Мистеръ Мортимеръ Ляйтвудъ и другъ его мистеръ Юджинъ Рейборнъ приказали принести себѣ обѣдъ изъ гостиницы и теперь кушали вмѣстѣ въ конторѣ мистера Ляйтвуда. Не такъ давно они условились вести дѣла сообща. Они наняли домикъ неподалеку отъ Гемптона, на самомъ берегу Темзы,-- домикъ съ лужайкой и съ навѣсомъ для храненія лодки со всѣми рыболовными снарядами, и намѣревались въ теченіе лѣта заняться рыбной ловлей.
Лѣто еще не наступало. Стояла весна, по не тихая весна, не небесно-нѣжная, какая описана Томсономъ въ его "Временахъ года", а весна кусающая, съ восточнымъ вѣтромъ, такъ хорошо знакомая Джонсонамъ, Джексонамъ, Диксонамъ, Смитамъ, Джонсамъ и инымъ маленькимъ людямъ. Царапающій вѣтеръ не то дулъ, не то рѣзалъ, не то пилилъ. А пока онъ пилилъ, опилки вихремъ кружились надъ землей, засыпая глаза прохожимъ. Невѣдомо откуда взявшіеся обрывки бумаги летали повсемѣстно. Откуда появляются и куда исчезаютъ эти бумажки? Онѣ прицѣпляются къ каждому кусту, привѣшиваются къ каждому дереву, съ налета садятся на проволоки телеграфа, задѣваютъ за каждый заборъ, пьютъ у каждаго насоса, жмутся къ каждой стѣнѣ, дрожатъ на каждомъ хохолкѣ травы и тщетно ищутъ успокоенія за легіонами желѣзныхъ рѣшетокъ. Въ Парижѣ ничего подобнаго не бываетъ. Тамъ какіе-то удивительные люди-муравьи выползаютъ изъ своихъ норъ и подбираютъ всякій лоскутокъ. Тамъ вѣтеръ поднимаетъ только пыль. Тамъ зоркіе глаза и голодные желудки хватаютъ все; даже восточный вѣтеръ служитъ имъ для какой-нибудь поживы.
Вѣтеръ пилилъ, и опилки кружились надъ землей. Кусты мотали своими безчисленными головами и роптали на то, что, повѣривъ на слово солнышку, слишкомъ рано развернули свои почки. Молодые листочки изнывали. Воробьи раскаивались въ своихъ преждевременныхъ бракахъ -- совершенно какъ люди. Радужные переливы играли -- только не на вешнихъ цвѣтахъ, а на человѣческихъ лицахъ, которыя кусала и щипала весна. А вѣтеръ все пилилъ да пилилъ, и опилки все кружились надъ землей.
Въ ту пору года, когда весенніе вечера, хотя еще довольно длинные, уже настолько свѣтлы, что нельзя запирать ни лавокъ, ни конторъ, тотъ городъ, который мистеръ Подснапъ такъ вразумительно называлъ: "Лондонъ, Londres, Лондонъ", принимаетъ наихудшій свой видъ. Онъ кажется въ эту пору сплошь чернымъ, рѣзко звучащимъ городомъ, совмѣщающимъ въ себѣ всѣ качества дымнаго дома и сварливой жены,-- городомъ безнадежнымъ, безъ всякаго надъ нимъ просвѣта въ свинцовомъ небѣ,-- городомъ осажденнымъ, блокируемымъ великими болотными силами Эссекса и Кента. Такимъ по крайней мѣрѣ онъ казался двумъ старымъ школьнымъ товарищамъ въ тотъ часъ, когда, покончивъ съ обѣдомъ, они повернулись къ камину и принялись курить. Юный Блейтъ давно скрылся; скрылся и трактирный слуга скрылись и тарелки съ блюдами; скрывалось теперь и вино -- только въ иномъ направленіи.
-- Какъ вѣтеръ воетъ въ трубѣ,-- заговорилъ Юджинъ, размѣшивая уголья въ каминѣ,-- воетъ точно на маякѣ, на которомъ мы сторожа. Желалъ бы я, чтобъ мы съ тобой были сторожами на маякѣ.
-- А не надоѣло бы тебѣ, какъ ты думаешь?-- спросилъ Ляйтвудъ.
-- Не больше, чѣмъ во всякомъ другомъ мѣстѣ. Тамъ не нужно было бы ѣздить по судебнымъ дѣламъ... Впрочемъ это только мое мнѣніе, лично мнѣ принадлежащее и касающееся меня одного.
-- Туда не приходили бы и кліенты,-- добавилъ Ляйтвудъ.-- Но и это только мое мнѣніе, касающееся меня одного.
-- Если бъ мы жили на какой-нибудь уединенной скалѣ среди бурнаго моря,-- продолжалъ Юджинъ, потягивая сигару и устремивъ глаза въ огонь,-- то леди Типпинсъ не рѣшилась бы отчалить отъ берега, чтобы насъ посѣтить, или, вѣрнѣе сказать, можетъ быть и отчалила бы, да и утонула. Тамъ никто не приглашалъ бы насъ на свадебные обѣды. Тамъ не было бы протоколовъ: все наше дѣло было бы заботиться объ освѣщеніи маяка. Любопытно было бы смотрѣть на кораблекрушенія.
-- Но за исключеніемъ этого жизнь была бы тамъ порядкомъ однообразна,-- замѣтилъ Ляйтвудъ.
-- Я и объ этомъ думалъ,-- сказалъ Юджинъ, какъ будто онъ и въ самомъ дѣлѣ всесторонне обсуждалъ этотъ предметъ съ дѣловой точки зрѣнія.-- Тамъ однообразіе было бы опредѣленнаго и ограниченнаго свойства. Оно распространялось бы только на двухъ человѣкъ. Что до меня, Мортимеръ, то я нахожу, что однообразіе, опредѣленное съ такою точностью и ограниченное такими предѣлами, гораздо сноснѣе, чѣмъ неограниченная и безпредѣльная монотонность, въ которой живетъ большинство нашихъ ближнихъ.
Ляйтвудъ засмѣялся и сказалъ, подвигая другу вино:
-- Мы будемъ имѣть случай на опытѣ провѣрить этотъ вопросъ нынѣшнимъ лѣтомъ.
-- Случай не вполнѣ убѣдительный,-- возразилъ со вздохомъ Юджинъ,-- но все-таки провѣримъ. Надѣюсь, что мы не наскучимъ другъ другу.
-- Ну-съ, а теперь по поводу твоего почтеннаго родителя...-- началъ Ляйтвудъ, приступая къ предмету, который они собирались обсуждать,-- къ самому щекотливому для нихъ предмету.
-- Да, по поводу моего почтеннаго родителя,-- повторилъ Юджинъ, усаживаясъ въ кресло.-- Къ моему почтенному родителю я желалъ бы лучше приступить при свѣчахъ, какъ къ предмету, нуждающемуся въ искусственномъ блескѣ, но ужъ такъ и быть, примемся за него при мерцаніи сумерекъ, оживляемыхъ лишь пламенемъ камина.
Съ этими словами онъ еще разъ размѣшалъ уголья и, когда они разгорѣлись, продолжалъ:
-- Итакъ, мой почтенный родитель откопалъ гдѣ-то въ своемъ почтенномъ сосѣдствѣ жену своему несовсѣмъ почтенному сыну. Конечно, съ приданымъ, иначе онъ не выбралъ бы ея. Мой почтенный родитель, съ минуты рожденія каждаго изъ своихъ дѣтей, а иногда и раньше, самымъ точнымъ образомъ опредѣлялъ (по его выраженію) ихъ призваніе и поприще въ жизни и назначалъ, чѣмъ должны были быть эти маленькія обреченныя жертвы. Мой почтенный родитель предназначилъ мнѣ быть юристомъ, каковымъ я и состою, но только съ небольшимъ добавленіемъ огромной практики, каковой у меня нѣтъ, и предопредѣлилъ мнѣ быть женатымъ, что тоже не состоялось.
-- О первомъ ты мнѣ часто говорилъ.
-- О первомъ я часто тебѣ говорилъ. Считая себя недостаточно способнымъ стоять на высотѣ юридической карьеры, я до сихъ поръ подавлялъ въ себѣ это второе родительское предопредѣленіе. Ты знаешь моего родителя, но не такъ хорошо, какъ я его знаю. Если бы ты зналъ его такъ же хорошо, какъ я, онъ бы тебя посмѣшилъ.
-- Вотъ что называется: сказано съ сыновнимъ уваженіемъ. Не такъ ли, Юджинъ?
-- Совершенно такъ, повѣрь мнѣ. Я искренно почитаю моего родителя. Но что же мнѣ дѣлать, если онъ меня смѣшитъ? Когда родился мой старшій братъ, то всѣ мы, остальные, само собой разумѣется, знали (я хочу сказать -- знали бы, если бы существовали тогда), что онъ долженъ быть наслѣдникомъ родовыхъ затрудненій, которыя мы въ общежитіи зовемъ родовымъ достояніемъ. Но когда наступило время родиться второму моему брату, мой родитель сказалъ: "Это будетъ маленькій столпъ церкви". Онъ родился и сталъ столпомъ церкви -- крайне шаткимъ, къ слову сказать. Мой третій братъ явился на свѣтъ гораздо ранѣе, чѣмъ это было совмѣстимо съ его сыновнимъ долгомъ по отношенію къ матери, но мой родитель, нимало не захваченный этимъ врасплохъ, тотчасъ же рѣшилъ, что онъ будетъ кругосвѣтнымъ мореплавателемъ. Его сунули во флотъ, но кругосвѣтнаго плаванія онъ не совершилъ. Явился я, и со мною было поступлено такъ, что результаты, въ высшей степени удовлетворительные, ты видишь передъ собой. Когда моему младшему брату минуло полчаса отъ рожденія, мой почтенный родитель объявилъ, что онъ будетъ геніемъ въ области механики. И такъ далѣе. Вотъ почему я и говорю, что мой родитель смѣшитъ меня.
-- Ну, а относительно невѣсты, Юджинъ?
-- Тутъ мой родитель перестаетъ меня смѣшить, такъ какъ относительно этой особы мои планы діаметрально расходятся съ его планами.
-- Ты знаешь ее?
-- Никогда не видалъ.
-- Почему же бы тебѣ не посмотрѣть?
-- Милый другъ, ты изучилъ мой характеръ. Скажи: могу ли я явиться къ ней съ надписью на лбу: "выгодный", "показывается", и увидѣть ее съ такою же надписью? Я съ величайшимъ удовольскіемъ готовъ исполнить всѣ распоряженія моего почтеннаго родителя, будь увѣренъ, кромѣ распоряженія о женитьбѣ. Самъ посуди: буду ли я въ состояніи выносить семейную жизнь, когда мнѣ все такъ скоро надоѣдаетъ, такъ неизмѣнно, такъ безнадежно надоѣдаетъ?
-- Какой же ты непостоянный малый, Юджинъ!
-- Въ способности скучать я одинъ изъ самыхъ постоянныхъ людей во всемъ человѣчествѣ, могу тебя увѣрить,-- отвѣтилъ сей достойный мужъ.
-- Какъ же ты сейчасъ только разсуждалъ объ удовольствіяхъ однообразія жизни вдвоемъ?
-- На маякѣ -- пожалуйста, припомни это условіе. На маякѣ.
Мортимеръ опять засмѣялся, а Юджинъ, тоже засмѣявшись -- въ первый разъ, какъ будто, по основательнымъ соображеніямъ, онъ созналъ себя наконецъ человѣкомъ довольно занимательнымъ,-- снова погрузился въ свою обычную угрюмость, продолжая пробавляться сигарой.
-- Нѣтъ, тутъ ужъ ничто не поможетъ: одно изъ прорицаній моего почтеннаго родителя должно навсегда остаться несбывшимся. При всемъ моемъ желаніи сдѣлать ему одолженіе, въ этомъ случаѣ ему придется испытать неудачу.
Пока они говорили, на дорогѣ становилось все темнѣе и темнѣе. Вѣтеръ продолжалъ пилить, опилки кружились за потускнѣвшими окнами; тянувшееся внизу кладбище быстро заволакивалось тьмой, и тьма всползала на верхушки домовъ.
-- Точно загробные духи поднимаются,-- сказалъ Юджинъ.
Онъ подошелъ къ окну съ сигарой во рту, какъ бы затѣмъ, чтобы еще больше насладиться ею при мысли о томъ, какъ уютно у пылающаго камина въ сравненіи съ тѣмъ, что дѣлается на дворѣ, и, возвращаясь къ своему креслу, вдругъ остановился на полпути и сказалъ:
-- Кажется, одинъ изъ духовъ заблудился и завернулъ сюда разспросить о дорогѣ. Посмотри-ка: вотъ онъ.
Ляйтвудъ, сидѣвшій спиною къ дверямъ, повернулъ голову и увидѣлъ въ темнотѣ входа неясное очертаніе человѣческой фигуры, къ которой и обратился съ вопросомъ:
-- Какой тамъ чортъ?
-- Прошу извинить, почтеннѣйшіе,-- откликнулся духъ глухимъ, хриплымъ голосомъ.-- Скажите, кто тутъ изъ васъ законникъ Ляйтвудъ?
-- Отчего вы не постучались?-- спросилъ Мортимеръ.
-- Прошу извинить, почтеннѣйшіе,-- отвѣтилъ духъ тѣмъ же тономъ,-- но вы, можетъ статься, не замѣтили, что дверь-то была не затворена.
-- Что вамъ нужно?
На это духъ опять отвѣтилъ глухимъ шепотомъ:
-- Прошу извинить, почтеннѣйшіе, скажите, кто тутъ изъ васъ законникъ Ляйтвудъ?
-- Одинъ изъ насъ Ляйтвудъ,-- сказалъ владѣлецъ этого имени.
-- Ладно, почтеннѣйшіе,-- отозвался таинственный духъ, тщательно притворивъ за собой дверь.-- Важное дѣльце къ вамъ есть.
Мортимеръ зажегъ свѣчи. Онѣ освѣтили посѣтителя -- человѣка невзрачнаго, съ косыми глазами. Говоря, онъ мялъ въ рукахъ свою старую, изношенную мѣховую шапку, безобразную, истертую, похожую на какое-то волосатое животное, не то на щенка, не то на котенка, котораго утопили и который уже началъ разлагаться.
-- Ну, говорите, въ чемъ дѣло,-- сказалъ Мортимеръ.
-- Почтеннѣйшіе,-- заговорилъ пришлецъ пріятнымъ, по его мнѣнію, тономъ,-- скажите же, который изъ васъ законникъ Ляйтвудъ?
-- Я Ляйтвудъ.
-- Законникъ Ляйтвудъ!-- обратился къ нему неизвѣстный съ униженнымъ видомъ.-- Я человѣкъ маленькій, добываю пропитаніе въ потѣ лица моего. Но чтобы не потратить даромъ потъ лица моего, я желаю, чтобы меня прежде привели къ присягѣ.
-- Я не привожу къ присягѣ.
Видимо не повѣривъ этому, посѣтитель угрюмо проворчалъ:
-- Альфредъ-Давидъ.
-- Это ваше имя?-- спросилъ Ляйтвудъ.
-- Мое имя?-- Нѣтъ. Я иду на Альфредъ-Давидъ.
Юджинъ, продолжая курить и не спуская глазъ съ незнакомца, объяснилъ, что эти таинственныя слова, вѣроятно, должны означать affidavit.
-- Я говорю вамъ, милый человѣкъ,-- сказалъ Ляйтвудъ съ своимъ безпечнымъ смѣхомъ,-- что и не привожу къ присягѣ и не принимаю никакихъ клятвенныхъ показаній.
-- Онъ можетъ васъ проклясть, если хотите,-- прибавилъ Юджинъ.-- Это и я, пожалуй, могу. Но больше мы ничего для васъ сдѣлать не можемъ.
Обезкураженный посѣтитель принялся вертѣть въ рукахъ своею дохлаго котенка, нерѣшительно поглядывая то на одного, то на другого почтеннѣйшаго и въ то же время собираясь съ мыслями. Наконецъ онъ сказалъ:
-- Дѣлать нечего,-- отберите отъ меня показаніе.
-- Гдѣ?-- спросилъ Ляйтвудъ.
-- Да здѣсь же. Письменно, на бумагѣ.
-- Прежде всего разскажите намъ, въ чемъ дѣло.
-- Дѣло это,-- заговорилъ незнакомецъ, ступивъ шагь впередъ, понижая свой хриплый голосъ до шепота и прикрывая ротъ рукой.-- дѣло это въ наградѣ отъ пяти до десяти тысячъ фунтовъ. Вотъ въ чемъ оно -- это дѣло. Дѣло объ убійствѣ. Вотъ оно въ чемъ.
-- Подойдите поближе къ столу да присядьте. Не желаете ли рюмочку вина?
-- Пожалуй,-- сказалъ незнакомецъ и прибавилъ.-- Я васъ не обманываю, почтеннѣйшіе.
Ему налили вина. Твердо согнувъ руку въ локтѣ, онъ плеснулъ вино изъ рюмки себѣ въ ротъ, перецѣдилъ его къ правой щекѣ, какъ будто говоря ей: "Что ты на это скажешь?", перецѣдилъ его къ лѣвой щекѣ, какъ будто говоря и ей: "Ну, а ты какъ объ этомъ полагаешь?", потомъ спустилъ его въ желудокъ, какъ бы говоря и ему: "Ну что, каково?" и въ заключеніе почмокалъ губами, какъ будто всѣ трое отвѣтили ему: "Мы скажемъ: недурно!".
-- Не хотите ли еще?
-- Отчего же? Пожалуй... Я васъ не обманываю, почтеннѣйшіе.-- И онъ продѣлалъ съ виномъ всѣ предыдущіе маневры.
-- Ну-съ, а теперь приступимъ къ дѣлу,-- сказалъ Ляйтвудъ, когда онъ кончилъ.-- Какъ васъ зовутъ?
-- Вотъ вы ужъ и заторопились, законникъ Ляйтвудъ, замѣтилъ незнакомецъ тономъ выговора.-- Или вы сами не видите, что черезчуръ заторопились? Мнѣ хочется заработать десять тысячъ фунтовъ въ потѣ лица моего и, такъ какъ я бѣдный человѣкъ, то и не могу сказать своего имени, пока вы не приготовитесь записать его.
Сообразуясь съ понятіями этого человѣка о нерушимой силѣ пера, чернилъ и бумаги, Ляйтвудъ наклоненіемъ головы согласился на предложеніе Юджина принять отъ него эти магическіе матеріалы. Юджинъ положилъ ихъ на столъ и усѣлся тутъ же въ качествѣ писца.
-- Ну, какъ же васъ зовутъ?-- спросилъ незнакомца еще разъ Ляйтвудъ.
Но для пота лица этого честнаго человѣка нужна была еще одна предосторожность.
-- Я желаю, законникъ Ляйтвудъ, чтобы вотъ этотъ другой почтеннѣйшій былъ свидѣтелемъ тому, что я буду говорить,-- сказалъ онъ.-- А потому не угодно ли будетъ сперва ему сказать мнѣ свое имя и свое мѣстожительство.
Юджинъ, не вынимая изо рта сигары и не откладывая пера, бросилъ ему свою карточку. Прочитавъ по складамъ, незнакомецъ свернулъ ее трубочкой и не спѣша завязалъ въ кончикъ своего шейнаго платка.
-- Итакъ, мой другъ,-- началъ Ляйтвудъ въ третій разъ,-- если вы вполнѣ окончили ваши разнообразныя приготовленія и если вы вполнѣ удостовѣрились, что душа ваша можетъ быть покойна и что васъ больше не торопятъ,-- скажите, какъ васъ зовутъ.
-- Роджеръ Райдервудъ.
-- Мѣстожительство?
-- Лондонъ, Лощина Известковаго Амбара.
-- Родъ жизни или занятій?
На этотъ вопросъ мистеръ Райдергудъ отвѣтилъ не такъ скоро, какъ на два предыдущіе. Онъ далъ роду своихъ занятій такое опредѣленіе:
-- Водяной промыселъ.
-- Нѣтъ ли какихъ-нибудь фактовъ противъ васъ?-- спросилъ спокойно Юджинъ, продолжая писать.
Чуть-чуть смутившись, мистеръ Райдергулъ уклончиво и съ невиннѣйшимъ видомъ сказалъ, что ему послышалось, будто бы другой почтеннѣйшій спросилъ его о чемъ то.
-- Не попадались ли въ бѣду? Не состояли ли подъ слѣдствіемъ, хочу я сказать?-- спросилъ опять Юджинъ.
-- Было разъ.-- И мистеръ Райдергудъ добавилъ какъ бы мимоходомъ, что это "со всякимъ можетъ случиться".
-- По какому подозрѣнію?
-- По подозрѣнію насчетъ кармановъ одного матроса,-- отвѣтилъ мистеръ Райдергудъ.-- А я былъ самымъ лучшимъ другомъ этому самому матросу и для него же старался.
-- Въ потѣ лица?-- спросилъ Юджинъ.
-- Да еще такъ, что потъ градомъ катился.
Юджинъ откинулся на спинку стула и, продолжая курить, смотрѣлъ безпечнымъ взоромъ на мистера Райдервуда, держа перо наготовѣ. Ляйтвудъ тоже курилъ, спокойно разглядывая этого чеговѣка.
-- Теперь пишите дальше,-- заговорилъ опять Райдергудъ, перевернувъ раза два свою полу разложившуюся шапку и пригладивъ ее рукавомъ противъ ворса.-- Я даю показаніе, что Гармона убилъ никто иной какъ Гафферъ Гексамъ, тотъ самый, который нашелъ тѣло. Рука Джемса Гексама, что прозывается Гафферомъ, вотъ чья рука сдѣлала это дѣло. Его рука и ничья больше.
Два друга переглянулись съ такою серьезностью, какой въ нихъ до сихъ поръ еще не замѣчалось:
-- Объясните же намъ, на какихъ основаніяхъ дѣлаете вы это обвиненіе.
-- А на такихъ основаніяхъ,-- началъ Райдергудъ, утирая лицо рукавомъ,-- что я былъ товарищемъ І'афферу и много дней и ночей подозрѣвалъ его въ этомъ самомъ. Я знаю все его житье-бытье,-- вотъ на какихъ основаніяхъ. Дочь его, можетъ бытъ, разскажетъ вамъ другую исторію. Но ужъ вы сами поймете цѣну ея словъ: она будетъ вамъ лгать и божиться всѣмъ на свѣтѣ, чтобы спасти отца. Всѣ на пристаняхъ и на набережныхъ хорошо понимаютъ, что онъ это сдѣлалъ и никто другой: вотъ вамъ, значитъ, и еще основанія. Онъ отсталъ отъ товарищей потому, что сдѣлалъ это дѣло,-- вотъ вамъ еще основанія. Я готовъ дать присягу, что онъ это сдѣлалъ,-- какихъ же вамъ еще основаній? Можете взять меня куда угодно и привести тамъ къ присягѣ. Я ничего не испугаюсь. Я на все пойду. Куда угодно.
-- Все это ничего не значить,-- сказалъ Ляйтвудъ.
-- Ничего не значить?-- повторилъ съ негодованіемъ Райдергудъ.
-- Рѣшительно ничего. Все это значить только, что вы подозрѣваете человѣка въ преступленіи. Вы можете подозрѣвать его по какой-нибудь причинѣ, а можетъ быть просто, безъ всякой причины. Человѣка нельзя обвинить по одному только вашему подозрѣнію.
-- Развѣ и не сказалъ вамъ тутъ при другомъ почтеннѣйшемъ,-- развѣ, какъ только я разинулъ ротъ, я не сказалъ навѣки нерушимо (онъ, очевидно, думалъ, что такія слова близко напоминаютъ присягу): я готовъ присягнуть, что онъ это сдѣлалъ. И развѣ не сказалъ я вамъ: ведите меня куда угодно и приводите къ присягѣ. Что же, вы скажете, не правду говорю?
-- Не въ томъ дѣло. Вы вѣдь готовы дать присягу только съ своемъ подозрѣніи, а я вамъ говорю, что присягнуть въ подозрѣніи недостаточно для обвиненія человѣка.
-- Недостаточно? Нѣтъ, законникъ Ляйгвудъ?-- спросилъ Райдергудъ осторожно.
-- Положительно нѣтъ.
-- А развѣ я сказалъ, что достаточно? Беру въ свидѣтели другого почтеннѣйшаго. Будьте справедливы: развѣ я это сказалъ?
-- Онъ дѣйствительно не говорилъ, что ничего не имѣетъ сказать болѣе, что бы онъ тамъ подъ этимъ ни разумѣлъ,-- замѣтилъ Юджинъ тихимъ голосомъ, не глядя на него.
-- Ага!-- вскрикнулъ Райдергудъ съ торжествомъ, видя, что это замѣчаніе было въ его пользу, хоть онъ и не понялъ его точнаго смысла.-- Вотъ, слава Богу, у меня есть свидѣтель.
-- Ну хорошо, такъ продолжайте,-- сказалъ Ляйтвудъ.-- Говорите все, что хотѣли сказать. Только безъ заднихъ мыслей.
-- Такъ извольте же писать!-- закричалъ Райдергудъ почти въ изступленіи.-- Клянусь Георгіемъ, я теперь все скажу! Только вы ужъ, пожалуйста, не мѣшайте честному человѣку заработать хлѣбъ въ потѣ лица своего... Онъ самъ мнѣ говорилъ, что сдѣлалъ это дѣло. Довольно вамъ?
-- Будьте осторожны въ вашихъ словахъ, пріятель,-- сказалъ Ляйтвудъ.
-- А вы, законникъ Ляйтвудъ, слушайте повнимательнѣе, что я сейчасъ скажу. Вы будете отвѣчать, если не выслушаете меня.-- И послѣ этого, раздѣльно и твердо ударяя открытой кистью правой руки по ладони лѣвой, онъ продолжалъ: -- Я, Роджеръ Райдергудъ, изъ Лошины Известняковаго Амбара, водяной промыселъ, говорю вамъ, законнику Ляйтвуду, что человѣкъ Джессъ Гексамъ, по прозвищу Гафферъ, самъ сказывалъ мнѣ, что онъ сдѣлалъ это дѣло. Скажу больше: онъ собственнымъ своимъ языкомъ сказывалъ мнѣ, что сдѣлалъ это дѣло. Скажу еще больше: онъ заподлинно сказывалъ мнѣ, что сдѣлалъ это дѣло. И я покажу это подъ присягой.
-- Гдѣ онъ вамъ это говорилъ?
-- У крыльца Шести Веселыхъ Товарищей,-- отвѣчалъ Райдервудъ, продолжая стучать рукой по рукѣ и пристально смотря то на одного, то на другого изъ своихъ слушателей,-- около четверти перваго по полуночи (впрочемъ, я по совѣсти не буду стоять подъ присягой за какія-нибудь пять минутъ),-- въ ту самую ночь, какъ онъ вытащилъ трупъ изъ воды. Шесть Веселыхъ Товарищей и сейчасъ стоятъ на своемъ мѣстѣ. Шесть Веселыхъ Товарищей не сбѣжали и не сбѣгутъ. Если окажется, что въ ту ночь, въ двѣнадцать часовъ, его не было въ Шести Веселыхъ Товарищахъ,-- назовите меня лгуномъ.
-- Что же онъ вамъ говорилъ?
-- Сейчасъ разскажу... Записывайте, другой почтеннѣйшій, я только объ этомъ васъ прошу. . Онъ вышелъ первый. Я вышелъ вскорѣ послѣ него,-- можетъ быть, черезъ минуту, можетъ быть, черезъ полъ-минуты, можетъ быть, и черезъ четверть часа. Въ этомъ я присягнуть не могу, а потому и не присягну. Мы знаемъ, что значить Альфредъ-Давидъ.
-- Продолжайте, продолжайте.
-- Я увидѣлъ, что онъ ждетъ меня и хочетъ мнѣ что-то сказать. Вотъ онъ и говоритъ мнѣ: "Рогъ {Rogue -- мошенникъ, плутъ.} Райдергудъ"... (меня обыкновенно такъ величаютъ, не потому, чтобъ это что-нибудь значило, а просто потому, что похоже на Роджеръ)...
-- Это все равно, не стоитъ распространяться.
-- Просимъ прощенія, законникъ Ляйтвудъ: это частичка правды, а такъ какъ это частичка правды, то я и говорю, и долженъ говорить объ этомъ. "Рогъ Райдергудъ", говорилъ онъ, "мы нынче ночью повздорили съ тобой на рѣкѣ". И точно, повздорили,-- спросите у его дочери. "Я пригрозился", говоритъ, "что отшибу тебѣ пальцы или хвачу багромъ по головѣ. Я это сказалъ потому, что ты очень ужъ пристально глядѣлъ на хвостъ моей лодки". А я ему: "Гафферъ", говорю, "я знаю". А онъ и говоритъ: "Рогъ Райдергудъ, такого человѣка, какъ ты, и въ дюжинѣ не сыщешь". Мнѣ даже кажется, что онъ сказалъ: "въ двухъ десяткахъ", но въ этомъ не могу присягнуть, а потому берите лучше меньшее число: мы знаемъ, что значить Альфредъ-Давидъ... Да, такъ вотъ онъ и говоритъ: "Что бы тамъ ни дѣлали люди, у тебя ничего мимо глазъ не проскользнетъ. Ты что-нибудь смекнулъ?" Я говорю: "Смекнулъ, Гафферъ, и теперь, говорю, смекаю". Онъ затрясся весь и говоритъ: "Что же ты смекаешь?" Я говорю: "Смекаю, что дѣло нечисто". Тутъ онъ еще пуще затрясся. "Правду сказать -- нечисто", говоритъ. "Я это сдѣлалъ изъ корысти. Не выдавай меня". Вотъ его доподлинныя слова. Самъ мнѣ сказалъ.
Наступила тишина, нарушавшаяся только паденіемъ золы съ рѣшетки камина. Пользуясь этимъ моментомъ, Райдергудъ обтеръ себѣ голову, лицо и шею своей общипанной шапкой, что, впрочемъ, нисколько не прибавило ему красоты.
-- Что же дальше?-- спросилъ Ляйтвудъ.
-- Да чего же вамъ еще? О чемъ прикажете, законникъ Ляйтвудъ?
-- О чемъ хотите, только къ дѣлу.
-- Убейте меня, если я васъ понимаю, почтеннѣйшіе,-- сказалъ доносчикъ льстивымъ тономъ, заискивая передъ обоими слушателями, хотя говорилъ только одинъ изъ нихъ.-- Какъ?! Неужто вамъ и этого мало?
-- Спросили ли вы его, какъ онъ это сдѣлалъ, гдѣ и когда?
-- Помилуйте, законникъ Ляйтвудъ! У меня тогда умъ совсѣмъ помутился: гдѣ ужъ мнѣ было пускаться въ разспросы! Хоть бы мнѣ вдвое давали противъ того, что я надѣюсь теперь заработать въ потѣ лица, я и то не сталъ бы разспрашивать. Я тотчасъ же покончилъ мою дружбу съ нимъ. И знаться съ нимъ пересталъ. Онъ просилъ меня, говорилъ: "Старый товарищъ, на колѣняхъ прошу, не погуби меня!" А я только отвѣтилъ: "Никогда ты больше не заговаривай съ Роджеромъ Райдергудомъ и въ лицо ему смотрѣть не смѣй!" Понятно, я и знаться не хотѣлъ съ такимъ человѣкомъ.
Придавъ тономъ голоса широкій размахъ этимъ словамъ, дабы они поднялись какъ можно выше и разошлись какъ можно дальше, Рогъ Райдергудъ налилъ себѣ еще рюмку вина, уже безъ приглашенія, и началъ, если можно такъ выразиться, жевать его, держа пустую рюмку въ рукѣ и уставившись на свѣчи.
Мортимеръ взглянулъ на Юджина, но тотъ сидѣлъ, нахмурившись надъ своей бумагой, и не отвѣтилъ ему взглядомъ. Тогда Мортимеръ опять повернулся къ доносчику и сказалъ ему:
-- И долго умъ-то у васъ такимъ манеромъ мутился, пріятель?
Доносчикъ, прожевавъ вино, проглотилъ его и отвѣтилъ однимъ словомъ:
-- Долго.
-- Даже и тогда, когда происходилъ такой переполохъ, когда правительство предлагало награду за поимку преступника, когда полиція выбивалась изъ силъ, разыскивая его, когда кругомъ только и говорили что объ этомъ убійствѣ?-- проговорилъ нетерпѣливо Мортимеръ.
-- Ухъ!-- прохрипѣлъ мистеръ Райдергудъ, вскинувъ голову.-- Очень ужъ у меня мутился умъ въ тѣ поры.
-- Когда было столько догадокъ, когда въ народѣ ходили самые неправдоподобные слухи, когда пять-шесть человѣкъ совершенно невинныхъ могли ежеминутно попасть въ кандалы?-- сказалъ Мортимеръ, почти разгорячившись.
-- Ухъ! Очень у меня тогда умъ мутился!-- промычалъ попрежнему мистеръ Райдергудъ.
-- У него, видишь ли, не было еще тогда случая заработать столько денегъ въ потѣ лица,-- вставилъ Юджинъ, рисуя на своей бумагѣ женскую головку и старательно оттушевывая ее.
-- Другой почтеннѣйшій попалъ въ самую точку, законникъ Ляйтвудъ. Я всѣми силами старался въ себя придти, да не могъ. Разъ какъ-то чуть-чуть не выложилъ всего передъ миссъ Аббе Поттерсонъ,-- вотъ что Шестерыхъ Веселыхъ Товарищей содержитъ. Домъ ея теперь стоитъ на томъ же мѣстѣ и никуда не сбѣжитъ. Тамъ хозяйка эта живетъ и теперь и, надо полагать, не помретъ къ тому времени, какъ вы побываете у нея. Вотъ и спросите ее. Я однако ничего ей не сказалъ... Наконецъ появилось новое объявленіе, и на немъ было напечатано ваше имя, законникъ Ляйтвудъ. Тутъ я и задалъ себѣ вопросъ: "Неужго мнѣ весь вѣкъ такъ-то маяться съ помутившимся умомъ? Неужто мнѣ никогда не отдѣлаться отъ этой тяготы? И почему мнѣ больше думать о Гафферѣ, чѣмъ о самомъ себѣ? Если у него дочь, такъ развѣ нѣтъ дочери и у меня?"
-- И эхо отвѣчало {Гдѣ дочь моя? И отзывъ скажетъ: Гдѣ?
("Невѣста Абидоская", поэма Байрона, въ перев. Козлова. ) }...-- вставилъ Юджинъ.
-- Есть!-- отвѣтилъ мистеръ Райдергудъ твердымъ голосомъ.
-- А который ей годъ, мимоходомъ сказать?-- освѣдомился Юджинъ.
-- Минуло двадцать два въ прошломъ октябрѣ... Потомъ спросилъ я себя насчетъ денегъ; развѣ не кладъ такая награда? Оно вѣдь и въ самомъ дѣлѣ кладъ,-- пояснилъ мистеръ Райдергудъ съ трогательною откровенностью: -- такъ отчего же прямо этого не сказать?
-- "Слушайте, слушайте!" (со стороны Юджина, продолжающаго оттушевывать свой рисунокъ).
-- Деньги -- кладъ; такъ неужто грѣшно рабочему человѣку, который каждую заработанную имъ корку хлѣба смачиваетъ слезами своими,-- неужто такому человѣку грѣшно найти кладъ? Скажите: что тутъ худого -- пожелать найти кладь? Этотъ вопросъ я, по долгу совѣсти, много обдумывалъ. И я рѣшилъ, что тутъ нѣтъ грѣха. Противъ этого ничего нельзя возразить, а то пришлось бы осудить законника Ляйтвуда за то, что онъ самъ же далъ случай найти этотъ кладь. А смѣю ли я осуждать законника Ляйтвуда?-- Нѣтъ!
-- Нѣтъ!-- повторилъ Юджинъ.
-- Нѣтъ, почтеннѣйшій,-- подтвердилъ и мистеръ Райдергудъ.-- Такимъ манеромъ я и рѣшился наконецъ избавиться отъ умопомраченія, чтобы заработать въ потѣ лица свое счастье. Да что тутъ толковать!-- прибавилъ онъ вдругъ, рѣзко переходя отъ смиреннаго къ дерзкому тону.-- Такъ я рѣшилъ, и шабашъ. И теперь скажу вамъ разъ навсегда, законникъ Ляйтвудъ, что рука Джесса Гексама, по прозвищу Гаффера, сдѣлала это дѣло,-- его рука и ничья больше. Онъ самъ мнѣ въ этомъ сознался. Я вамъ его выдаю и требую, чтобы его взяли. Теперь же, сейчасъ!
Послѣ нѣсколькихъ секундъ вторично наступившаго молчанія, прерывавшагося лишь сыпавшеюся изъ камина золой, какъ-то странно привлекавшею вниманіе доносчика, точно ему слышался тамъ звонъ денегъ, Мортимеръ наклонился къ своему другу и шепнулъ ему:
-- Я полагаю, что мнѣ слѣдуетъ отправиться съ этимъ молодчикомъ къ нашему невозмутимому пріятелю въ полицейскую контору.
-- Я то же полагаю,-- сказалъ Юджинъ.-- Ничего другого не придумаешь.
-- Вѣришь ты ему?
-- Вѣрю, что онъ прожженая шельма. Но все-таки онъ можетъ говорить правду и изъ личныхъ видовъ.
-- Что-то непохожее на правду.
-- Конечно, трудно допустить, чтобъ онъ могъ сказать правду. Да и бывшій-то его товарищъ, котораго онъ выдаетъ, повидимому, непривлекательный господинъ... Постой-ка, я спрошу его еще кой о чемъ.
Предметъ этого совѣщанія сидѣлъ межъ тѣмъ, не отрывая глазъ отъ осыпавшейся золы и стараясь подслушать, что говорилось.
-- Вы упомянули раза два о дочери Гексама,-- обратился къ нему Юджинъ.-- Не хотѣли ли вы этимъ сказать, что она знала объ этомъ злодѣяніи?
Честный человѣкъ, немного подумавъ и, вѣроятно, сообразивъ насколько отвѣть ею можетъ коснуться плодовъ пота его лица, отвѣтилъ категорически:
-- Нѣтъ, этого я не говорю.
-- Такъ вы никого больше на впутываете?
-- Я никого не впутывалъ, а впутываетъ самъ Гафферъ,-- отвѣтилъ Райдергудъ сурово и рѣшительно.-- Я ничего не знаю. Я знаю только, что самъ онъ мнѣ сказалъ: "Я это сдѣлалъ". Это его подлинныя слова.
-- Необходимо это изслѣдовать. Мортимеръ,-- шепнулъ Юджинъ, вставая.-- Какъ мы отправимся?
-- Пойдемъ пѣшкомъ,-- сказалъ тоже шепотомъ Ляйтвудъ.-- Дадимъ этому мошеннику срокъ одуматься.
Обмѣнявшись этимъ вопросомъ и отвѣтомъ, они стали собираться въ путь. Райдергудъ всталъ. Ляйтвудъ, гася свѣчи, взялъ рюмку, изъ которой пилъ честный человѣкъ, и, точно такъ оно и слѣдовало, преспокойно швырнулъ ее подъ рѣшетку камина, гдѣ она разбилась вдребезги.
-- Ну, теперь ведите насъ,-- сказалъ онъ.-- Мы оба пойдемъ съ вами. Надѣюсь, вы знаете, куда идти?
-- Надѣюсь, что знаю, законникъ Ляйтвудъ.
-- Такъ идите впередъ.
Честный человѣкъ надвинулъ себѣ на уши обѣими руками свою общипанную шапку и, какъ-то неестественно опустивъ плечи, сошелъ съ лѣстницы и направился мимо Темпльской церкви черезъ весь Темпль въ Вайтфрайерсъ, и такъ далѣе, къ рѣкѣ.
-- Взгляни на него: точно повѣшенная собака,-- сказалъ Ляйтвудъ Юджину, слѣдуя за проводникомъ.
-- Вѣрнѣе: повѣшенный негодяй,-- отозвался Юджинъ.-- Онъ такъ и просится на висѣлицу.
Больше они почти ничего не сказали, пока шли. Райдергудъ шелъ впереди двухъ друзей, точно ихъ злая судьба, а они не спускали съ него глазъ (хотя, вѣроятно, были бы рады если бъ онъ куда-нибудь провалился) и неуклонно слѣдовали за нимъ все на томъ же разстояніи, соразмѣряя свои шаги съ его шагами. Повернувшись однимъ плечемъ навстрѣчу жестокому вѣтру, онъ неотступно, ровнымъ шагомъ шелъ все впередъ и впередъ, какъ неотразимый рокъ. Когда они прошли съ полъ-дороги, вдругъ зашумѣлъ сильный градъ и въ нѣсколько минутъ сплошь застлалъ улицы бѣлымъ покровомъ. Но Райдергуду это было все равно. Чтобъ удержать человѣка отъ намѣренія отнять жизнь у другого человѣка и получить за это деньги, градинамъ надо быть во много разъ больше и во много разъ сильнѣе бить. Онъ спокойно давилъ градъ ногами, оставляя слѣды въ быстро таявшей слякоти,-- слѣды, казавшіеся какими-то безобразными дырами, такъ что шедшіе за нимъ могли бы смѣло подумать, что это слѣды не человѣческихъ ногъ.
Буря утихла. Мѣсяцъ боролся съ быстролетными облаками. Дикая безурядица въ атмосферѣ прекратила мелкую людскую суетню на улицахъ,-- не потому, чтобы вѣтромъ сдуло всѣхъ уличныхъ зѣвакъ въ укрытыя мѣста, какъ сдуло лежавшій грудами градъ туда, гдѣ ему удобнѣе было лежать, а потому, казалось, что улицы были поглощены небомъ, а воздухъ былъ пропитанъ ночью.
-- Онъ, видимо, не намѣренъ отказаться отъ того, что забралъ себѣ въ голову,-- сказалъ Юджинъ.-- По немъ не замѣтно, чтобъ онъ собирался отречься отъ своего показанія, и если я хорошо запомнилъ мѣстность, то мы теперь недалеко отъ того угла, гдѣ намедни вышли изъ кеба.
И въ самомъ дѣлѣ, нѣсколько крутыхъ поворотовъ привели ихъ вскорѣ къ рѣкѣ, къ тому самому мѣсту, гдѣ они скользили еще больше. Вѣтеръ дулъ имъ въ лицо съ страшной силой, налетая порывами съ рѣки. По привычкѣ всегда держаться подвѣтренной стороны,-- привычкѣ, пріобрѣтаемой занимающимися "водяными промыслами", Райдергудъ привелъ двухъ друзей на подвѣтренную сторону Шести Веселыхъ Товарищей. Тутъ онъ сказалъ:
-- Взгляните-ка сюда, законникъ Ляйтвудъ. Видите эти красныя занавѣски? Это Товарищи -- тотъ самый домъ, про который я говорилъ, что онъ никуда не сбѣжитъ. Ну вотъ, сами видите: онъ тутъ на своемъ мѣстѣ.
Не обративъ вниманія на такое замѣчательное подтвержденіе правдивости показаній честнаго человѣка, Ляйтвудъ спросилъ его, что имъ предстоитъ теперь дѣлать.
-- Я хотѣлъ, чтобы вы сами увидѣли Товарищей, законникъ Ляйтвудъ, и убѣдились, что я не лгу. А теперь я схожу, загляну въ окно къ Гафферу и узнаю, дома ли онъ.
Съ этими словами честный человѣкъ скрылся.
-- Воротится онъ, какъ ты думаешь?-- шепнулъ Ляйтвудъ Юджину.
-- Воротится! Онъ продѣлаетъ все до конца,-- отвѣчалъ тотъ.
И въ самомъ дѣлѣ онъ скоро воротился.
-- Гаффера нѣтъ и лодки его нѣтъ. Дочь дома: сидитъ и смотритъ въ каминъ. Но у нея тамъ готовится ужинъ, значить, она поджидаетъ отца. Я сейчасъ узнаю, куда онъ отправился: это нетрудно.
Онъ махнулъ имъ рукой, чтобъ шли за нимъ, и привелъ ихъ къ полицейской конторѣ, все такой же чистой, прохладной и неуклонной во всемъ, кромѣ огня въ фонарѣ, который, будучи только простымъ фонарнымъ огнемъ, причисленнымъ къ полиціи лишь дъ качествѣ уличнаго сторожа, позволялъ себѣ колыхаться отъ вѣтра.
Ничто не измѣнилось и внутри конторы. Полицейскій инспекторъ попрежнему сидѣлъ надъ своими бумагами. Онъ узналъ обоихъ друзей, какъ только они вошли, но ихъ появленіе не произвело на него никакого эффекта. На него не подѣйствовало даже то обстоятельство, что ихъ сопровождалъ Райдергудъ. Онъ только обмакнулъ перо въ чернила и, опустивъ подбородокъ за галстухъ, этимъ движеніемъ какъ будто спросилъ честнаго человѣка, не глядя на него: "Ну, что-то ты въ послѣднее время подѣлывалъ молодецъ?"
Ляйтвудъ подалъ ему записанное Юджиномъ показаніе Райдергуда и попросилъ его прочесть.
Пробѣжавъ нѣсколько строкъ, инспекторъ снизошелъ до такой необычайной для него степени волненія, что произнесъ: "Джентльмены, нѣтъ ли у васъ щепотки табаку?", но узнавъ, что табаку у нихъ не имѣется, прекрасно обошелся безъ него и продолжалъ читать.
-- Было ли все это прочитано вамъ?-- спросилъ онъ потомъ честнаго человѣка.
-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Райдергудъ.
-- Въ такомъ случаѣ выслушайте, что туть написано.
И онъ началъ читать вслухъ офиціальнымъ топомъ.
-- Ну что, сходится эта запись съ даннымъ вами показаніемъ и съ тѣми объясненіями, которыя вы намѣрены представить?-- спросилъ онъ, дочитавъ до конца.
-- Сходится. Она такъ же вѣрна, какъ я самъ,-- отвѣчалъ Райдергудъ.-- Больше этого я ничего не могу сказать.
-- Я самъ арестую того человѣка, сэръ,-- сказалъ инспекторъ Ляйтвуду. Потомъ онъ спросилъ Райдергуда:
-- Дома онъ? Нѣтъ? Такъ гдѣ же? Что онъ дѣлаетъ? Вы, безъ сомнѣнія, сочли своей обязанностью все разузнать о немъ.
Райдергудъ разсказалъ все, что зналъ, и обѣщалъ развѣдать въ нѣсколько минутъ все то, чего еще не зналъ.
-- Подождите, пока я вамъ скажу,-- остановилъ его инспекторъ.-- Мы не должны давать замѣтить, что заняты этимъ дѣломъ. Поэтому не согласитесь ли вы, джентльмены, зайти со мной къ Товарищамъ подъ предлогомъ выпить рюмочку вина? Вполнѣ благоустроенная гостиница и весьма почтенная хозяйка.
Они отвѣчали, что предпочитаютъ дѣйствительность предлогу, что, повидимому, раздѣлялъ и инспекторъ.
-- Прекрасно,-- сказалъ онъ, снимая съ вѣшалки свою шляпу и опуская въ карманъ ручные кандалы, какъ перчатки.-- Резервный!-- Резервный дотронулся до козырька.-- Вы знаете, гдѣ меня разыскать въ случаѣ чего?-- Резервный снова дотронулся до козырька.-- Райдергудъ, когда узнаете, что онъ вернулся домой, подойдите къ окну Уюта, стукните въ стекло два раза и дожидайтесь меня... Пойдемте, джентльмены.
Всѣ четверо вышли на улицу, и когда Райдергудъ отдѣлился отъ нихъ подъ дрожащимъ огнемъ фонаря и пошелъ своею дорогой, Ляйтвудъ спросилъ инспектора, что онъ думаетъ объ этомъ дѣлѣ.
Инспекторъ въ общихъ выраженіяхъ и съ надлежащими оговорками объяснилъ, что, разумѣется, всегда больше вѣроятія, что человѣкъ виновенъ въ томъ, въ чемъ его подозрѣваютъ; что онъ и самъ много разъ "подсчитывалъ" Гаффера, но никогда еще не могъ "свести" его къ удовлетворительному криминальному итогу; что, впрочемъ, если показаніе Райдергуда и вѣрно, оно вѣрно только отчасти; что оба эти человѣка могли вмѣстѣ и почти въ равной мѣрѣ участвовать въ этомъ дѣлѣ и что одинъ могъ "чернить" другого съ понятною цѣлью выгородить себя и получить деньги.
-- И я думаю,-- прибавилъ въ заключеніе инспекторъ,-- что если все у него пойдетъ гладко, онъ и получитъ ихъ, пожалуй... А вотъ и "Товарищи", господа,-- видите: вонъ огни свѣтятся,-- а потому мы лучше прекратимъ этотъ разговоръ. Теперь я совѣтую вамъ заинтересоваться. чѣмъ бы такимъ... ну хоть обжиганіемъ извести гдѣ-нибудь около Нортфлита, и хорошенько хлопотать о разысканіи нѣкотораго количества оной, попавшаго въ худыя руки при перевозкѣ на баркахъ.
-- Слышишь, Юджинъ?-- проговорилъ Ляйтвудъ черезъ плечо.-- Помни: ты по уши увязъ въ извести.
-- Да, не будь извести, мое существованіе не озарялось бы ни малѣйшимъ лучемъ надежды,-- отвѣчалъ невозмутимый Юджинъ.