Выйдя изъ омнибуса на углу Сентъ-Мэри-Акса и довѣрившись своимъ ногамъ и костылю въ предѣлахъ этой мѣстности, кукольная швея направилась къ конторѣ Побсей и Компанія. Все было здѣсь свѣтло и тихо снаружи, темно и тихо внутри. Притаившись въ сѣняхъ за стекляной дверью, миссъ Ренъ могла видѣть старика еврея съ этого наблюдательнаго поста: онъ сидѣлъ въ очкахъ за конторкой и что-то писалъ.
-- А, господинъ волкъ дома, какъ я, вижу!-- крикнула дѣвочка, просунувъ голову въ дверь.
Старикъ снялъ очки и тихонько положилъ ихъ возлѣ себя.
-- А, Дженни, это вы! Я думалъ, вы меня и знать не хотите.
-- Я и не хотѣла больше знать вѣроломнаго лѣсного волка,-- отвѣчала она; -- но, крестная, сдается мнѣ, что вы вернулись изъ лѣсу. Я еще несовсѣмъ въ этомъ увѣрена, потому что вы, должно быть, оборотень: вы иногда превращаетесь въ волка. Я хочу вамъ задать два-три вопроса, чтобы ужъ знать навѣрно, кто вы -- моя крестная или волкъ. Можно?
-- Можно, Дженни, можно.
Но, говоря это, Райя взглянулъ на дверь, какъ будто боялся, что въ ней можетъ неожиданно показаться его хозяинъ.
-- Если вы лисицы боитесь, то можете успокоиться,-- сказала миссъ Дженни,-- вы не увидите ее сейчасъ: она теперь долго не выглянетъ на свѣтъ Божій.
-- Я васъ не понимаю, дитя мое. Что вы хотите сказать?
-- Я хочу сказать, крестная,-- проговорила миссъ Дженни, подсаживаясь къ нему,-- что лисицѣ задали хорошую встрепку, и если у нея не ноетъ и не болитъ и шкура и каждая косточка, то значитъ у лисицъ онѣ никогда не болятъ.
И миссъ Дженни разсказала о томъ, что произошло въ Альбани, благоразумно умолчавъ про перецъ.
-- А теперь, крестная, продолжала она,-- мнѣ хочется спросить васъ, главное, о томъ, что случилось у васъ съ того для, какъ я оставила здѣсь волка. Потому, видите ли, мелькаетъ у меня одна мысль,-- такъ, маленькая мыслишка, не больше орѣха: она катается въ моей глупой головѣ и не даетъ мнѣ покою. Во-первыхъ и прежде всего, скажите: Побсей и Компанія -- это вы? Или вы только Побсей? Или только Компанія? Отвѣчайте по чести и совѣсти.
Старикъ покачалъ головой.
-- Ни то, ни другое, ни третье.
-- Во-вторыхъ: не Фледжби ли -- Побсей и Компанія?
Старикъ отвѣчалъ неохотнымъ кивкомъ.
-- Моя мыслишка растетъ: она уже почти съ апельсинъ!-- воскликнула миссъ Ренъ.-- Но, прежде чѣмъ она еще вырастетъ, я такъ счастлива, что могу вамъ сказать: "О крестная! слава Богу, что вы воротились!"
И, обхвативъ руками шею старика, дѣвочка горячо поцѣловала его.
-- Смиренно прошу у васъ прощенья, крестная. Мнѣ слѣдовало больше вѣрить вамъ. Но что могла я думать, когда вы молчали и не оправдывались, скажите сами? Говорю это не въ оправданіе себѣ, но въ самомъ дѣлѣ,-- что могла я думать, когда вы молчали на все, что онъ говорилъ?-- это имѣло нехорошій видъ, развѣ не правда?
-- Это имѣло настолько нехорошій видъ, Дженни, что я вамъ прямо скажу, что я тогда чувствовалъ,-- серьезно отвѣчалъ старикъ.-- Я ненавидѣлъ себя въ эти минуты. Я былъ ненавистенъ себѣ за то, что былъ ненавистенъ должнику и вамъ. Скажу вамъ даже больше,-- и то, что я скажу, гораздо хуже, потому что касается не меня одного, а захватываетъ гораздо болѣе широкую область: сидя вечеромъ того дня одинъ въ своемъ саду на крышѣ, я говорилъ себѣ, что я позорю и вѣру свою древнюю, и племя. Я говорилъ себѣ -- въ первый разъ ясно говорилъ себѣ, что добровольно сгибая мою шею подъ ярмо, я сгибаю подъ ярмо и шею всѣхъ моихъ соплеменниковъ помимо ихъ воли. Ибо къ евреямъ въ христіанскихъ странахъ относятся вѣдь не такъ, какъ къ другимъ. Люди говорятъ: "Это дурной грекъ, но есть и хорошіе греки. Это дурной турокъ, но есть и хорошіе турки". Не то съ евреями. Нетрудно найти дурныхъ между нами -- у какого народа не найдется дурныхъ?-- но худшихъ изъ насъ берутъ за образецъ и говорятъ: "Вотъ каковы евреи". Если бы, дѣлая то, что я дѣлалъ въ этомъ мѣстѣ, отчасти изъ благодарности за прошлое, отчасти изъ нужды въ деньгахъ, я былъ христіанинъ, я могъ бы дѣлать это, не унижая никого кромѣ себя. Но, дѣлая это, какъ еврей, я унижаю евреевъ всѣхъ состояній и всѣхъ странъ. Это жестоко и несправедливо, но это такъ. Желалъ бы я, чтобы всѣ мы, евреи, помнили это. Я, впрочемъ, не въ правѣ такъ говорить, потому что самъ такъ поздно спохватился.
Маленькая швея сидѣла, держа его за руку и задумчиво глядя ему въ лицо.
-- Такъ разсуждалъ я, говорю, сидя тогда въ своемъ саду на крышѣ. Вновь и вновь представляя себѣ тяжелую сцену того дня, я видѣлъ передъ собой того бѣднаго джентльмена, такъ легко повѣрившаго этой сказкѣ только потому, что я еврей. Я понялъ, что и вы, дитя мое, повѣрили ей потому, что я еврей, и что сочинителю сказки она пришла въ голову потому же. Вотъ что я думалъ, мысленно видя васъ троихъ передъ собой и видя всю эту сцену ясно, какъ въ театрѣ. И тутъ я понялъ, что обязанъ бросить свое ремесло... Но я обѣщалъ вамъ, моя дорогая, отвѣчать на ваши вопросы,-- прибавилъ онъ, перебивая себя,-- а самъ не даю вамъ спрашивать.
-- Напротивъ, крестная: моя мысль выросла съ тыкву, а вы вѣдь знаете, какая тыква бываетъ... Итакъ, вы уже объявили ему, что уходите? Такъ что ли?-- спросила миссъ Дженни, пытливо глядя на него.
-- Я написалъ своему хозяину. Да, я объявилъ ему.
-- Что же отвѣтилъ вамъ этотъ слѣпышъ, этотъ кривляка-визгунъ?-- спросила миссъ Ренъ, съ невыразимымъ наслажденіемъ вспоминая про перецъ.
-- Онъ потребовалъ, чтобъ я отслужилъ еще нѣсколько мѣсяцевъ, то есть законный срокъ со дня предувѣдомленія. Срокъ истекаетъ завтра. По истеченіи его, но не прежде, я хотѣлъ оправдаться передъ моею Сандрильоной.
-- Ой, моя мысль до того разростается, что уже не помѣщается въ головѣ!-- вскрикнула миссъ Ренъ, хватаясь за виски.-- Слушайте, крестная, я выложу вамъ все. Слѣпышъ -- или визгунъ, это одно и то же -- страшно злится на васъ за то, что вы уходите. Слѣпышъ спитъ и видитъ, чѣмъ бы вамъ отплатить. Слѣпышъ думаетъ о Лиззи. Слѣпышъ говоритъ себѣ: "Я развѣдаю, куда онъ дѣвалъ эту дѣвушку, и выдамъ его тайну, потому что она ему дорога". Можетъ быть думаетъ даже: "Отчего бы мнѣ не приволокнуться за ней?" Но въ этомъ я не присягну, а за остальное ручаюсь. И вотъ, Слѣпышъ приходить ко мнѣ, а потомъ я иду къ Слѣпышу. Вотъ какъ оно было. И теперь, когда все вышло наружу, я очень жалѣю,-- прибавила дѣвочка, энергично выпрямившись и потрясая у себя передъ глазами своимъ кулачкомъ,-- очень жалѣю, что я не подсыпала ему кайенскаго перцу.
Такъ какъ это сѣтованіе было только отчасти понятно мистеру Райѣ, то, обходя его, онъ заговорилъ о Фледжби и выразилъ сомнѣніе насчетъ того, не слѣдуетъ ли ему пойти помочь этой избитой собакѣ.
-- Крестная, крестная!-- воскликнула гнѣвно миссъ Ренъ.-- Я, право, теряю съ вами терпѣніе! Можно подумать, что вы вѣрите въ милосердаго самарянина. Ну, можно ли быть такимъ непослѣдовательнымъ?
-- Дженни, другъ мой, обычаи нашего народа требуютъ, чтобы мы помогали другимъ...-- началъ было мягко старикъ.
-- А ну васъ съ вашимъ народомъ!-- перебила его миссъ Ренъ, тряхнувъ головой.-- Если вашъ народъ не можетъ придумать ничего лучшаго, какъ помогать Слѣпышу, такъ очень жаль, что онъ выбрался изъ Египта. А главное -- тотъ все равно не приметъ вашей помощи. Ему стыдно. Онъ хочетъ, чтобы все оставалось шито-крыто и чтобы вы ничего не узнали.
Они еще спорили на эту тему, когда въ сѣняхъ мелькнула какая-то тѣнь, стекляная дверь отворилась, и вошелъ человѣкъ съ письмомъ, на которомъ стояло просто и мило: "Райѣ". Посланный сказалъ, что ждутъ отвѣта.
Письмо, нацарапанное карандашомъ косо и криво, съ загибавшимися строчками, гласило:
"Старый хрычъ, Райя!
"Ваши счета провѣрены, и вы можете убираться. Заприте контору и уходите сейчасъ же, а ключъ пришлите мнѣ съ подателемъ сего. Убирайтесь же! Неблагодарный вы, жидовскій песъ! Вонъ!
Ф.".
Глядя на искаженный почеркъ этого посланія, маленькая швея съ наслажденіемъ представляла себѣ, какъ вскрикивалъ отъ боли Слѣпышъ, когда писалъ его. Она смѣялась и издѣвалась надъ нимъ въ укромномъ уголкѣ (къ немалому изумленію посланнаго), пока старикъ укладывалъ свои пожитки въ черный мѣшокъ. Когда все было уложено, ставни верхнихъ оконъ заперты и въ конторѣ спущена штора, всѣ трое вышли на крыльцо. Тутъ миссъ Дженни подержала мѣшокъ, а старикъ заперъ дверь и передалъ ключъ посланному, который тотчасъ же и ушелъ.
-- Ну, крестная,-- проговорила миссъ Ренъ, когда они остались вдвоемъ на крыльцѣ и стояли, глядя другъ на друга: -- теперь вы выброшены на улицу.
-- Похоже на то, Дженни. И довольно внезапно притомъ.
-- Куда же вы пойдете счастья искать?-- спросила миссъ Дженни.
Старикъ улыбнулся, но посмотрѣлъ кругомъ такими глазами, какъ будто потерялъ дорогу въ жизни, и это не ускользнуло отъ маленькой швеи.
-- Поистинѣ, Дженни, вопросъ вашъ въ самую точку, но спрашивать тутъ легче, чѣмъ отвѣчать,-- сказалъ онъ.-- Но такъ какъ я знаю по опыту доброту тѣхъ людей, которые пріютили и устроили Лиззи, то я думаю на первый случай отправиться къ нимъ.
-- Пѣшкомъ?-- спросила миссъ Ренъ, дернувъ подбородкомъ.
-- А что же? У меня на это посохъ есть,-- сказалъ старикъ.
Но потому-то именно, что онъ ходилъ съ посохомъ и видъ у него былъ такой дряхлый, она усомнилась, чтобъ онъ былъ въ состояніи совершить это путешествіе.
-- Во всякомъ случаѣ, крестная, лучшее, что вы можете сдѣлать пока, это идти прямо ко мнѣ,-- сказала она.-- Тамъ никого нѣтъ, кромѣ моего злого ребенка, а квартира Лиззи пустая стоитъ.
Видя, что никакого неудобства не произойдетъ ни для кого, если онъ согласится, старикъ принялъ ея предложеніе, и странная парочка зашагала по улицамъ къ квартирѣ миссъ Дженни.
Тѣмъ временемъ скверный старый мальчишка, которому его мамаша строго наказала никуда не отлучаться безъ нея, само собою разумѣется, отлучился и, находясь въ послѣдней стадіи умственнаго разслабленія, отлучился съ двумя цѣлями: во-первыхъ, съ тѣмъ, чтобы воспользоваться своимъ неотъемлемымъ (по его убѣжденію) правомъ получать безплатно ромъ въ предѣлахъ трехъ пенсовъ отъ всѣхъ существующихъ патентованныхъ торговцевъ спиртными напитками, и во-вторыхъ -- съ тѣмъ, чтобы разбудить угрызенія совѣсти въ сердцѣ мистера Юджина Рейборна и посмотрѣть, нельзя ли будетъ что-нибудь изъ этого извлечь. Неукоснительно, хотя и спотыкающимися ногами, преслѣдуя эти двѣ цѣли (обѣ онѣ означали ромъ -- единственное, что онъ понималъ и могъ себѣ представить), это жалкое существо потащилось до Ковентъ-Гарденскаго рынка и тамъ расположилось бивуакомъ, подъ воротами, чтобы лучше выдержать подъ прикрытіемъ атаку "трясучки" и затѣмъ атаку "чортиковъ", долженствовавшею послѣдовать за ней.
Ковентъ-Гарденскій рынокъ приходился совершенно не на линіи его пути, но въ немъ была для него та же притягательная сила, что и для всѣхъ пропойцъ, пьющихъ въ одиночку, то есть самыхъ худшихъ изъ представителей этой породы. Притягиваетъ ли ихъ туда ночная суетня, или можетъ быть джинъ и пиво, которые льются тамъ грязнымъ потокомъ между торговцами и возчиками, или растительные отбросы, такъ близко подходящіе по цвѣту къ ихъ собственнымъ лохмотьямъ,-- Богъ знаетъ. Но въ чемъ бы ни заключалась эта притягательная сила, нигдѣ вы не увидите такого множества пьянчужекъ, какъ тамъ, особенно пьянчужекъ-женщинъ. Тамъ вы наткнетесь среди бѣлаго дня на такіе экземпляры полусонныхъ пьяныхъ женщинъ, какихъ вы тщетно стали бы искать по всѣмъ улицамъ Лондона. Нигдѣ въ другомъ мѣстѣ не рискуютъ выползать на свѣтъ дневной такія заношенныя, полинялыя платья цвѣта загнившихъ капустныхъ листьевъ и кочерыжекъ, такія лица, больше похожія на заплѣсневѣвшіе апельсины, такая труха человѣческая, раздавленная и гнилая.
Итакъ, мистера Куклина потянуло на рынокъ, и, забившись тамъ подъ ворота, онъ стоически выдержалъ два приступа трясучки и два приступа чортиковъ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ за нѣсколько часовъ передъ тѣмъ спала какая-то женщина пьянымъ сномъ.
Въ этихъ мѣстахъ всегда вьется рой юныхъ дикарей, выползающихъ изъ разныхъ щелокъ съ обломками отъ ящиковъ изъ-подъ апельсиновъ или съ пучками загнившей соломы (одному только Богу извѣстно, куда стаскиваетъ эта бездомная ватага всю эту дрянь), съ тупымъ и мягкимъ стукомъ шлепающихъ по мостовой босыми ногами, когда за ними гонится полисменъ, и по этой именно причинѣ, можетъ быть, неслышныхъ властямъ предержащимъ, тогда какъ въ сапогахъ они подымали бы оглушительный грохотъ. Потѣшаясь трясучкой и чортиками мистера Куклина, какъ даровымъ представленіемъ, вышереченные юные дикари толпились вокругъ него подъ воротами, наскакивали на него и швыряли въ него, чѣмъ попало. Поэтому, когда онъ вылѣзъ изъ своего убѣжища и отвязался, наконецъ, отъ этой свиты, онъ оказался даже въ худшемъ видѣ, чѣмъ обыкновенно. Еще не въ самомъ худшемъ, однако, потому что когда, послѣ этого, онъ завернулъ въ кабакъ, получилъ тамъ въ суматохѣ на три пенса рому и попробовалъ улизнуть, не заплативъ, его схватили за шиворотъ, обыскали и, не найдя при немъ ни гроша, облили изъ ведра помоями для острастки на будущее время. Этотъ холодный душъ вызвалъ новый приступъ трясучки, послѣ чего мистеръ Куклинъ, чувствуя себя какъ разъ въ ударѣ сдѣлать визитъ своему другу адвокату, отправился въ Темпль.
На квартирѣ Ляйтвуда не было никого кромѣ юнаго Блэйта. Чувствуя нѣкоторую несообразность въ возможности касательства такого кліента къ дѣламъ, которыя могли когда-нибудь навернуться, этотъ скромный юноша долго и съ самыми благими намѣреніями урезонивалъ мистера Куклина и даже предложилъ ему шиллингъ на извозчика, чтобы отправиться домой. Мистеръ Куклинъ принялъ шиллингъ и сейчасъ же издержалъ его на три рюмочки по три пенса, въ результатѣ чего имъ овладѣло бурное раскаяніе и твердая увѣренность въ существованіи заговора противъ его жизни. Съ такимъ бременемъ на душѣ онъ отправился назадъ въ квартиру Ляйтвуда, но былъ во время замѣченъ изъ окна зоркимъ Блэйтомъ, который моментально заперъ наружную дверь, предоставивъ несчастному пьянчужкѣ изливать свою ярость на панели.
Чѣмъ больше воевалъ мистеръ Куклинъ съ неподававшейся дверью, тѣмъ опаснѣе и грознѣе становился кровавый заговоръ противъ него. Когда явились полисмены, онъ узналъ въ нихъ заговорщиковъ и сталъ биться судорожно, бѣшено, съ пѣной у рта, выкатывая глаза и хрипя. Пришлось послать за носилками, какія часто пускаются въ ходъ заговорщиками для пьянчужекъ, и, на-глухо привязанный къ нимъ, онъ превратился въ безвредный тюкъ тряпья съ пропавшимъ голосомъ, исчезнувшимъ сознаніемъ и быстро исчезавшею жизнью. Какъ разъ въ ту минуту, когда четыре человѣка выносили носилки изъ воротъ Темпля, на улицѣ показались бѣдная маленькая швея и ея другъ, старый еврей.
-- Посмотримъ, что тамъ такое,-- сказала миссъ Дженни.-- Скорѣе, крестная! Посмотримъ, что тамъ.
Проворный маленькій костыль заработалъ изо всѣхъ силъ.
-- Ахъ, господа, это мой!
-- Вашъ?-- спросилъ старшій полисменъ, останавливая носилки.
-- Да, да, сударь, это мой ребенокъ. Онъ ушелъ безъ спросу. Мой бѣдный, бѣдный, непослушный мальчикъ. Онъ не узнаетъ меня, не узнаетъ! Ахъ, что мнѣ дѣлать!-- заплакала бѣдная дѣвочка, въ отчаяніи всплеснувъ руками.-- Что я буду дѣлать, когда мой собственный ребенокъ не узнаетъ меня!
Старшій полисменъ взглянулъ на старика, спрашивая объясненія. И въ тотъ моментъ, когда Дженни наклонилась надъ распростертой фигурой, тщетно пытаясь добиться отъ несчастнаго какого-нибудь знака, который показалъ бы ей, что онъ ее узналъ, старый еврей шепнулъ: "этотъ пьяница -- ея отецъ."
Носилки опустили на землю. Тогда Райя отвелъ въ сторону старшаго полисмена и сказалъ ему, что человѣкъ этотъ, кажется, умираетъ.
-- Нѣтъ, что вы!-- отвѣчалъ полисменъ. Но, вглядѣвшись внимательнѣе, онъ повѣрилъ и скомандовалъ носильщикамъ: -- Несите въ ближайшую аптеку.
Его внесли въ аптеку, и окно ея изнутри превратилось въ рядъ уродливыхъ лицъ, выглядывавшихъ изъ шаровидныхъ красныхъ, зеленыхъ, синихъ и друтихъ цвѣтовъ бутылей. Освѣщенный этимъ неестественнымъ свѣтомъ, въ которомъ онъ совершенно не нуждался, такой свирѣпый еще за нѣсколько минуть передъ тѣмъ, теперь этотъ звѣрь лежалъ спокойно, съ странной, таинственной надписью на лицѣ, отраженной отъ одной изъ бутылей, какъ будто смерть отмѣтила его словомъ: "Мой".
Медицинскій осмотръ оказался точнѣе и шелъ прямѣе къ цѣли, чѣмъ это иногда бываетъ въ судебныхъ мѣстахъ:
-- Покройте его чѣмъ-нибудь: все кончено.
Полиція отдала соотвѣтствующее распоряженіе.
Его покрыли и понесли по улицамъ, и толпа разошлась. Маленькая швея провожала его, спрятавъ лицо въ складкахъ хламиды старика еврея и держась за нее одной рукой, а другою опираясь на костыль. Его принесли домой, и такъ какъ лѣстница въ спальню была очень узка, то опустили на полъ въ первой комнатѣ, отставивъ къ сторонѣ маленькій рабочій столикъ, чтобы очистить мѣсто. И тутъ-то, среди куколъ, таращившихъ свои глаза безъ мысли, лежалъ мистеръ Куклинъ -- безъ мысли въ своихъ.
Много вѣтреницъ-куколъ пришлось разодѣть въ щегольскіе наряды, чтобы собрать деньги на саванъ мистеру Куклину. Сидя возлѣ дѣвочки и помогая ей, чѣмъ могъ, въ ея работѣ, старикъ Райя затруднялся рѣшить, вполнѣ ли она сознавала, что умершій былъ ея отецъ.
-- Если бы моего бѣднаго мальчика лучше воспитывали, онъ бы не вышелъ такимъ,-- говорила она.-- Себя я не упрекаю; надѣюсь, мнѣ не за что себя упрекать.
-- Совершенно не за что, Дженни, искренно вамъ говорю.
-- Спасибо, крестная. Мнѣ легче, когда вы такъ говорите. Такъ трудно, видите ли, воспитать ребенка, какъ слѣдуетъ, когда, работаешь, работаешь весь день напролетъ. Когда онъ лишился мѣста, я не могла держать его безотлучно при себѣ. Онъ начиналъ такъ нервничать и становился такъ несносенъ, что поневолѣ приходилось выпускать его на улицу. А на улицѣ онъ велъ себя очень скверно. Онъ всегда велъ себя скверно, какъ только былъ не на глазахъ. Это вѣдь часто случается съ дѣтьми.
"Слишкомъ часто съ такими дѣтьми" -- подумалъ старикъ.
-- Какъ знать, что вышло бы и изъ меня самой, если бъ у меня спина не болѣла и ноги не хромали, когда я была молода,-- продолжала дѣвочка.-- Мнѣ оставалось только работать, и я работала. Играть я не могла. А мой бѣдный, несчастный ребенокъ могъ играть, и это погубило его.
-- Да и не его одного, Дженни.
-- Какъ сказать? Не знаю, крестная. Онъ жестоко страдалъ -- мой несчастный мальчикъ. Ему бывало иногда очень, оченъ тяжело. А сколько доставалось отъ меня!-- прибавила она, качая головой и роняя слезы на свою работу.-- Не думаю, чтобы мнѣ было много хуже жить изъ-за него. А если бы и такъ,-- забудемъ это.
-- Вы добрая дѣвушка; вы терпѣливая дѣвушка.
-- Ну, ужъ чего-чего, а терпѣнія-то у меня не много,-- сказала она, пожимая плечами.-- Если бъ я была терпѣлива, я никогда бы не бранила его. Но я вѣдь бранила его для его же пользы. И потомъ, я всегда такъ сильно чувствовала свою отвѣтственность за него. Я пробовала убѣждать, урезонивать: это не помогало. Пробовала дѣйствовать лаской,-- тоже не помогало. Пробовала бранить,-- не помогала и брань. Вѣдь я обязана была все перепробовать, имѣя на рукахъ такого питомца. Развѣ я исполнила бы свой долгъ передъ моимъ бѣднымъ погибшимъ ребенкомъ, если бъ не перепробовала съ нимъ всего?
Въ такихъ разговорахъ и въ безостановочной работѣ коротало трудолюбивое маленькое существо дни и вечера, пока не снарядило въ путь достаточное количество куколъ-щеголихъ, которыя взамѣнъ себя прислали въ бѣдную кухонку, куда перенесли теперь рабочій столикъ Дженни, траурныя ткани и другія траурныя принадлежности, какихъ требовали обстоятельства.
-- Ну вотъ, теперь, обрядивъ моихъ румяныхъ пріятельницъ, я примусь за себя,-- сказала миссъ Дженни.
-- Есть одна невыгода шить на себя,-- говорила она потомъ, стоя на стулѣ передъ зеркаломъ, чтобы лучше видѣть результатъ своей работы: -- это то, что трудно судить, насколько хорошо сидитъ платье; зато выгода та, что не нужно ходить на примѣрку. Фу-ты, ну, ты! Очень недурно! Если бы онъ могъ видѣть меня въ этомъ платьѣ, онъ, я надѣюсь, не раскаялся бы въ своемъ выборѣ.
Она сама сдѣлала всѣ скромныя распоряженія относительно похоронъ.
-- Я поѣду одна, крестная, въ моей всегдашней каретѣ, а вы ужъ будьте такъ добры, покараульте домъ безъ меня,-- говорила она Райѣ.-- Это не далеко отсюда. А когда я вернусь, мы напьемся чайку и потолкуемъ о дальнѣйшемъ. Я могу дать моему бѣдному мальчику только самый простой домикъ на вѣчное житье; но онъ приметъ мое желаніе, если узнаетъ объ этомъ, а если не узнаетъ (тутъ она всхлипнула и утерла слезы), тогда... тогда ему будетъ все равно. Въ молитвенникѣ говорится, что мы ничего не принесли съ собой въ этотъ міръ и ничего не возьмемъ съ собой, уходя изъ него. Это вѣрно. И я даже рада, что не могу взять на прокатъ у подрядчика всѣ эти глупыя похоронныя украшенія для моего бѣднаго ребенка: по крайней мѣрѣ не будетъ такого вида, точно я стараюсь вывезти ихъ контрабандой изъ здѣшняго міра вмѣстѣ съ нимъ, что было бы нелѣпо, такъ какъ мнѣ все-таки придется возвратить ихъ назадъ. А теперь назадъ будетъ нечего брать кромѣ меня самой, и это совершенно правильно, потому что, когда придетъ мой часъ, меня назадъ не принесутъ
Послѣ перваго уличнаго шествія несчастнаго пьянчужки на носилкахъ казалось, что его хоронятъ во второй разъ. Шесть дюжихъ и румяныхъ молодцовъ подняли его на плечи и, протискиваясь съ нимъ въ толпѣ прохожихъ, доставили его на кладбище, предшествуемые еще однимъ румянымъ молодцомъ, выступавшимъ такой осанистой походкой, точно онъ состоялъ церемоніймейстеромъ въ придворномъ вѣдомствѣ Смерти и, выступая во главѣ этой процессіи, дѣлалъ видъ, что не узнаетъ своихъ близкихъ знакомыхъ. Но фигурка единственной провожатой -- хромой дѣвочки въ траурномъ платьѣ,-- заставляла многихъ оборачиваться съ участливымъ взглядомъ.
Наконецъ, безпокойный покойникъ былъ упрятанъ въ землю такъ прочно, что можно было уже не опасаться, что его придется опять хоронить, и величественный церемоніймейстеръ величественно прослѣдовалъ обратно впереди осиротѣвшей маленькой швеи, какъ будто она была обязана честью не знать дороги домой. Отдавъ такимъ образомъ должную дань неумолимымъ фуріямъ -- условностямъ, онъ успокоился и оставилъ ее.
-- Мнѣ надо, крестная, немножко поплакать, прежде чѣмъ я опять развеселюсь,-- сказала дѣвочка, входя.-- Свое дитя, знаете, все-таки родное дитя.
Она плакала дольше, чѣмъ можно было ожидать. Но, въ концѣ концовъ, ея слезы изсякли. Она вышла изъ своего темнаго уголка, куда забилась-было, умыла лицо и заварила чай.
-- Вамъ ничего, крестная, если я сдѣлаю одну выкройку, пока мы сидимъ съ вами за чаемъ?-- спросила она своего друга -- стараго еврея.
-- Сандрильона, дорогая моя, когда же вы отдохнете?-- попробовалъ возразить ей старикъ.
-- Ну, какая же это работа -- вырѣзать выкройку!-- проговорила миссъ Дженни, уже кромсая бумагу своими проворными маленькими ножницами.-- Дѣло въ томъ, крестная, что мнѣ хочется сдѣлать выкройку, пока я еще помню фасонъ.
-- Вы, стало быть, сегодня видѣли его?-- спросилъ Райя.
-- Да, крестная. Вотъ сейчасъ только видѣла. Это ряса,-- знаете, то, что носятъ наши священники,-- пояснила миссъ Дженни во вниманіе къ тому, что онъ исповѣдывалъ другую вѣру.
-- Зачѣмъ же вамъ эта ряса, Дженни?
-- Какъ зачѣмъ? Надо вамъ сказать, что мы, профессора, живущіе своимъ вкусомъ и изобрѣтательностью, должны всегда глядѣть въ оба. А мнѣ теперь, какъ вамъ извѣстно, предстоитъ много сверхсмѣтныхъ расходовъ. Ну вотъ, пока я плакала тамъ надъ могилой моего бѣдного мальчика, мнѣ и пришло въ голову, что можно извлечь кое-что и изъ священника въ моемъ ремеслѣ.
-- Что же можно изъ него извлечь?-- спросилъ старикъ.
-- Не похоронную процессію, не бойтесь,-- отвѣчала миссъ Дженни, предупреждая кивкомъ его возраженія.-- Публика не любитъ грустныхъ вещей, я это знаю. Мнѣ рѣдко заказываютъ трауръ для моихъ маленькихъ друзей, то есть настоящій трауръ. А придворнымъ трауромъ щеголяютъ. Но кукла-священникъ, съ лоснящимися темными кудрями и баками, соединяющій двухъ моихъ юныхъ друзей узами брака,-- дѣло другое. (Тутъ миссъ Дженни выразительно подняла свой указательный пальчикъ.) Назовите меня дурой, если на-дняхъ не увидите эту тройку на выставкѣ игрушечнаго магазина въ Бодъ-Стритѣ.
Быстро перебирая своими искусными пальчиками, она нарядила одну изъ куколъ въ облаченіе изъ коричневой бумаги, прежде чѣмъ они отпили чай, и вертѣла ее передъ глазами стараго еврея въ назиданіе его еврейскому уму, когда послышался стукъ въ наружную дверь. Райя пошелъ отворить и тотчасъ же возвратился, вводя за собой съ своей важной и учтивой манерой, которая такъ шла къ нему, какого-то джентльмена.
Хозяйкѣ этотъ джентльменъ быль незнакомъ, но въ тотъ моментъ, когда его взглядъ обратился на нее, въ его манерѣ промелькнуло что-то, напоминавшее ей мистера Юджина Рейборна.
-- Извините,-- сказалъ онъ.-- Не вы ли шьете на куколъ?
-- Я, сэръ.
-- Вы другъ Лиззи Гексамъ?
-- Да, сэръ,-- отвѣчала миссъ Дженни, мгновенно принимая оборонительное положеніе.-- Да, я другъ Лиззи Рексамъ.
-- Вотъ отъ нея записка, въ которой она очень просить васъ исполнить просьбу мистера Мортимера Ляйтвуда, подателя. Мистеръ Райя знаетъ, что я Мортимеръ Ляйтвудъ, и подтвердитъ вамъ это.
Райя наклонилъ голову въ подтвержденіе.
-- Будьте любезны, прочтите записку.
-- Тутъ всего нѣсколько словъ,-- сказала Дженни съ удивленнымъ взглядомъ, когда прочла ее.
-- Не было времени много писать. Время дорого. Мой другъ Юджинъ Рейборнъ умираетъ.
Дѣвочка всплеснула руками и вскрикнула жалобнымъ голосомъ.
-- Умираетъ неподалеку отсюда,-- прибавилъ съ волненіемъ Ляйтвудъ.-- Онъ умираетъ отъ руки злодѣя, который напалъ на него въ темнотѣ и изувѣчилъ его. Я прямо отъ его постели. Онъ почти все время въ безпамятствѣ. Въ тѣ короткіе, тревожные промежуки, когда къ нему возвращается сознаніе, и то не вполнѣ, я могъ уловить изъ его безсвязнаго бормотанья, что онъ хочетъ, чтобы вы пріѣхали и посидѣли при немъ. Не полагаясь на мое собственное толкованіе того, что онъ говорилъ, я попросилъ Лиззи послушать. И оба мы пришли къ убѣжденію, что онъ требуетъ васъ.
Маленькая швея, сжимая руки, испуганно переводила глаза съ одного на другого изъ своихъ собесѣдниковъ.
-- Если вы промѣшкаете, онъ можетъ умереть, и его просьба, его послѣднее желаніе, ввѣренное мнѣ,-- мы много лѣтъ были больше, чѣмъ братья,-- останется неисполненнымъ... Я не въ силахъ говорить.
Черезъ нѣсколько секундъ черная шляпка и костыль были уже при исполненіи своихъ обязанностей, старику еврею поручили караулить домъ, и маленькая швея, сидя въ каретѣ рядомъ съ Мортимеромъ Ляйтвудомъ, выѣхала на почтовыхъ изъ города.