Мистеръ и мистрисъ Ламль пожаловали на завтракъ къ мистеру и мистрисъ Боффинъ. Нельзя сказать, чтобы они явились совершенно незваными, но они такъ навязчиво напросились на приглашеніе, что золотой четѣ, при всемъ желаніи, было трудно уклониться отъ чести и удовольствія ихъ визита. Оба они, и мистеръ, и мистрисъ Ламль, были въ наипріятнѣйшемъ расположеніи духа и проявляли къ супругамъ Боффинъ почти такую же нѣжность, какъ другъ къ другу.
-- Дорогая моя,-- говорила мистрисъ Ламль хозяйкѣ дома,-- я просто оживаю, видя моего Альфреда въ такой задушевной бесѣдѣ съ мистеромъ Боффиномъ. Имъ какъ будто самой судьбой было предназначено подружиться. Эта простота въ соединеніи съ силой воли, эта природная сметка въ соединеніи съ мягкостью и привѣтливостью,-- все это отличительныя черты обоихъ.
Это было сказано громко и доставило случай мистеру Ламлю, подходившему въ эту минуту къ столу вмѣстѣ съ хозяиномъ, съ которымъ онъ передъ тѣмъ стоялъ у окна, поддержать свою любимую и глубоко чтимую супругу.
-- Милая моя Софронія, твоя черезчуръ пристрастная оцѣнка скромныхъ достоинствъ твоего мужа...-- началъ было этотъ джентльменъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ, не говори, Альфредъ! Совсѣмъ не пристрастная!-- перебила его нѣжно жена.
-- Ну хорошо, дитя мое, мы скажемъ такъ: твой благосклонный отзывъ о твоемъ мужѣ... Ты ничего не имѣешь, дорогая, противъ такой формулировки?
-- Что за вопросъ, Альфредъ!
-- Такъ вотъ, твой благосклонный отзывъ, мой другъ, не воздаетъ всего должнаго мистеру Боффину и преувеличенъ по отношенію ко мнѣ.
-- На первое обвиненіе я отвѣчу: виновна. Но что касается второго,-- нѣтъ! Ахъ нѣтъ!
-- Твой отзывъ, Софронія, продолжалъ мистеръ Ламль, воспаряя на высоту истиннаго величія души,-- не воздаетъ всего должнаго мистеру Боффину потому, что онъ низводитъ мистера Боффина на одинъ уровень съ моей смиренной особой, и онъ преувеличенъ по отношенію ко мнѣ потому, что возноситъ меня на уровень мистера Боффина. У мистера Боффина столько кротости и такое долготерпѣніе, какими я ужь никакъ не могу похвалиться. Глядя на мистера Боффина снизу вверхъ, я считаю его слишкомъ великодушнымъ, слишкомъ всепрощающимъ и сострадательнымъ къ людямъ недостойнымъ и неблагодарнымъ. Я лично отнюдь не могу претендовать на столь благородныя чувства. Напротивъ, во мнѣ кипитъ негодованіе, когда я вижу ихъ въ другомъ.
-- Альфредъ!
-- Да, дорогая, во мнѣ кипитъ негодованіе противъ тѣхъ недостойныхъ людей, и у меня невольно рождается протестующее желаніе стать между ними и мистеромъ Боффиномъ. А почему?-- Потому, что я, по своей низшей натурѣ, болѣе суетный и менѣе деликатный человѣкъ. Не отличаясь великодушіемъ мистера Боффина, я сильнѣе его самого чувствую его обиды и сознаю себя болѣе способнымъ дать отпоръ обидчикамъ.
Мистрисъ Ламль замѣтила, что въ это утро было трудновато вызвать супруговъ Боффинъ на пріятный разговоръ. Имъ было брошено уже нѣсколько приманокъ, но ни тотъ, ни другая не проронили до сихъ поръ ни слова. Она, мистрисъ Ламль, и супругъ ея разливались рѣкой, говорили съ чувствомъ и, кажется, убѣдительно, но говорили одни. Допуская даже, что милые старички были слишкомъ растроганы тѣмъ, что слышали, все-таки желательно удостовѣриться въ этомъ, тѣмъ болѣе, что разговоръ все время довольно настойчиво возвращался къ одному изъ нихъ, и, можетъ быть, милые старички были слишкомъ застѣнчивы или не находчивы, чтобы принять надлежащее участіе въ обсужденіи предложенной темы. Въ такомъ случаѣ оставалось только взять ихъ за голову и втянуть въ разговоръ.
Поэтому мистрисъ Ламль, обращаясь къ нимъ обоимъ, спросила съ невиннѣйшимъ видомъ:
-- Говоря такъ, не сознается ли мой мужъ этимъ самымъ, что онъ забываетъ свои собственныя затрудненія въ своей преданности и въ своемъ горячемъ желаніи быть полезнымъ другому человѣку? И не значитъ ли это, что у него у самого великодушная натура? Я въ логикѣ слаба, но скажите, мистеръ Боффинъ, и вы, мистрисъ Боффинъ, развѣ это не такъ?
Но и на это ни мистеръ Боффинъ ни его жена не откликнулись ни словечкомъ. Онъ сидѣлъ, не подымая глазъ отъ тарелки, и кушалъ свою ветчину, а она смущенно смотрѣла на чайникъ. Невинное воззваніе мистрисъ Ламль было брошено на воздухъ и смѣшалось съ паромъ отъ кипящаго чая. Поглядѣвъ на него, потомъ на нее, мистрисъ Ламль чуть замѣтно приподняла брови, какъ будто спрашивая мужа: "Кажется мнѣ только или здѣсь изъ самомъ дѣлѣ что-то не ладно?"
Мистеръ Ламль, которому уже во многихъ случаяхъ жизни съ успѣхомъ служила его обширная крахмальная грудь, постарался выпятить ее какъ можно больше и, улыбаясь, возразилъ своей супругѣ:
-- Милая моя Софронія, смотри, какъ бы мистеръ и мистрисъ Боффинъ не напомнили тебѣ старой пословицы: гречневая каша сама себя хвалитъ.
-- Отчего же, Альфредъ? Не оттого ли, что мы съ тобой -- мужъ и жена, и что, отдавая тебѣ должное, я тѣмъ самымъ хвалю и себя?
-- Не то, дорогая. Но когда ты хвалишь меня за мои чувства къ мистеру Боффину, ты забываешь, что въ такихъ же точно чувствахъ ты сама сознавалась мнѣ по отношенію къ мистрисъ Боффинъ. Вспомни-ка хорошенько.
-- Этотъ законникъ совсѣмъ загоняетъ меня,-- весело шепнула мистрисъ Ламль, нагибаясь къ мистрисъ Боффинъ.-- Боюсь, что мнѣ придется сознаться въ своемъ пораженіи, потому что онъ говоритъ сущую правду.
Вокругъ носа мистера Ламля начали проступать бѣлыя пятна, когда онъ увидѣлъ, что въ отвѣтъ на эти слова мистрисъ Боффинъ, съ сконфуженной улыбкой (если можно было назвать это улыбкой), только на секунду подняла глаза отъ чайника и сейчасъ же снова опустила ихъ.
-- Ты, стало быть, признаешь себя виновной, Софронія?-- спросилъ онъ шутливо.
-- Право, мнѣ, кажется одно: прибѣгнуть къ защитѣ суда,-- отвѣчала мистрисъ Ламль все еще весело.-- Обязана я отвѣчать на этотъ вопросъ, милордъ?
Это относилось къ мистеру Боффину.
-- Можете не отвѣчать, если не желаете, сударыня,-- былъ спокойный отвѣтъ.-- Это совершенно не важно.
Онъ не былъ грубъ, но что-то очень серьезенъ, и въ словахъ его чувствовалось сдержанное неудовольствіе, какъ будто ему не нравился тонъ разговора.
Мистрисъ Ламль снова приподняла брови, требуя инструкцій у супруга. И онъ отвѣтилъ ей легкимъ кивкомъ, говорившимъ: "Попробуйте еще".
-- Чтобы снять съ себя всякое подозрѣніе въ самохвальствѣ, я должна разсказать вамъ, моя дорогая, какъ было дѣло,-- снова заговорила мистрисъ Ламль игривымъ тономъ, обращаясь къ мистрисъ Боффинъ.
-- Нѣтъ, ужъ пожалуйста не разсказывайте,-- вмѣшался мистеръ Боффинъ.
Мистрисъ Ламль, смѣясь, повернулась къ нему:
-- Судъ запрещаетъ?
-- Да, сударыня, судъ запрещаетъ (если я -- судъ). И запрещаетъ по двумъ причинамъ. Во-первыхъ, потому, что считаетъ нечестнымъ позволить вамъ продолжать, а во-вторыхъ -- потому, что это будетъ непріятно моей милой старушкѣ.
Тонъ мистрисъ Ламль замѣтно измѣнился и, хотя не переставъ еще окончательно быть заискивающимъ, уже имѣлъ въ себѣ что-то вызывающее, напоминавшее ея повеленіе у мистера Твемло, когда она сказала:
-- Почему же судъ считаетъ нечестнымъ позволить мнѣ продолжать?
-- Потому,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ, успокоительно кивая головой, какъ будто говорилъ: "Мы постараемся судить не слишкомъ строго",-- потому, что все это были бы пустыя слова. И кромѣ того, моей старушкѣ не по себѣ, значитъ, на это есть причина. Я вижу, что ей не по себѣ, и знаю причину... Вы кончили завтракать, сударыня?
Мистрисъ Ламль, рѣшительно переходя въ вызывающій тонъ, отодвинула свою тарелку, взглянула на мужа и засмѣялась, но уже далеко не весело.
-- А вы, сэръ, позавтракали?-- спросилъ мистеръ Боффинъ Ламля.
-- Благодарю,-- отвѣчалъ тотъ, показывая всѣ свои зубы.-- Если мистрисъ Боффинъ позволитъ, я выпью еще чашку чаю.
Онъ пролилъ немного чаю на свою крахмальную грудь, которая должна была произвести такъ много и произвела такъ мало эффекта, но, говоря вообще, выпилъ его не безъ достоинства, хотя то выступавшія, то пропадавшія вокругъ его носа бѣлыя пятна были теперь такой величины, точно кожу въ этихъ мѣстахъ нажимали чайной ложкой.
-- Очень вамъ благодаренъ, сударыня,-- сказалъ онъ и прибавилъ, обращаясь къ мистеру Боффину: -- Я кончилъ свой чай.
-- Теперь позвольте васъ спросить,-- мягко заговорилъ мистеръ Боффинъ, доставая бумажникъ,-- кто изъ васъ двоихъ кассиръ?
Развалившись на стулѣ и засунувъ большой палецъ лѣвой руки за пройму жилета, мистеръ Ламль сдѣлалъ правой рукой плавное движеніе въ сторону своей супруги и сказалъ:
-- Софронія, дорогая моя, пусть это будетъ твое вѣдомство.
-- Я предпочелъ бы, сударыня,-- вставилъ мистеръ Боффинъ,-- чтобъ это было вѣдомство вашего мужа, потому что... впрочемъ, не стоитъ говорить -- почему. Я предпочелъ бы имѣть дѣло съ нимъ.. Но все равно: то, что я имѣю сказать, я постараюсь сказать по возможности безобидно. Душевно буду радъ, если сумѣю сказать и совсѣмъ безобидно... Вы оба оказали мнѣ услугу, большую услугу (моя старушка знаетъ, въ чемъ дѣло), и вотъ, въ этотъ конвертъ я вложилъ для васъ стофунтовый банковый билетъ. Услуга, я нахожу, вполнѣ стоитъ ста фунтовъ, и я съ удовольствіемъ ихъ плачу. Угодно вамъ будетъ принять эти деньги вмѣстѣ съ моей благодарностью?
Высокомѣрнымъ жестомъ, не глядя на него, мистрисъ Ламль протянула лѣвую руку, и мистеръ Боффинъ вложилъ въ нее свой пакетъ. И когда она спрятала его къ себѣ за корсажъ, мистеръ Ламль, казалось, почувствовалъ облегченіе и сталь свободнѣе дышать, какъ будто онъ былъ не вполнѣ увѣренъ, что эти сто фунтовъ останутся за нимъ, пока не увидѣлъ, что пакетъ благополучно перешелъ изъ рукъ мистера Боффина въ руки его милой Софроніи.
-- Я полагаю, сэръ,-- заговорилъ мистеръ Боффинъ, обращаясь къ нему,-- нѣтъ ничего невозможнаго въ томъ, что у васъ мелькала -- такъ, въ общихъ чертахъ, мелькала мысль, что со временемъ вы могли бы замѣстить Роксмита?
-- Возможно, что и мелькала,-- согласился неотразимый Альфредъ, сіяя улыбкой и показывая во всемъ блескѣ свой носъ.
-- Нѣтъ ничего невозможнаго и въ томъ, полагаю,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ, обращаясь къ Софроніи,-- что вы, сударыня, въ свою очередь были такъ добры, что оказали честь моей старушкѣ, прикидывая въ умѣ, не удастся ли вамъ въ ближайшемъ будущемъ взять ее подъ вашу опеку. Можетъ быть, вы даже надѣялись стать для нея тѣмъ, чѣмъ для нея была миссъ Белла Вильферъ, или чѣмъ-нибудь побольше?
-- Надѣюсь,-- заговорила рѣзко мистрисъ Ламль. подаривъ его презрительнымъ взглядомъ,-- надѣюсь, что если бъ я была для вашей жены чѣмъ-нибудь, то ужъ, вѣроятно, чѣмъ-нибудь побольше миссъ Беллы Вильферъ, какъ вы ее называете.
-- А вы какъ ее называете, сударыня?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.
Мистрисъ Ламль не удостоила его отвѣтомъ. Она сидѣла съ вызывающимъ видомъ, постукивая о полъ ногой.
-- Повторяю, въ этомъ нѣтъ ничего невозможнаго на мой взглядъ. Какъ вы находите, сэръ?-- продолжалъ мистеръ Боффинъ, обращаясь къ Альфреду.
-- Ничего невозможнаго,-- согласился тотъ съ прежней улыбкой.
-- Такъ вотъ скажу вамъ,-- заговорилъ очень мягко мистеръ Боффинъ,-- этому не бывать. Я не хотѣлъ бы, чтобъ у меня вырвалось хоть одно слово, которое вамъ было бы непріятно вспомнить впослѣдствіи, но -- этому не бывать.
-- Софронія, душенька, слышишь?-- проговорилъ ея супругъ насмѣшливымъ тономъ.-- Этому не бывать!
-- Да, не бывать,-- подтвердилъ мистеръ Боффинъ, еще понизивъ голосъ.-- Ужъ вы насъ извините. Ступайте вы своей дорогой, а мы пойдемъ своей; на этомъ, я надѣюсь, дѣло и кончится къ удовольствію всѣхъ сторонъ.
Взглядъ, которымъ удостоила его въ отвѣтъ мистрисъ Ламль, былъ положительно взглядомъ недовольной стороны, требующей изъятія ея изъ поименованной категоріи; однако она ничего не сказала.
-- Лучшее, что мы могли сдѣлать въ данномъ случаѣ, это -- взглянуть на вопросъ съ коммерческой точки зрѣнія. А какъ коммерческая сдѣлка, онъ разрѣшенъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Вы оказали мнѣ услугу, большую услугу, и я вамъ за нее заплатилъ. Имѣете вы что-нибудь возразить противъ цѣны?
Мистеръ и мистрисъ Ламль переглянулись черезъ столъ, но ни тотъ, ни другая не нашли возраженій. Мистеръ Ламль только пожалъ плечами, а мистрисъ Ламль не проявила ровно ничего.
-- Прекрасно,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Мы надѣемся (я, то есть, и моя старушка), вы отдадите намъ справедливость въ томъ, что мы выбрали самый простой и самый прямой путь, какой только можно было выбрать въ данномъ случаѣ. Мы со старушкой старательно обсудили дѣло между собой и рѣшили, что поощрять васъ въ вашихъ надеждахъ и даже просто молчать было бы нечестно съ нашей стороны. Вотъ потому-то я и далъ вамъ понять безъ дальнѣйшихъ разговоровъ, что...-- Мистеръ Боффинъ поискалъ было новаго оборота рѣчи, но, не найдя ни одного столь выразительнаго, какъ его прежняя фраза, повторилъ, конфиденціальнымъ тономъ: -- что этому не бывать. Если бъ я умѣлъ сказать все это какъ-нибудь полюбезнѣе, я такъ бы и сдѣлалъ. Надѣюсь, впрочемъ, что я не былъ слишкомъ нелюбезенъ, по крайней мѣрѣ я этого не хотѣлъ. Итакъ,-- прибавилъ онъ въ видѣ заключенія,-- желаю вамъ благополучно идти вашей дорогой, а за симъ прощайте.
Мистеръ Ламль, съ нахальнымъ смѣхомъ, всталъ по одну сторону стола, а мистрисъ Ламль, презрительно нахмурившись,-- по другую. Въ эту минуту на лѣстницѣ раздались торопливые шаги, и въ комнату влетѣла безъ доклада Джорджіана Подснапъ, вся въ слезахъ.
-- О, Софронія!-- воскликнула она, всплеснувъ руками и бросаясь къ ней съ поцѣлуями.-- Милая моя, дорогая! Можно ли было подумать, что вы попадете въ такую бѣду! Можно ли было подумать, что у васъ съ Альфредомъ будетъ въ домѣ распродажа послѣ всего прежняго, послѣ того, что вы для меня сдѣлали! Вы оба были такъ добры ко мнѣ... О, мистрисъ Боффинъ! простите меня за вторженіе, но вы не знаете, какъ я любила Софронію даже послѣ того, какъ папа запретилъ мнѣ бывать въ ея домѣ. Вы не знаете, что я перечувствовала за нее, когда узнала отъ мама, что они раззорились! Вы не знаете, какъ я не спала цѣлыя ночи и все плакала, оплакивала мою бѣдную Софронію, моего перваго и единственнаго друга!
Манера мистрисъ Ламль рѣзко измѣнилась подъ дѣйствіемъ поцѣлуевъ этой простенькой дѣвочки. Она поблѣднѣла, какъ смерть, и бросила умоляющій взглядъ сперва на хозяина, потомъ на хозяйку. И оба поняли ее безъ словъ, поняли тоньше и лучше, чѣмъ, можетъ быть, поняли бы болѣе образованные люди на ихъ мѣстѣ, ибо чутье у этихъ простыхъ стариковъ вытекало прямо изъ сердца.
-- Мнѣ ни минуты больше нельзя оставаться,-- говорила между тѣмъ Джорджіана.-- Сегодня мы съ мама съ утра поѣхали по магазинамъ, и я сказала, что у меня болитъ голова, и упросила мама позволить мнѣ посидѣть въ экипажѣ на Пикадилли. Оттуда я проѣхала въ Саквиль-Стриттъ и узнала, что Софронія здѣсь. А потомъ мама поѣхала въ Портлэндъ-Плзсъ къ одной ужасной каменной старухѣ въ тюрбанѣ (она изъ деревни пріѣхала), а я сказала, что мнѣ не хочется къ ней, и что лучше я завезу карточки Боффинамъ... Простите, что я такъ просто назвала васъ Боффинами, но я такъ разстроена, а тутъ еще фаэтонъ ждетъ у подъѣзда... Ахъ, что сказалъ бы папа, если бъ узналъ!..
-- Не бойтесь, душечка,-- сказала ей мистрисъ Боффинъ.-- Вѣдь вы пріѣхали насъ повидать.
-- Ахъ, нѣтъ, совсѣмъ нѣтъ!-- воскликнула Джорджіана.-- Это очень невѣжливо такъ говорить, я знаю, но я пріѣхала, чтобъ повидать Софронію, моего единственнаго друга... О, какъ я тосковала по васъ, моя дорогая, еще прежде даже, чѣмъ узнала о вашемъ несчастьѣ! Теперь же разлука съ вами вдвое для меня тяжелѣй.
Въ глазахъ гордой женщины были настоящія слезы, когда эта глупенькая, добрая дѣвочка обвилась руками вокругъ ея шеи.
-- Но вѣдь я пріѣхала по дѣлу,-- сказала вдругъ Джорджіана, рыдая, утирая слезы и принимаясь рыться въ своемъ ридикюлѣ.-- И если я не потороплюсь, я ничего не успѣю... Охъ, Господи, что скажетъ папа, если узнаетъ про Саквиль-Стриттъ, и что мама скажетъ, если я заставлю ее прождать на подъѣздѣ этой страшной старухи въ тюрбанѣ! А тутъ еще эти лошади! Никогда не видала такихъ несносныхъ лошадей, какъ наши: онѣ окончательно сбиваютъ меня съ толку, а у меня и такъ ума немного. Вонъ какъ топчутъ на улицѣ, точно знаютъ, что имъ на этой улицѣ совсѣмъ не полагается быть... Ахъ, да гдѣ же это, гдѣ? Никакъ найти не могу!
Все это говорилось вперемежку со слезами и съ торопливыми поисками въ маленькомъ ридикюлѣ.
-- Что вы ищете, моя милая?-- спросилъ мистеръ Боффинъ, подходя къ ней.
-- Тутъ очень немного,-- продолжала, не слушая, Джорджіана,-- потому что мама смотритъ на меня, какъ на маленькую (ахъ, какъ я хотѣла бы и вправду быть маленькой!). Но я почти ничего не тратила, Софронія, и у меня накопилось около пятнадцати фунтовъ. Три пятифунтовыхъ билета, мнѣ кажется, все-таки лучше, чѣмъ ничего, хоть это мало, очень мало, я знаю... Ну вотъ, нашла, слава Богу!.. Ахъ, Боже мой, теперь другое пропало! Куда жъ оно дѣлось?.. Ахъ нѣтъ, не пропало, вотъ оно!
И, продолжая рыдать и шарить въ ридикюлѣ, она вытащила оттуда ожерелье.
-- Мама говоритъ, что золотыя вещи совсѣмъ не нужны дѣтямъ, поэтому у меня нѣтъ никакихъ драгоцѣнностей. Но моя тетка Гоукинсонъ была, должно быть, другого мнѣнія, потому что она мнѣ оставила вотъ это ожерелье, хотя я всегда находила, что она могла бы съ такою же пользой зарыть его въ землю, такъ какъ оно всегда лежитъ въ своей ватѣ съ тѣхъ поръ, какъ его принесли отъ ювелира. Но дѣло не въ томъ... Вотъ оно! Я рада, что оно наконецъ пригодится: вы продадите его, моя дорогая, и купите себѣ что-нибудь.
-- Дайте все это мнѣ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, тихонько отбирая у нея ожерелье и деньги.-- Я позабочусь, чтобы все было сдѣлано какъ слѣдуетъ.
-- Развѣ вы такой близкій другъ Софроніи, мистеръ Боффинъ? Я и не знала!-- воскликнула Джорджіана.-- О, какъ вы добры!.. Постойте: я еще что-то хотѣла сказать, но у меня выскочило изъ головы... Ахъ, нѣтъ, вспомнила! Вотъ что. Въ день моего совершеннолѣтія ко мнѣ перейдетъ состояніе моей бабушки, мистеръ Боффинъ. Эти деньги будутъ мои, совсѣмъ мои, и никто -- ни папа, ни мама не будутъ имѣть надъ ними никакихъ правъ. И вотъ, часть этихъ денегъ я хочу какъ-нибудь передать Софроніи и Альфреду, какъ это тамъ дѣлается по закону: я подпишу, что тамъ надо, и пусть по этой бумагѣ кто-нибудь выдастъ имъ что-нибудь. Я хочу дать имъ много, столько, чтобъ они могли совсѣмъ поправить свои дѣла. Вы такой другъ Софроніи, мистеръ Боффинъ; вы не откажетесь устроить это для меня?
-- Нѣтъ, нѣтъ, мы все устроимъ, не безпокойтесь,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
-- О, благодарю васъ, благодарю! Какъ только понадобится, вы пришлите ко мнѣ горничную съ запиской: ужъ я какъ-нибудь вырвусь изъ дому и подпишу -- хоть гдѣ-нибудь въ кондитерской или на скверѣ, если мнѣ принесутъ туда чернила и бумагу... Однако что жъ это я! Мнѣ надо бѣжать, а то папа и мама догадаются... Милая, дорогая Софронія, прощайте, прощайте!
Бѣдная простодушная дѣвушка нѣжно обняла мистрисъ Ламль, а потомъ протянула руку мистеру Ламлю.
-- Прощайте, дорогой мистеръ Ламль... то есть, Альфредъ, я хотѣла сказать. Надѣюсь, послѣ сегодняшняго дня вы больше не будете думать, что я отвернулась отъ васъ и Софроніи изъ-за того, что вы лишились своего положенія въ свѣтѣ... Ахъ, Господи! я такъ наплакала себѣ глаза, что мама навѣрное спроситъ, что со мной... Охъ, кто-нибудь, сведите меня внизъ ради Бога!
Мистеръ Боффинъ свелъ ее внизъ, усадилъ въ экипажъ, и видѣлъ, какъ ее повезли, такую худенькую и безпомощную, совсѣмъ исчезавшую подъ широкимъ фартукомъ желтаго фаэтона, изъ-за котораго выглядывали только ея бѣдные заплаканные глазки, точно глазки наказаннаго ребенка, который въ припадкѣ горя и раскаянія, жалобно выглядываетъ изъ своего угла, куда его поставили за какой-нибудь дѣтскій проступокъ.
Вернувшись въ столовую, мистеръ Боффинъ увидѣлъ, что мистрисъ Ламль все еще стоитъ по одну сторону стола, а мистеръ Ламль по другую.
-- Я позабочусь,-- сказалъ онъ, показывая имъ билеты и ожерелье,-- чтобъ все это было возвращено по принадлежности.
Мистрисъ Ламль взяла съ углового столика свой зонтикъ и теперь обводила имъ узоръ на скатерти обѣденнаго стола, какъ незадолго передъ тѣмъ обводила на обояхъ стѣны въ квартирѣ мистера Твемло.
-- Надѣюсь, вы не скажете ей правды, мистеръ Боффинъ?-- проговорила она, поворачивая къ нему голову, но не подымая глазъ.
-- Нѣтъ, не скажу,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ.
-- Я разумѣю насчетъ того, чего стоитъ ея другъ,-- пояснила она ровнымъ голосомъ, упирая на послѣднее слово.
-- Нѣтъ,-- повторилъ онъ.-- Я только намекну ея родителямъ, что за ней слѣдуетъ немножко присматривать, но больше ничего имъ не скажу.
-- Мистеръ Боффинъ! Мистеръ Боффинъ!-- заговорила Софронія, продолжая чертить съ особенной старательностью.-- Мнѣ кажется, на свѣтѣ не много людей, которые на вашемъ мѣстѣ отнеслись бы ко мнѣ такъ бережно, съ такимъ вниманіемъ, какъ вы. Желаете вы принять мою благодарность?
-- Благодарность всегда можно принять,-- сказала съ обычнымъ своимъ добродушіемъ мистриссъ Боффинъ.
-- Въ такомъ случаѣ благодарю васъ обоихъ.
-- Софронія, вы, кажется, расчувствовались, моя милая?-- спросилъ насмѣшливо ея супругъ.
-- Полноте, сэръ!-- перебилъ его мистеръ Боффинъ.-- Хорошо думать о другомъ -- вещь совсѣмъ не плохая. Не плохо и то, когда другой хорошо думаетъ о тебѣ. Мистрисъ Ламль ничего не потеряетъ, заслуживъ чье-нибудь доброе мнѣніе.
-- Премного обязанъ. Но я обращался съ вопросомъ къ мистрисъ Ламль.
Она все чертила по скатерти съ мрачнымъ, неподвижнымъ лицомъ, и не отвѣтила ему.
-- А спросилъ я потому,-- продолжалъ Альфредъ,-- что я и самъ склоненъ расчувствоваться, видя, какъ вы присваиваете чужія деньги и вещи, мистеръ Боффинъ. Наша Джорджіаночка вѣрно сказала, что три пятифунтовые билеты лучше, чѣмъ ничего, и если продать ожерелье, то на вырученныя деньги можно купить кое что.
-- Да, если продать,-- добавилъ мистеръ Боффинъ, пряча ожерелье въ карманъ.
Альфредъ слѣдилъ за нимъ глазами и такимъ же жаднымъ взглядомъ проводилъ билеты, которые тоже исчезли въ жилетномъ карманѣ мистера Боффина. Потомъ онъ, не то съ раздраженіемъ, не то съ насмѣшкой, посмотрѣлъ на свою супругу. Она все чертила на столѣ, но пока она чертила, въ ней совершалась борьба, и эта борьба нашла себѣ выраженіе: кончикъ ея зонтика привелъ по скатерти нѣсколько глубокихъ послѣднихъ штриховъ, и изъ глазъ ея упало нѣсколько слезинокъ.
-- Чортъ бы побралъ эту женщину! Она и въ самомъ дѣлѣ расчувствовалась! -- вскрикнулъ Ламль.
Она отошла къ окну, ежась подъ его гнѣвнымъ взглядомъ, съ минуту постояла тамъ, глядя на улицу, и повернулась къ нему совершенно спокойная.
-- До сихъ поръ вы не имѣли причинъ жаловаться на мою сентиментальность, Альфредъ; не будете имѣть ихъ и въ будущемъ. Не обращайте на меня вниманія... Мы, вѣроятно, скоро уѣдемъ заграницу на заработанныя деньги?
-- Да, скоро уѣдемъ, вы это сами знаете. Вы знаете, что намъ надо уѣхать.
-- Я не возьму съ собой своей сентиментальности, будьте покойны. Впрочемъ меня, все равно, скоро отучили бы отъ нея. Но вся она цѣликомъ останется здѣсь... Да уже и осталась... Вы готовы, Альфредъ?
-- Какого же черта я ждалъ, Софронія, какъ не васъ?
-- Ну такъ идемъ. Я очень жалѣю, что изъ-за меня задержалось наше великолѣпное отбытіе изъ этого дома.
Она вышла, и онъ послѣдовалъ за ней. Мистеръ и мистрисъ Боффинъ были настолько любопытны, что, тихонько приподнявъ штору, смотрѣли, какъ они пошли по длинной улицѣ, удаляясь отъ дома. Они шли подъ руку дружной, солидной четой, но повидимому не разговаривали другъ съ другомъ. Было бы, можетъ быть, слишкомъ смѣло предположить, что подъ этимъ солиднымъ семейственнымъ видомъ скрывается нѣчто въ родѣ стыда двухъ мошенниковъ, скованныхъ вмѣстѣ невидимыми кандалами; но ничуть не слишкомъ смѣло утверждать, что они до смерти надоѣли другъ другу, что они были противны сами себѣ и что имъ опротивѣло все на свѣтѣ.
Завернувъ за уголъ, супруги Ламль все равно что выбыли изъ здѣшняго міра, по крайней мѣрѣ для Боффиновъ, ибо съ этой минуты ни мистеръ, ни мистрисъ Боффинъ никогда больше ихъ не встрѣчали.