Ошибался ли на этотъ разъ быстрый и наблюдательный умъ Беллы Вильферъ или золотой мусорщикъ дѣйствительно попалъ въ пробирную печь житейскаго искуса и выходилъ изъ нея выжигой. Терпѣніе, читатель: худая молва быстро разносится, и скоро мы все узнаемъ.
Въ тотъ самый вечеръ, когда Белла вернулась домой, отпраздновавъ въ родительскомъ домѣ годовщину счастливаго дня, случилось нѣчто такое, что заставило ее еще больше насторожиться въ ея наблюденіяхъ. Въ домѣ Боффиновъ была комната, извѣстная какъ комната мистера Боффина. Не блиставшая такой пышностью, какъ все прочее въ этомъ домѣ, она была зато гораздо уютнѣе другихъ апартаментовъ: въ ней царилъ духъ домашняго очага, который былъ загнанъ въ этотъ уголокъ обойнымъ и декоративнымъ деспотизмомъ, неумолимо отворачивавшимъ лицо свое отъ всѣхъ моленій о пощадѣ, съ какими обращался къ нему мистеръ Боффинъ, пытаясь отстоять другія комнаты. Комната мистера Боффина, несмотря на свое скромное положеніе (окна ея выходили на бывшій уголъ Сайлеса Вегга) и на отсутствіе въ ней атласа, бархата и позолоты, занимала въ домѣ прочное мѣсто, въ родѣ того, какъ туфли и халатъ. Всякій разъ, когда семья хотѣла провести особенно пріятный вечерокъ у камина, она непремѣнно, какъ бы по непреложному, разъ навсегда установленному правилу, собиралась въ комнатѣ мистера Боффина.
Когда Белла вернулась домой, ей доложили, что мистеръ и мистрисъ Боффинъ сидятъ въ этой комнатѣ. Направившись прямо туда, она застала тамъ и секретаря, явившагося, очевидно, по дѣлу, такъ какъ онъ стоялъ съ какими-то бумагами въ рукахъ у стола, на которомъ горѣли свѣчи подъ абажуромъ и за которымъ сидѣлъ мистеръ Боффинъ, откинувшись на спинку мягкаго кресла.
-- Вы заняты, сэръ?-- спросила Белла, въ нерѣшимости остановившись въ дверяхъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ, моя милая. Вы свой человѣкъ. Вы у насъ не гостья. Входите, входите. Вотъ и старушка наша на своемъ всегдашнемъ мѣстечкѣ.
Мистрисъ Боффинъ поспѣшила подкрѣпить эти слова привѣтливымъ кивкомъ и улыбкой, и Белла, захвативъ свою книгу, подсѣла къ камину за рабочій столикъ хозяйки. Мистеръ Боффинъ сидѣлъ въ противоположномъ углу.
-- Ну, Роксмитъ,-- заговорилъ онъ, такъ громко стукнувъ по столу рукой, дабы привлечь вниманіе секретаря, что Белла, перевертывавшая листы своей книги, вздрогнула и обернулась къ нему,-- ну, Роксмитъ, на чемъ бишь мы остановились?
-- Вы говорили, сэръ,-- отвѣчалъ секретарь съ замѣтной неохотой, оглянувшись на остальную компанію,-- вы говорили, что находите своевременнымъ назначить мнѣ окладъ.
-- Не считайте для себя унизительнымъ сказать просто "жалованье", милый мой,-- жестко поправилъ его мистеръ Боффинъ.-- Я никогда не говорилъ ни о какомъ своемъ "окладѣ", когда былъ въ услуженіи, чоргь возьми!
--... Назначить мнѣ жалованье,-- поправился секретарь.
-- Роксмитъ, вы не горды, я надѣюсь?-- спросилъ мистеръ Боффинъ искоса взглянувъ на него.
-- Надѣюсь, сэръ, что нѣтъ.
-- Я по крайней мѣрѣ не зналъ гордости, когда я былъ бѣденъ,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ.-- Гордость не вяжется съ бѣдностью -- помните это. Да и можетъ ли иначе быть? Дѣло ясно, какъ день: бѣдняку нечѣмъ гордиться. Это было бы чистѣйшей безсмыслицей.
Съ немного удивленнымъ взглядомъ и съ легкимъ наклоненіемъ головы секретарь беззвучно, однѣми губами, повторилъ: "безсмыслицей", видимо, соглашаясь.
-- Итакъ, значитъ, потолкуемъ насчетъ вашего жалованья,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Садитесь.
Секретарь сѣлъ.
-- Отчего вы раньше не сѣли?-- спросилъ недовѣрчиво мистеръ Боффинъ.-- Надѣюсь, не изъ гордости?.. Ну-съ, такъ возвратимся къ жалованью. Я все обдумалъ и назначаю вамъ двѣсти фунтовъ въ годъ. Достаточно? Какъ вы находите?
-- Благодарю, это хорошая плата.
-- Да, это, знаете ли, даже больше, чѣмъ достаточно, Роксмитъ,-- продолжалъ свой торгъ мистеръ Боффинъ,-- и я вамъ скажу, почему. Человѣкъ со средствами, какъ я, долженъ сообразоваться съ рыночными цѣнами. Прежде я какъ-то не думалъ объ этомъ, но потомъ, познакомившись ближе съ другими богатыми людьми, я понялъ, какія у нихъ бываютъ обязанности. Я не вправѣ повышать рыночныя цѣны, потому что можетъ случиться, что я и самъ останусь безъ средствъ. Овца на рынкѣ стоитъ столько-то, и я долженъ давать за нее именно столько, а не больше. Секретарь на рынкѣ стоить столько-то, и я не вправѣ дать за него больше. Впрочемъ съ вами я не намѣренъ скупиться.
-- Вы очень добры, мистеръ Боффинъ,-- выговорилъ съ усиліемъ секретарь.
-- Итакъ, мы скажемъ -- двѣсти фунтовъ въ годъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Вопросъ о жалованьѣ, стало быть, порѣшенъ. Но я хочу, чтобы потомъ ужъ не было недоразумѣній, чтобы вамъ было ясно, за что я плачу вамъ двѣсти фунтовъ въ годъ. Когда я покупаю овцу, я ее покупаю совсѣмъ, точно такъ же, когда я покупаю секретаря, я его покупаю совсѣмъ.
-- То есть вы покупаете все мое время, не такъ ли?
-- Совершенно такъ. То есть, видите ли,-- прибавилъ мистеръ Боффинъ,-- это, конечно, не значитъ, что я хочу отнять у васъ буквально все ваше время. Часокъ-другой вы всегда можетъ выбрать на чтеніе книжекъ, если у васъ нѣтъ ничего лучшаго въ виду, хотя, мнѣ кажется, вы всегда могли бы придумать для себя болѣе полезное занятіе. Я хотѣлъ только сказать, что вы должны всегда быть при мнѣ. Я желаю имѣть васъ дома въ готовности на всякій часъ дня, и потому надѣюсь, что между вашимъ утреннимъ чаемъ и ужиномъ я всегда найду васъ у себя подъ рукой.
Секретарь поклонился.
-- Въ былое время, когда я самъ состоялъ въ услуженіи,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ,-- я не могъ шататься, какъ и куда мнѣ заблагоразсудится, поэтому и вамъ незачѣмъ шататься. За послѣднее время вы, правду сказать, взяли эту привычку, но это, можетъ быть, оттого, что между нами еще не было формальнаго договора. А потому заключимте теперь формальный договоръ: если вамъ понадобится отлучиться,-- спроситесь.
Секретарь снова поклонился. Во всей его манерѣ, несмотря на его сдержанность, сквозили чувство неловкости, удивленіе и сознаніе своего униженія.
-- Я прикажу провести звонокъ изъ этой комнаты въ вашу, и когда вы мнѣ понадобитесь, я позвоню,-- сказалъ въ заключеніе мистеръ Боффинъ и прибавилъ: -- Больше мнѣ пока вамъ нечего сказать.
Секретарь всталъ, собралъ свои бумаги и вышелъ. Глаза Беллы прослѣдили за нимъ до самой двери, потомъ поднялись на мистера Боффина, который сидѣлъ, самодовольно откинувшись въ своемъ удобномъ креслѣ, и опустились на книгу.
Между тѣмъ, мистеръ Боффинъ поднялся съ кресла и принялся прогуливаться рысцой изъ угла въ уголъ.
-- Я признаться таки, распустилъ этого молодца,-- бормоталъ онъ сквозь зубы,-- позволилъ ему стать выше его положенія. Это не годится: надо поставить его на надлежащее мѣсто. Человѣкъ съ состояніемъ имѣетъ обязанности по отношенію къ другимъ состоятельнымъ людямъ и долженъ зорко смотрѣть за своими слугами.
Белла чувствовала, что мистрисъ Боффинъ неспокойна. Глаза доброй женщины старались прочесть по лицу молодой дѣвушки, какое впечатлѣніе произвела на нее эта рѣчь. Вотъ почему глаза Беллы ни на секунду не отрывались отъ книги: она даже перевернула страницу, дѣлая видъ, что совершенно поглощена своимъ чтеніемъ.
-- Нодди,-- заговорила нерѣшительно мистрисъ Боффинъ, прерывая работу.
-- Что тебѣ, душа моя?-- отозвался золотой мусорщикъ, круто останавливаясь на рыси.
-- Мнѣ хочется сдѣлать тебѣ одно замѣчаніе, Нодди. Ты меня извини, но, право, я не могу удержаться и не сказать тебѣ, что у меня на душѣ... Не слишкомъ ли суровъ ты былъ сегодня съ Роксмитомъ? Мнѣ кажется, ты былъ сегодня немного... такъ, чуть-чуть... непохожъ на себя, на такого, какимъ ты былъ прежде.
-- На это я скажу тебѣ, старушка: да, я былъ сегодня другимъ,-- отвѣтилъ мистеръ Боффинъ весело, почти самодовольно.
-- И ты этому радуешься, мой другъ?
-- Бываютъ случаи, когда нельзя быть самимъ собой, старушеночка. Неужто ты до сихъ поръ этого не смекнула? Оставаться такими, какими мы съ тобой были въ старину, къ добру не приведетъ: насъ будутъ только грабить да обманывать. Мы не были богаты въ старину, теперь мы богаты. Это разница.
-- Ахъ, да, большая разница!-- съ глубокимъ вздохомъ повторила мистрисъ Боффинъ, снова бросая работу и переводя глаза на огонь.
-- И мы обязаны возвыситься до этой разницы,-- продолжалъ ея супругъ,-- мы должны стать въ уровень съ этой перемѣной. Это нашъ прямой долгъ. Теперь намъ приходится оберегать нашу собственность, оберегать отъ всѣхъ и каждаго, потому что каждый тянетъ къ ней лапу, каждому хочется забраться въ нашъ карманъ. Кромѣ того, намъ всегда надо помнить, что деньги дѣлаютъ деньги, какъ и все прочее.
-- Надо помнить, ты говоришь...-- задумчиво повторила мистрисъ Боффинъ. Она все еще не принималась за свою работу и глядѣла въ огонь, подперевъ рукой подбородокъ.-- А помнишь ли, Нодди, что ты говорилъ мистеру Роксмиту, когда онъ въ первый разъ пришелъ къ намъ въ павильонъ? Помнишь, ты говорилъ ему, что если бы Богу было угодно возвратить Джону Гармону его достояніе, ты бы вполнѣ удовольствовался завѣщанной намъ небольшой его долей и никогда бы не пожелалъ остального.
-- Я это помню, старушка. Но вѣдь мы еще не испытали тогда, что значитъ владѣть остальнымъ. Намъ тогда только что принесли наши новые башмаки, мы ихъ еще не надѣвали. Теперь же мы носимъ ихъ, носимъ, и должны научиться, какъ въ нихъ ходить.
Мистрисъ Боффинъ опять взялась за работу и стала молча шить.
-- Что же до этого моего молодца -- я говорю о Роксмитѣ,-- прибавилъ мистеръ Боффинъ, понижая голосъ и поглядывая на дверь съ явнымъ опасеніемъ, какъ бы его не подслушали,-- то тутъ дѣло обстоитъ, какъ съ прислугой. Теперь я это твердо знаю: если не приберешь къ рукамъ своихъ слугъ, такъ они тебѣ сядутъ на шею. Только попробуй не командовать ими,-- они и думать забудутъ, что ты повыше ихъ, вообразятъ себя твоей ровней, особенно, когда наслушаются всѣхъ розсказней о твоемъ происхожденіи. Начни только фамильярничать съ прислугой, и она не станетъ тебя уважать,-- повѣрь слову, старушка.
Белла отважилась взглянуть на него украдкой, изъ-за книги, и увидѣла темное облако подозрительности, алчности и надменности, омрачившее его когда-то доброе, открытое лицо.
-- Однако, все это не слишкомъ занимательно для Беллы,-- сказалъ онъ.-- Не правда ли, дружокъ?
И какъ же слукавила миссъ Белла, когда въ отвѣтъ на это взглянула на него съ такимъ задумчиво-разсѣяннымъ видомъ, какъ будто всѣ ея мысли были заняты книгой, и она не слыхала ни слова.
-- Ага! Стало быть, вы нашли занятіе получше, чѣмъ слушать нашу канитель,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Ну вотъ, и чудесно, тѣмъ болѣе, что вы и сами знаете себѣ цѣну: не намъ васъ этому учить, моя милая.
Белла покраснѣла отъ этого комплимента и отвѣтила:
-- Надѣюсь, вы не считаете меня тщеславной, сэръ.
-- Нимало, дорогая моя. Но на мой взглядъ вамъ дѣлаетъ честь, что вы, въ ваши годы, такъ хорошо выравниваетесь съ ходомъ свѣта и знаете, что къ чему. Вы правы. Ищите денегъ, душечка. Въ деньгахъ вся суть. И вы своими хорошенькими глазками добудете денегъ. Добудете и присовокупите ихъ къ тѣмъ, которыя мы съ мистрисъ Боффинъ почтемъ за удовольствіе упрочить за вами. Вы проживете и умрете богатой. А это и есть настоящее положеніе, въ какомъ хорошо жить и умереть всякому человѣку,-- въ богатствѣ! -- закончилъ мистеръ Боффинъ далеко не елейнымъ тономъ.
На лицѣ мистрисъ Боффинъ было выраженіе почти что отчаянія, когда она, послѣ довольно долгаго изученія лица мужа, обернулась къ пріемной дочери и сказала ей:
-- Не вѣрьте ему, душечка Белла.
-- А? Что? Не вѣрьте ему?-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ.
-- Я не то хотѣла сказать,-- поправилась съ тоскою въ глазахъ добрая женщина.-- Я хотѣла сказать: вѣрьте только, что онъ добръ и великодушенъ, потому что, я знаю, нѣтъ человѣка лучше его. Да, это правда, Нодди: лучше тебя нѣтъ человѣка.
Она сдѣлала это заявленіе такимъ тономъ, какъ будто онъ ей возражалъ, чего онъ и не думалъ дѣлать.
-- А что касается васъ, моя дорогая,-- продолжала мистрисъ Боффинъ все еще съ грустнымъ лицомъ,-- то къ вамъ онъ такъ сильно привязанъ -- что онъ тамъ себѣ ни говори,-- что вашъ родной отецъ не можетъ принимать въ васъ болѣе искренняго участія и едва ли можетъ любить васъ больше, чѣмъ онъ.
-- "Что онъ тамъ ни говори!" Вотъ это мнѣ нравится!-- подхватилъ мистеръ Боффинъ.-- Да это-то я вѣдь и говорю -- какъ разъ это самое. Поцѣлуйте меня, дитя мое, на прощанье,-- сказалъ онъ Беллѣ,-- и позвольте мнѣ подтвердить то, что вамъ сейчасъ сказала наша старушка. Я очень васъ люблю, моя милая, и вполнѣ раздѣляю ваши взгляды, и вмѣстѣ съ вами постараюсь, чтобы вы были богаты. Эти хорошенькіе глазки (которыми вы имѣете полное право гордиться, хоть вы и не гордитесь, насколько я знаю)... эти глазки стоютъ денегъ, и вы ими добудете денегъ. Деньги, которыя вамъ достанутся, тоже будутъ стоить денегъ: вы изъ нихъ наколотите денегъ. У вашихъ ногь золотая розсыпь: стоитъ только нагнуться... Покойной ночи, милочка.
Белла почему-то не такъ обрадовалась этой блестящей перспективѣ, какъ бы слѣдовало ожидать. Желая доброй ночи мистрисъ Боффинъ, она обвилась руками вокругь ея шеи, и въ этотъ мигъ прочла на все еще грустномъ лицѣ ея сознаніе униженія и желаніе какъ-нибудь извинить своего мужа.
"Да въ чемъ же его собственно извинять?" думала Белла, сидя одна въ своей комнатѣ. "Все, что онъ говоритъ, вполнѣ благоразумно, конечно, и вѣрно -- въ чемъ я тоже увѣрена. Онъ говоритъ то самое, что я часто говорю себѣ и сама. А развѣ мнѣ не нравится то, что онъ говоритъ?-- Нѣтъ, не нравится, и хотя онъ мой благодѣтель, я осуждаю его... Такъ отвѣчай же мнѣ", продолжала она, сурово обращая вопросъ, по своей давнишней привычкѣ, къ своему отраженію въ зеркалѣ, "отвѣчай мнѣ, чего же наконецъ тебѣ надо, несообразная голова?"
Зеркало на такой призывъ къ объясненію сохранило благоразумное министерское молчаніе, и Белла улеглась въ постель съ тяжестью на душѣ, пересилившею тяжесть одолѣвавшаго ее сна. А утромъ она опять наблюдала, ожидая опять подмѣтить темное облако на лицѣ золотого мусорщика,-- облако еще темнѣе, еще гуще прежняго.
Около этого времени Белла сдѣлалась частою спутницей мистера Боффина въ его утреннихъ прогулкахъ, и около того же времени онъ сдѣлалъ ее участницей въ одномъ своемъ странномъ занятіи. Проработавъ, какъ волъ, всю свою жизнь на одномъ и томъ же мѣстѣ, въ скучномъ, со всѣхъ сторонъ огороженномъ дворѣ, онъ находилъ дѣтское наслажденіе въ разсматриваніи витринъ магазиновъ. Это было одною изъ первыхъ новинокъ, однимъ изъ первыхъ удовольствій его свободы. Такую же радость доставляло это занятіе и его женѣ. Въ теченіе многихъ лѣтъ супруги могли совершать свои прогулки по Лондону только по воскресеньямъ, когда всѣ лавки заперты; когда же каждый день недѣли сталъ для нихъ праздникомъ, разнообразіе, замысловатость и красота выставленныхъ въ окнахъ лавокъ предметовъ сдѣлались для нихъ источникомъ особеннаго наслажденія, которому, казалось, не было конца. Главныя улицы столицы стали для супруговъ Боффинъ чѣмъ-то въ родѣ большого театра, а исполнявшееся на нихъ представленіе -- волшебно занимательной сказкой и потому они всегда сидѣли въ первыхъ рядахъ и аплодировали съ искреннимъ увлеченіемъ. Такъ было почти съ первыхъ дней знакомства ихъ съ Беллой. Теперь же мистеръ Боффинъ началъ особенно интересоваться книжными магазинами. Само по себѣ это, конечно, ничего бы не значило, но странно то, что его любознательность сосредоточивалась исключительно на одномъ родѣ книгъ.
"Взгляните-ка сюда, моя милочка", говорилъ мистеръ Боффинъ, останавливая за руку Беллу у окна какой-нибудь книжной лавки: "вы бѣгло читаете, и глазки у васъ такіе же быстрые, какъ и ясные. Посмотрите хорошенько и скажите, нѣтъ ли тутъ какой книжки про скупыхъ".
И если Белла открывала такую книжку, мистеръ Боффинъ тотчасъ же кидался въ лавку и покупалъ ее. А затѣмъ они переходили къ другой лавкѣ, и онъ опять говорилъ: "Ну ка, душечка, посмотрите еще: не увидите ли біографіи какого-нибудь скряги или біографій вообще разныхъ странныхъ людей, изъ которыхъ нѣкоторые были, можетъ статься, скупыми".
Исполняя эту просьбу, Белла осматривала витрину съ величайшимъ вниманіемъ, а мистеръ Боффинъ въ это время наблюдалъ за ея лицомъ. И какъ только она указывала ему книгу съ подходящимъ заглавіемъ, въ родѣ "Жизнеописанія эксцентрическихъ людей", "Анекдотовъ о чудакахъ" или "Разсказовъ о замѣчательныхъ людяхъ", лицо мистера Боффина просвѣтлялось, онъ опрометью кидался въ лавку и покупалъ книгу. Величина, цѣна, литературныя достоинства не принимались въ разсчетъ. Мистеръ Боффинъ покупалъ всякую книгу, сулившую, по заглавію, повѣствованіе о скупцѣ,-- покупалъ, не задумываясь, и уносилъ домой. Узнавъ случайно отъ одного букиниста, что какая-то часть извѣстнаго "Ежегодника" посвящена интереснымъ типамъ людей, мистеръ Боффинъ немедленно закупилъ всю партію этого остроумнаго сборника и принялся таскать его къ себѣ въ домъ, вручая Беллѣ по одному тому, а самъ забирая по три заразъ. Эта работа заняла у нихъ около двухъ недѣль. Когда она была доведена до конца, мистеръ Боффинъ, все съ тѣмъ же аппетитомъ на скрягъ, который не только не ослабѣлъ а еще болѣе обострился, снова пустился на поиски.
Вскорѣ оказалось совершенно излишнимъ указывать Беллѣ, чего ей искать: между нею и мистеромъ Боффиномъ установилось какъ бы безмолвное соглашеніе, по которому она должна была искать по всѣмъ витринамъ жизнеописаній скупцовъ. Утро за утромъ бродили они вмѣстѣ по городу въ этихъ оригинальныхъ поискахъ. Литература о скупцахъ небогата, и потому пропорція ихъ удачъ къ неудачамъ не превышала, вѣроятно, ста къ одному, но мистеръ Боффинъ не унывалъ и былъ все такъ же жаденъ до скрягъ, какъ и вначалѣ. Замѣчательно то, что Белла никогда не видала этихъ книгъ въ домѣ Боффиновъ и ни разу не слыхала отъ мистера Боффина ни одного намека на ихъ содержаніе. Онъ видимо припрятывалъ своихъ скупыхъ, какъ сами они припрятывали свои деньги. Какъ дрожали они надъ своими денежками, таили и старались ихъ скрыть отъ всѣхъ глазъ, такъ дрожалъ и онъ надъ своими книжками и таилъ ихъ содержаніе про себя. Но было очень замѣтно (и Белла это очень хорошо замѣчала), что, пріобрѣтая эту печальную литературу со рвеніемъ, достойнымъ Донъ-Кихота, когда тотъ занимался пріобрѣтеніемъ рыцарскихъ романовъ, мистеръ Боффинъ расходовалъ свои деньги все болѣе и болѣе бережливой рукой. И зачастую, когда онъ выходилъ изъ книжной лавки съ жизнеописаніемъ какого-нибудь несчастнаго изъ облюбованныхъ имъ нравственныхъ уродовъ, Белла была почти готова отскочить при видѣ сухой и лукавой усмѣшки, съ какою онъ снова бралъ ея руку и пускался иноходью въ обратный путь. Мистрисъ Боффинъ, повидимому, ничего не знала объ его новой страстишкѣ: онъ говорилъ о ней только на утреннихъ прогулкахъ, когда они съ Беллой бывали одни. Белла же съ своей стороны, отчасти изъ деликатности, не желая измѣнить оказанному ей довѣрію, отчасти потому, что не могла забыть встревоженнаго лица мистрисъ Боффинъ въ одинъ изъ минувшихъ вечеровъ, тоже хранила молчаніе.
Покуда совершались всѣ эти перемѣны, мистрисъ Ламль сдѣлала открытіе, что она очарована Беллой. Супруги Ламль, представленные Боффинамъ своими дорогими Венирингами, навѣшали ихъ уже довольно давно въ торжественныхъ случаяхъ, но мистрисъ Ламль сдѣлала свое открытіе только за послѣднее время, и совершенно внезапно. "Поразительная вещь", говорила она мистрисъ Боффинъ, "она, Софронія, всегда была до глупости чувствительна къ дѣйствію красоты, но тутъ не одно это, нѣтъ!" "Она, правда, никогда не могла устоять передъ врожденной граціей движеній, но и тутъ опять-таки не это одно: тутъ больше, чѣмъ все это вмѣстѣ", и у нея "нѣтъ словъ", чтобы выразить, до чего она очарована "этой прелестной дѣвушкой".
Когда мистрисъ Боффинъ, гордившаяся тѣмъ, что Беллу находили прекрасной, и всегда спѣшившая доставить ей удовольствіе, передала "прелестной дѣвушкѣ" эти слова, послѣдняя естественно признала въ мистрисъ Ламль женшину умную и со вкусомъ. Отвѣчая на чувства этой дамы удвоенной привѣтливостью, она дала ей возможность сойтись съ нею ближе. Очарованіе сдѣлалось взаимнымъ, хотя всегда отличалось большею сдержанностью со стороны миссъ Беллы, чѣмъ со стороны восторженной Софроніи. Но такъ или иначе, а онъ бывали вмѣстѣ такъ много, что одно время мистрисъ Ламль чаще появлялась въ каретѣ Боффиновъ, чѣмъ сама мистрисъ Боффинъ,-- преимущество, которому эта лобрая душа ничуть не завидовала, смиренно говоря: "Мистрисъ Ламль моложе меня, и потомъ она, спаси ее Богъ, такая свѣтская дама".
Однако между Беллой Вильферъ и Джорджіаной Подснапъ была та разница (въ числѣ многихъ другихъ), что Белла была внѣ опасности подпасть подъ чары Альфреда. Она не довѣряла ему и питала къ нему отвращеніе. Можно даже прибавить, что она не довѣряла и его супругѣ (до того былъ вѣренъ у нея глазъ), хотя по свойственному ей тщеславію, легкомыслію и упрямству, она загнала это довѣріе въ самый дальній уголокъ своей души и тамъ придавила его.
Мистрисъ Ламль съ самымъ дружескимъ участіемъ подыскивала Беллѣ хорошую партію. Мистрисъ Ламль мило шутила на ту тему, что она непремѣнно должна показать Беллѣ, какого калибра богатые люди имѣются въ запасѣ у нихъ съ Альфредомъ, всегда готовые пасть къ ногамъ "прелестнѣйшей дѣвушки", какъ одинъ человѣкъ. И вотъ, устроивъ заранѣе подходящій случай, мистрисъ Ламль собрала у себя самыхъ лучшихъ изъ тѣхъ непосѣдливыхъ, хвастливыхъ и нестерпимо распущенныхъ джентльменовъ, что вѣчно шатаются то въ Сити, то изъ Сити по биржевымъ дѣламъ или по дѣламъ греческихъ, испанскихъ, индійскихъ и мексиканскихъ облигацій, премій, дисконта и альпари. Всѣ эти господа наипріятнѣйшимъ образомъ, каждый на свой ладъ старались доказать свою преданность Беллѣ такъ, какъ будто она была нѣчто среднее между хорошенькой дѣвушкой, кровной лошадью, патентованнымъ кабріолетомъ и дорогимъ чубукомъ, но всѣ безуспѣшно, несмотря на то, что даже привлекательныя качества мистера Фледжби были при этомъ брошены на вѣсы.
-- Боюсь, душечка Белла,-- сказала мистрисъ Ламль однажды, когда онѣ куда-то ѣхали вдвоемъ,-- боюсь, что молодымъ людямъ трудно разсчитывать понравиться вамъ.
-- Да мнѣ вѣдь это и не нужно, мой другъ,-- отвѣтила Белла, равнодушно взглянувъ на нее.
-- Правда и то,-- продолжала Софронія, лукаво покачивая головой и улыбаясь самою очаровательною изъ своихъ улыбокъ,-- правда и то, что не легко найти человѣка, достойнаго вашихъ чаръ.
-- Вопросъ не въ человѣкѣ, душа моя, а въ доходѣ,-- сказала холодно Белла.
-- Дорогая моя, ваша разсудительность изумляетъ меня,-- подхватила мистрисъ Ламль.-- Гдѣ это вы успѣли такъ хорошо узнать жизнь? Но вы правы. Всякая дѣвушка въ вашемъ положеніи должна поставить себѣ цѣлью приличный доходъ. Изъ дома мистера Боффина вамъ нельзя перейти на скудный доходъ, и если бы даже его не могла за вами упрочить одна лишь ваша красота, то надо надѣяться, что Боффины...
-- О, они уже позаботились объ этомъ,-- перебила ее Белла.
-- Да что вы? Неужто въ самомъ дѣлѣ они это сдѣлали?
Немножко сердись на себя за то, что проговорилась, миссъ Белла однако рѣшила не отступать отъ своихъ словъ.
-- То есть они говорили мнѣ, что намѣрены меня обезпечить, какъ свою пріемную дочь,-- пояснила она.-- Только, пожалуйста, никому не разсказывайте.
-- Разсказывать!-- горячо воскликнула мистрисъ Ламль, какъ бы преисполнившись глубокаго волненія при одной мысли о такомъ невозможномъ предположеніи.-- Раз-ска-зы-вать! Что вы!
-- Я не боюсь сказать вамъ, мистрисъ Ламль...-- начала было Белла.
-- Дорогая моя, говорите просто "Софронія", а то и я не буду больше называть васъ Беллой.
Съ отрывистымъ, капризнымъ "о!" Белла продолжала:
-- Ну хорошо, пусть будетъ "Софронія"... Я не боюсь сказать вамъ, Софронія, что, по моему твердому убѣжденію, у меня нѣтъ того, что люди называютъ сердцемъ. Эту вещь я считаю безсмыслицей.
-- Вы молодецъ!-- пролепетала мистрисъ Ламль.
-- Поэтому,-- продолжала снова Белла,-- если говорить о моемъ желаніи или нежеланіи, чтобы кто-нибудь мнѣ понравился, то я могу желать этого только въ одномъ отношеніи, о которомъ уже говорила. Ко всему остальному я равнодушна.
-- Но не отъ васъ зависитъ сдѣлать такъ, чтобы вы имъ не нравились, Белла,-- сказала мистрисъ Ламль съ плутовскимъ, смѣющимся взглядомъ и съ самой лучшей изъ своихъ улыбокъ: -- вы не можете помѣшать вашему мужу восхищаться и гордиться вами. Вы можете быть равнодушны къ тому, нравится ли онъ вамъ, вы можете не заботиться о томъ, чтобы нравиться ему, но вы не можете отдѣлаться отъ своихъ чаръ; вы нравитесь противъ вашей воли, мой другъ, у васъ широкій выборъ; сомнительно, поэтому, чтобы вы не нашли человѣка, который нравился бы вамъ во всѣхъ отношеніяхъ.
Лесть была грубая, но именно грубость ея. заставила Беллу постараться доказать, что она дѣйствительно нравится противъ своей воли. Она чувствовала, что поступаетъ нехорошо (хоть, впрочемъ, несмотря на смутное предчувствіе, что ея откровенность можетъ имѣть дурныя послѣдствія, она не остановилась на этой мысли), и все-таки начала свое признаніе.
-- Не говорите мнѣ о моей несчастной способности нравиться противъ воли,-- сказала она,-- я это слишкомъ хорошо знаю.
-- Ого!-- подхватила Софронія.-- Значитъ, мои слова оправдываются на дѣлѣ?
-- Довольно объ этомъ, Софронія, не будемъ больше говорить. Не разспрашивайте.
А такъ какъ это ясно означало: "Спросите", то мистрисъ Ламль, уступая просьбѣ, продолжала:
-- Ахъ нѣтъ, разскажите мнѣ, Белла, пожалуйста! Какой это несносный нахалъ такъ крѣпко прицѣпился къ подолу вашего платья, о чародѣйка, что вамъ еле удалось его сбросить?
-- Дѣйствительно, несносный,-- проговорила Белла,-- и притомъ мелкая сошка, такъ что и похвастаться нечѣмъ... Но нѣтъ, не разспрашивайте.
-- Позвольте отгадать?
-- Ни за что не отгадаете, все равно... Ну что вы скажете, напримѣръ, о нашемъ секретарѣ?
-- Душа моя, не можетъ быть? Тотъ самый секретарь отшельникъ, что лазитъ вверхъ и внизъ по задней лѣстницѣ дома и всегда остается невидимкой?
-- Относительно его упражненій на задней лѣстницѣ мнѣ извѣстно только то, что, говоря вообще, онъ тамъ не бываетъ,-- отрѣзала Белла презрительно; -- что же касается того, насколько онъ невидимъ, то я могу сказать одно, что я была бы очень рада никогда не видѣть его, хотя онъ видимъ совершенно такъ же, какъ и вы. Но я ему понравилась -- должно быть, за мои грѣхи,-- и онъ имѣлъ дерзость признаться мнѣ въ этомъ.
-- Не объяснился же онъ вамъ въ любви, моя дорогая?
-- Вы въ этомъ увѣрены, Софронія? Я не увѣрена. Сказать по правдѣ, я даже увѣрена въ противномъ.
-- Онъ съ ума сошелъ!-- пробормотала мистрисъ Ламль упавшимъ голосомъ.
-- Повидимому, онъ былъ въ полномъ умѣ, и говорилъ онъ за себя очень мирно,-- отвѣтила Белла, тряхнувъ головой.-- Конечно, я сказала ему свое мнѣніе объ его поведеніи и отказала ему. Все это было, сознаюсь, нелегко для меня и не слишкомъ пріятно. Наше объясненіе осталось тайной между нами... Кстати: это напомнило мнѣ, Софронія, что я нечаянно проговорилась вамъ. Надѣюсь, вы никому не разскажете?
-- Я -- разскажу?-- воскликнула мистрисъ Ламль тѣмъ же, глубоко негодующимъ тономъ, какъ и раньше.-- Что вы, мой другъ!
Въ этотъ разъ Софронія говорила такъ искренно, что даже сочла за нужное нагнуться и поцѣловать свою собесѣдницу. То былъ Іудинъ поцѣлуй, ибо, еще сжимая руку Беллы послѣ поцѣлуя, она думала: "Ты достаточно показала себя, тщеславная, безсердечная дѣвчонка, въ конецъ испорченная сумасбродствомъ глупаго богача; я вижу, что мнѣ незачѣмъ тебя щадить. И если мой супругъ, который подослалъ меня къ тебѣ, придумаетъ ловкій планъ, чтобы тебя сдѣлать своей жертвой, ужъ я, конечно, не стану ему въ этомъ мѣшать". А Белла въ эту самую минуту говорила себѣ: "Отчего я въ вѣчной враждѣ сама съ собой? Зачѣмъ я разсказала, точно повинуясь чьему-то внушенію, то, что слѣдовало бы скрывать, какъ я сама это сознаю? Зачѣмъ я сближаюсь съ этой женщиной вопреки тому, что мнѣ шепчетъ мое сердце?"
Какъ и всегда, не прочла она отвѣта въ своемъ зеркалѣ, когда, возвратившись домой, обратилась къ нему съ этими вопросами. Можетъ быть, посовѣтуйся она съ кѣмъ-нибудь другимъ, лучшимъ оракуломъ, она бы получила нужный отвѣтъ, но этого она не сдѣлала, а потому событія пошли своимъ чередомъ.
Былъ одинъ пунктъ, находившійся въ связи съ наблюденіями, которыя Белла производила надъ мистеромъ Боффинъ,-- одинъ вопросъ, который очень ее занималъ, а именно: наблюдалъ ли за Боффиномъ его секретарь и замѣчалъ ли, какъ она, совершавшуюся въ немъ перемѣну? Ея крайне ограниченныя сношенія съ Роксмктомъ затрудняли для нея разрѣшеніе этой загадки. Теперь все ихъ знакомство сводилось къ соблюденію необходимаго этикета передъ Боффинами, во избѣжаніе подозрѣній, а если когда-нибудь имъ случалось остаться однимъ съ глазу на глазъ, онъ тотчасъ же уходилъ. Онъ былъ почтителенъ со своимъ принципаломъ, но что бы ни говорилъ ему мистеръ Боффинъ, лицо его оставалось неподвижнымъ, какъ стѣна,-- такъ хорошо онъ научился владѣть собой. Чуть-чуть сдвинутыя брови, не выражавшія ничего, кромѣ механическаго вниманія, да плотно сжатыя губы -- можетъ быть, нарочно для того, чтобы удержаться отъ презрительной улыбки,-- вотъ все, что видѣла Белла съ утра до вечера изо дня въ день, недѣлю за недѣлей,-- всегда и неизмѣнно одно и то же лицо, какъ лицо статуи.
Хуже всего было то (и выходило оно какъ-то само собой и было "нестерпимо досадно", какъ жаловалась сама себѣ Белла со свойственной ей запальчивостью), что къ ея наблюденіямъ за мистеромъ Боффиномъ непремѣнно примѣшивались наблюденія за Роксмитомъ. "Неужели онъ и на это не сморгнетъ? Не можетъ быть, чтобъ даже это не сдѣлало на него впечатлѣнія". Такіе и подобные вопросы Белла задавала себѣ такъ же часто въ теченіе дня, какъ часто смѣняются во дню часы. Нѣтъ никакой возможности добраться до правды: всегда одно и то же каменное лицо.
"Неужели онъ такъ низокъ, что способенъ продать всегда себя за двѣсти фунтовъ въ годъ?", думала Белла. "А почему бы и нѣтъ? Не онъ одинъ: для многихъ весь вопросъ лишь въ цѣнѣ. Мнѣ кажется, и я продала бы свою душу, если бъ мнѣ дали хорошую цѣну". И въ сотый разъ воевала она такимъ образомъ сама съ собой.
Такая же непроницаемость, хоть и другого сорта, лежала и на лицѣ мистера Боффина. Прежнее простодушіе этого лица притаилось гдѣ-то въ уголкѣ за выраженіемъ хитрости, подчинившей себѣ даже его врожденную доброту. У него и улыбка стала какая-то хитрая, точно онъ изучалъ въ свое назиданіе улыбки на портретахъ своихъ скупцовъ. Если не считать случайныхъ вспышекъ раздраженія и грубыхъ выходокъ хозяина, заявляющаго о своихъ хозяйскихъ правахъ, его добродушіе оставалось при немъ, но съ недостойною примѣсью подозрительности. Даже въ минуты веселья, когда глаза его блестѣли и лицо улыбалось, онъ сидѣлъ въ какой-то напряженной позѣ, обхвативъ себя обѣими руками, какъ будто ему хотѣлось спрятаться ото всѣхъ и нужно было всегда пребывать въ оборонительномъ положеніи.
Наблюдая эти два лица и чувствуя, что такое воровское занятіе должно оставить отпечатокъ на ея собственномъ лицѣ, Белла скоро пришла къ заключенію, что изъ нихъ четверыхъ ни у кого нѣтъ открытаго, естественнаго лица, кромѣ мистрисъ Боффинъ. Ея лицо не утратило своей простоты выраженія оттого, что теперь оно не сіяло весельемъ, какъ прежде, вѣрно отражая написанными на немъ тревогой и печалью каждую черточку перемѣны въ золотомъ мусорщикѣ.
-- Роксмитъ,-- заговорилъ мистеръ Боффинъ однажды вечеромъ, когда они занимались какими-то счетами въ его комнатѣ, гдѣ въ этотъ часъ обыкновенно собиралась вся семья.-- Роксмитъ, я слишкомъ много трачу, долженъ вамъ сказать. Или, пожалуй, вы слишкомъ много тратите за меня.
-- Вы богаты, сэръ.
-- Нѣтъ, я не богатъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
Рѣзкость отвѣта почти подразумѣвала, что секретарь лжетъ. Но это не вызвало никакой перемѣны въ его неподвижномъ лицѣ.
-- Говорю вамъ, что я не богатъ,-- повторилъ мистеръ Боффинъ,-- и не хочу, чтобы мнѣ говорили противное.
-- Вы не богаты, сэръ?-- переспросилъ секретарь съ разстановкой.
-- А хоть бы и богатъ, такъ это мое дѣло,-- отрѣзалъ мистеръ Боффинъ.-- Я не желаю швырять деньгами зря, какъ того хотѣлось бы вамъ или кому-нибудь другому. Вамъ самому не понравилось бы такое швырянье, будь эти деньги ваши.
-- Увѣряю васъ, сэръ, что даже въ этомъ невозможномъ случаѣ я...
-- Придержите языкъ!-- закричалъ мистеръ Боффинъ.-- Вы не должны допускать лишнихъ тратъ ни въ какомъ случа ѣ -- вотъ что!... Я не хотѣлъ быть грубымъ, но вы сами вызываете меня на это. И потомъ, вѣдь я хозяинъ. Я не имѣлъ намѣренія васъ оскорбить. Прошу извиненія. Можете говорить, но не противорѣчьте. Читали ли вы когда-нибудь "Жизнь мистера Эльвза?" -- заключилъ мистеръ Боффинъ, добравшись наконецъ до своего конька.
-- Это одинъ изъ знаменитыхъ скупцовъ?
-- Да, люди зовутъ его скрягой. У нихъ вѣдь всегда найдется обидное прозвнще для ближняго. Читали вы о немъ?
-- Да, кажется, читалъ.
-- Онъ никогда не признавался, что богагь, а между тѣмъ онъ могъ бы два раза купить меня цѣликомъ... А про Даніэля Дансера слыхали?
-- Про другого скупца? Какъ же, слыхалъ.
-- О, этотъ былъ настоящій! И у него была сестра еще почище его. Они тоже никогда не называли себя богачами. А если бъ называли, то вѣроятно, никогда бы не были богаты.
-- Они жили и умерли очень печально? Кажется, такъ?
-- Ну нѣтъ, насколько мнѣ извѣстно,-- сухо возразилъ мистеръ Боффинъ.
-- Такъ, стало быть, это не тѣ скупцы, про которыхъ я думалъ. Тѣ презрѣнные негодяи...
-- Не бранитесь, Роксмитъ,-- остановилъ его мистеръ Боффинъ.
-- Тѣ примѣрные братъ и сестра дошли до послѣдней степени человѣческаго униженія. Такъ они жили и умерли.
-- Они были довольны, и, полагаю, не получили бы такого удовольствія, если бъ проживали всѣ деньги,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Во всякомъ случаѣ, я не намѣренъ бросать на вѣтеръ свои. Сократите расходы. Все дѣло въ томъ, что вы мало бываете въ этомъ домѣ, Роксмитъ. Надзоръ необходимъ во всѣхъ мелочахъ, и если не будетъ такого надзора, кто-нибудь изъ насъ умретъ въ рабочемъ домѣ.
-- Какъ разсчитывали умереть, помнится, и тѣ люди, на которыхъ вы ссылались, сэръ,-- замѣтилъ секретарь спокойно.
-- Да, и это дѣлаетъ имъ честь,-- отвѣтилъ мистеръ Боффинъ.-- Они не боялись людского суда... Но довольно о нихъ. Предупредили вы вашихъ хозяевъ, что оставляете квартиру?
-- Предупредилъ, сэръ, какъ было вами приказано.
-- Такъ я вамъ вотъ что скажу,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ: -- заплатите за три мѣсяца впередъ,-- это въ концѣ концовъ обойдется дешевле,-- и сейчасъ же переѣзжайте сюда, чтобы всегда быть здѣсь, и днемъ, и ночью, и каждый часъ заботиться о сокращеніи расходовъ. Что тамъ придется заплатить за три мѣсяца, поставьте мнѣ въ счетъ, а мы ужъ постараемся выручить эти деньги на чемъ-нибудь другомъ. У васъ есть, говорятъ, приличная мебель?
-- Да, у меня была своя мебель въ квартирѣ.
-- Ну такъ намъ не понадобится ничего для васъ покупать. Въ случаѣ же, если бы вы нашли сообразнымъ съ вашей частной зависимостью, проговорилъ мистеръ Боффинъ, бросивъ на секретаря какой-то особенно непріятный, пытливо-хитрый взглядъ,-- сообразнымъ съ вашей независимостью передать мнѣ со временемъ эту мебель въ видѣ возмѣщенія за взносъ платы за вашу квартиру, то на этотъ счетъ будьте покойны, будьте покойны: я этого не требую, но и не буду препятствовать, если вы найдете, что вамъ слѣдуетъ такъ поступить. Теперь относительно вашего помѣщенія: вы можете взять любую изъ пустыхъ комнатъ наверху.
-- Мнѣ всякая пустая комната годится,-- сказалъ секретарь.
-- Берите, берите любую. Это будетъ все равно, что восемь или десять шиллинговъ прибавки въ недѣлю къ вашему жалованью. За комнату я съ васъ не буду вычитывать. Надѣюсь, что вы меня вполнѣ вознаградите сокращеніемъ расходовъ... А теперь, если вы зажжете у себя въ конторѣ огонь, я приду и продиктую вамъ два-три письмеца.
На ясномъ, добромъ лицѣ мистриссъ Боффинъ была написана такая сердечная мука, покуда тянулся этотъ діалогь, что у Беллы не хватило духу взглянуть на это лицо, когда онѣ остались однѣ. Дѣлая видъ, что она поглощена своимъ вышиваньемъ, молодая дѣвушка сидѣла, не подымая глазъ и усердно работая иглой, пока на ея проворную ручку не легла тихонько рука мистрисъ Боффинъ. Уступая этому движенію, она перестала вышивать. Вдругъ она почувствовала, что бѣдная женщина поднесла ея руку къ губамъ и что на нее скатились двѣ слезинки.
-- О мой милый, мой милый мужъ!-- проговорила мистрисъ Боффинъ со стономъ.-- Какъ тяжело мнѣ все это видѣть и слышать! Но вѣрьте мнѣ, Белла, дорогая моя, вѣрьте, что, несмотря ни на что, нѣтъ человѣка лучше его.
Онъ воротился въ ту минуту, когда Белла взяла руку мистрисъ Боффинъ въ обѣ свои.
-- Э? Что такое?-- спросилъ онъ недовѣрчиво, заглядывая въ дверь.-- Что она тутъ вамъ говоритъ?
-- Она только хвалить васъ, сэръ,-- отвѣтила Белла.
-- Хвалитъ? Вы въ этомъ увѣрены? А не бранитъ ли за то, что я стою на стражѣ противъ шайки грабителей, которые рады высосать по капелькѣ меня всего? Не бранить ли и за то, что я былъ сейчасъ немножко рѣзокъ?
Онъ подошелъ къ нимъ. Жена скрестила руки у него на плечѣ и, покачавъ головой, опустила ее на эти руки.
-- Ну полно, полно!-- успокаивалъ ее мистеръ Боффинъ не безъ доброты.-- Не огорчайся такъ, моя старушка.
-- Не могу, не могу я видѣть тебя такимъ!
-- Вздоръ! Не забывай, что мы теперь не то, что прежде. Не забывай, что или мы должны выжимать, или изъ насъ выжмутъ всѣ соки. Не забывай, что намъ нельзя упускать своего. Помни: деньги дѣлаютъ деньги... И вы не волнуйтесь, Белла, дитя мое. Не сомнѣвайтесь ни въ чемъ. Чѣмъ больше я сберегу, тѣмъ больше вы получите.
Белла порадовалась въ душѣ за его жену, которая сидѣла въ прежней позѣ и не могла видѣть его лица, ибо лукавый блескъ его глазъ въ ту минуту, когда онъ это говорилъ, бросалъ, казалось, новый непріятный свѣтъ на происшедшую въ немъ перемѣну и дѣлалъ ее еще безобразнѣе, еще хуже.