Внушительная мрачность, съ какою мистрисъ Вильферъ встрѣтила мужа, когда онъ вернулся со свадьбы, такъ чувствительно задѣла его херувимскую совѣсть и такъ замѣтно ослабила твердость его ногъ, что шаткое состояніе души и тѣла преступника могло бы возбудить подозрѣнія не только въ его героической супругѣ, но и въ миссъ Лавиніи и даже въ почтенномъ другѣ дома мистерѣ Джорджѣ Сампсонѣ, если бы всѣ ихъ помыслы не были заняты другимъ. Но такъ какъ вниманіе всѣхъ троихъ было всецѣло поглощено самымъ фактомъ возмутительнаго брака, то они уже не могли удѣлить его преступному заговорщику, на его счастье. Такимъ образомъ своимъ спасеніемъ онъ былъ обязанъ единственно этому счастливому обстоятельству, но ужъ никакъ не себѣ.
-- Р. Вильферъ, вы не спрашиваете о вашей дочери Беллѣ,-- обратилась къ ему мистрисъ Вильферъ изъ своего параднаго угла.
-- Ахъ, правда, я и забылъ,-- проговорилъ онъ съ явно притворнымъ спокойствіемъ невѣдѣнія.-- Какъ... то есть вѣрнѣе, гдѣ Белла?
-- Не здѣсь!-- провозгласила мистрисъ Вильферъ, скрещивая руки.
Херувимчикъ пролепеталъ слабымъ голосомъ что-то такое въ родѣ неудачнаго: "Въ самомъ дѣлѣ, мой другъ?"
-- Не здѣсь!-- повторила мистрисъ Вильферъ суровымъ, звучнымъ тономъ.-- Короче сказать, Р. Вильферъ, у васъ больше нѣтъ дочери Беллы.
-- Нѣтъ дочери Беллы, мой ангелъ?
-- Нѣтъ! Ваша дочь Белла!-- произнесла мистрисъ Вильферъ съ такимъ высокомѣрнымъ видомъ, точно она не принимала никакого участія въ появленіи на свѣтъ этой молодой леди, и съ такой укоризной, точно это былъ какой-то предметъ роскоши, которымъ мужъ ея обзавелся исключительно за свой счетъ и даже вопреки ея совѣту,-- ваша дочь Белла отдала себя нищему.
-- Милосердый Боже!
-- Лавинія, покажи твоему отцу письмо его дочери Беллы,-- сказала мистрисъ Вильферъ своимъ монотоннымъ голосомъ чтеца парламентскаго акта и взмахнула перчаткой.-- Вѣроятно, отецъ твой признаетъ его за документальное доказательство того, что я говорю. Я полагаю, отецъ твой знакомъ съ почеркомъ своей дочери Веллы. Впрочемъ, не знаю. Онъ, можетъ быть, скажетъ, что незнакомъ. Теперь я ничему не удивлюсь.
-- Отправлено изъ Гринвича и помѣчено сегодняшнимъ числомъ,-- объявила Лавинія, подавая отцу "документальное доказательство" и въ свою очередь накидываясь на него.-- Выражаетъ надежду, что мама не разсердится. Благополучно вышла замужъ за мистера Джона Роксмита. Никому не говорила заранѣе во избѣжаніе непріятныхъ домашнихъ разговоровъ. Проситъ сообщить милому папа, поцѣловать Лавви, и такъ далѣе . Хотѣла бы я знать, что бы вы сказали, если бы это сдѣлалъ кто-нибудь другой изъ незамужнихъ членовъ семьи!
Херувимчикъ прочелъ письмо и слабо вскрикнулъ:
-- Вотъ такъ сюрпризъ!
-- Дѣйствительно сюрпризъ, это вы правду сказали,-- отозвалась мистрисъ Вильферъ замогильнымъ голосомъ.
Получивъ такое поощреніе, херувимчикъ повторилъ свою фразу, но далеко не съ тѣмъ успѣхомъ, какого ожидалъ, ибо на этотъ разъ разгнѣванная матрона замѣтила ему съ крайней горечью:
-- Я уже слышала это отъ васъ.
-- Удивительно, конечно. Но мнѣ кажется, моя милая,-- робко заговорилъ, складывая письмо, херувимчикъ постѣ нѣсколькихъ секундъ удручающаго молчанія,-- мнѣ кажется, намъ надо примириться съ этимъ. Надѣюсь, ты позволишь мнѣ замѣтить, мой другъ, что мистеръ Джонъ Роксмитъ... то есть насколько я его знаю, разумѣется... строго говоря, не нищій.
-- Въ самомъ дѣлѣ?-- сказала мистрисъ Вильферъ съ зловѣщей учтивостью.-- Это новость. Я не знала, что мистеръ Джонъ Роксмитъ богатый помѣщикъ, и очень рада это слышать.
-- Я, кажется, не говорилъ этого, мой другъ,-- пролепеталъ херувимчикъ.
-- Благодарю васъ! Я, стало быть, лгу? Пусть такъ. Ужъ если моя дочь бросаетъ мнѣ въ лицо оскорбленія, чего же ждать мнѣ отъ мужа? Одно вытекаетъ изъ другого. Похоже даже на то, что тутъ не обошлось безъ соглашенія. Очень похоже на то,-- закончила мистрисъ Вильферъ съ гробовою веселостью и съ трепетной покорностью судьбѣ.
Но тутъ въ схватку вмѣшалась Неукротимая, волоча за собой упирающагося Джорджа Сампсона.
-- Мама!-- заговорила эта молодая леди.-- Я нахожу, что было бы гораздо лучше, если бъ вы не уклонялись отъ сути дѣла и не говорили о какихъ-то тамъ оскорбленіяхъ, которыя кому-то бросаютъ въ лицо, потому что это просто безсмыслица.
-- Какъ? -- воскликнула мистрисъ Вильферъ, сдвигая свои темныя брови.
-- Безсмыслица, и больше ничего. И Джорджъ Сампсонъ понимаетъ это такъ же хорошо, какъ и я,-- отрѣзала Лавви.
Мистрисъ Вильферъ, внезапно окаменѣвъ, устремила негодующій взоръ на несчастнаго Джорджа, который, въ своемъ колебаніи, кому онъ долженъ оказать поддержку -- невѣстѣ или мамашѣ невѣсты,-- не поддержалъ никого, даже себя.
-- А суть дѣла въ томъ,-- продолжала Лавви,-- что Белла дурно поступила со мной, совсѣмъ не по-сестрински. Она можетъ серьезно скомпрометировать меня и Джорджа, и семью Джорджа тѣмъ, что убѣжала и обвѣнчалась такимъ неприличнымъ образомъ. Кто былъ у нея дружкой, хотѣла бы я знать? Какая-нибудь сторожиха? А между тѣмъ стоило ей довѣриться мнѣ и сказать: "Лавви, если ты считаешь совмѣстимымъ съ твоимъ достоинствомъ невѣсты Джорджа присутствовать на моей свадьбѣ, то я прошу тебя -- будь моей дружкой и скрой это отъ пап а и отъ мам а ",-- и я, конечно, сдѣлала бы это.
-- И ты, конечно, сдѣлала бы это?!-- воскликнула мистрисъ Вильферъ.-- Неблагодарная! Змѣя!
-- Сударыня! Позвольте! Нехорошо такъ говорить, клянусь честью!-- вступился мистеръ Сампсонъ, серьезно качая головой.-- При всемъ моемъ уваженіи къ вамъ, я долженъ вамъ сказать: не говорите такъ! Право, не хорошо. Когда человѣкъ съ чувствами джентльмена становится женихомъ молодой леди и когда дѣло при этомъ доходитъ до змѣи (хотя бы со стороны одного изъ членовъ семейства), то знаете, это... это... Сошлюсь на ваши собственныя добрыя чувства, мэмъ!-- закончилъ онъ довольно неуклюже.
Признательный взглядъ, которымъ подарила молодого джентльмена мистрисъ Вильферъ за его любезное вмѣшательство, былъ такого свойства, что миссъ Лавинія залилась слезами и обхватила его руками за шею, желая защитить.
-- Моя противоестественная мать хочетъ уничтожить Джорджа!-- вскрикнула она.-- Но я не дамъ уничтожить моего Джорджа! Прежде умру!
Мистеръ Сампсонъ барахтался въ объятіяхъ своей милой, все еще силясь укоризненно качать головой по адресу ея мама и бормоча:
-- Нѣтъ, знаете, мэмъ, такія слова, какъ "змѣя", не дѣлаютъ вамъ чести, при всемъ моемъ уваженіи къ вамъ.
-- Я не дамъ уничтожить тебя, Джорджъ!-- кричала миссъ Лавинія.-- Пусть мама прежде меня уничтожитъ и успокоится на этомъ. А-а-а!.. Для того ли я вырвала Джорджа изъ его счастливой семьи, чтобы подвергать его такимъ ужасамъ? Джорджъ, дорогой мой, ты свободенъ! Предоставь меня, мой милый, моей мама и судьбѣ. Передай мой любящій привѣтъ твоей тетушкѣ и упроси ее не проклинать змѣю, которая переползла твою дорогу и отравила тебѣ жизнь. А-а-а!..
Молодая дѣвица только что достигла совершеннолѣтія и потому была еще неопытна по части истерическихъ припадковъ, но тутъ она упала въ обморокъ чрезвычайно удачно, если принять во вниманіе, что это былъ ея первый дебютъ. Мистеръ Сампсонъ наклонился надъ ея безчувственнымъ тѣломъ. Смятеніе его было такъ велико, что онъ обратился къ мистрисъ Вильферъ съ совершенно несообразной фразой:
-- О демонъ! Смотрите, что вы надѣлали, при всемъ моемъ уваженіи къ вамъ!
Херувимчикъ безпомощно потиралъ себѣ подбородокъ, глядя на эту сцену, но, говоря вообще, былъ скорѣе радъ такой диверсіи, ибо, въ силу всепоглощающихъ свойствъ всякой истерики, она могла, пожалуй, поглотить и поднятый вопросъ.
Такъ оно и случилось. Придя мало-по-малу въ себя, Неукротимая спросила съ дикимъ порывомъ: "Джорджъ, мой безцѣнный, ты цѣлъ?" и потомъ: "Джорджъ, моя радость, что случилось? Гдѣ мама?" Тогда мистеръ Сампсонъ, съ подобающими случаю словами ободренія, приподнялъ ея распростертое тѣло и передалъ его съ рукъ на руки ея мама, точно молодая леди была чѣмъ-то въ родѣ прохладительнаго. Мистрисъ Вильферъ съ достоинствомъ отвѣдала прохладительнаго, поцѣловавъ ее въ лобъ (такъ, какъ будто проглотила устрицу), послѣ чего миссъ Лавви, шатаясь, возвратилась подъ защиту мистера Сампсона, сказавъ ему: "Милый мой, я, кажется, вела себя немножко сумасбродно. Я все еще слаба, у меня кружится голова, не выпускай моей руки, Джорджъ!" И потомъ она еще нѣсколько разъ пугала его до полусмерти, испуская въ самые неожиданные моменты какіе-то странные звуки -- что-то среднее между рыданьемъ и шипѣньемъ только что откупоренной бутылки съ содовой водой.
Замѣчательнымъ послѣдствіемъ припадка миссъ Лавиніи было необъяснимое моральное воздѣйствіе возвышающаго душу свойства, которое онъ оказалъ по возстановленіи мира какъ на самое миссъ Лавинію, такъ и на мистрисъ Вильферъ, и даже на мистера Джорджа Сампсона. Одинъ только Р. Вильферъ былъ совершенно изъять изъ этого числа, какъ посторонній и несочувствующій зритель. Миссъ Лавинія приняла скромный видъ, какъ и подобаетъ молодой отличившейся леди; мистрисъ Вильферъ -- лучезарный видъ всепрощенія и покорности судьбѣ; мистеръ Сампсонъ -- видъ человѣка, подвергшагося исправленію и очистившагося. Такимъ духомъ были проникнуты ихъ чувства, когда они вернулись къ затронутой темѣ.
-- Милый Джорджъ,-- заговорила Лавви съ меланхолической улыбкой,-- послѣ того, что произошло, мама, я увѣрена, скажетъ папа, чтобы онъ сказалъ Беллѣ, что мы будемъ рады видѣть ее и ея мужа.
Мистеръ Сампсонъ сказалъ, что онъ тоже въ этомъ увѣренъ, пробормотавъ въ дополненіе что-то такое насчетъ того, что онъ глубоко уважаетъ мистрисъ Вильферъ, что онъ обязанъ ее уважать и всегда будетъ уважать.-- А послѣ того, что произошло,-- тѣмъ болѣе,-- закончилъ онъ.
-- Я далека отъ того,-- возгласила изъ своего угла глубокимъ, груднымъ голосомъ мистрисъ Вильферъ,-- я далека отъ того, чтобы перечить чувствамъ моей дочери и юноши (мистеру Сампсону видимо не понравилось это слово)... составляющаго предметъ ея дѣвическаго предпочтенія. Я не могу не чувствовать -- нѣтъ, не могу не знать,-- что меня обманули. Я не могу не чувствовать -- не могу не знать,-- что меня устранили и обошли. Я не могу не чувствовать -- не могу не знать,-- что разъ ужъ я сумѣла настолько подавить свое отвращеніе къ мистеру и мистрисъ Боффинъ, что принимала ихъ подъ своей кровлей и согласилась, чтобы дочь ваша Белла (тутъ она повернулась къ мужу)... жила подъ ихъ кровлей, то было бы лучше съ мірской точки зрѣнія, если бы дочь ваша Белла (второе обращеніе къ мужу)... извлекла пользу изъ этого низкаго и непріятнаго знакомства. Я не могу не чувствовать -- не могу не знать,-- что, сочетавшись бракомъ съ мистеромъ Роксмитомъ, она сочеталась, вопреки близорукой софистикѣ, все-таки съ нищимъ. Наконецъ не могу я не знать,-- и я это твердо знаю,-- что дочь ваша Белла (третье обращеніе къ мужу)... ужъ во всякомъ случаѣ не возвысила своей семьи, сдѣлавшись женой нищаго. Но я подавлю мои чувства и ничего объ этомъ не скажу.
Мистеръ Сампсонъ сказалъ (довольно невнятно), что ничего другого нельзя было и ожидать отъ женщины, которая всегда была въ семьѣ своей примѣромъ и никогда -- позоромъ. "А тѣмъ болѣе послѣ того, что произошло", прибавилъ онъ уже совсѣмъ туманно. Затѣмъ онъ "бралъ на себя смѣлость" замѣтить, что все, гіо справедливости относящееся къ матери, по справедливости относится и къ младшей изъ ея дочерей, и что онъ никогда не забудетъ тѣхъ умилительныхъ чувствъ, какія обѣ онѣ пробудили въ немъ своимъ поведеніемъ. Въ заключеніе онъ выразилъ надежду, что нѣтъ на свѣтѣ человѣка съ сердцемъ, который былъ бы способенъ на... что-то такое, оставшееся неизвѣстнымъ для публики вслѣдствіе того, что миссъ Лавинія остановила его, когда онъ запутался въ своемъ спичѣ.
-- Итакъ, Р. Вильферъ,-- сказала мистрисъ Вильферъ въ сторону мужа, возвращаясь къ своей рѣчи,-- передайте вашей дочери Беллѣ, что она можетъ явиться, когда пожелаетъ, и что она будетъ принята. А также (послѣ короткой паузы и съ такимъ видомъ, какъ будто въ этотъ промежутокъ времени она приняла лѣкарство)... а также и ея мужъ.
-- А я прошу васъ, папа,-- вставила Лавинія,-- не говорить Беллѣ о томъ, что было со мной. Это не принесетъ никакой пользы и сдѣлаетъ только то, что она, пожалуй, станетъ упрекать себя.
-- Ей слѣдуетъ это знать, дорогая,-- сказалъ внушительно мистеръ Сампсонъ.
-- Нѣтъ, Джорджъ,-- возразила Лавинія спокойнымъ тономъ человѣка, рѣшившагося пожертвовать собой.-- Нѣтъ, милый, пусть это будетъ погребено въ забвеніи.
Мистеръ Сампсонъ нашелъ, что это "слишкомъ благородно".
-- Ничто не можетъ быть слишкомъ благороднымъ, милый мой Джорджъ,-- отвѣчала Лавинія.-- Папа, я надѣюсь, вы постараетесь удержаться и не намекать при Беллѣ на мою помолвку съ Джорджемъ. Она можетъ принять это за упрекъ, за напоминаніе о томъ, что она такъ унизила себя. Надѣюсь, папа, вы поймете и то, что не слѣдуетъ упоминать при ней о блестящихъ перспективахъ Джорджа, а то оно выйдетъ, какъ будто ей колютъ глаза ея жалкой судьбой. Я всегда должна помнить, что я младшая сестра, и по возможности должна избавлять ее отъ тягостныхъ сравненій, которыя могутъ больно ее уязвить.
Мистеръ Сампсонъ высказалъ свою увѣренность въ томъ, что такъ поступать могутъ только ангелы. Но миссъ Лавинія торжественно возразила ему:
-- Нѣтъ, дорогой мой, я слишкомъ хорошо знаю, что я только простая смертная.
Мистрисъ Вильферъ съ своей стороны много способствовала украшенію этой сцены тѣмъ, что сидѣла, приковавъ къ мужу свои черные глаза, точно два большіе вопросительные знака, строго вопрошавшіе его: "Заглянулъ ли ты въ свою душу? Заслуживаешь ли ты своего счастья? Можешь ли ты, положа руку на сердце, сказать, что ты достоинъ такой истерической дочери? Я не спрашиваю, достоинъ ли ты такой жены,-- оставимъ меня въ сторонѣ,-- но вполнѣ ли ты проникся нравственными величіемъ семейной сцены, на которую взираешь, и достаточно ли признателенъ за нее?" Всѣ эти вопросы очень безпокоили Р. Вильфера, пребывавшаго въ непрестанномъ страхѣ выдать какимъ-нибудь неосторожнымъ словомъ свое преступное участіе въ заговорѣ. Но какъ бы то ни было сцена окончилась и -- если принять во вниманіе всѣ обстоятельства -- окончилась благополучно. Тогда кроткій маленькій человѣчекъ, утомленный пережитыми волненіями (а отчасти, можетъ быть, и выпитымъ виномъ), задремалъ. Это причинило жестокую обиду его супругѣ.
-- Неужели вы можете думать о вашей дочери Беллѣ и спать?-- съ презрѣніемъ спросила она, на что онъ кротко отвѣтилъ:
-- Кажется, могу, моя дорогая.
-- Въ такомъ случаѣ,-- произнесла мистрисъ Вильферъ съ величественнымъ негодованіемъ,-- я посовѣтовала бы вамъ, если въ васъ есть хоть капля человѣческаго чувства, отправляться въ постель.
-- Благодарю, мой другъ,-- отвѣчалъ онъ,-- я и самъ думаю, что это лучшее для меня мѣсто.
И съ этими, не выражавшими никакого сочувствія, словами онъ очень охотно удалился.
Спустя нѣсколько недѣль молодая жена нищаго, рука объ руку съ самимъ нищимъ, явилась къ семейному чаю въ отвѣтъ на приглашеніе, переданное ей черезъ отца. И стремительность, съ какою эта храбрая леди въ одинъ мигъ расшвыряла всѣ укрѣпленія неприступной позиціи, такъ обдуманно подготовленной миссъ Лавиніей, была верхомъ торжества военной тактики.
-- Мамочка, дорогая, здравствуйте! Какъ поживаете? Здоровы?-- закричала Белла, вбѣгая въ комнату съ сіяющимъ лицомъ.-- И она весело поцѣловала мать.-- Лавви милочка, а ты какъ? Что Джорджъ Сампсонъ? Какъ его дѣла? Когда ваша свадьба? Очень вы будете богаты, Лавви? Ты мнѣ все, все разскажи, сейчасъ же!... Джонъ, поцѣлуй мам а и Лавви, и тогда все будетъ хорошо, и мы будемъ какъ дома.
Мистрисъ Вильферъ вытаращила глаза, но оказалась безоружной. Миссъ Лавинія тоже вытаращила глаза и тоже не нашлась, что сказать. А Белла тѣмъ временемъ совершенно непринужденно и положительно безъ всякихъ церемоній сбросила шляпку и усѣлась разливать чай.
-- Мама и Лавви, вамъ съ сахаромъ, я знаю. А вамъ, папочка, безъ молока. Джонъ пьетъ съ молокомъ. Прежде, до замужества, я пила безъ молока, а теперь -- съ молокомъ, потому что Джонъ такъ пьетъ Джонъ, ты поцѣловалъ мама и Лавви? Ага, поцѣловалъ? Чудесно! Я не видѣна, оттого и спросила -- Нарѣжь хлѣба, Джонъ... Вотъ умница! Теперь намажь ломтики масломъ. Мама любитъ двойныя тартинки, масломъ внутрь А теперь, мама и Лавви, скажите мнѣ правду, по чести: считали вы меня -- такъ, одну минутку,-- считали ли вы меня дрянной, негодной дѣвчонкой за то, что я убѣжала отъ васъ?
Но прежде, чѣмъ мистрисъ Вильферъ успѣла взмахнуть своими перчатками, жена нищаго снова защебетала весело и нѣжно:
-- Я думаю, вы обѣ немножко разсердились на меня. Я и заслужила, чтобъ на меня сердились, я знаю. Но видите ли... какъ бы это объяснить?... я была такая легкомысленная, такая безсердечная дѣвчонка и такъ много говорила о томъ, что выйду замужъ только изъ за денегъ и что я неспособна выйти по любви, что я думала, вы мнѣ теперь не повѣрите. Потому, понимаете, что вы вѣдь не знали, какъ я переродилась благодаря Джону. Вотъ я и хитрила съ вами: я стыдилась себя такой, какою вы меня считали, и боялась, что мы не поймемъ другъ друга и пожалуй поссоримся, о чемъ потомъ мы всѣ бы пожалѣли. А потому я и сказала Джону, что если онъ хочетъ взять меня безъ хлопотъ, то пусть беретъ. Онъ согласился, и мы повѣнчались въ Гринвичской церкви безъ всякихъ свидѣтелей, кромѣ какого-то неизвѣстнаго господина, который зашелъ туда случайно (тутъ глаза ея лукаво сверкнули) да еще одного инвалида. И не правда ли, мамочка, какъ хорошо вышло, что мы не поссорились и намъ не въ чемъ себя упрекать, и что мы всѣ теперь друзья и мирно такъ бесѣдуемъ за чаемъ?
Она вскочила, снова расцѣловала мать и сестру и вернулась на свое мѣсто (сдавивъ по дорогѣ шею мужа), послѣ чего продолжала:
-- А теперь вы, понятно, захотите узнать, какъ мы живемъ и на какія средства. Ну-съ, живемъ мы въ Блэкгитѣ, въ очаровательнѣйшемъ изъ кукольныхъ домиковъ, велико-лѣп-но меблированномъ, и есть у насъ дѣвушка служанка, поло-жи-тель-но прехорошенькая, и соблюдаемъ мы во всемъ экономію и порядокъ: вся жизнь идетъ у насъ по часамъ. А доходы наши -- полтораста фунтовъ въ годъ, и у насъ есть все, что намъ нужно, и даже больше. И наконецъ, если вы хотите знать, какого я мнѣнія о моемъ мужѣ, то я скажу вамъ по секрету: я почти люблю его.
-- А если вы хотите знать, какого я мнѣнія о моей женѣ,-- проговорилъ, улыбаясь, ея мужъ, очутившійся подлѣ нея такъ, что она не замѣтила его приближенія,-- то я скажу вамъ по секрету...
Но она вскочила и закрыла ему ротъ рукой.
-- Молчите, сэръ! Нѣтъ, Джонъ, серьезно: пожалуйста не теперь! Скажемъ тогда, когда я стану чѣмъ-нибудь получше куклы въ кукольномъ домикѣ.
-- Голубушка моя, а кто же ты теперь?
-- Ни на половину, ни на четверть нѣтъ во мнѣ того, что, я надѣюсь, ты найдешь во мнѣ со временемъ. Испытай меня прежде, Джонъ. Заставь пройти черезъ какой-нибудь тяжелый искусъ, и ужъ послѣ того скажи имъ, что ты думаешь обо мнѣ.
-- Такъ и сдѣлаю, моя радость, обѣщаю тебѣ,-- сказалъ Джонъ.
-- Ну вотъ, спасибо. А теперь ты ничего не скажешь? Не скажешь?
-- А теперь ничего не скажу,-- повторилъ онъ за ней, но взглядъ, которымъ онъ обвелъ при этомъ присутствующихъ, сіялъ неподдѣльнымъ восторгомъ.
Въ благодарность за эти слова она положила ему на грудь свою смѣющуюся щечку, поглядывая искоса на остальную компанію своими ясными глазками, и сказала:
-- Ужъ такъ и быть, признаюсь во всемъ до конца. Слушайте же всѣ -- папа, мама и Лавви! Джонъ не подозрѣваетъ этого, у него даже мысли такой не мелькаетъ, но я... совсѣмъ его люблю.
Даже мистрисъ Вильферъ немножко оттаяла подъ чарами своей замужней дочки и свойственнымъ ей величественнымъ образомъ туманно намекала, казалось, что будь Р. Вильферъ болѣе достойнымъ объектомъ, она тоже, пожалуй, соблаговолила бы сойти съ своего пьедестала въ его объятія. Миссъ Лавинія, напротивъ, видимо имѣла серьезныя сомнѣнія насчетъ правильности такого обращенія съ мужемъ и задавала себѣ вопросъ, не испортить ли такая тактика мистера Сампсона, если примѣнить ее къ нему въ видѣ опыта. Что касается Р. Вильфера, то этотъ добродушный человѣчекъ былъ, конечно, убѣжденъ, что онъ -- отецъ самой обворожительной изъ всѣхъ дочерей и что Роксмитъ -- счастливѣйшій изъ смертныхъ, каковое мнѣніе Роксмитъ, вѣроятно, не сталъ бы оспаривать, если бъ услышалъ его.
Молодые ушли рано, чтобы успѣть дойти не спѣша до пристани, съ которой ходили пароходы въ Гринвичъ. Первую половину пути оба они были очень веселы и много болтали, но потомъ Беллѣ показалось, что мужъ ея о чемъ-то задумался, и она спросила его:
-- Джонъ, милый, что съ тобой?
-- Что со мной, моя радость?
-- Скажи мнѣ правду,-- проговорила она, заглядывая ему въ глаза,-- скажи, о чемъ ты думаешь?
-- Такъ, пустяки. Я думалъ сейчасъ, хотѣла ли бы ты, чтобъ я былъ богатъ.
-- Богатъ, Джонъ?-- повторила она, слегка отодвигаясь.
-- Да, очень богатъ, хочу я сказать. Ну, напримѣръ, какъ мистеръ Боффинъ. Хотѣла бы ты?
-- Не знаю... нѣтъ, Джонъ. Я скорѣе боюсь быть богатой. Развѣ лучше сталъ мистеръ Боффинъ отъ своего богатства? А я? Развѣ лучше я стала отъ того, что имѣла въ немъ свою долю?
-- Не всѣ же становятся хуже отъ богатства, мой другъ.
-- Не всѣ? Большинство, можетъ быть?-- проговорила она, вопросительно приподымая свои бровки.
-- Надо надѣяться, что даже и не большинство. Хоть ты, напримѣръ: будь ты богата, ты имѣла бы возможность дѣлать много добра.
-- Да, сэръ, но пользовалась ли бы я, напримѣръ, этой возможностью?-- шутливо подхватила она.-- Или скажемъ такъ, напримѣръ: развѣ я не имѣла бы вмѣстѣ съ тѣмъ и возможности дѣлать зло?
Смѣясь и прижимая къ себѣ ея руку, онъ возразилъ:
-- Но опять-таки, напримѣръ: развѣ ты бы пользовалась этой возможностью?
-- Не знаю...-- протянула она, задумчиво качая головой.-- Надѣюсь, что нѣтъ. Думаю, что нѣтъ. Но такъ легко вѣдь надѣяться и думать, что не стала бы, пока нѣтъ богатства.
-- Отчего ты не скажешь просто, дорогая: пока я бѣдна?-- спросилъ онъ, пристально глядя на нее.
-- Отчего я не говорю: пока я бѣдна? Да оттого, что я не бѣдна, Джонъ! Неужели ты думаешь, что мы бѣдны? Неужели ты считаешь, что я это думаю? Не можетъ быть!
-- Да, я такъ думаю, моя радость.
-- Ахъ, Джонъ!
-- Пойми меня, родная. Конечно, имѣя тебя, я такъ богатъ, что никакія богатства на свѣтѣ не могутъ сдѣлать меня богаче, я это знаю. Но я думаю о тебѣ, думаю за тебя. Въ такомъ точно платьѣ, какъ на тебѣ сейчасъ, ты впервые околдовала меня, и ни въ какомъ другомъ платьѣ ты не можешь быть для меня милѣе и краше. Но вѣдь не дальше, какъ сегодня, ты любовалась другими нарядами, гораздо красивѣе этого; такъ не естественно ли, что мнѣ хочется имѣть возможность подарить ихъ тебѣ?
-- Очень мило, Джонъ, съ твоей стороны, что тебѣ этого хочется. Слезы признательной радости выступаютъ у меня на глазахъ, когда я слышу, что ты говоришь это съ такой нѣжностью. Но мнѣ не надо нарядовъ.
-- Или хоть это,-- продолжалъ онъ,-- вотъ мы теперь идемъ пѣшкомъ по грязнымъ улицамъ. А я такъ горячо люблю эти хорошенькія ножки, что мнѣ хотѣлось бы, чтобы грязь не касалась даже подошвы ихъ башмачковъ. Такъ естественно ли съ моей стороны желать, чтобы ты могла ѣздить въ каретѣ?
-- Мнѣ очень пріятно, Джонъ, что онѣ тебѣ нравятся,-- сказала она, взглянувъ на свои ножки,-- и только потому, что онѣ тебѣ нравятся, я жалѣю, что на нихъ такіе большіе, неуклюжіе башмаки. Но мнѣ не надо кареты, увѣряю тебя.
-- А все-таки, была бы ты рада, если бы могла имѣть карету,-- скажи!
-- Я и въ половину не была бы такъ рада каретѣ, какъ вотъ сейчасъ тому, что ты желаешь имѣть ее для меня. Дорогой мой! Твои желанія такъ же дѣйствительны для меня, какъ желанія въ волшебныхъ сказкахъ: они сбываются прежде, чѣмъ ты успѣешь договорить. Пожелай мнѣ всего, чего только можно пожелать женщинѣ, которую любишь, и знай: твое желаніе все равно что сбылось. Даже больше: только желаніе твое и дорого мнѣ, Джонъ!
Они не стали менѣе счастливы отъ этого разговора, и когда потомъ они вошли въ свой домикъ, онъ не показался имъ хуже. У Беллы быстро развивались геніальныя способности къ домоводству. Всѣ граціи, казалось ея мужу, хозяйничали вмѣстѣ съ ней и помогали ей сдѣлать ихъ домъ привлекательнымъ.
Ея замужняя жизнь текла мирно и счастливо. Весь день она проводила одна, такъ какъ мужъ ея съ утра, сейчасъ же послѣ завтрака, отправлялся въ Сити и возвращался только къ обѣду. Онъ работалъ въ одномъ китайскомъ торговомъ домѣ, какъ объяснилъ онъ ей, и она вполнѣ удовлетворялась такимъ объясненіемъ, представляя себѣ этотъ "китайскій домъ" въ видѣ какой-то смѣшанной кучи большихъ тюковъ чаю, рису, пропитанныхъ особеннымъ запахомъ, шелковъ, рѣзныхъ шкатулочекъ и нарисованныхъ на прозрачномъ фарфорѣ узкоглазыхъ людей въ башмакахъ на очень толстыхъ подошвахъ и съ длинными косами на голой головѣ, и не пускаясь въ болѣе подробныя изысканія. Она всегда провожала мужа до желѣзной дороги и всегда приходила встрѣтить его, такая же плѣнительная и почти такая же кокетливая, какъ прежде, и въ такомъ обдуманно изящномъ платьицѣ, какъ будто она только и думала, что о нарядахъ. Но какъ только, Джонъ уѣзжалъ на работу, и жена его возвращалась домой, это платье снималось и замѣнялось аккуратненькой домашней блузой съ передничкомъ, и Белла, подобравъ обѣими руками волосы, съ дѣловитымъ видомъ принималась за свои домашнія дѣла. И чего только не передѣлывала она за день! И мѣрила-то она, и взвѣшивала, и терла, и мѣсила, и скребла, и рубила, и мыла, и полировала, и обтирала пыль, и перекапывала, и полола, и подстригала вѣтки, и штопала бѣлье, и складывала, и провѣтривала, а главное и больше всего -- изучала. Ибо мистрисъ Джонъ Роксмитъ, никогда не отличавшаяся большою любовью къ труду въ былыя времена, когда она была миссъ Беллой Вильферъ, оказывалась теперь въ постоянной необходимости прибѣгать за совѣтомъ и поддержкой къ нѣкоему мудрому сочиненію, извѣстному подъ заглавіемъ "Полной британской хозяйки", и просиживала цѣлые часы, опершись на руки головой, а локтями на столъ, въ совѣщаніяхъ съ этой книгой, точно колдунья, доискивающаяся отвѣтовъ въ книгѣ черной магіи на нѣкоторые вопросы, передъ которыми она стала втупикъ. А происходило это главнымъ образомъ отъ того, что Британская хозяйка, хоть и истая британка въ душѣ, далеко не отличалась умѣньемъ ясно выражаться на британскомъ языкѣ и нерѣдко преподавала свои наставленія все равно что по камчадальски. Въ затруднительныхъ случаяхъ такого рода Белла громко вскрикивала: "Ахъ ты, смѣшная старуха! Ну что ты хочешь этимъ сказать? Ты, должно быть, пьяна!" и, сдѣлавъ эту выноску на поляхъ, снова углублялась въ "Хозяйку", причемъ каждая ямочка на ея лицѣ выражала глубокое напряженіе мысли.
Минутами британская хозяйка положительно проявляла наклонность къ издѣвательству и приводила этимъ въ отчаяніе мистрисъ Роксмитъ. Съ возмутительнымъ хладнокровіемъ говорила она, напримѣръ: "Возьми саламандру", точно генералъ на войнѣ, приказывающій рядовому взять живьемъ турка. Или вдругъ отдавала приказъ: "Брось щепотку" чего-то такого, чего нельзя было достать. Въ такія минуты явнаго безразсудства хозяйки Белла съ шумомъ закрывала ее, хлопала ею объ столъ и обращалась къ ней съ такимъ комплиментомъ: "Ахъ ты, ослица старая! Ну гдѣ я тебѣ этого возьму?"
Была еще одна отрасль изученія, которой мистрисъ Роксмитъ отдавала свое вниманіе ежедневно въ теченіе опредѣленнаго числа часовъ. Регулярно каждый день мистрисъ Роксмитъ прочитывала газету, чтобы имѣть возможность бесѣдовать о событіяхъ дня съ мужемъ, когда онъ вернется домой. Въ своемъ желаніи быть ему товарищемъ во всемъ, она съ такимъ же рвеніемъ одолѣвала бы алгебру или Эвклида, если бы онъ дѣлилъ свое сердце между нею и тѣмъ или другимъ. Надо было видѣть, какъ старательно запасалась она городскими извѣстіями и съ какимъ сіяющимъ видомъ высыпала ихъ вечеромъ передъ Джономъ, не забывая упомянуть ни о томъ, какіе товары поднялись въ цѣнѣ на рынкѣ, ни о томъ, сколько золота поступило въ банкъ. Все это она выкладывала съ серьезнѣйшимъ лицомъ, пока не расхохочется сама надъ собой самымъ очаровательнымъ образомъ и не скажетъ, цѣлуя его: "Все это оттого, что я такъ люблю тебя, Джонъ".
Для человѣка, работающаго въ Сити, Джонъ, правду сказать, мало думалъ о томъ, повышаются или падаютъ въ цѣнѣ товары и много ли золота поступаетъ въ банкъ. Но зато больше, чѣмъ можно выразить словами, онъ думалъ о своей женѣ, считая ее драгоцѣнностью, которая всегда подымалась въ цѣнѣ и стоила дороже всего золота въ мірѣ. А она, воодушевленная любовью, съ своимъ живымъ умомъ и тонкимъ чутьемъ, дѣлала изумительные успѣхи въ домашнемъ хозяйствѣ и во всемъ; не дѣлала успѣховъ только въ своей привлекательности для него. Таковъ былъ приговоръ ея мужа, и въ объясненіе его онъ говорилъ, что она была такъ мила ему съ самаго начала, что стать милѣе уже не могла.
-- У тебя такой запасъ веселья!-- нѣжно говорилъ онъ ей.-- Ты какъ ясный свѣтъ въ домѣ.
-- Неужто правда, Джонъ?
-- Правда ли? Еще бы! Только ты еще свѣтлѣе, еще лучше.
-- А знаешь, Джонъ,-- сказала она, взявшись за пуговицу его сюртука,-- бываютъ минуты, когда я... Не смѣйся, Джонъ! Ну, пожалуйста!
Ничто не заставило бы Джона засмѣяться, когда она просила его не дѣлать этого.
--... Когда я серьезно задумываюсь.
-- Тебѣ, вѣрно, скучно одной, моя крошка?
-- О, нѣтъ, Джонъ! Время такъ летитъ. У меня минутки не бываетъ свободной за недѣлю.
-- О чемъ же ты задумываешься, моя дорогая? И когда ты задумываешься?
-- Когда смѣюсь, напримѣръ,-- сказала она, положивъ головку ему на плечо и смѣясь.-- Вы, можетъ быть, не повѣрите, сэръ, что вотъ сейчасъ я думаю очень серьезно, а между тѣмъ это такъ.
Она опять засмѣялась, и что-то блеснуло у нея въ глазахъ.
-- А можетъ быть, тебѣ все-таки хотѣлось бы быть богатой?-- ласково спросилъ онъ.
-- Фу, Джонъ! Какъ можешь ты задавать такіе глупые вопросы!
-- Не жалѣешь ли ты о чемъ-нибудь, голубушка?
-- Жалѣю?-- Нѣтъ!-- отвѣчала она твердо. Но вдругъ прибавила, не то смѣясь, не то плача: -- Ахъ да, жалѣю. Жалѣю о мистрисъ Боффинъ.
-- И я тоже очень жалѣю, что намъ пришлось съ ней разстаться. Но это, Богъ дастъ, ненадолго. Богъ дастъ, обстоятельства сложатся такъ, что намъ можно будетъ попрежнему видѣться съ ней.
Быть можетъ, Белла и очень тосковала по мистрисъ Боффинъ, но этого не было замѣтно теперь. Съ разсѣяннымъ видомъ она теребила пуговицу на сюртукѣ своего мужа, когда неожиданно явился къ нимъ папа провести вечерокъ.
Въ ихъ домикѣ у папа былъ свой уголокъ и свое отдѣльное кресло, на которое не смѣлъ садиться никто другой, и, не въ обиду будь сказано его семейному счастью, нигдѣ не чувствовалъ онъ себя такимъ счастливымъ, какъ здѣсь. Всегда забавно было видѣть ихъ вмѣстѣ -- папа и Беллу, но въ этотъ вечеръ мужу Беллы казалось, что никогда еще не шутила она съ своимъ папа такъ мило и такъ смѣшно.
-- Какой вы добрый мальчикъ, что прибѣжали сейчасъ же, какъ только вырвались изъ школы,-- сказала Белла.-- Ну, разскажите же, какъ васъ сегодня муштровали въ школѣ.
-- Видишь ли, моя крошечка, я вѣдь, собственно говоря, учусь въ двухъ школахъ,-- отвѣчалъ херувимчикъ, потирая руки и улыбаясь, пока она усаживала его въ его уголкѣ: -- во-первыхъ въ учебномъ заведеніи Минсингь-Лэна, а во-вторыхъ въ академіи твоей матери. Про которую же школу ты спрашиваешь?
-- Про обѣ,-- отвѣчала Белла.
-- Про обѣ?... Сказать по правдѣ, дружокъ, сегодня мнѣ въ обѣихъ попало. Ну, да такъ и слѣдовало ожидать. Корни ученія горьки, знаешь... А что такое жизнь, какъ не ученье?
-- Что же вы будете дѣлать съ собой, дитя вы неразумное, когда затвердите наизусть всю вашу премудрость?
-- Что я буду дѣлать тогда?-- повторилъ херувимчикъ, размышляя.-- Тогда, должно быть, умру.
-- Ну вотъ, теперь вы нехорошій мальчикъ, что говорите о такихъ печальныхъ вещахъ,-- сказала она.-- Отчего вы не въ духѣ?
-- Что ты, Беллочка! Я совсѣмъ не не въ духѣ,-- сказалъ отецъ.-- Я веселъ, какъ птица.-- И лицо его подтверждало это.
-- Ну, если вы такъ увѣрены, что вы не не въ духѣ, то значить это я не въ духѣ. Такъ и не будемъ больше объ этомъ говорить... Джонъ, надо дать чего-нибудь поужинать этому человѣчку.
-- Конечно, мой другъ.
-- Сколько страницъ тетради онъ, должно быть, перемазалъ въ своей школѣ! Взгляните вы на его руки; ни на что не похожи!-- продолжала Белла, взявъ его руку и легонько ударивъ по ней. У, какой замарашка!
-- Это правда, моя дорогая,-- сказалъ херувимчикъ. Я только что хотѣлъ попросить позволенія вымыть руки и не успѣлъ: ты такъ скоро все подмѣтишь.
-- Пожалуйте, сэръ!-- закричала она, взявъ его за борты сюртука.-- Пойдемте, васъ умоютъ. Вамъ нельзя позволить мыться самому. Идемте, сэръ!
И херувимчика, къ его искреннему удовольствію, увели въ умывальную, гдѣ Белла намылила ему лицо и намылила ему руки, и терла его, и скребла, и поливала водой, и вытирала полотенцемъ, пока онъ не раскраснѣлся, какъ свекла, до самыхъ ушей.
-- Теперь васъ надо причесать, сэръ, и щеткой пригладить,-- сказала она хлопотливо.-- Посвѣти-ка мнѣ, Джонъ... Ну, сэръ, закройте глаза и стойте смирно! Дайте, я возьму васъ за подбородокъ. Будьте же умницей и дѣлайте, что вамъ велятъ.
Ея отецъ повиновался съ полной готовностью, и она принялась старательно, методически убирать ему волосы: сначала расчесала ихъ гребнемъ и спустила всѣ на передъ, потомъ сдѣлала проборъ, потомъ стала накручивать на малецъ и взбивать, поминутно откидываясь къ Джону, чтобъ хорошенько взглянуть на результаты своей работы. И Джонъ всякій разъ принималъ ее на незанятую руку и поддерживалъ, пока терпѣливый херувимчикъ стоялъ въ ожиданіи окончанія своего туалета.
-- Ну вотъ!-- сказала Белла послѣ двухъ-трехъ послѣднихъ мастерскихъ мазковъ.-- Теперь васъ можно, пожалуй, принять за приличнаго мальчика. Надѣвайте вашу курточку и пойдемъ: сейчасъ вы получите ужинъ.
Когда херувимчикъ облекся въ свой сюртукъ, его опять повели въ его уголокъ въ столовой, гдѣ Белла собственноручно накрыла для него на столъ и подала ему ужинъ на подносѣ.
-- Постойте минуточку, сэръ. Надо поберечь ваше платье.-- И она все такъ же методически подвязала ему салфетку вокругъ шеи.
Пока онъ ужиналъ, она сидѣла подлѣ него, то читая ему наставленія въ родѣ того, чтобъ онъ держалъ вилку за ручку, какъ благовоспитанный мальчикъ, то разрѣзывая ему жаркое, то наливая вино. Все это было мило и забавно, какъ всегда, потому что Белла часто обращалась съ своимъ добрымъ отцомъ, какъ съ игрушкой, и всегда приводила его этимъ въ восторгъ, и все-таки на этотъ разъ въ ней проглядывало что-то новое, необычное. Не то, чтобъ она была менѣе обыкновеннаго весела или шутила не такъ искренно,-- нѣтъ! Но мужу ея почему-то казалось, что у нея была болѣе важная, чѣмъ онъ думалъ, причина говорить то, что она недавно сказала ему: онъ видѣлъ, что за всѣми ея теперешними шалостями кроется какая-то серьезная мысль.
Такъ думалъ ея мужъ, и догадка его подтверждалась еще вотъ чѣмъ. Когда Белла, раскуривъ трубку своему отцу, приготовила ему грогу, она опустилась на свой стулъ между нимъ и мужемъ и, прислонившись къ мужу, задумалась. Задумалась такъ крѣпко, что когда отецъ ея поднялся прощаться, она вздрогнула и оглянулась кругомъ, какъ будто забыла, что онъ тутъ съ ними.
-- Джонъ, ты пойдешь немножко проводить папа?
-- Да, дорогая. А ты?
-- Я не писала Лиззи Гексамъ съ тѣхъ поръ, какъ сообщила ей, что у меня есть женихъ -- настоящій женихъ. Я давно уже собираюсь сказать ей, какъ вѣрно она мнѣ предсказала въ тотъ день, когда мы съ ней сидѣли у камина, и она прочла въ горящихъ угольяхъ, что я пойду въ огонь и воду за того, кого полюблю. Мнѣ хочется сказать ей это сегодня. Я останусь и напишу ей.
-- Ты устала.
-- Ничуть не устала, Джонъ. Мнѣ хочется написать Лиззи... Покойной ночи, папа. Покойной ночи, мой милый, добрый, родной!
Оставшись одна, она усѣлась за свой столикъ и написала Лиззи длинное письмо. Едва она успѣла кончить его и перечесть, какъ воротился ея мужъ.
-- Вы какъ разъ во-время, сэръ,-- сказала она.-- Я намѣрена исповѣдывать васъ. Вотъ я сложу только это письмо, и тогда вы сядете на мой стулъ, а я на скамеечку (хотя по настоящему это вамъ, какъ кающемуся, слѣдовало бы сидѣть на скамеечкѣ), и вы увидите, какъ строго я примусь за васъ.
Она сложила письмо, запечатала, надписала адресъ, обтерла перо и средній свой пальчикъ, потомъ заперла и отодвинула въ сторону свою конторку. Продѣлавъ всѣ эти дѣла съ видомъ самой строгой дѣловитости (которой позавидовала бы сама Британская хозяйка, хотя навѣрно не закончила бы такимъ музыкальнымъ смѣхомъ) она усадила мужа на свой стулъ, а сама сѣла на скамеечку у его ногъ.
-- Ну, сэръ, начнемъ съ начала... Какъ ваше имя?
Трудно было придумать вопросъ, который такъ прямо задѣвалъ бы его тайну. Но онъ не измѣнился въ лицѣ и не выдалъ себя. Онъ отвѣтилъ ей просто:
-- Джонъ Роксмитъ, милая.
-- Умный мальчикъ!.. Кто далъ вамъ это имя?
Съ вернувшимся къ нему подозрѣніемъ, что она какъ-нибудь открыла его тайну, онъ отвѣчалъ полувопросительно:
-- Мой крестный отецъ и моя крестная мать, вѣроятно.
-- Недурно!-- сказала она.-- Но и не очень хорошо, потому что вы замялись. Ну, ничего: такъ какъ вы сносно знаете катехизисъ до этого мѣста, то остальное я вамъ ужъ прощу. Теперь я буду васъ экзаменовать изъ головы... Джонъ, милый, отчего сегодня ты опять вернулся къ старому? Отчего ты опять спросилъ меня, хотѣла ли бы я быть богатой?
Опять его тайна! Онъ заглянулъ ей въ глаза (она сидѣла ниже его, положивъ руки ему на колѣни и глядя на него снизу вверхъ) и чуть-чуть не сказалъ ей всего.
Не имѣя готоваго отвѣта, онъ не могъ сдѣлать ничего лучше, какъ обнять ее.
-- Ну словомъ, Джонъ,-- продолжала она,-- я хотѣла только сказать: ничего больше мнѣ не нужно въ этомъ мірѣ, и я хочу, чтобы ты вѣрилъ мнѣ.
-- Если это и все, то исповѣдь можно считать оконченной, моя дорогая, потому что я вѣрю.
-- Нѣтъ, Джонъ, это не все,-- проговорила она нерѣшительно.-- Это только во-первыхъ. Есть еще ужасное во-вторыхъ и ужасное въ-третьихъ, какъ я, бывало, говорила себѣ въ церкви передъ исповѣдью, когда я была очень маленькой грѣшницей.
-- Выкладывай же все, голубушка.
-- Джонъ! Увѣренъ ли ты... вполнѣ ли ты увѣренъ, что въ глубинѣ твоего сердца...
-- Которое уже не принадлежитъ мнѣ больше,-- вставилъ онъ.
-- Да, Джонъ, но ключъ отъ него у тебя.. Вполнѣ ли ты увѣренъ, что въ самой глубинѣ твоего сердца, которое ты отдалъ мнѣ, какъ я отдала тебѣ свое... что въ какомъ-нибудь самомъ сокровенномъ уголкѣ его не осталось воспоминанія о томъ, какая я была корыстная дѣвчонка.
-- Дорогая моя,-- заговорилъ онъ нѣжно, прижимаясь губами къ ея губамъ,-- если бъ у меня не осталось воспоминанія о томъ времени, развѣ могъ бы я любить тебя, какъ люблю? Развѣ могъ бы я отмѣтить въ календарѣ моей жизни самый лучшій, самый свѣтлый изъ моихъ дней? Развѣ могъ бы я, глядя на твое милое личико и слушая твой милый голосъ, говорить себѣ, что я вижу и слышу мою благородную заступницу?.. Но не можетъ быть, чтобы ты надъ этимъ задумывалась, радость моя?
-- Нѣтъ, Джонъ, не надъ этимъ. Не при чемъ тутъ и мистрисъ Боффинъ, хоть я и люблю ее. Подожди минутку, сейчасъ я буду продолжать. Дай мнѣ только немножко поплакать отъ радости. Ахъ, Джонъ, если бъ ты зналъ, какъ сладко плакать отъ радости.
Она плакала у него на груди и потомъ, продолжая держаться за него, разсмѣялась и сказала:
-- Кажется, теперь я готова выложить въ-третьихъ.
-- А я готовъ выслушать въ-третьихъ, въ чемъ бы оно ни заключалось,-- сказалъ онъ.
-- Я вѣрю, Джонъ, что ты вѣришь, что я вѣрю...
-- О, Господи, сколько тутъ вѣры!-- воскликнулъ онъ шутливо.
-- Не правда ли?-- сказала она и опять засмѣялась.-- Я и не замѣтила, что такъ много. Точно спряженіе глаголовъ. Но я никакъ не могу обойтись меньшимъ количествомъ. Попробую опять. Я вѣрю, Джонъ, что ты вѣришь, что я вѣрю, что у насъ довольно денегъ и что мы ни въ чемъ не терпимъ недостатка.
-- Это сущая правда, Белла.
-- Но если когда-нибудь наши доходы уменьшатся и намъ придется во многомъ ограничить себя, ты и тогда будешь вѣрить, что я не ропщу на судьбу? Да, Джонъ?
-- Всегда буду вѣрить, дорогая.
-- Благодарю, Джонъ, благодарю тысячу разъ! И, я думаю, я могу съ увѣренностью сказать,-- прибавила она съ маленькой запинкой,-- что и ты не будешь роптать. Ну да, конечно, я знаю, что могу. Ужъ если я въ себѣ увѣрена, то въ тебѣ и подавно: ты настолько сильнѣе и тверже меня, настолько умнѣе и благороднѣе.
-- Молчи! Этого я не хочу слушать,-- перебилъ онъ ее.-- Въ этомъ ты ошибаешься, хотя во всемъ остальномъ совершенно права... Кстати: я вспомнилъ -- что долженъ сообщить тебѣ одну вещь. Я имѣю вѣскія основанія надѣяться, что наши доходы никогда не уменьшатся.
Ей, можетъ быть, слѣдовало бы больше заинтересоваться этимъ извѣстіемъ, но она опять занялась разсматриваніемъ пуговицы, которая привлекла ея вниманіе за нѣсколько часовъ передъ тѣмъ, и приняла его слова почти равнодушно.
-- Ну вотъ, мы наконецъ и добрались до сути,-- воскликнулъ онъ, подтрунивая надъ ней.-- Такъ это-то заботило тебя?
-- Нѣтъ, не это,-- отвѣчала она, крутя пуговицу и качая головой.
-- Господи спаси и помилуй мою бѣдную женушку!-- вскрикнулъ онъ.-- У нея есть еще въ-четвертыхъ!
-- Да, Джонъ. Это заботило меня немножко, такъ же, какъ и во-вторыхъ,-- сказала она, продолжая заниматься пуговицей.-- Но это -- то, о чемъ я теперь говорю,-- забота совершенно другого характера. Гораздо глубже и спокойнѣе другихъ заботъ.
Онъ наклонился къ ней лицомъ. Она подняла свое личико навстрѣчу ему и, положивъ правую ручку ему на глаза, оставила ее такъ.
-- Ты помнишь, Джонъ, въ хоть день, когда мы вѣнчались, папа говорилъ о корабляхъ, которые, быть можетъ, плывутъ къ намъ изъ дальнихъ, невѣдомыхъ морей?
-- Отлично помню, дружокъ
-- Мнѣ кажется... между ними.... есть корабль на океанѣ... который несетъ... тебѣ и мнѣ... ребеночка, Джонъ.