною. Я привожу ихъ на память не для того, чтобъ огорчить другихъ, и не потому, чтобъ я сама сокрушалась, вспоминая ихъ быть можетъ, если, бы мы болѣе были знакомы съ страданіями подобнаго рода, мы болѣе имѣли бы возможности переносить всю силу ихъ.
Наступившее потомъ спокойствіе, продолжительный и сладкій сонъ, какое-то неземное отрадное чувство, овладѣвшее мною, когда меня, въ минуту моего послѣдняго изнеможенія, окружала такая тишина, что, мнѣ кажется, я могла бы слышать приближеніе самой смерти, и слышать, благословляя съ грустью и любовью тѣхъ, кого оставляла за собой,-- вотъ это положеніе, быть можетъ, легче понять. Я находилась въ такомъ положеніи, когда дневной свѣтъ еще разъ мелькнулъ передо мной, и когда я узнала съ безпредѣльнымъ восторгомъ, котораго не выразить никакими словами что я не лишилась еще зрѣнія.
Я слышала, какъ. Ада плакала у моихъ дверей день и ночь, слышала, какъ она называла меня жестокой и говорила, что я ее разлюбила; слышала, какъ она упрашивала и умоляла, чтобы ее впустили ко мнѣ и позволили ей ухаживать за мной, утѣшать меня и не отходить отъ моей постели; но на все это я отвѣчала ей, и то не раньше, какъ способность говорить возвратилась ко мнѣ: "нѣтъ, душа моя, Ада, моя милочка, нельзя, нельзя!" и безпрестанно напоминала Чарли, чтобъ она не впускала Аду въ мою комнату, буду ли я жить или умру. Чарли во время моего недуга была предана мнѣ и держала дверь на затворѣ.
И вотъ теперь, когда зрѣніе мое все болѣе и болѣе укрѣплялось, и лучезарный свѣтъ съ каждымъ днемъ ярче и ярче озарялъ передо мною всѣ предметы, я могла читать письма, которыя моя милочка писала ко мнѣ каждое утро и каждый вечеръ, я могла цѣловать ихъ и класть на нихъ мои щеки. Я могла видѣть, какъ моя маленькая горничная, такая нѣжная и такая заботливая, ходила изъ одной комнаты въ другую, прибирала и приводила все въ порядокъ, и снова говорила съ Адой изъ открытаго окна. Я могла представлять себѣ тишину во всемъ домѣ и уныніе на лицахъ тѣхъ людей, которые постоянно любили меня. Я могла плакать отъ избытка радости, и быть точно также счастливой при моемъ изнеможеніи, какъ я была счастлива въ цвѣтущемъ здоровьѣ.
Между тѣмъ силы мои постепенно возстановлялись. Вмѣсто того, чтобы лежать среди такой странной тишины и смотрѣть, что дѣлали для меня, какъ будто это дѣлалось для другого, о которомъ я очень сожалѣла, вмѣсто этого я стала помогать сначала немного, потомъ больше, и больше, и наконецъ сдѣлалась полезною самой себѣ, и снова жизнь интересовала меня, и снова я была привязана къ ней.
Какъ хорошо я помню пріятный вечеръ, когда меня въ первый разъ подняли въ постели, обложивъ подушками, чтобъ насладиться банкетомъ, который давала мнѣ Чарли за чайнымъ столомъ! Маленькое созданіе, посланное въ этотъ міръ на помощь и утѣшеніе немощнымъ и слабымъ, было такъ счастливо, такъ дѣятельно, такъ часто останавливалось въ своихъ приготовленіяхъ, чтибь поло, жить ко мнѣ на грудь свою голову, ласкать меня и плакать слезами радости, что я принуждена была сказать: "Чарли, если ты станешь такъ вести себя, то я снова должна лечь въ постель, я чувствую себя гораздо слабѣе, чѣмъ думала!" И Чарли становилась тиха, какъ мышка, переносила свое личико съ одного мѣста на другое, изъ одной комнаты въ другую, изъ тѣни на яркія полосы солнечнаго свѣта, изъ свѣта въ тѣнь, между тѣмъ, какъ я спокойно слѣдила за ней. Когда всѣ приготовленія кончились, и чайный столикъ со всѣми его принадлежностями, съ бѣлой скатертью, съ цвѣтами и вообще со всѣмъ, такъ мило и съ такою любовью приготовленнымъ для меня Адой внизу,-- когда онъ былъ поставленъ къ постели, я чувствовала себя достаточно твердою, чтобъ поговорить немного съ Чарли о томъ, что было ново для меня.
Во-первыхъ, я похвалила Чарли за комнату; и въ самомъ дѣлѣ она была такъ свѣжа и вывѣтрена, такъ опрятна и чиста, что мнѣ даже не вѣрилось, что я такъ долго лежала въ постели. Это восхищало Чарли, и лицо ея сдѣлалось свѣтлѣе прежняго.
-- Но вотъ что,-- сказала я, оглядываясь кругомъ:-- какъ будто здѣсь недостаетъ чего-то, къ чему я привыкла.
Бѣдная маленькая Чарли тоже оглянулась кругомъ и притворно покачала головой, какъ будто въ комнатѣ все оставалось попрежнему.
-- Всѣ ли картины на прежнихъ мѣстахъ?-- спросила я.
-- Всѣ до одной, миссъ,-- отвѣчала Чарли.
-- И вся мебель здѣсь, Чарли?
-- Все; я только переставила ее для большаго простора.
-- Но все же, чего-то недостаетъ,-- сказала я.-- А, теперь я знаю, Чарли, чего здѣсь нѣтъ! Это -- зеркала!
Чарли встала изъ-за стола и, показывая видъ, какъ будто она забыла что-то, вышла въ другую комнату, и я слышала потомъ, какъ горько она плакала.
Я думала объ этомъ очень часто. Теперь я была увѣрена въ этомъ. Я благодарила Бога, что въ настоящую минуту это не сдѣлалось для меня ударомъ. Я позвала Чарли назадъ, и когда она пошла,-- сначала съ принужденной улыбкой, но, но мѣрѣ приближенія ко мнѣ, лицо ея принимало самое печальное выраженіе,-- я обняла ее и сказала:
-- Ничего, Чарли, не печалься! Я надѣюсь быть счастливой безъ моего прежняго хорошенькаго личика.
Выздоровленіе мое такъ быстро подвигалось впередъ, что я уже могла сидѣть въ креслѣ и даже ходить, хотя и очень слабо и съ помощью Чарли, въ другую комнату. Зеркало исчезло съ своего прежняго мѣста и въ той комнатѣ, но испытаніе, которое предстояло мнѣ перенести, не становилось тяжелѣе безъ этого предмета.
Во все это время опекунъ мой съ нетерпѣніемъ хотѣлъ навѣстить меня, и въ настоящее время у меня не было основательной причины лишить себя этого удовольствія. Онъ пришелъ ко мнѣ однажды утромъ, обнялъ меня и только могъ сказать: "милая моя Эсѳирь!" Я давно, его знала, да и кто другой могъ знать лучше! Какимъ неисчерпаемымъ источникомъ любви и благородства было его сердце, и неужели мнѣ слѣдовало обращать вниманіе на мои ничтожныя страданія и перемѣну въ лицѣ, занимая мѣсто въ такомъ сердцѣ? Конечно нѣтъ. Онъ увидѣлъ меня и продолжаетъ любить попрежнему, даже сильнѣе прежняго; на что же стану я сѣтовать!
Онъ сѣлъ подлѣ меня на диванъ, поддерживая меня одной рукой, а другой нѣсколько времени закрывалъ лицо свое, потомъ отнялъ ее, и принялъ свою прежнюю манеру. Мнѣ кажется, нѣтъ, не было и не можетъ быть болѣе пріятной манеры.
-- Моя хозяюшка,-- сказалъ онъ:-- какое скучное время наступило для насъ. Такая твердая, непоколебимая хозяюшка во всемъ!
-- Все къ лучшему, мой добрый опекунъ,-- сказала я.
-- Къ лучшему?-- повторилъ онъ нѣжно.-- Безъ сомнѣній къ лучшему. Однако Ада и я въ теченіе этого времени не знали, куда дѣваться отъ тоски и одиночества; въ теченіе этого времени подруга твоя Кадди не разъ пріѣзжала сюда утромь рано и уѣзжала вечеромъ поздно; во всемъ домѣ было какое-то уныніе; даже бѣдный Рикъ писалъ ко мнѣ подъ вліяніемъ сильнаго безпокойства за тебя!
Я читала о Кадди въ письмахъ Ады, но ничего не читала о Ричардѣ, и я сказала объ этомъ.
-- Я знаю, милая моя,-- отвѣчалъ онъ.-- Я считалъ за лучшее не говорить Адѣ объ этомъ письмѣ.
-- Вы говорите, что онъ писалъ къ вамъ,-- сказала я, нарочно сдѣлавъ удареніе на словѣ "къ вамъ".-- Развѣ вы находите въ этомъ что-нибудь необыкновенное; развѣ онъ имѣетъ, кромѣ васъ, лучшаго друга, къ которому бы могъ писать?
-- Вѣроятно онъ такъ полагаетъ,-- отвѣчалъ мой опекунъ:-- вѣроятно у него есть много лучшихъ друзей. Дѣло въ томъ, что письмо его похоже на что-то въ родѣ протеста; не имѣя возможности писать къ тебѣ и безъ всякой надежды получить отъ тебя отвѣтъ, онъ написалъ холодно, надменно, принужденно, злобно. Но ничего, моя милая хозяюшка, мы можемъ говорить объ этомъ хладнокровно, мы можемъ простить его. Его нельзя винить въ этамъ. Тяжба Джорндисъ и Джорндисъ совершенно измѣнила его и показываетъ меня въ его глазахъ совершенно въ превратномъ видѣ. Я зналъ и знаю, что эта тяжба была для многихъ источникомъ неисправимаго зла. Замѣшайте въ нее двухъ ангеловъ, и я увѣренъ, что она измѣнитъ ихъ натуры.
-- Однако она не перемѣнила вашей натуры.
-- О, нѣтъ, перемѣнила,-- сказалъ онъ, смѣясь:-- я ужъ и не знаю сколько разъ изъ-за нея южный вѣтеръ перемѣнялся на восточный. Рикъ не довѣряетъ мнѣ, подозрѣваетъ меня, совѣтуется съ адвокатами и учится отъ нихъ не довѣрять, подозрѣвать. Вѣритъ имъ, что я оспариваю его интересы, что я имѣю претензіи, несогласныя съ его претензіями и Богъ знаетъ что такое. Между тѣмъ какъ,-- Богъ мнѣ свидѣтель!-- еслибъ я могъ выпутаться изъ лѣсу этой путаницы, которая такъ безсовѣстно пользуется моимъ несчастнымъ именемъ (но я не могу), еслибъ я могъ уничтожить этотъ лѣсъ, отказавшись отъ своего первоначальнаго права (но я не могу да и не знаю, какая человѣческая сила могла бы уничтожить его), я сдѣлалъ бы это сейчасъ. Скорѣе я хотѣлъ бы возстановить въ Ричардѣ его надлежащій характеръ, нежели воспользоваться всѣми капиталами, которые покойные истцы, растерзанные сердцемъ и душой на колесѣ Верховнаго Суда, оставили въ спорное наслѣдство, а этихъ капиталовъ, моя милая, весьма достаточно, чтобъ соорудить на нихъ пирамиду въ память несказаннаго зла, совершаемаго этимъ Судомъ.
-- Возможно ли,-- сказала я съ удивленіемъ:-- возможно ли, чтобъ Ричардъ подозрѣвалъ васъ?
-- Ахъ, милая Эсѳирь, ты ничего еще не знаешь,-- сказалъ онъ:-- только одинъ самый утонченный ядъ, извлекаемый изъ злоупотребленій и безпорядокъ Верховнаго Суда, въ состояніи воспроизвести подобныя болѣзни. Его кровь заражена этимъ ядомъ, и потому, въ глазахъ его, всѣ предметы теряютъ натуральный свой видъ. Я не виню его въ этомъ; это не его ошибка.
-- Но вѣдь это ужасное несчастіе.
-- Ужасное несчастіе, моя хозяюшка, постоянно находиться подъ вліяніемъ тяжбы Джорндисъ и Джорндисъ. Больше этого несчастія я и не знавалъ. Мало по малу онъ пріучилъ себя опираться на эту гнилую тростинку, которая сообщаетъ часть своей гнилости всему, что окружаетъ Ричарда. Но я еще разъ говорю, и говорю отъ чистаго сердца, что мы должны быть терпѣливы съ бѣднымъ Рикомъ и не винить его. О, какое множество прекрасныхъ свѣжихъ сердецъ, подобныхъ сердцу Рика, я видѣлъ на своемъ вѣку измѣнившимися отъ этихъ же самыхъ причинъ.
Я не могла не выразить моего удивленія и сожалѣнія, что его великодушныя и безкорыстныя намѣренія такъ трудно исполнялись.
-- Нѣтъ, моя бабушка Джорденъ, этого нельзя сказать,-- отвѣчалъ онъ въ веселомъ расположеніи духа.-- Ада счастлива, а этого уже довольно, даже много. Я думалъ, что я и оба эти молодыя созданія останемся друзьями, вмѣсто недовѣрчивыхъ враговъ, что мы будемъ бороться со всѣми неудачами этой тяжбы и окажемся довольно сильными для этой борьбы. Но ожиданія мои были слишкомъ велики. Тяжба Джорндисъ и Джорндисъ служила занавѣской колыбели Рика.
-- Но скажите, дорогой мой, можно ли надѣяться, что небольшой опытъ научитъ его, какой обманчивый и несчастный предметъ эта тяжба?
-- Мы будемъ надѣяться, душа моя,-- сказалъ мистеръ Джорндисъ:-- будемъ надѣяться, что опытъ научитъ его; только будетъ слишкомъ поздно. Во всякомъ случаѣ мы должны быть снисходительны къ нему. Мало найдется въ настоящую минуту взрослыхъ и зрѣлыхъ молодыхъ людей, добрыхъ молодыхъ людей, которые бы, будучи заброшены судьбою въ этотъ же самый Судъ, въ качествѣ истцовъ, не перемѣнились бы въ физическомъ и моральномъ организмѣ въ теченіе трехъ-двухъ лѣтъ, въ теченіе одного года. Можно ли послѣ этого удивляться поступкамъ бѣднаго Рика? Молодой человѣкъ и притомъ же столь несчастный (при этомъ опекунъ мой понизилъ голосъ, какъ будто онъ вслухъ о чемъ-то размышлялъ) не повѣритъ съ перваго раза... да и кто бы могъ повѣрить?.. Что такое въ сущности Верховный Судъ? Онъ смотритъ на него съ какимъ-то подобострастіемъ, съ надеждою сдѣлать что-нибудь съ своими интересами и привести ихъ къ какому нибудь концу. Судъ между тѣмъ медлитъ, обманываетъ его ожиданія, пытаетъ его, мучитъ, изнашиваетъ, нитка по ниткѣ, его пылкія надежды и терпѣніе; но онъ продолжаетъ смотрѣть на него съ тѣмъ же подобострастіемъ, онъ привязывается къ нему всѣмъ своимъ бытіемъ, и весь міръ становится въ его глазахъ вѣроломнымъ и фальшивымъ. Но, довольно объ этомъ, душа моя!
Во все это время онъ поддерживалъ меня одной рукой, и его нѣжность была такъ драгоцѣнна для меня, что я склонила голову къ нему на плечо, съ такою любовью, какъ будто онъ былъ мой отецъ. Въ этой маленькой паузѣ, я въ душѣ моей рѣшила какими бы то ни было средствами повидаться съ Ричардомъ когда силы мои совершенно возстановятся, и обратить его на путь истинный.
-- Для такого радостнаго случаи, какъ день выздоровленія нашей дорогой хозяюшки.-- сказалъ мой опекунъ:-- есть предметы лучше этого, о которыхъ можно поговорить съ удовольствіемъ. И мнѣ поручено спросить объ одномъ изъ нихъ. Когда Адѣ можно будетъ увидѣться съ тобой, душа моя?
Я и сама думала объ этомъ и въ то же время вспомнила объ отсутствующемъ зеркалѣ; я знала, что это свиданіе непріятно бы подѣйствовало на мою милочку, даже и въ такомъ случаѣ, если бы наружность моя нисколько не измѣнилась.
-- Дорогой опекунъ мой,-- сказала я:-- такъ какъ я долго удалялась отъ нея, хотя она для меня то же самое, что свѣтъ солнца...
-- Я знаю это очень хорошо, бабушка Дорденъ.
Онъ быль такъ добръ, его прикосновеніе выражало столько трогательнаго состраданія и любги, и тонъ его голоса сообщалъ моему сердцу столько отраднаго утѣшенія, что я остановилась на нѣсколько секундъ, не имѣя возможности продолжать.
-- Я вижу, душа моя, ты утомилась,-- сказалъ онъ.-- Отдохни немного.
-- Такъ какъ я долго удаляла Аду отъ себя,-- снова начала я, послѣ непродолжительнаго молчанія: -- то, мнѣ кажется, я имѣю право отстранить наше свиданіе еще на нѣсколько времени. Я думаю, было бы превосходно, еслибь до этого свиданія я уѣхала куда-нибудь. Еслибъ Чарли и я могли уѣхать куда-нибудь въ провинцію, еслибъ я могла провести тамъ недѣлю, укрѣпить на чистомъ воздухѣ свои силы и имѣть въ виду счастье снова находиться неразлучно съ Адой; мнѣ кажется, это было бы лучше для всѣхъ насъ.
Я думаю, ничего не было дурного въ моемъ желаніи привыкнуть немного къ своей измѣнившейся наружности прежде, чѣмъ я встрѣчу взоры моей неоцѣненной подруги, которую я такъ нетерпѣливо хотѣла увидать; но это была правда, я желала этого. Я увѣрена, что опекунъ мой понялъ меня, и это меня не страшило. Если бы мое желаніе было смѣшное, онъ не обратилъ бы на него ни малѣйшаго вниманія.
-- Наша избалованная хозяюшка,-- сказалъ онъ:-- хочетъ поставить на своемъ даже при своей непоколебимости, хотя я знаю, это будетъ стоить многихъ и многихъ слезъ внизу. И вотъ, взгляни сюда, душа моя! Это письмо отъ Бойторна, отъ этой рыцарской души,-- онъ произноситъ такія страшныя клятвы, какія никогда еще не изливались на бумагу. Если ты не пріѣдешь и не займешь его весь домъ, который онъ уже перевернулъ вверхъ дномъ собственно для этой цѣли, то онъ клянется небомъ и землей срыть его до основанія и не оставить камня на камнѣ!
И мой опекунъ передалъ мнѣ письмо. Мистеръ Бойторнъ начиналъ обыкновенными словами: "любезный Джорндисъ", и потомъ вдругъ переходилъ въ слова: "клянусь, если миссъ Соммерсонъ не пріѣдетъ сюда и не займетъ мой домъ, который я очищаю для нея сегодня въ часъ по полудни", потомъ весьма серьезно и въ самыхъ сильныхъ выраженіяхъ продолжалъ изливать самыя необыкновенння клятвы въ случаѣ несогласія на его предложеніе. Мы нисколько не оскорбили пишущаго, если отъ чистаго сердца посмѣялись надъ его посланіемъ и рѣшили тѣмъ, что на другое же утро я пошлю къ нечу благодарственное письмо съ полнымъ согласіемъ на его предложеніе. Это было самое пріятное для меня предложеніе, потому что изъ всѣхъ мѣстъ, о которыхъ я думала, ни одно мнѣ такъ не нравилось, какъ Чесни-Воулдъ.
-- Теперь, моя маленькая хозяюшка,-- сказалъ мой опекунъ, взглянувъ на часы:-- Мнѣ назначенъ внизу самый опредѣлительный срокъ для нашего свиданія, чтобъ не утомить тебя на первый разъ, и срокъ этотъ вышелъ до послѣдней минуты. Но у меня есть еще одна маленькая просьба. Миссъ Фляйтъ, услышавъ о твоей болѣзни, рѣшилась придти сюда пѣшкомъ, рѣшилась пройти двадцать миль въ бальныхъ башмачкахъ, чтобъ только узнать о твоемъ положеніи. Слава Богу, что она застала насъ дома, а то бы пришлось бѣдняжкѣ уйти обратно тоже пѣшкомъ.
Опять старый заговоръ, чтобъ осчастливить меня! Повидимому, всѣ и все участвовало въ этомъ заговорѣ.
-- Итакъ, моя милая баловница,-- сказалъ мой опекунъ:-- если тебѣ не скучно удѣлить нѣсколько часовъ этому безвредному созданію, прежде чѣмъ ты спасешь домъ Бойторна отъ разрушеніи, я увѣренъ, это возвысило бы ее въ ея собственныхъ глазахъ, и она осталась бы какъ нельзя болѣе довольна собою. Короче, ты бы сдѣлала для нея то, чего я, несмотря на громкій свой титулъ Джорндиса, не могъ сдѣлать въ теченіе всей моей жизни.
Я нисколько не сомнѣвалась, что онъ зналъ, что въ этомъ простомъ изображеніи бѣднаго, несчастнаго созданія было что-то особенное, что могло тогда послужить мнѣ легкимъ урокомъ. Я чувствовала это, когда онъ говорила мнѣ. Я не могла вполнѣ высказать ему, какъ пріятно мнѣ принять ее во всякое время. Я всегда жалѣла ее и никогда такъ сильно, какъ теперь. Я всегда была рада тому, что имѣла нѣкоторую возможность утѣшать ее въ ея несчастіи; но никогда я и вполовину не радовалась, какъ въ этотъ день.
Мы условились во времени, когда миссъ Фляйтъ должна пріѣхать къ намъ въ дилижансѣ и раздѣлить со мной мой ранній обѣдъ. Когда опекунъ мой ушелъ отъ меня, я склонилась лицомъ на подушку и молила о прощеніи, если я, окруженная такими благодѣяніями, увеличивала въ глазахъ своихъ то маленькое испытаніе, которое предстояло мнѣ перенести. Дѣтская молитва, сохранившаяся въ памяти моей съ того дня, въ который я впервые праздновала свое рожденіе. Когда я давала обѣщаніе быть трудолюбивой, довольной, чистосердечной, дѣлать добро ближнему и, по возможности, пріобрѣтать любовь окружающихъ меня, пришла мнѣ на умъ съ нѣкоторымъ упрекомъ за все счастье, которымъ я наслаждалась, за всю любовь, которую оказывали мнѣ. Если я была еще и теперь такъ малодушна, то какую же пользу извлекла я изъ этихъ благодѣяніи? Я повторила прежнюю дѣтскую молитву, повторила ее дѣтскими словами и убѣдилась, что спокойствіе, пробуждавшееся послѣ нея въ душѣ моей, не покинуло еще ее.
Мои опекунъ приходилъ теперь ко мнѣ каждый день. Спустя еще недѣлю, я уже могла ходить по комнатамъ и держать длинные разговоры съ Адой въ окно, изъ-за занавѣсей. Но я никогда не видѣла ее, я не имѣла еще столько твердости, чтобы взглянуть на ея прелестное личико, хотя я и могла сдѣлать это, не бывъ увидѣна.
Въ назначенный день пріѣхала миссъ Фляйтъ. Бѣдное созданіе! Она вбѣжала въ мою комнату, совершенно забывъ о соблюденіи своего достоинства и важности, и восклицая отъ самаго чистаго сердца: "Моя милая, неоцѣненная Фицъ-Джорндисъ!" упала мнѣ на шею и цѣловала меня разъ двадцать.
-- Ахъ, Боже мой,-- сказала она, засунувъ руку въ свой ридикюль: милая Фицъ-Джорндисъ, у меня здѣсь нѣтъ ничего, кромѣ документовъ, мнѣ придется занять у васъ носовой платокъ.
Чарли подала ей платокъ, и доброе созданіе не оставило его безъ употребленія, потому что она прикладывала его къ глазамъ обѣими руками и сидѣла, проливая слезы по крайней мѣрѣ въ теченіе десяти минутъ.
-- Это отъ удовольствія, моя милая Фицъ-Джорндисъ,-- говорила она, стараясь быть какъ можно болѣе опредѣлительною:-- это вовсе не отъ огорченія. Отъ удовольствія, что я вижу васъ. Отъ удовольствія, что я получила позволеніе повидаться съ вами. Я такъ люблю васъ, моя милая, такъ люблю, ну, право, больше, чѣмъ самого лорда канцлера, хотя я аккуратно каждый день присутствую съ нимъ вмѣстѣ. Да, кстати, моя милая, упомянувъ о носовомъ платкѣ...
Миссъ Фляйтъ взглянула при этомъ на Чарли, которая встрѣчала ее изъ дилижанса. Чарли взглянула на меня и показала видъ, что ей не хотѣлось, чтобы миссъ Фляйтъ объяснила этотъ взглядъ.
-- Весьма спра-ве-дливо!-- сказала миссъ Фляйтъ:-- весь-ма пра-виль-но. Правда! Въ высшей степени неблагоразумно съ моей стороны упоминать объ этомъ; но, моя милая Фицъ-Джорндисъ, я боюсь, по временамъ (между нами будь сказано, вы бы и не подумали объ этомъ), бываю немного того... то есть удаляюсь иногда отъ предмета,-- сказала миссъ Фляйтъ, дотрагиваясь до лба.-- Заговариваюсь. Никакъ ни больше!
-- Что же вы хотѣли сказать мнѣ?-- улыбаясь, сказала я: мнѣ казалось, что она намѣревалась продолжать свой разговоръ.
Миссъ Фляйтъ взглянула на Чарли, какъ будто спрашивая совѣта, что ей дѣлать въ такомъ важномъ случаѣ
-- Сдѣлайте одолженіе, Ма'мъ,-- сказала Чарли:-- не затрудняйтесь, скажите.
И миссъ Фляйтъ осталась довольна въ высшей степени.
-- Наша молодая подруга такая смышленая,-- сказала она мнѣ своимъ таинственнымъ образомъ: -- маленькая, но очень смышленая! Итакъ, душа моя, это премиленькій анекдотъ. Никакъ не больше; но все же я думаю что это очаровательный анекдотъ. Какъ бы вы думали, моя милая, кто провожалъ насъ по дорогѣ отъ дилижанса? Кто, какъ не очень бѣдная особа въ весьма неблаговидной шляпкѣ...
-- Это была Дженни, миссъ,-- сказала Чарли.
-- Точно такъ!-- необыкновенно пріятно выразила свое согласіе миссъ Фляйтъ.-- Дженни. Да-а! И что она говорила нашей юной подругѣ? Говорила, что въ хижинѣ ея была какая-то леди подъ вуалью, спрашивала о здоровьѣ моей неоцѣненной Фицъ-Джорндисъ и взяла себѣ на память носовой платокъ, собственно потому, что это былъ платокъ моей милой Фицъ-Джорндисъ! Какъ вы хотите, а въ этомъ поступкѣ леди подъ вуалью есть что-то привлекательное!
-- Извините, миссъ,-- говоритъ Чарли, на которую я посмотрѣла съ нѣкоторымъ удивленіемъ:-- Дженни говоритъ, что когда умеръ ея ребенокъ, такъ вы оставили этотъ платокъ у нея и что она отложила его и берегла вмѣстѣ съ другими вещами ребенка. Я полагаю, миссъ, это было сдѣлано частью потому, что онъ вашъ, а частью потому, что онъ покрывалъ ребенка.
-- Маленькая,-- прошептала миссъ Фллйтъ, проводя пальцемъ по своему лбу множество кривыхъ линій, чтобъ выразить свое понятіе о состояніи умственныхъ способностей Чарли:-- маленькая, но чрез-вы-чай-но смышленая! И такъ опредѣлительна! Душа моя, она говоритъ опредѣлительнѣе всякаго совѣтника, которыхъ мнѣ приводилось слушать!
-- Да, Чарли,-- отвѣчала я:-- я помню это. Что же дальше?
-- Этотъ самый платокъ и взяла леди,-- сказала Чарли.-- Дженни просила сказать вамъ, что она не разсталась бы съ этимъ платкомъ ни за какія сокровища, но что леди просто отняла его и взамѣнъ оставила ей немного денегъ. Дженни вовсе не знаетъ этой леди, миссъ.
-- Кто же она?-- сказала я.
-- Душа моя,-- отвѣчала миссъ Фляйтъ съ таинственнымъ взглядомъ и приложивъ губы къ моему уху:-- по моему мнѣнію, не говорите только нашей маленькой подругѣ, это жена лорда канцлера. И я знаю, что она заставляетъ его вести ужасную жизнь, такъ вотъ и швыряетъ въ каминъ всѣ бумаги милорда, если онъ не захочетъ заплатить деньги ея ювелиру!
Я не слишкомъ любопытствовала тогда узнать, кто такая была эта леди, потому что съ перваго раза начала подозрѣвать въ ней Кадди. Кромѣ того почти все мое вниманіе сосредоточивалось на моей гостьѣ, которая озябла въ дорогѣ и казалась голодною. Когда поданъ быль обѣдъ, она потребовала моей помощи къ приведенію въ порядокъ своего туалета. Съ величайшимъ самодовольствіемъ она надѣла самый жалкій старый шарфъ и до нельзя изношенныя и часто штопанныя перчатки, которыя привезла съ собой въ бумажномъ сверткѣ. Мнѣ предстояло распоряжаться обѣдомъ, состоявшимъ изъ холодной рыбы, жареной дичи, сочнаго мяса, зелени, пуддинга и мадеры. Видѣть, какъ миссъ Флянтъ наслаждалась этимъ обѣдомъ, съ какимъ величіемъ и церемоніей она ему сказывала честь, составляло для меня такое удовольствіе, что въ скоромъ времени я больше ни о чемъ и не думала.
Обѣдъ кончился, и когда принесли намъ дессертъ, прикрашенный руками моей милочки, которая, кромѣ себя, никому не довѣряла присмотрѣть за всѣмъ, что приготовлялось для меня, миссъ Флинтъ была такъ словоохотлива и счастлива, что мнѣ вздумалось навести разговоръ на ея исторію, тѣмъ болѣе, что она всегда съ особеннымъ удовольствіемъ говорила о своей особѣ. Я начала тѣмъ, что сказала:
-- Вы, я думаю, миссъ Фляйтъ, ужъ много лѣтъ присутствуете въ засѣданіяхъ лорда канцлера?
-- О, много, много, много лѣтъ, моя милая. Но я ожидаю рѣшенія Суда въ непродолжительномъ времени.
Въ ея надеждѣ обнаруживалось какое-то душевное безпокойство, такъ что я усумнилась, справедливо ли я поступила, коснувшись этого предмета. Я дала себѣ слово не возобновлять его.
-- Мой отецъ ждалъ,-- указала миссъ Флянтъ:-- мой братъ... моя сестра... всѣ они ждали рѣшенія Суда. Теперь моя очередь ждать того же самаго.
-- И всѣ они...
-- Да-а. Умерли, безъ сомнѣнія, душа моя,-- сказала она.
Такъ какъ я замѣтила, что она хотѣла продолжать этотъ разговоръ, то я старалась скорѣе развить его, нежели прекратить.
-- Не благоразумнѣе ли было бы,-- сказала я:-- не ждать болѣе этого рѣшенія?
-- А какъ-же, моя милая,-- отвѣчала она проворно:-- разумѣется, было бы благоразумнѣе!
-- И не присутствовать больше въ Судѣ?
-- Разумѣется,-- сказала она.-- Весьма утомительно постоянно находиться въ ожиданіи того, что никогда не сбудется, моя милая Фицъ-Джорндисъ! Увѣряю васъ, это утомляетъ, изнашиваетъ человѣка до костей.
Она потихоньку показала мнѣ свою руку, и, дѣйствительно, эта рука была страшно тонка.
-- Но, моя милая,-- продолжала она, устремивъ на меня свой таинственный взглядъ.-- Это мѣсто одарено какой-то ужасной притягательной силой. Тс! Пожалуйста не говорите нашей маленькой подругѣ, когда она войдетъ. Это можетъ испугать ее, несмотря на ея прекрасный умъ. Въ этомъ мѣстѣ есть какая-то жестокая притягательная сила. Вы не можете оставить его, и поэтому должны ждать.
Я пробовала увѣрить ее, что это неправда. Она слушала меня терпѣливо и улыбаясь, но уже заранѣе была готова съ отвѣтомъ.
-- Да, да, да! Вы думаете такъ, потому что я начинаю немного заговариваться. Очень глупо немного заговариваться, не правда ли? Въ головѣ дѣлается какое-то разстройство. Я это чувствую. Но, моя милая, я была тамъ въ теченіе многихъ лѣтъ и все замѣтила. Я полагаю, что всему причиной булава и печать на красномъ столѣ.
-- Что же они могутъ дѣлать по вашему мнѣнію?-- спросила я кротко и ласково.
-- Притягивать,-- отвѣчала миссъ Фляйтъ.-- Притягивать къ себѣ людей, моя милая. Вытягивать изъ нихъ душевное спокойствіе, разсудокъ, пріятную наружность, прекрасныя качества. Я узнала, что они вытягиваютъ отъ меня ночной отдыхъ. Это какіе-то холодные и блестящіе демоны!
Она нѣсколько разъ похлопала по моей рукѣ, ласково кивая головой, какъ будто хотѣла убѣдить меня, что нѣтъ никакой причины бояться ее, хотя она, довѣряя мнѣ страшныя тайны свои, говорила съ такимъ мрачнымъ и угрюмымъ видомъ.
-- Позвольте,-- сказала она:-- я вамъ разскажу мое положеніе. Прежде чѣмъ они вытянули изъ меня все, прежде чѣмъ я увидѣла ихъ, какъ вы думаете, чѣмъ я занималась? Играла на тамбуринѣ? Нѣтъ. Я занималась тамбурнымъ рукодѣльемъ. Я и моя сестра занимались тамбурнымъ рукодѣльемъ. Нашъ отецъ и братъ занимались строительнымъ искусствомъ. Мы всѣ жили вмѣстѣ и жили, моя милая, весьма порядочно. Прежде всего начали тянуть моего отца -- медленно. Вмѣстѣ съ нимъ оттянули отъ насъ домъ. Черезъ нѣсколько лѣтъ -- это былъ бѣшеный, угрюмый, сердитый банкрутъ; никто не слыхалъ отъ него ласковаго слова, никто не видѣлъ ласковаго взгляда. Онъ былъ ко всему равнодушенъ, Фиць-Джорндисъ. Его втянули, наконецъ, въ долговую тюрьму. Тамъ онъ умеръ. Потомъ потянули нашего брата, очень быстро, и втянули въ пьянство... въ лохмотья... въ могилу. Потомъ потянули сестру мою! Тс! Не спрашивайте, куда! Я была тогда больна и въ самомъ жалкомъ положеніи однако, я услышала, какъ и часто слышала до этого, что всѣ эти несчастій были твореніемъ Верховнаго Суда. Съ выздоровленіемъ, я отправилась взглянуть на это чудовище. И тогда я узнала, отчего это все происходило; я сама была притянута, должна была остаться въ немъ.
Окончивъ свою коротенькую исторію, которую передавала она тихимъ, прерывающимся голосомъ, какъ будто несчастія ея жизни только теперь совершались передъ ней, она постепенно принимала на себя свой обычный важный и въ то же время пріятный видъ.
-- Я вижу, моя милая, вы не вѣрите мнѣ! Хорошо, хорошо! Когда-нибудь повѣрите. Я немного заговариваюсь. Но я все замѣтила. Въ теченіе многихъ лѣтъ я видѣла множество лицъ, вовсе не подозрѣвавшихъ, какое вліяніе производитъ Верховный Судъ. Они входили туда, какъ входилъ мой отецъ, какъ входилъ мой братъ, какъ входила сестра моя, какъ входила сама я. Я слышала, какъ сладкорѣчивый Кэнджъ и другіе изъ его собратій говорили новымъ лицамъ: "Вотъ эта маленькая миссъ Фляйтъ! О, вы еще новичекъ здѣсь: васъ непремѣнно нужно отрекомендовать маленькой миссъ Фляйтъ!" Прекрасно. Я гордилась тѣмъ, что мнѣ оказывали такую честь! И мы всѣ смѣялись. Но, Фицъ-Джорндисъ, я знала, какія будутъ послѣдствія. Я знала это лучше всѣхъ ихъ, когда сила притяженія только что начинала дѣйствовать. Мнѣ извѣстны нѣкоторые признаки, моя милая. Я видѣла начало ихъ на Гридли, видѣла и конецъ. Фицъ-Джорндисъ, душа моя,-- говорила миссъ Фляйтъ, снова понизивъ голосъ:-- я видѣла начало ихъ на нашемъ другѣ, воспитанникѣ Джорндиса. О, если бы кто могъ удержать его! Иначе онъ неминуемо погибнетъ.
Она молча смотрѣла на меня нѣсколько секундъ, и лицо ея постепенно оживлялось улыбкой. Полагая, быть можетъ, что наводитъ страхъ своимъ угрюмымъ расположеніемъ духа и, повидимому, потерявъ связь этого разговора, она ласково сказала, хлебнувъ вина изъ рюмки:
-- Да, моя милая, я жду рѣшенія Суда... въ непродолжительномъ времени. Тогда я выпущу на волю всѣхъ моихъ птичекъ и сдѣлаю распредѣленіе моего имѣнія.
Глубокое произвели на меня впечатлѣніе намекъ миссъ Фляйтъ на Ричарда и грустное значеніе его, до такой степени печально поясняемое ея жалкой, общипанной наружностью, что оно проглядывало даже во всемъ ея разговорѣ. Но, къ ея счастію, она снова развеселилась, безпрестанно улыбалась и кивала головой.
-- Однако, моя милая,-- сказала она весело, наклоняясь ко мнѣ, чтобы взять меня за руку:-- вы еще не поздравили меня съ успѣхами моего доктора; право, вы еще ни разу не поздравили меня!
Я принуждена была отвѣтить, что совсѣмъ не понимаю, что она хочетъ сказать
-- Моего доктора, мистера Вудкорта, моя милая, который былъ такъ чрезвычайно внимателенъ ко мнѣ и оказывалъ мнѣ помощь безъ всякаго возмездія... впрочемъ, только до дня рѣшенія Суда -- то есть, до того рѣшенія, которое освободитъ меня отъ магической силы булавы и печати.
-- Мистерь Вудкортъ теперь такъ далеко отсюда,-- сказала я:-- что, мнѣ кажется, миссъ Фляйтъ, время для такого поздравленія давно миновало.
-- Но, дитя мое,-- отвѣчала она:-- неужели вы не знаете, что случилось?
-- Нѣтъ,-- сказала я.
-- И никто не говорилъ вамъ, неоцѣненная моя Фицъ-Джорндисъ?
-- Нѣтъ,-- отвѣчала я.-- Вы забыли, какъ давно я никого не видѣла.
-- Правда! Дайте мнѣ минутку подумать... правда. Я сама виновата. Но вы знаете, вѣдь изъ меня вытянули всю память, какъ и все другое. Весьма сильное вліяніе, не правда ли? Такъ вотъ что, моя милая, гдѣ-то въ остъ-индскихъ моряхъ произошло страшное, кораблекрушеніе.
-- Мистеръ Вудкортъ утонулъ?
-- Не пугайтесь, моя милая. Онъ не утонулъ. Ужасная сцена. Смерть во всѣхъ ея видахъ. Сотни мертвыхъ и умирающихъ. Громъ, молнія, буря и мракъ. Множество утонувшихъ выброшено на скалу. Вотъ тамъ-то, и среди этой сцены, дорогой мой докторъ показалъ себя истиннымъ героемъ. Спокойный и непоколебимый рѣшительно вездѣ и во всемъ, спасъ многимъ жизнь, не зналъ ни голоду, ни жажды, одѣвалъ нагихъ въ свое лишнее платье, взялъ на себя начальство надъ ними, училъ ихъ, что нужно дѣлать, управлялъ ими, лечилъ больныхъ, хоронилъ мертвыхъ и, наконецъ, благополучно привезъ ихъ въ безопасное мѣсто. Душа моя Фицъ-Джорндисъ, несчастные страдальцы только что не боготворили его. Когда онъ высадилъ ихъ на берегъ, они пали передъ нимъ на колѣни и благословляли его. Вся Британія говоритъ объ этомъ. Позвольте, позвольте! Гдѣ мой ридикюль съ документами? Вотъ у меня здѣсь описаніе, вы должны прочитать его, непремѣнно должны!
И я прочитала до послѣдняго слова описаніе этого благороднаго подвига, хотя очень медленно и несвязно, потому что глаза мои были еще такъ слабы, что я съ трудомъ разбирала слова, и я такъ много плакала, что нѣсколько разъ принуждена была отрываться отъ длиннаго описанія, которое миссъ Фляйтъ нарочно вырѣзала изъ газеты. Я до такой степени радовалась, что лично знала человѣка, совершившаго такой великодушный и доблестный подвигъ; я была въ такомъ восторгѣ отъ его славы; я такъ восхищалась и такъ плѣнялась всѣмъ, что онъ сдѣлалъ, что я завидовала избитымъ бурею страдальцамъ, которые падали передъ нимъ на колѣни и благословляли его, какъ своего спасителя. Восхищаясь его мужествомъ и благородствомъ, я мысленно переносилась въ тѣ отдаленныя страны, падала ницъ передъ нимъ и благословляла его. Я чувствовала, что никто -- ни мать, ни сестра, ни жена не могли бы уважать его болѣе, чѣмъ я. Да, дѣйствительно, я уважала его, я восхищалась имъ!
Моя бѣдная маленькая гостья подарила мнѣ это описаніе, и когда, съ наступленіемъ вечера, она встала проститься со мною, опасаясь опоздать къ дилижансу, на которомъ предстояло ей совершить обратный путь, мысли ея все еще были заняты кораблекрушеніемъ; но я была такъ взволнована, что, при всемъ желаніи, не могла вникнуть во всѣ его подробности.
-- Душа моя,-- сказала она, тщательно завертывая въ бумажку шарфъ и перчатки:-- мой храбрый докторъ непремѣнно долженъ получить дворянскій титулъ. И, безъ сомнѣнія, онъ получитъ. Вѣдь вы того же мнѣнія?
-- Что онъ вполнѣ заслуживалъ титулъ -- это правда. Но, что бы онъ получилъ его -- это нѣтъ.
-- Почему же нѣтъ, Фицъ-Джорндисъ?-- спросила она довольно рѣзко.
Я отвѣчала, что въ Англіи не принято награждать титулами людей, отличившихъ себя мирными заслугами, какъ бы ни были велики и полезны эти заслуги, развѣ только, когда онѣ заключаются въ накопленіи огромныхъ капиталовъ.
-- Ахъ, Боже мой,-- сказала миссъ Фляйтъ:-- возможно ли такъ говорить? Вѣроятно, вамъ извѣстно, моя милая, что всѣ замѣчательные люди, украшающіе Англію по части наукъ, искусствъ, человѣколюбія и всякаго рода усовершенствованій, причисляются къ ея дворянству! Оглянитесь кругомъ, моя милая, и подумайте! Вы должно быть того, моя милая... немножко заговариваетесь, если не знаете, что это есть самая главная причина, почему дворянское достоинство всегда поддерживается въ государствѣ!
Я боялась, что она не была увѣрена въ своихъ словахъ; потому что выпадали минуты, когда она казалась вполнѣ сумасшедшей.
Наконецъ, я должна разстаться съ маленькой тайной, которую такъ долго старалась сохранить. Иногда я думала, что мистеръ Вудкортъ любилъ меня; и что если бы онъ былъ богаче, то, быть можетъ, признался бы мнѣ въ любви до своего отъѣзда. Иногда я думала, что если бы онъ сдѣлалъ это, я была бы рада. Но какъ безпредѣльно радовалась я теперь, что этого не случилось! Какія бы страданія перенесла я, если-бъ мнѣ пришлось писать къ нему, и объявить, что бѣдное личико, которое нравилось ему, навсегда покинули меня, и что я вполнѣ освобождала его отъ священнаго обѣта той, которую онъ никогда не видывалъ!
О, какъ хорошо, что отношенія наши другъ къ другу не измѣнились нисколько! Безъ угрызенія совѣсти, безъ душевныхъ страданій я смѣло могла хранить въ сердцѣ своемъ мою дѣтскую молитву, чтобъ онъ всегда оставался тѣмъ, чѣмъ оказалъ себя такимъ блестящимъ образомъ; мнѣ ничего не предстояло передѣлывать; мнѣ никакой цѣпи не предстояло разрывать, а ему влачить; я, благодаря Бога, могла идти по своей скромной тронѣ, а онъ по своей болѣе благородной и большой дорогѣ; и хотя мы пошли бы совершенно разными путями, но я могла надѣяться встрѣтиться съ нимъ невинно, безъ самолюбія, словомъ сказать, лучшею, чѣмъ онъ полагалъ бы встрѣтить меня при концѣ нашей дороги.