Мистеръ и мистрисъ Вильферъ начали праздновать годовщину своей свадьбы на четверть столѣтія раньше, чѣмъ начали праздновать свою годовщину мистеръ и мистрисъ Ламль, и все-таки -- продолжали праздновать это событіе въ кругу своей семьи. Нельзя, впрочемъ, сказать, чтобы такія празднованія приносили съ собой что-нибудь особенно пріятное, или чтобы семья ожидала наступленія этого счастливаго дня съ какими-нибудь несбыточными, радужными надеждами и потому испытывала разочарованіе всякій разъ, когда онъ проходилъ. Годовщина отбывалась скорѣе какъ нравственный долгъ, какъ постъ, а не какъ праздникъ, давая мистрисъ Вильферъ -- возможность проявить во всей красѣ ея зловѣщее величіе, составлявшее отличительную черту этой впечатлительной женщины.
Настроеніе благородной дамы въ такихъ радостныхъ случаяхъ представляло какую-то странную смѣсь героическаго терпѣнія и героически-христіанскаго всепрощенія. Мрачные намеки на болѣе выгодную партію, которую она могла бы сдѣлать, ярко просвѣчивали сквозь черную мглу ея спокойствія и выставляли Херувимчика, ея мужа, въ надлежащемъ видѣ,-- въ видѣ маленькаго чудовища, неизвѣстно за что взысканнаго милостью небесъ и стяжавшаго сокровище, котораго искали и изъ-за котораго напрасно состязались люди болѣе достойные. Такой взглядъ на положеніе дѣлъ установился въ семьѣ такъ твердо, что каждая наступавшая годовщина заставала мистера Вильфера въ полосѣ покаянія, доходившаго по временамъ до того, что онъ жестоко упрекалъ себя въ дерзновенной отвагѣ, съ какою нѣкогда позволилъ себѣ назвать своею женой столь возвышенную особу.
Что же касается дѣтей (здѣсь рѣчь идетъ, конечно, о дѣтяхъ уже вышедшихъ изъ нѣжнаго возраста), то для нихъ дни этихъ торжествъ были до того непріятны, что ежегодно заставляли ихъ жалѣть, зачѣмъ мама замужемъ не за кѣмъ-нибудь другимъ, а за бѣднымъ папа, которому приходится такъ жутко, и зачѣмъ папа женатъ на мамѣ, а не на комъ-нибудь другомъ. Когда въ домѣ остались только двѣ сестры, то въ первую же за тѣмъ годовщину отважный умъ Беллы проявился въ слѣдующемъ полушутливомъ замѣчаніи: "Не понимаю", сказала она, "что такого необыкновеннаго папа нашелъ въ мама, чтобы разыграть дурачка и попросить ея руки".
Когда, по прошествіи года, счастливый день снова наступилъ обычной чередой, Белла пріѣхала къ роднымъ въ Боффиновой каретѣ. Въ семьѣ было въ обычаѣ приноситъ въ этотъ день жертву на алтарь Гименея въ видѣ пары пулярокъ, и потому Белла заранѣе извѣстила запиской, что она привезетъ эту жертву съ собой. И вотъ, миссъ Белла и пара пулярокъ, соединенными усиліями двухъ лошадей, двухъ лакеевъ, четырехъ колесъ и большой собаки съ огромнымъ ошейникомъ, подъѣхали къ дверямъ родительскаго дома. Тутъ ихъ встрѣтила сама мистрисъ Вильферъ, величіе которой, въ этомъ экстрекномъ случаѣ, усугублялось таинственной зубной болью.
-- Вечеромъ мнѣ не нужна будетъ карета,-- сказала Белла; -- я возвращусь пѣшкомъ.
Лакей мистрисъ Боффинъ дотронулся до шляпы, а мистрисъ Вильферъ напутствовала его грознымъ взглядомъ, долженствовавшимъ вселить въ его дерзновенную душу увѣренность, что лакеи въ ливреяхъ -- не рѣдкость въ этомъ домѣ.
-- Милая мама, здоровы ли вы?-- спросила Белла.
-- Я здорова, Белла, насколько это возможно,-- отвѣчала мистрисъ Вильферъ.
-- Боже мой, мама, вы говорите такъ, какъ будто только что произвели кого-нибудь изъ насъ на свѣтъ,-- замѣтила Белла.
-- Да, да,-- вмѣшалась Лавви черезъ родительское плечо,-- мама съ самаго утра сегодня пребываетъ въ мукахъ. Тебѣ хорошо смѣяться, Белла, но меня это приводитъ въ отчаяніе.
Бросивъ на Лавинію взглядъ до того подавляюще-величественный, что излишне было бы сопровождать его словами, мистрисъ Вильферъ повела обѣихъ дочерей своихъ на кухню, гдѣ должна была готовиться жертва.
-- Мистеръ Роксмитъ былъ такъ любезенъ, что уступилъ намъ на нынѣшній день въ полное распоряженіе свою гостиную,-- сказала она съ покорностью судьбѣ.-- Поэтому, Белла, ты будешь принята въ скромномъ жилищѣ своихъ родителей настолько соотвѣтственно съ твоимъ теперешнимъ образомъ жизни, что у насъ для твоего пріема будутъ и гостиная, и столовая. Твой папа приглашалъ мисѣера Роксмита, но у него какое-то дѣло: онъ извинился, что не можетъ принять приглашенія, и предложилъ намъ свою комнату.
Белла знала, что у него въ этотъ день не было никакихъ дѣлъ въ домѣ мистера Боффина, но одобрила его отказъ. "Мы только стѣсняли бы другъ друга", подумала она, "а это и безъ того слишкомъ часто у насъ съ нимъ бываетъ".
Но ей было такъ любопытно взглянуть, какъ онъ живетъ, что она безъ дальнѣйшаго отлагательства взбѣжала наверхъ и вошла въ его комнату и внимательно осмотрѣла все, что въ ней находилось. Комната была хоть и скромно, но со вкусомъ меблирована. Тутъ стояли шкапъ и этажерка съ книгами, англійскими, французскими и итальянскими, а въ портфелѣ на письменномъ столѣ лежала куча бумагъ съ какими-то замѣтками и выкладками, очевидно относившимися къ имуществу Боффина. Тутъ же лежала наклеенная на полотно, покрытая лакомъ и скатанная, какъ ландкарта, та самая плакарда, въ которой описывался убитый человѣкъ, прибывшій издалека, чтобы сдѣлаться ея мужемъ. Она отодвинулась отъ нея съ удивленіемъ, и почти со страхомъ опять свернула ее. Осматривая комнату, она увидѣла гравюру,-- прелестную женскую головку въ изящной рамкѣ,-- висѣвшую въ углу близъ его кресла. "Эге, такъ вотъ оно какъ", сказала Белла, остановившись передъ гравюрой и пристально разсматривая ее. "Вотъ какъ, сэръ! Понимаю, на кого хочется вамъ, чтобъ это походило. Но я вамъ скажу, что это доказываетъ только вашу непомѣрную дерзость". Сказавъ это, она убѣжала -- не потому, чтобы была оскорблена, а потому, что ничего больше не оставалось разсматривать.
-- Ну, мама,-- заговорила она, входя въ кухню съ остатками румянца на лицѣ,-- вы съ Лавви считаете меня ни къ чему негодной, а я намѣрена доказать вамъ противное. Я намѣрена стряпать сегодня.
-- Воздержись!-- возразила на это величавая мама.-- Я не могу тебѣ позволить стряпать въ такомъ платьѣ.
-- Что до моего платья, мама,-- отвѣчала Белла, весело копаясь въ комодѣ,-- то я намѣрена подвязаться фартукомъ и прикрыть грудь полотенцемъ. Что же касается позволенія, то я безъ него обойдусь.
-- Ты -- стряпать?-- сказала мистрисъ Вильферъ.-- Ты никогда не стряпала даже въ то время, когда жила дома.
-- Да, мама, но я хочу стряпать,-- объявила рѣшительно Белла.
Она подпоясалась бѣлымъ фартукомъ, тщательно, при помощи узелковъ и булавокъ, прикрыла себя нагрудникомъ изъ полотенца, который плотно обхватилъ ея шею до самаго подбородка, какъ будто хотѣлъ поцѣловать ее. Надъ этимъ нагрудникомъ радостно выглядывали прелестныя ямочки на щеткахъ, а подъ нимъ обозначался не менѣе прекрасный станъ.
-- Мама,-- сказала Белла, откидывая назадъ съ висковъ волосы обѣими руками,-- что же во-первыхъ?
-- Во-первыхъ,-- торжественно отвѣчала мистрисъ Вильферъ,-- если ужъ ты непремѣнно настаиваешь на томъ, что совершенно не соотвѣтствуетъ экипажу, въ которомъ ты пріѣхала...
-- Соотвѣтствуетъ, мама.
-- Въ такомъ случаѣ надо, во-первыхъ, поставить пулярокъ къ огню.
-- Ахъ, ну, конечно,-- вскрикнула Белла.-- А потомъ посыпать ихъ мучкой и повернуть вертелъ вотъ такъ -- смотрите.-- И она быстро пустила пулярокъ кружиться.-- Ну, а потомъ что, мама?
-- Потомъ,-- сказала мистрисъ Вильферъ, взмахнувъ перчатками въ знакъ своего вынужденнаго отреченія отъ поварского трона,-- потомъ я посовѣтовала бы посматривать за ветчиною на сковородкѣ, которая стоитъ на огнѣ, и за картофелемъ, съ помощью вилки. Кромѣ того, необходимо заняться приготовленіемъ зелени, если ты непремѣнно хочешь настоять на твоемъ, ни съ чѣмъ не сообразномъ, намѣреніи.
-- Конечно хочу, мама.
Упорствуя въ своемъ желаніи, Белла обращая вниманіе на одно и забывала другое, прилагала всѣ свои старанія къ другому и забывала третье, вспоминала о третьемъ и тутъ же отвлекалась къ четвертому, и каждый разъ, какъ дѣлала что-нибудь не такъ, бросалась поворачивать несчастныхъ пулярокъ, а потому становилось чрезвычайно сомнительнымъ, изжарятся ли онѣ когда-нибудь. Но стряпня была тѣмъ не менѣе очень веселая. Тѣмъ временемъ миссъ Лавинія бѣгала взадъ и впередъ между кухней и комнатой напротивъ, гдѣ накрывала на столъ.
Это дѣло она (отправлявшая свои хозяйственныя обязанности всегда съ неохотой) исполняла порывисто и со стукомъ: скатерть стлала такъ энергично, какъ будто единственнымъ желаніемъ ея было поднять вѣтеръ, стаканы и солонки ставила такъ азартно, какъ будто стучалась ими въ двери, а звонъ ножей и вилокъ въ ея рукахъ напоминалъ рукопашную схватку.
-- Посмотри на мама,-- шепнула Лавинія Беллѣ, когда, по окончаніи своихъ хозяйственныхъ хлопотъ, она присоединилась къ сестрѣ, жарившей пулярокъ.-- Мама такимъ торчкомъ сидитъ въ углу, что даже самому покорному дѣтищу (какимъ я себя считаю) внушаетъ желаніе ткнуть ее слегка въ бокъ чѣмъ-нибудь деревяннымъ.
-- Ты только представь себѣ, что и папа точно такъ же сидитъ торчкомъ въ другомъ углу,-- отвѣчала Белла.
-- Милая моя, такъ онъ не можетъ сидѣть,-- сказала на это миссъ Лавви.-- Папа сейчасъ же развалится, если вздумаетъ усѣсться въ такой позѣ. Я никогда не повѣрю, чтобы кто-нибудь на свѣтѣ могъ сидѣть такъ прямо, какъ мама, или могъ бы взвалить себѣ на спину такую тяжесть унынія... Что съ вами, мама? Здоровы ли вы?
-- Конечно здорова,-- отвѣчала мистрисъ Вильферъ, взглянувъ на свою младшую дочь съ презрительною твердостью.-- Что же можетъ быть со мной?
-- Вы нынче что-то не очень проворны, мама,-- отвѣчала храбрая Лавинія.
-- Проворны?-- повторила родительница.-- Проворны? Откуда у тебя такое вульгарное выраженіе, Лавинія? Если я не жалуюсь, если я молча мирюсь съ своей судьбой, то пусть и семья моя помирится на этомъ.
-- Хорошо же, мама!-- вдругъ разразилась Лавви. -- Ужъ если вы меня къ этому вынуждаете, то позвольте мнѣ съ должнымъ уваженіемъ вамъ сказать, что семья ваша крайне признательна вамъ за вашу ежегодную зубную боль въ день вашей свадьбы и что ваша зубная боль -- истинная благодать для семьи. Впрочемъ бываетъ дѣйствительно, что и такой благодати обрадуешься.
-- Ахъ ты, воплощенная дерзость!-- сказала мистрисъ Вильферъ.-- Какъ ты смѣешь такъ со мной говорить, да еще въ самый важный изъ всѣхъ дней въ году! Скажи мнѣ, сдѣлай милость, знаешь ли ты, что было бы съ тобой, если бъ я въ этотъ день не отдала своей руки твоему отцу?
-- Нѣтъ, мама,-- право не знаю,-- отрѣзала Лавви,-- и при всемъ моемъ уваженіи къ вашимъ способностямъ и познаніямъ, сомнѣваюсь, можете ли знать это даже вы.
Могла или не могла отчаянная отвага этой вылазки на слабый пунктъ окоповъ мистрисъ Вильферъ устрашить на время сію героиню, остается покрытымъ мракомъ неизвѣстности по причинѣ прибытія нейтральнаго флага въ лицѣ Джорджа Сампсона. Онъ былъ приглашенъ на банкетъ, какъ другъ дома, и въ настоящее время былъ занятъ тѣмъ, что переносилъ свои нѣжныя чувства съ Беллы на Лавинію, причемъ содержался со стороны послѣдней въ строжайшей дисциплинѣ, вѣроятно въ наказаніе за дурной вкусъ, такъ какъ онъ удостоилъ ее вниманіемъ не въ первой инстанціи.
-- Поздравляю васъ съ торжественнымъ днемъ, мистрисъ Вильферъ,-- сказалъ мистеръ Джорджъ Сампсонъ, обдумавшій это изысканное привѣтствіе на пути.
Мистрисъ Вильферъ поблагодарила его благосклоннымъ вздохомъ и снова покорно отдалась своей непостижимой зубной боли.
-- Удивляюсь, какъ это миссъ Белла рѣшилась приняться за стряпню,-- проговорилъ чуть слышно мистеръ Сампсонъ.
Тутъ миссъ Лавинія накинулась на родившагося подъ несчастной звѣздой молодого джентльмена съ сокрушительнымъ замѣчаніемъ, что ему "во всякомъ случаѣ нѣтъ до этого никакого дѣла". Это заставило мистера Сампсона съ прискорбіемъ сосредоточиться въ себѣ, пока не прибылъ Херувимчикъ, который крайне изумился, увидѣвъ, чѣмъ занимается "прелестнѣйшая женщина".
Какъ бы то ни было, она сама разложила кушанья по блюдамъ и потомъ, снявъ нагрудникъ и фартукъ, усѣлась за столъ, какъ почетная гостья, послѣ того, какъ мистрисъ Вильферъ на радостныя слова молитвы: "За все, что мы готовимся принять", откликнулась замогильнымъ голосомъ "Аминь", разсчитаннымъ такимъ образомъ, чтобъ отбить аппетитъ у всѣхъ и каждаго.
-- Отчего онѣ такъ красны внутри?-- спросила Белла, наблюдавшая за разрѣзываніемъ пулярокъ.-- Это меня удивляетъ, папа. Вѣрно порода такая?
-- Нѣтъ я, не думаю, милочка, чтобъ это отъ породы,-- отозвался папа.-- Я думаю, скорѣе оттого, что онѣ не дожарились.
-- Имъ слѣдовало бы дожариться,-- замѣтила Белла.
-- Да милочка, я знаю, что слѣдовало бы, только онѣ не дожарились.
По этой причинѣ потребовалась рѣшетка, и добродушный Херувимчикъ, часто отправлявшій въ семействѣ обязанности, несвойственныя херувимчикамъ, взялся дожарить пулярокъ. Вообще этотъ домашній геній, какъ и его прототипъ, отправлялъ много странныхъ обязанностей, съ тою, разумѣется, разницей, что онъ не упражнялся на духовыхъ инструментахъ, а развѣ на сапожной щеткѣ, чистя ботинки всѣмъ домочадцамъ, причемъ исполнялъ это полезное дѣло съ веселой расторопностью, а не выставлялся, безъ всякой цѣли нагишомъ всѣмъ на показъ.
Белла помогала ему въ этой дополнительной стряпнѣ, что сдѣлало его совершенно счастливымъ, но зато, когда снова сѣли за столъ, она навела на него смертельный ужасъ вопросомъ, какимъ способомъ, по его мнѣнію, жарятся пулярки въ Гринвичѣ, и дѣйствительно ли тамошніе обѣды такъ хороши, какъ разсказываютъ. Укоризненные кивки и подмигиванья, которыми онъ ей отвѣтилъ на этотъ вопросъ, такъ ее разсмѣшили, что она поперхнулась, а потомъ, когда Лавинія поколотила его по спинѣ, опять расхохоталась отъ души.
Но мать ея, сидѣвшая на противоположномъ концѣ стола, была отличнымъ холодильникомъ для неумѣстнаго веселья, и къ ея матери отецъ ея, въ своемъ невинномъ благодушіи, обращался по временамъ со словами: "Душа моя, мнѣ кажется, тебѣ невесело сегодня".
-- Почему же тебѣ это кажется, Р. Вильферъ,-- вопрошала она въ такихъ случаяхъ звучнымъ голосомъ.
-- Потому, мой другъ, что ты какъ будто не въ своей тарелкѣ.
-- Нисколько,-- говорила она тѣмъ же тономъ.
-- Не хочешь ли крылышка, моя милая?
-- Благодарю. Я буду ѣсть все, что тебѣ угодно, Р. Вильферъ.
-- Хорошо. Но все-таки скажи, мой другъ, любишь ты крылышко?
-- Люблю, какъ и все другое, Р. Вильферъ.
Послѣ чего эта величавая женщина продолжала кушать съ такимъ видомъ, точно готовилась посвятить себя общему благу или кормила толпы народа на площадяхъ.
Белла привезла съ собою дессертъ и двѣ бутылки вина, озаривъ такимъ образомъ празднество небывалымъ дотолѣ блескомъ. Мистрисъ Вильферъ приняла на себя честь провозгласить первый тостъ и сказала:
-- Р. Вильферъ, пью за твое здоровье!
-- Благодарю, моя милая. А я за твое!
-- Здоровье папа и мама,-- сказала Белла.
-- Позволь, совсѣмъ не то,-- вмѣшалась мистрисъ Вильферъ, распяливая одну изъ своихъ перчатокъ.-- Я пила за здоровье твоего папа. Если же ты непремѣнно желаешь включить въ этотъ тостъ и меня, то я изъ чувства благодарности не буду препятствовать.
-- Господи! Да какъ же иначе, мама?-- заговорила храбрая Лавинія.-- Развѣ нынѣшній день не тотъ самый день, когда вы и папа сдѣлались однимъ существомъ. Я наконецъ всякое терпѣніе теряю.
-- Какимъ бы обстоятельствомъ ни ознаменовался этотъ день, но онъ во всякомъ случаѣ не тотъ день, Лавинія, въ который я позволю дѣтямъ мнѣ грубить. Прошу тебя, приказываю тебѣ быть скромнѣе... Р. Вильферъ, здѣсь кстати будетъ напомнить, что приказывать слѣдуетъ вамъ, а мнѣ только повиноваться. Это вашъ домъ, и вы хозяинъ за вашимъ столомъ. За здоровье насъ обоихъ!-- И она выпила тостъ съ ужасающей чопорностью.
-- Я, право, побаиваюсь, душа моя, что тебѣ несовсѣмъ весело сегодня,-- замѣтилъ Херувимчикъ кротко.
-- Напротивъ, очень весело,-- отвѣтила мистрисъ Вильферъ.-- И отчего мнѣ можетъ быть невесело, хотѣла бы я знать?
-- Мнѣ показалось, что лицо твое...
-- Лицо мое можетъ быть страдальческимъ лицомъ, но какое вамъ до этого дѣло и кто можетъ это знать, когда я улыбаюсь?
Она дѣйствительно улыбалась, и этой улыбкой, очевидно, заморозила всю кровь въ Джорджѣ Сампсонѣ, ибо, уловивъ ея улыбающійся взглядъ, сей молодой джентльменъ до того ужаснулся его выраженія, что совершенно растерялъ всѣ мысли, не понимая, чѣмъ онъ могъ навлечь на себя ея гнѣвъ.
-- Въ этотъ день моя душа естественно впадаетъ въ задумчивость и обращается къ прошлому,-- сказала мистрисъ Вильферъ.
Миссъ Лавинія, сидѣвшая наискосокъ, презрительно скрестивъ руки, отвѣтила на это (не вслухъ, однакоже):
-- Ради Бога скажите, мама, какой кусокъ вамъ больше по вкусу, и кончите скорѣе эту канитель.
-- Душа моя,-- продолжала мистрисъ Вильферъ ораторскимъ тономъ,-- естественно возвращается къ папа и мама (я разумѣю здѣсь моихъ родителей). Къ періоду одного изъ раннихъ разсвѣтовъ этого дня. Я считалась высокою ростомъ (можетъ статься, я и была такова). Папа и мама были несомнѣнно высокаго роста. Мнѣ рѣдко приходилось встрѣчать женщинъ красивѣе моей матери, и я никого не встрѣчала красивѣе отца.
На это неукротимая Лавви замѣтила вслухъ:
-- Каковъ бы ни былъ дѣдушка по наружности, но онъ во всякомъ случаѣ не былъ женщиной.
-- Твой дѣдушка,-- возразила мистрисъ Вильферъ грознымъ голосомъ, сопровождая свои слова грознымъ взглядомъ,-- твой дѣдушка былъ именно такимъ, какъ я его описываю, и онъ хватилъ бы о земь любого изъ своихъ внучатъ, который осмѣлился бы усумниться въ этомъ. Одною изъ завѣтнѣйшихъ надеждъ моей мама была надежда, что мужъ мой будетъ мнѣ подъ ростъ. Можетъ быть, это была слабость, но если такъ, то этой слабостью, мнѣ помнится, грѣшилъ и король Фридрихъ Прусскій.
Всѣ эти изреченія обращались къ мистеру Джорджу Сампсону, у котораго, однако, не хватило смѣлости выйти на единоборство. Прижавшись грудью къ столу, онъ ничего не отвѣтилъ и сидѣлъ, не поднимая глазъ. Но мистрисъ Вильферъ продолжала съ возрастающей суровостью въ голосѣ, пока не принудила сдаться этого труса.
-- Мама, повидимому, имѣла неопредѣленное предчувствіе того, что случилось впослѣдствіи, потому что она часто говорила мнѣ: "Не выходи за малорослаго. Обѣщай мнѣ, дитя мое, что ты никогда, никогда, никогда не выйдешь за малорослаго." Папа не разъ говорилъ (онъ обладалъ необыкновеннымъ юморомъ), что семейство китовъ не должно родниться съ сельдями. Обществомъ папа дорожили (чему нетрудно повѣрить) современные ему умные люди, и нашъ домъ былъ для нихъ любимымъ мѣстомъ отдохновенія отъ трудовъ. Я помню трехъ граверовъ, которые часто бывали у насъ и блистали другъ передъ другомъ самыми тонкими шутками и остротами. (Тутъ мистеръ Сампсонъ смиренно сдался въ плѣнъ и, безпокойно ерзая на своемъ стулѣ, сказалъ, что "три" -- число большое и что остроты были, вѣроятно, въ высшей степени занимательны.) Въ числѣ наиболѣе замѣчательныхъ членовъ этого кружка былъ одинъ джентльменъ въ шесть футовъ и четыре дюйма ростомъ. Онъ былъ не граверъ. (На это мистеръ Сампсонъ замѣтилъ безъ всякой причины: "Само собой разумѣется,-- нѣтъ".) Этотъ джентльменъ оказывалъ мнѣ честь своимъ особеннымъ вниманіемъ, чего я, конечно, не могла не понять. (Тутъ мистеръ Сампсонъ пробормоталъ, что "ужъ если до этого дошло, то отгадать нетрудно".) Я немедленно объявила моимъ родителямъ, что я не могу позволить ему питать надежду. Они спросили меня, не слишкомъ ли онъ высокъ? Я отвѣчала, что дѣло не въ ростѣ, а въ томъ, что умъ его слишкомъ высокъ для меня. Въ нашемъ домѣ, сказала я имъ, тонъ слишкомъ блестящій, давленіе слишкомъ высокое, и простой, скромной женщинѣ трудно поддерживать ихъ въ будничной, домашней жизни. Я очень хорошо помню, какъ мама всплеснула руками и воскликнула: "Я вижу, это кончится маленькимъ человѣчкомъ!" (Тутъ мистеръ Сампсонъ взглянулъ на хозяина и печально покачалъ головой.) Впослѣдствіи она предсказала даже, что кончится это маленькимъ человѣчкомъ съ умомъ ниже посредственности, но это было сказано въ пароксизмѣ, если можно такъ выразиться, обманувшихся материнскихъ надеждъ. Черезъ мѣсяцъ,-- продолжала мистрисъ Вильферъ, понижая голосъ, какъ будто она разсказывала страшную повѣсть о привидѣніяхъ,-- черезъ мѣсяцъ я въ первый разъ увидѣла Р. Вильфера, моего мужа. Черезъ годъ я вышла за него. Душа моя въ нынѣшній день естественно вспоминаетъ это роковое стеченіе обстоятельствъ.
Мистеръ Сампсонъ былъ наконецъ выпущенъ изъ-подъ огня глазъ мистрисъ Вильферъ. Онъ медленно перевелъ духъ и сдѣлалъ оригинальное и поразительное замѣчаніе на ту тему, что "невозможно бываетъ объяснить иныя предчувствія". Р. Вильферъ въ смущеніи почесывалъ себѣ голову и обводилъ столъ виноватыми глазами, пока они не остановились на его супруіѣ. Замѣтивъ, что она какъ будто еще больше прежняго закуталась въ темное покрывало меланхоліи, онъ снова сказалъ ей:
-- Мой другъ, положительно кажется, что у тебя невесело на душѣ.
Положеніе несчастнаго мистера Сампсона за этою трапезой было поистинѣ плачевно; онъ не только долженъ былъ беззащитно подвергнуться ораторскому краснорѣчію мистрисъ Вильферъ, но еще терпѣлъ всяческія униженія отъ Лавиніи, которая, отчасти чтобы показать Беллѣ, что она, Лавинія, можетъ дѣлать съ нимъ все, что захочетъ, отчасти же чтобъ отплатить ему за все еще, очевидно, продолжавшееся съ его стороны восхищеніе красотой Беллы, обращалась съ нимъ, какъ съ собакой. Ослѣпляемый съ одного боку ораторскимъ блескомъ мистрисъ Вильферъ, а съ другого оглушаемый попреками и фырканьемъ дѣвицы, которой онъ посвятилъ свою жизнь, въ своемъ горестномъ одиночествѣ этотъ молодой джентльменъ испытывалъ такія страданія, что на него жалко было смотрѣть. Если умъ его минутами колебался подъ бременемъ этихъ страданій, то въ оправданіе такой слабости можно замѣтить, что умъ его былъ отъ природы колченогій, никогда твердо не державшійся на ногахъ.
Такъ проходили счастливые часы, пока не наступило время Беллѣ отправиться домой въ сопровожденіи папа. Прикрывъ свои ямочки лентами шляпки и распрощавшись съ обществомъ, она вышла на улицу вмѣстѣ съ папа, и тутъ Херувимчикъ вздохнулъ всею грудью, какъ будто сырой лондонскій воздухъ былъ необыкновенно освѣжителенъ для его легкихъ.
-- Ну, папа, торжество можно считать оконченнымъ,-- сказала Белла.
-- Да, моя милая, прошелъ еще одинъ изъ этихъ торжественныхъ дней,-- отвѣчалъ Херувимчикъ.
Белла плотнѣе прижала къ себѣ его руку, и нѣсколько разъ потрепала ее.
-- Благодарю, душа моя,-- проговорилъ онъ, какъ будто она что-нибудь сказала.-- Я теперь совсѣмъ оправился, моя милая. Ну, а ты какъ? Хорошо?
-- Я?-- нѣтъ, папа.
-- Неужели нѣтъ?
-- Нѣтъ, папа. Напротивъ, очень худо.
-- Господи!-- воскликнулъ Херувимчикъ.
-- Со мною дѣло плохо, папа. Я до того углубляюсь въ вычисленія, подсчитывая сколько мнѣ придется тратить въ годъ, когда я выйду замужъ, и какою суммой можно будетъ мнѣ обойтись, что у меня даже морщинки по носу пошли. Вы замѣтили сегодня, папа, морщинки у меня на носу?
Папа засмѣялся, а Белла принялась его тормошить.
-- Вы перестанете смѣяться, сэръ, когда убѣдитесь, какъ дурнѣетъ ваша "прелестнѣйшая женщина". Вы лучше заранѣе приготовьтесь къ этому -- вотъ что я вамъ скажу! Скоро жадность къ деньгамъ будетъ просвѣчивать у меня въ глазахъ, и когда вы это замѣтите, вы пожалѣете -- и подѣломъ вамъ будетъ -- зачѣмъ не приготовились раньше... А теперь слушайте, сэръ: мы съ вами заключили конфиденціальный договоръ -- надѣюсь, вы не забыли. Ну-съ, имѣете вы что-нибудь мнѣ сообщить?
-- Я думалъ, что сообщать будешь ты, моя милая.
-- О! въ самомъ дѣлѣ? Отчего же вы не спросили меня тогда, когда мы вышли изъ дому? Довѣріемъ прелестнѣйшихъ женщинъ не шутятъ. А впрочемъ я прощаю вамъ этотъ разъ... Смотрите на меня, папа: вотъ это (тутъ она приложила указательный пальчикъ своей правой перчатки сперва къ своимъ губамъ, а потомъ къ губамъ отца) -- это вамъ поцѣлуй. А теперь я хочу серьезно разсказать вамъ... постойте, сколько бишь?.. Да, такъ: четыре секрета. Помните; четыре настоящихъ важныхъ, тяжеловѣсныхъ секрета. Подъ строжайшей тайной!
-- Нумеръ первый, мой другъ?-- спросилъ пана серьезно, укладывая ея ручку на своей, комфортабельно и конфиденціально.
-- Нумеръ первый, папа, потрясетъ васъ, какъ громъ,-- объявила Белла.-- Какъ выдумаете, кто... (тутъ она смѣшалась, несмотря на веселое начало своей рѣчи). Какъ вы думаете, кто сдѣлалъ мнѣ предложеніе?
Папа посмотрѣлъ на нее, потомъ посмотрѣлъ въ землю, потомъ опять заглянулъ ей въ лицо и сказалъ, что рѣшительно не можетъ отгадать.
-- Мистеръ Роксмитъ.
-- Да неужели, душенька, ты не шутя мнѣ это говоришь?
-- Ми-стеръ Рок-смитъ, папа,-- повторила Белла съ удареніемъ, раздѣляя слога.-- Ну-съ, что же вы на это скажете?
На это папа спокойно отвѣтилъ вопросомъ:
-- Что ты сказала, дружокъ?
-- Само собою разумѣется, что я сказала -- нѣтъ,-- рѣзко отвѣтила Белла.
-- Да, да, само собою разумѣется,-- проговорилъ, задумываясь, ея отецъ.
-- И объяснила, почему я считаю такой поступокъ съ его стороны злоупотребленіемъ моего довѣрія и личнымъ оскорбленіемъ мнѣ,-- прибавила Белла.
-- Да, да, конечно. Я, право удивляюсь ему. Я удивляюсь какъ онъ рѣшился на это такъ, на авось. Впрочемъ, припоминая всѣ факты, я прихожу къ убѣжденію, что онъ всегда восхищался тобой.
-- Мною и извозчикъ можетъ восхищаться,-- замѣтила Белла съ оттѣнкомъ надменности своей матери.
-- Правда твоя, моя милая; въ этомъ нѣтъ ничего невѣроятнаго... Ну, а теперь нумеръ второй?
-- Нумеръ второй, папа, очень похожъ на нумеръ первый, хотя и не такой нелѣпый. Мистеръ Ляйтвудъ сдѣлалъ бы мнѣ предложеніе, если бъ я позволила ему.
-- Изъ чего я долженъ заключить, моя милая, что ты не намѣрена позволять?
На это Белла, какъ и прежде, сказала съ удареніемъ: "Конечно, нѣтъ!", на что отецъ ея счелъ нужнымъ отозваться, какъ и прежде: "Да, да, конечно, нѣтъ".
-- Онъ мнѣ не нравится,-- продолжала Белла.
-- Этого и достаточно,-- вставилъ отецъ.
-- Нѣтъ, папа, недостаточно,-- быстро перебила она, встряхнувъ его разокъ-другой.-- Развѣ я не говорила вамъ, какая я жадная, бездушная дрянь. У него нѣтъ денегъ, нѣтъ кліентовъ, нѣтъ будущности, наконецъ, нѣтъ ничего, кромѣ долговъ. И этого достаточно вполнѣ.
-- Гм!-- промычалъ немного опечаленнный Херувимчикъ.-- Ну-съ, нумеръ третій, мой другъ?
-- Нумеръ третій, папа, гораздо лучше двухъ первыхъ. Это великодушное дѣло, благородное прекрасное дѣло. Мистрисъ Боффинъ сама сказала мнѣ по секрету -- а женщины правдивѣе ея не найти въ цѣломъ мірѣ,-- сказала мнѣ, что они съ мужемъ желаютъ, чтобъ я сдѣлала хорошую партію, и что если я выйду замужъ съ ихъ согласія, они дадутъ мнѣ хорошее приданное.
Тутъ молодая дѣвушка залилась искренними слезами признательности.
-- Не плачь, моя душечка,-- сказалъ Херувимчикъ, прикладывая руку къ глазамъ.-- Я дѣло другое: мнѣ извинительно немножко расчувствоваться, когда мнѣ говорятъ, что мое дорогое, любимое дитя послѣ всѣхъ своихъ обманутыхъ ожиданій, будетъ обезпечено и займетъ видное положеніе въ обществѣ; но ты то не плачь, ты не плачь! Я очень благодаренъ Боффинамъ. Поздравляю тебя отъ всей души, моя дорогая.
Высказавшись такимъ образомъ, чувствительный маленькій человѣчекъ осушилъ свои слезы, а Белла, обвившись руками вокругъ его шеи, нѣжно расцѣловала его среди улицы и съ увлеченіемъ стала говорить ему о томъ, что онъ лучшій изъ отцовъ и лучшій изъ друзей, и что она въ день своей свадьбы станетъ передъ нимъ на колѣни и будетъ просить у него прощенія за то, что всегда его мучила и мало цѣнила его терпѣливое, сострадательное, горячее юное сердце.
При каждомъ изъ этихъ прилагательныхъ она учащала свои поцѣлуи и кончила тѣмъ, что сбила съ него шляпу, а когда ее подхватило вѣтромъ и папа побѣжалъ ее догонять,-- громко расхохоталась.
Когда же наконецъ онъ поймалъ свою шляпу и перевелъ немного духъ, и когда послѣ этого они пошли дальше, онъ ее спросилъ:
-- Ну, а что же нумеръ четвертый?
Белла вдругъ перестала смѣяться и измѣнилась въ лицѣ.
-- Я думаю, не лучше ли будетъ не говорить пока о нумерѣ четвертомъ,-- сказала она.-- Буду надѣяться, что, можетъ быть, я ошибаюсь,
Происшедшая въ ней перемѣна раззадорила любопытство Херувимчика, и онъ тихонько переспросилъ:
-- Ошибаешься, милочка? Въ чемъ ошибаешься? Я что-то не пойму.
Белла задумчиво ноглядѣла на него и покачала головой.
-- А между тѣмъ я знаю, что это такъ, папа. Слишкомъ хорошо знаю.
-- Душечка моя, ты меня не на шутку тревожишь,-- сказалъ папа.-- Ужъ не отказала ли ты еще кому-нибудь?
-- Нѣтъ, папа.
-- Никому?-- переспросилъ онъ, опять, многозначительно приподнимая брови.
-- Никому, папа.
-- А нѣтъ ли еще кого-нибудь, кто хотѣлъ бы попытать счастья, если бъ ты позволила ему, моя милочка?
-- Никого, насколько мнѣ извѣстно, папа.
-- Такъ-таки и нѣтъ никого, кто былъ бы не прочь попытать счастья, если бъ ты позволила?-- повторилъ свой вопросъ Херувимчикъ, прибѣгая къ послѣднему средству.
-- Разумѣется, нѣтъ,-- сказала твердо Белла, встряхнувъ его еще раза два.
-- Разумѣется, нѣтъ,-- согласился онъ.-- Милая моя дочурка, я боюсь, что всю ночь не засну, если ты мнѣ не скажешь нумера четвертаго.
-- Ахъ, папа, ничего нѣтъ хорошаго въ нумерѣ четвертомъ. Нумеръ четвертый очень меня огорчаетъ, мнѣ даже не хочется вѣрить ему. Я всячески старалась не замѣчать, и мнѣ больно говорить объ этомъ даже съ вами... Дѣло въ томъ, что мистера Боффина портитъ богатство: онъ мѣняется къ худшему съ каждымъ днемъ.
-- О, Белла, я надѣюсь, что нѣтъ! Я увѣренъ, что нѣтъ.
-- Я тоже надѣялась, тоже старалась не вѣрить себѣ, но это такъ, папа: онъ съ каждымъ днемъ становится хуже и хуже. Не ко мнѣ -- со мной онъ всегда одинаковъ,-- но ко всѣмъ остальнымъ. Онъ подозрителенъ, капризенъ, жестокъ, несправедливъ. И мнѣ кажется, это все усиливается въ немъ. Если когда-нибудь удача губила человѣка, такъ это случилось съ нимъ. И все-таки подумайте, папа, какъ несокрушима власть денегъ! Я вижу теперь эту власть, презираю ее, боюсь ея, и не увѣрена, что деньги не сдѣлаютъ со мной того же. И несмотря ни на что деньги занимаютъ всѣ мои помыслы, всѣ мечты, и вся моя жизнь, когда я себѣ ее представляю, состоитъ изъ денегъ, денегъ, однихъ только денегъ и всего того, что деньги могутъ дать.