Компаньоны дружескаго предпріятія сидѣли на полу, отдуваясь и тараща глаза другъ на друга, еще довольно долго послѣ того, какъ мистеръ Боффинъ, хлопнувъ калиткой, ушелъ. Въ слабыхъ глазкахъ Винаса и въ каждомъ рыжевато-пыльномъ волоскѣ его взъерошенной гривы проглядывали недовѣріе къ Веггу и готовность вцѣпиться въ него при малѣйшемъ поводѣ къ тому. На грубомъ лицѣ Вегга и во всей его палкообразной, угловатой фигурѣ, напоминавшей нѣмецкую деревянную куклу, было написано дипломатическое желаніе примиренія, въ которомъ не было искренности. Оба были красны, взволнованы и помяты послѣ недавней схватки, а Веггъ, сверхъ того, при паденіи ударился затылкомъ объ полъ, вслѣдствіе чего онъ теперь потиралъ себѣ голову съ такимъ видомъ, какъ будто былъ въ высшей степени, и притомъ весьма непріятно, удивленъ. Оба хранили молчаніе, предоставляя другъ другу начать разговоръ.
-- Товарищъ,-- заговорилъ наконецъ Веггъ,-- вы правы, а я виноватъ. Я забылся.
Мистеръ Винасъ многозначительно тряхнулъ волосами, видимо находя, что мистеръ Веггъ не забылъ, а скорѣе вспомнилъ себя, явившись въ настоящемъ своемъ видѣ.
-- Но вѣдь вы въ вашей жизни, товарищъ, не знали, ни миссъ Элизабетъ, ни мистера Джорджа, ни тетушки Дженъ, ни дядюшки Паркера,-- продолжалъ оправдываться мистеръ Веггъ.
Мистеръ Винасъ согласился, что онъ не зналъ этихъ высокихъ особъ, прибавивъ при этомъ, что онъ и не добивается чести такого знакомства.
-- Не говорите этого, товарищъ!-- горячо возразилъ ему Веггъ.-- Не говорите! Вы съ ними незнакомы, и потому не можете понять, въ какое бѣшенство можетъ придти знавшій ихъ человѣкъ при одномъ видѣ узурпатора.
Приведя это оправданіе такимъ тономъ, какъ будто оно дѣлало ему великую честь, мистеръ Веггъ подползъ на рукахъ къ стулу, стоявшему въ углу комнаты, и послѣ нѣсколькихъ неуклюжихъ прыжковъ сталъ наконецъ въ перпендикулярное положеніе. Мистеръ Винасъ тоже поднялся.
-- Товарищъ!-- возгласилъ тогда Веггъ.-- Товарищъ, присядьте. Товарищъ! Какое выразительное у васъ лицо!
Мистеръ Винасъ невольно провелъ рукой по лицу и потомъ посмотрѣлъ себѣ на ладонь, какъ будто освѣдомляясь, не стерлось ли съ этого лица которое-нибудь изъ его выразительныхъ свойствъ.
-- Потому что я отлично знаю,-- замѣтьте это,-- продолжалъ мистеръ Веггъ, отмѣчая свои слова указательнымъ пальцемъ,-- превосходно знаю, какой вопросъ задаютъ мнѣ въ эту минуту ваши выразительныя черты.
-- Какой вопросъ?-- сказалъ Винасъ.
-- А вотъ какой,-- отвѣчалъ мистеръ Веггъ съ веселой привѣтливостью: -- зачѣмъ, дескать, я не сказалъ вамъ раньше, что я нашелъ кое-что? Ваше выразительное лицо говоритъ мнѣ: "Отчего вы мнѣ этого не сказали, какъ только я пришелъ? Зачѣмъ скрывали отъ меня до той минуты, когда у васъ мелькнула мысль, что мистеръ Боффинъ явился затѣмъ, чтобы обревизовать свои тайники?" . Ваше выразительное лицо, товарищъ, говоритъ это яснѣе всякихъ словъ. А вотъ можете ли вы на моемъ лицѣ прочесть отвѣтъ, который я собираюсь вамъ дать?
-- Нѣтъ, не могу,-- сказалъ Винасъ.
-- Такъ я и зналъ! А почему не можете?-- продолжалъ съ тою же игривой откровенностью Веггъ.-- Потому, что я не претендую на выразительность лица. Потому, что я хорошо знаю свои недостатки. Не всѣ одинаково одарены природой. Мое лицо молчитъ, но я могу отвѣтить словами. Какими же словами?-- Вотъ какими: я хотѣлъ сдѣлать вамъ пріятный сюрп-ри-изъ.
Растянувъ такимъ образомъ съ повышеніемъ голоса послѣднее слово, мистеръ Веггъ потрясъ своего друга и брата за обѣ руки и покровительственно похлопалъ его по колѣнямъ, какъ великодушный благодѣтель, не желающій, чтобы вспоминали о небольшомъ одолженіи, которое онъ, по своему исключительно счастливому положенію, имѣлъ возможность оказать.
-- Теперь, послѣ моего объясненія,-- продолжалъ мистеръ Веггъ,-- ваше выразительное лицо спрашиваетъ только: "Что же вы нашли?" Я такъ и слышу этотъ вопросъ -- повѣрьте слову!
-- Ну, въ чемъ же дѣло?-- спросилъ сварливо Винасъ, тщетно подождавъ продолженія.-- Что жъ вы не отвѣчаете, коли слышите вопросъ?
-- Выслушайте меня!-- сказалъ Веггъ.-- Къ тому я и гну. Выслушайте! Человѣкъ и братъ! Товарищъ, въ равной мѣрѣ какъ по чувствамъ и побужденіямъ, такъ и по поступкамъ! Я нашелъ шкатулку.
-- Гдѣ?
-- Выслушайте меня!.. (мистеръ Веггъ всячески старался удержать про себя, что только было возможно, и всякій разъ, какъ изъ него вытягивали признанія, прорывался лучезарнымъ, торопливымъ: "выслушайте", чтобъ отвести глаза). Въ одинъ прекрасный день, сэръ...
-- Когда?-- перебилъ отрывисто Винасъ.
-- Нѣ-ѣ-тъ!-- протянулъ мистеръ Веггъ, многозначительно, глубокомысленно и въ то же время шутливо тряся головой.-- Нѣтъ, сэръ! Это ужъ не ваше выразительное лицо задаетъ такой вопросъ. Это вашъ голосъ говоритъ, просто голосъ... Но продолжаю. Въ одинъ прекрасный день случилось мнѣ гулять по двору,-- вѣрнѣе, дѣлать обходъ, ибо, говоря словами друга нашей фамиліи, автора стихотворенія "Слу-шай!", положеннаго на музыку для дуэта:
"Погасли, какъ вы помните, мистеръ Винасъ, мѣсяца лучи.
"Одинъ при блескѣ -- вы отгадаете, конечно, прежде, чѣмъ я успѣю сказать,-- звѣздъ въ ночи.
"На батареѣ иль на башнѣ боевой
"Обходитъ рундомъ часовой,
"Обходитъ часовой".
При такихъ-то обстоятельствахъ, сэръ, случилось мнѣ дѣлать обходъ однажды передъ вечеромъ. Въ рукахъ у меня былъ желѣзный прутъ, которымъ я привыкъ разнообразить, такъ сказать, мою ученую жизнь. И вдругъ этотъ прутъ ударился о какой-то предметъ, названіемъ коего я нахожу излишнимъ утруждать вашъ умъ.
-- Нѣтъ, это далеко не излишне. Какой предметъ?-- спросилъ Винасъ сердито.
-- Выслушайте меня!-- О насось. Когда мой прутъ ударился о насосъ, я убѣдился, что насосъ былъ не только не заколоченъ, но даже имѣлъ подъемную крышку, а подъ крышкой что-то гремѣло. Такъ вотъ, товарищъ, это что-то оказалось маленькой, плоской, продолговатой шкатулкой. Нужно ли говорить, что она была досаднѣйшимъ образомъ легка?
-- Въ ней лежали бумаги?-- спросилъ Винасъ.
-- Ну вотъ, теперь ваше выразительное лиц опять заговорило!-- воскликнулъ Веггъ.-- Да, въ ней лежала бумага -- одна. Шкатулка была заперта, завязана бичевкой и запечатана, а сверху подъ бичевку былъ подсунутъ лоскутокъ пергамента съ надписью: "Мое, Джона Гармона, духовное завѣщаніе временно положенное на храненіе здѣсь".
-- Намъ нужно знать его содержаніе,-- сказалъ Винасъ.
-- Выслушайте меня!-- перебилъ его Веггъ...-- Я сказалъ то же самое и взломалъ шкатулку.
-- Не побывавъ у меня?-- воскликнулъ Винасъ.
-- Именно, сэръ!-- подтвердилъ кротко и радостно мистеръ Веггъ.-- Я вижу, шутка моя удалась... Слушайте, слушайте! Затѣвая для васъ мой сюрпризъ, я рѣшилъ (какъ это легко пойметъ вашъ тонкій, здравый умъ)... я рѣшилъ устроить вамъ полный сюрпризъ. Очень хорошо. И вотъ, я -- какъ вы уже сдѣлали мнѣ честь угадать,-- я заглянулъ въ документъ. Составленъ онъ правильно, засвидѣтельствованъ законнымъ порядкомъ и очень кратокъ. Вотъ его суть. Такъ какъ у Джона Гармона никогда не было друзей, а со своей семьей онъ былъ въ ссорѣ, то онъ, Джонъ Гармонъ, завѣшаетъ своему слугѣ Никодиму Боффину одну изъ своихъ небольшихъ мусорныхъ кучъ, считая, что для него этого вполнѣ достаточно; остальное же имущество передаетъ въ казну.
-- Слѣдовало бы заглянуть въ то завѣщаніе, которое вошло въ законную силу,-- замѣтилъ Винасъ.-- Можеть быть, оно написано позднѣе.
-- Выслушайте меня!-- подхватилъ мистеръ Веггъ.-- Я сказалъ то же самое. Я заплатилъ шиллингъ (забудьте о шести пенсахъ, которые причитаются на вашъ пай)... за справку заплатилъ. Братъ и товарищъ! То завѣщаніе писано не много мѣсяцевъ раньше... А теперь скажите, какъ ближній и какъ компаньонъ по братскому предпріятію,-- добавилъ мистеръ Веггъ, благосклонно взявъ друга за руки и ласково потрепавъ его по колѣнямъ,-- скажите по совѣсти, исполнилъ ли я долгъ любви къ полному вашему удовольствію и получили ли вы настоящій сюрп-ри-изъ?
Мистеръ Винась окинулъ своего ближняго и товарища подозрительнымъ взглядомъ и сухо отвѣтилъ:
-- Извѣстіе дѣйствительно важное, мистеръ Веггъ, съ этимъ не спорю. Но я предпочелъ бы, чтобы вы сообщили мнѣ его нѣсколько раньше, во всякомъ случаѣ не дожидаясь нынѣшняго вечера, когда мы такъ испугались. Желалъ бы также, чтобы вы спросили меня, вашего товарища, какъ намъ слѣдуетъ поступить, прежде, чѣмъ подумали о раздѣленіи между нами отвѣтственности.
-- Выслушайте меня -- закричалъ м-ръ Веггъ.-- Я зналъ, что вы это скажете. Но я одинъ перенесъ всѣ волненія, и одинъ возьму на себя всю вину.
Это было сказано съ неподражаемымъ видомъ великодушія, не щадящаго себя.
-- Ну, ладно,-- сказалъ Винась.-- Посмотримъ лучше завѣщаніе и шкатулку.
-- Такъ ли долженъ я васъ понять, братъ по оружію,-- заговорилъ съ замѣтной неохотой мистеръ Веггъ,-- такъ ли долженъ я васъ понять, что вы дѣйствительно желаете видѣть завѣщаніе и...
Мистеръ Винась стукнулъ рукой по столу.
-- Выслушайте меня,-- заторопился Веггъ.-- Выслушайте! Я сейчасъ за ними схожу.
Пробывъ нѣкоторое время въ отсутствіи, какъ будто въ своей алчности онъ никакъ не могъ рѣшиться показать свое сокровище, мистеръ Веггъ наконецъ появился со старой кожаной картонкой изъ подъ шляпы, въ которой онъ хранилъ шкатулку во избѣжаніе подозрѣній.
-- Мнѣ не хотѣлось бы открывать ее здѣсь,-- проговорилъ онъ вполголоса, озираясь кругомъ.-- Тотъ можетъ вернуться, онъ, можетъ быть, еще не ушелъ. Никогда нельзя отгадать, что у него на умѣ, послѣ всего того, что мы видѣли.
-- Въ этомъ есть доля правды,-- согласился Винасъ.-- Пойдемте ко мнѣ.
Опасаясь за цѣлость шкатулки и боясь въ то же время открыть ее у себя, Веггъ колебался.
-- Пойдемъ ко мнѣ, говорю я вамъ,-- повторилъ Винасъ запальчиво.-- Слышите?
Не находя достаточно благовиднаго предлога для отказа, мистеръ Веггъ отвѣчалъ торопливо:
-- Выслушайте меня... Ну, конечно, пойдемъ.
Онъ заперъ павильонъ, и они отправились въ путь. Мистеръ Винасъ велъ пріятеля подъ руку и держался за него замѣчательно цѣпко.
Подойдя къ заведенію Мистера Винаса, они увидѣли тускло, какъ всегда, горящую свѣчу на окнѣ, слабо освѣщавшую для публики все ту же пару препарированныхъ лягушекъ съ рапирами въ лапкахъ, все еще не рѣшившихъ своего поединка. Мистеръ Винасъ, уходя, заперъ лавку и теперь отперъ ее ключемъ, а когда они вошли, заперъ опять изнутри, но прежде плотно притворилъ оконные ставни и закрѣпилъ ихъ болтами.
-- Теперь къ намъ никто не войдетъ, если мы сами не впустимъ,-- сказалъ онъ.-- Такой укромный уголокъ, что любо!
Онъ сгребъ въ кучу еще теплую золу на рѣшеткѣ камина, развелъ огонь и снялъ нагаръ со свѣчи. Когда запылавшій огонь сталъ бросать свой трепещущій свѣіъ на грязныя стѣны,-- индійскій младенецъ, африканскій младенецъ, разобранный по суставамъ англійскій младенецъ, ассортиментъ череповъ и вся остальная компанія вдругъ выступили на своихъ всегдашнихъ мѣстахъ, какъ будто всѣ они тоже уходили со двора, какъ и ихъ хозяинъ, и теперь пунктуально явились на сборный пунктъ, чтобы присутствовать при открытіи секрета. Французскій джентльменъ успѣлъ значительно вырасти съ тѣхъ поръ, какъ мистеръ Веггъ въ послѣдній разъ его видѣлъ: теперь онъ былъ снабженъ парой ногъ и головой, но рукъ все еще не хватало. И кому бы ни принадлежала первоначально эта голова, Сайлесъ Веггъ, въ скобкахъ сказать, почелъ бы въ эту минуту за особенное себѣ одолженіе, если бъ у нея прорѣзалось не такъ много зубовъ.
Онъ молча сѣлъ на деревянный ящикъ передъ каминомъ, а Винасъ, опустившись на свой низенькій стулъ, досталъ изъ за торчавшихъ рукъ скелета подносъ и чашки, и поставилъ чайникъ на огонь. Мистеръ Веггъ въ глубинѣ души очень одобрялъ всѣ эти приготовленія, надѣясь, что они разрѣшатся нѣкоторымъ разжиженіемъ опаснаго электричества, скопившагося въ умѣ мистера Винаса.
-- Вотъ теперь, сэръ, мы въ безопасности и можемъ быть спокойны,-- сказалъ этотъ джентльменъ.-- Посмотримъ-ка находку.
Все еще неохотно, плохо повинующимися руками, бросая искоса недовѣрчивые взгляды въ сторону торчавшихъ мертвыхъ рукъ, какъ будто онъ боялся, что вдругъ какая-нибудь парочка изъ нихъ протянется къ нему и сцапаетъ документъ,-- мистеръ Веггъ открылъ картонку, досталъ шкатулку и, отперевъ ее, извлекъ изъ нея завѣщаніе. Онъ крѣпко держалъ его за уголокъ все время, пока Винасъ, взявшись за другой уголокъ, пытливо и не спѣша читалъ.
-- Ну что, товарищъ? Правду я вамъ говорилъ?-- спросилъ наконецъ мистеръ Веггъ.
-- Совершенную правду,-- сказалъ Винасъ.
Тутъ мистеръ Веггъ сдѣлалъ легкое, граціозное движеніе, какъ бы собираясь свернуть свой документъ, но мистеръ Винасъ не выпускалъ изъ руки своего уголка.
-- Нѣтъ сэръ,-- сказалъ онъ, моргая глазками и тряся головой.-- Нѣтъ, товарищъ! Рѣшимъ сперва вопросъ, кому хранить эту вещь. Извѣстно ли вамъ, кто будетъ хранить ее, товарищъ?
-- Я,-- сказалъ Веггъ.
-- Ахъ нѣтъ, товарищъ, вы ошибаетесь,-- возразилъ мистеръ Винасъ.-- Хранить буду я. Послушайте, мистеръ Веггъ: я не желаю заводить съ вами спора, и того еще меньше желаю разводить анатомію надъ вашей персоной.
-- Что вы хотите этимъ сказать?-- спросилъ мистеръ Веггъ торопливо.
-- Я хочу сказать вотъ что,-- проговорилъ внушительно Винасъ.-- Едва ли можетъ человѣкъ чувствовать больше дружбы и симпатіи къ другому человѣку, чѣмъ чувствую я къ вамъ въ эту минуту. Но у себя я окруженъ трофеями моего искусства и владѣю инструментами очень ловко.
-- Что вы хотите сказать, мистеръ Винасъ?-- повторилъ тревожно Веггъ.
-- Я окруженъ, какъ я уже замѣтилъ, трофеями моего искусства,-- въ свою очередь повторилъ мистеръ Винасъ.-- Ихъ у меня не мало, мой складъ человѣческихъ костей очень великъ, лавка изрядно загромождена, и я больше не нуждаюсь въ трофеяхъ моего искусства. Но я люблю свое искусство и умѣю прилагать его къ дѣлу.
-- Лучшаго мастера по этой части не сыскать,-- согласился Веггъ съ какимъ-то растеряннымъ видомъ.
-- Цѣлый ассортиментъ различныхъ человѣческихъ образцовъ,-- продолжалъ Винасъ,-- хранится, между прочимъ, въ ящикѣ, на которомъ вы сидите (хоть, можетъ быть, вы этого и не думали). Цѣлый ассортиментъ человѣческихъ образцовъ хранится и въ томъ хорошенькомъ шкапчикѣ за дверью.-- Тутъ мистеръ Винасъ кивнулъ на французскаго джентльмена.-- Ему недостаетъ пары рукъ. Я не говорю, что тороплюсь добыть для него руки.
-- Вы какъ будто заговариваетесь, товарищъ,-- замѣтилъ убѣдительно Сайлесъ.
-- Если я заговариваюсь, вы меня извините: я иногда подверженъ этому,-- отвѣчалъ Винасъ.-- Но я люблю свое искусство, умѣю прилагать его къ дѣлу, и я рѣшилъ хранить этотъ документъ у себя.
-- Но какое же это имѣетъ отношеніе къ вашему искусству, товарищъ?-- спросилъ вкрадчиво Веггъ.
Мистеръ Винасъ моргнулъ своими хронически усталыми глазками, обоими заразъ, и прилаживая чайникъ на огнѣ, проговорилъ глухимъ голосомъ:
-- Минуты черезъ двѣ онъ закипитъ.
Сайлесъ Веггъ посмотрѣлъ на чайникъ, посмотрѣлъ на полки, посмотрѣлъ на французскаго джентльмена за дверью и немного съежился, когда посмотрѣлъ на мистера Винаса, мигавшаго своими красными глазками и нащупывавшаго что-то (почему бы. напримѣръ, не ланцетъ?) въ своемъ жилетномъ карманѣ незанятой рукой. Мистеръ Веггъ и мистеръ Винасъ сидѣли по необходимости очень близко другъ къ другу, ибо каждый держался за уголокъ документа, который быль такихъ же небольшихъ размѣровъ, какъ и всякій листъ бумаги.
-- Товарищъ!-- заговорилъ мистеръ Веггъ сладчайшимъ голосомъ.-- Я предлагаю разрѣзать его пополамъ: чтобы у каждаго осталось по половинѣ.
Винасъ покачалъ головой и сказалъ:
-- Не годится портить документъ, товарищъ. Могутъ подумать, что онъ былъ уничтоженъ.
-- Товарищъ,-- снова заговорилъ мистеръ Веггъ послѣ нѣсколькихъ секундъ молчанія, въ продолженіе которыхъ они созерцали другъ друга.-- Не говоритъ ли мнѣ ваше выразительное лицо, что вы намѣрены предложить какой-нибудь средній путь въ этомъ дѣлѣ?
Винасъ встряхнулъ своей взъерошенной гривой и отвѣчалъ:
-- Товарищъ! Вы одинъ уже разъ утаили отъ меня эту бумагу. Въ другой разъ не утаите. Я отдаю вамъ на храненіе шкатулку съ этикеткой, а бумагу буду хранить у себя.
Сайлесъ еще немного помедлилъ, а потомъ вдругъ отпустилъ свой уголокъ и, просіявъ блаженной улыбкой, въ какомъ-то экстазѣ воскликнулъ:
-- Что намъ жизнь безъ довѣрчивости! Что намъ ближній безъ чести!.. Возьмите бумагу, товарищъ,-- возьмите въ духѣ братскаго довѣрія и любви.
Не переставая моргать своими красными глазками, обоими заразъ, но безъ всякаго проявленія торжества, мистеръ Винасъ сложилъ бумагу, оставшуюся у него въ рукахъ, заперъ ее въ стоявшій за спиной его ящикъ и опустилъ ключъ въ карманъ, послѣ чего любезно сказалъ:
-- Не налить ли вамъ чашку чаю, товарищъ?
Мистеръ Веггъ на это отвѣтилъ:
-- Пожалуйста, товарищъ, я съ удовольствіемъ выпью.
И чай былъ заваренъ и розлитъ.
Мистеръ Винасъ налилъ чаю на блюдечко, принялся на него дуть и, глядя поверхъ блюдца на своего довѣрчиваго друга, сказалъ:
-- Теперь вопросъ: какъ намъ дѣйствовать дальше?
По этому вопросу Сайлесъ Веггъ могъ сказать очень многое. Сайлесъ Веггъ могъ сказать, что, съ разрѣшенія своего друга, брата и товарища, онъ желалъ бы напомнить ему о тѣхъ поучительныхъ анекдотахъ, которые они читали нынче вечеромъ, о томъ, что умъ мистера Боффина, очевидно, проводилъ нынче вечеромъ параллель между гороями этихъ разсказовъ и покойнымъ хозяиномъ павильона съ одной стороны, и между прежнимъ и теперешнимъ положеніемъ павильона -- съ другой. Онъ желалъ бы напомнить ему о бутылкѣ и шкатулкѣ, а равно и о томъ, что матеріальное положеніе ихъ обоихъ -- какъ самаго мистера Вегга, такъ и его друга и брата,-- отнынѣ вполнѣ обезпечено, ибо имъ остается только назначить цѣну документу и получить ее отъ баловня счастья, червя преходящаго тожь, который теперь во всякомъ случаѣ гораздо менѣе баловень счастья и гораздо болѣе червь, чѣмъ онъ воображалъ до сихъ поръ. Мистеръ Веггъ могъ сказать далѣе, что для достиженія этой желанной цѣли, по его мнѣнію, совершенно достаточно одного выразительнаго слова, и слово это -- половина, а что за симъ встаетъ одинъ лишь вопросъ: когда потребовать половину? Онъ можетъ, впрочемъ, рекомендовать для этого случая планъ дѣйствій съ одной оговоркой. Планъ заключается въ слѣдующемъ: выжидать терпѣливо, пока не разсортируютъ и не свезутъ всѣхъ мусорныхъ кучъ, причемъ зорко наблюдать за ходомъ работы, которая такимъ образомъ, избавляя ихъ отъ хлопотъ и траты времени на копанье, будетъ сдѣлана чужими руками и на чужой счетъ, что не лишитъ ихъ однако возможности покопаться въ ночное время и самимъ на свой страхъ въ своихъ личныхъ видахъ. Тогда то, но не раньше, чѣмъ будетъ свезена послѣдняя куча, когда они используютъ всѣ, могущіе имъ представиться шансы на успѣхъ ихъ общаго дѣла,-- только тогда они обрушатся на баловня... сирѣчь, червя. Но вотъ тутъ-то и слѣдуетъ оговорка, на которую онъ, мистеръ Веггъ, проситъ своего друга, брата и товарища обратить особенное вниманіе. Они не должны допускать, чтобы баловень-червь утаилъ хотя бы минимальную часть достоянія, которое съ этой минуты они въ правѣ почитать своею собственностью. По крайней мѣрѣ онъ, мистеръ Веггъ, съ той минуты, какъ баловень-червь на его глазахъ воровскимъ образомъ скрылся съ бутылкой и неизвѣстнымъ сокровищемъ, заключавшимся въ ней, считаетъ его просто-на-просто грабителемъ и, исходя изъ таковой точки зрѣнія, онъ непремѣнно отнялъ бы у него добычу, если бъ этому разумно не воспрепятствовалъ его другъ, товарищъ и братъ. А посему предлагаемая имъ оговорка заключается въ томъ, что если баловень еще разъ явится въ павильонъ такимъ же мошенническимъ образомъ и если, по внимательномъ наблюденіи, въ его карманахъ будетъ замѣчено что-нибудь подозрительное, то надлежитъ немедленно показать ему висящій надъ нимъ острый мечъ, строго допросить его, что онъ знаетъ о насыпяхъ и объ ихъ содержимомъ, и вообще поступить съ нимъ по всей строгости законовъ, а затѣмъ держать его въ состояніи унизительнаго нравственнаго рабства до тѣхъ поръ, пока не будетъ признано своевременнымъ дозволить ему выкупить свою свободу половиной всего имущества. Если (прибавилъ въ заключеніе мистеръ Веггъ) онъ ошибся, слишкомъ скромно сказавъ: "половину", то онъ надѣется, что его другъ, товарищъ и братъ не замедлитъ поправить его и упрекнуть за излишнюю слабость. Быть можетъ, было бы цѣлесообразнѣе назначить двѣ трети, быть можетъ, еще справедливѣе было бы сказать: три четверти. Относительно этого пункта онъ, разумѣется, всегда охотно приметъ поправку.
Съ успѣхомъ поддержавъ свое вниманіе къ этой длинной рѣчи тремя блюдечками чаю, которыя онъ послѣдовательно втянулъ въ себя одно за другимъ, мистеръ Винасъ изъявилъ свое одобреніе высказаннымъ взглядамъ. Воодушевленный этимъ, мистеръ Веггъ протянулъ правую руку и объявилъ, что это такая рука, которая никогда еще... На это мистеръ Винасъ, не пускаясь въ пространныя объясненія и не прекращая своего чаепитія, кратко, но учтиво, какъ того требовали приличія, высказалъ свою увѣренность въ томъ, что это дѣйствительно такая рука, которая никогда еще... Онъ удовольствовался однакоже чѣмъ, что посмотрѣлъ на нее, но къ груди своей не прижалъ.
-- Товарищъ и братъ!-- заговорилъ мистеръ Веггъ, когда было столь счастливо возстановлено взаимное вниманіе.-- Мнѣ хотѣлось бы спросить васъ кой о чемъ. Помните вы тотъ вечеръ, когда я заглянулъ сюда впервые и засталъ васъ погруженнымъ всѣмъ вашимъ могучимъ умомъ... погруженнымъ... или лучше сказать -- плавающимъ въ чаѣ?
Продолжая потягивать чай, мистеръ Винасъ кивнулъ головой въ знакъ того, что онъ помнить.
-- И вотъ вы здѣсь, сэръ, сидите передо мной, какъ будто съ того дня вы не вставали съ мѣста,-- продолжалъ мистеръ Веггъ съ глубокомысленнымъ изумленіемъ.-- Вы сидите, какъ тогда, и, какъ тогда, пьете чай, точно какой-то волшебный сосудъ, обладающій неограниченной способностью поглощенія этого благовоннаго напитка. Вы здѣсь сидите, сэръ, въ уютномъ вашемъ уголкѣ, какъ воплощеніе домашняго очага,-- сидите и однимъ своимъ видомъ одолжаете всю компанію.
Вдали отъ очага безвкусны всѣ земныя блага.
И ты, о братъ, отдашь, я вѣрю, всѣ свои богатства.
Всѣхъ этихъ птичекъ, такъ чудесно набитыхъ (хотя, увы!-- онѣ не прилетятъ на твой зовъ),--
Отдашь ихъ всѣхъ за миръ души, что намъ всего дороже,
И за очагъ домашній, мирный и святой.
Будь вашъ очагъ,-- добавилъ прозою мистеръ Веггъ, обводя взглядомъ лавку,-- будь вашъ очагъ еще замогильнѣе въ смыслѣ обстановки, для васъ онъ всегда будетъ лучшимъ въ мірѣ уголкомъ.
-- Вы сказали, что хотите спросить меня кой-о-чемъ, но ни о чемъ не спросили,-- замѣтилъ Винасъ безъ всякой тѣни сочувствія этой тирадѣ.
-- Состояніе вашего духа,-- проговорилъ мистеръ Веггъ соболѣзнующимъ тономъ,-- было въ тотъ вечеръ въ весьма плачевномъ видѣ. Каково оно теперь? Улучшилось ли хоть сколько-нибудь?
-- Она не желаетъ,-- отвѣчалъ мистеръ Винасъ съ комической смѣсью упорнаго раздраженія и тихой печали,-- она не желаетъ видѣть себя, не желаетъ, чтобъ и другіе видѣли ее въ этой обстановкѣ. Этимъ все сказано.
-- Ахъ, Боже, Боже, вотъ онѣ женщины!-- воскликнулъ Веггъ со вздохомъ, наблюдая за нимъ и притворяясь, что онъ, за компанію съ нимъ, смотритъ въ огонь.-- Я помню, вы говорили въ тогь вечеръ... мы съ вами сидѣли совершенно такъ, какъ теперь: вы тамъ, а я тутъ... вы говорили въ тотъ вечеръ, когда я васъ засталъ въ такомъ упадкѣ духа,-- вы говорили, что тоже интересуетесь тѣмъ дѣломъ. Какое странное совпаденіе!
-- Ея отецъ,-- проговорилъ Винасъ и остановился, чтобъ отхлебнуть чаю,-- ея отецъ былъ замѣшанъ въ томъ дѣлѣ.
-- Вы, кажется, не назвали тогда ея имени, сэръ?-- сказалъ задумчиво Веггъ.-- Да, нѣтъ, вы не назвали ея имени въ тотъ вечеръ.
-- Плезантъ Райдергудъ.
-- Ахъ, вотъ какъ! Плезантъ Райдергудъ. Въ этомъ имени есть что-то трогательное. Плезантъ. Боже мой! Это имя какъ будто выражаеть, чѣмъ она могла бы быть, если бъ не сдѣлала извѣстнаго намъ непріятнаго замѣчанія, и чѣмъ она не можетъ быть теперь именно потому, что сдѣлала его. Но пролью ли я цѣлительный бальзамъ на вашу рану, мистеръ Винасъ, если спрошу, какъ вы познакомились съ ней?
-- Я какъ-то быль у рѣки,-- началъ Винасъ, отхлебнувъ еще глотокъ чаю и грустно мигая на огонь.-- Я высматривалъ тамъ попугаевъ.-- Онъ отхлебнулъ еще глотокъ и замолчалъ.
Желая подстрекнуть его вниманіе, мистеръ Веггъ осторожно сказалъ:
-- Едва ли вы могли охотиться на попугаевъ въ нашемъ климатѣ, сэръ?
-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!-- нетерпѣливо перебилъ его Винасъ.-- Я стоялъ на берегу и высматривалъ, не удастся ли мнѣ купить парочку попугаевъ у матросовъ для чучелъ.
-- Понимаю, сэръ, понимаю.
-- Искалъ я еще хорошенькой парочки гремучихъ змѣй, чтобы препарировать ихъ для музея. Вотъ тутъ-то и судила мнѣ судьба встрѣтиться съ ней. Я купилъ у нея кое-что. Это было въ то самое время, когда сдѣлали ту находку. А такъ какъ дѣло это получило широкую огласку, то я воспользовался этимъ, чтобы побывать тамъ еще разъ и познакомиться съ нею поближе. Съ той поры я уже не тотъ человѣкъ. У меня всѣ кости размякли отъ тоски по ней. Если бъ ихъ принесли мнѣ разнятыми для сортировки, я, кажется, не призналъ бы ихъ за свои. Вотъ до чего довела меня эта любовь.
Мистеръ Веггъ, замѣтно остывшій въ своемъ любопытствѣ, взглянулъ на одну полку, выглядывавшую изъ темноты.
-- Я помню, мистеръ Винасъ,-- заговорилъ онъ тономъ дружескаго соболѣзнованія,-- мнѣ вѣдь памятно каждое слово, сорвавшееся съ вашихъ губъ... Я помню, вы говорили въ тотъ вечерь, что тамъ у васъ хранится... А потомъ не докончили, сказавъ: "Ну, все равно".
-- Тамъ попугай, котораго я купилъ у нея,-- сказалъ Винасъ, уныло вскинувъ глазами.-- Вонъ онъ лежитъ на боку, весь высохъ, какъ щепка. Если бы не перья, онъ былъ бы вылитый я. У меня никогда не хватило духу препарировать его, и никогда, я знаю, не хватитъ.
Съ выраженіемъ обманутаго ожиданія на своемъ деревянномъ лицѣ, Сайлесъ отправилъ мысленно попугая въ мѣста пожарче тропическихъ странъ и, потерявъ, повидимому, на время способность сочувствовать печалямъ мистера Винаса, принялся подтягивать свою деревяшку, собираясь уходить, ибо гимнастическія упражненія этого вечера порядкомъ порасшатали ее.
Когда Сайлесъ Веггъ, съ кожаной картонкой въ рукѣ, вышелъ изъ лавки, предоставивъ мистеру Винасу упиваться до самозабвенія чаемъ, изобрѣтательный умъ его терзался мыслью, зачѣмъ онъ принялъ этого художника въ компаньоны. Онъ съ горечью чувствовалъ, что перемудрилъ съ самаго начала, уцѣпившись за соломинку туманныхъ намековъ Винаса,-- соломинку, оказавшуюся совершенно непригодною для его цѣли. Раскидывая умомъ, какъ бы ему половчѣе прервать эту дружбу безъ ущерба для кармана, упрекая себя за ненужную болтливость и восхваляя свыше мѣры за чисто случайную удачу со шкатулкой, онъ ковылялъ впередъ, сдѣлавъ такимъ образомъ незамѣтнымъ разстояніе между Клеркенвеллемъ и резиденціей золотого мусорщика.
Ибо чувствовалъ Сайлесъ Веггъ, что не заснуть ему въ этотъ вечерь, если онъ сперва не послоняется передъ домомъ мистера Боффина въ качествѣ его злого генія. Могущество (только не могущество ума и добродѣтели) всегда является величайшей приманкой для низшихъ натуръ, и уже одна угроза бездушному фасаду дома, въ которомъ жила ненавистная семья, одно сознаніе своей власти сбросить крышу этого дома, какъ крышу карточнаго домика, было такимъ удовольствіемъ, отъ котораго не могъ отказаться Сайлесъ Веггъ.
Покуда онъ, въ своемъ злорадномъ торжествѣ, ковылялъ передъ домомъ по противоположному тротуару, къ дому подкатила карета хозяевъ.
"Скоро тебѣ будетъ капутъ", сказалъ Веггъ, грозя каретѣ картонкой. "Скоро потускнѣетъ твой лакъ".
Мистрисъ Боффинъ вышла изъ кареты и вошла въ домъ.
"Смотрите, не споткнитесь, миледи мусорщица, а то ужъ больше не встанете", проворчалъ Веггъ ей вслѣдъ.
Изъ кареты выпрыгнула Белла и побѣжала слѣдомъ за мистрисъ Боффинъ.
"Какъ мы проворны!", сказалъ Веггъ. "Не такъ-то весело, однако, побѣжимъ мы въ свой старый убогій домишко, моя милая барышня. А все-таки придется отправляться туда".
Немного погодя изъ дома вышелъ секретарь.
"Меня обошли изъ-за тебя", сказалъ Веггъ. "А все же не мѣшало бы тебѣ поискать другого мѣстечка, молодой человѣкъ".
Тѣнь мистера Боффина послѣдовательно выступала на шторахъ трехъ большихъ оконъ (онъ видимо прохаживался по комнатѣ своей обычной рысцой) и снова промелькнула въ обратномъ порядкѣ, когда онъ возвращался назадъ.
"А-а, и ты тутъ, пріятель!", прошипѣлъ Веггъ. "Говори: гдѣ бутылка? Охъ, какъ охотно ты обмѣнялъ бы ее на мою шкатулку, мусорщикъ!".
Отведя такимъ образомъ передъ сномъ свою душу, мистеръ Веггъ отправился домой. Такъ велика была жадность этого негодяя, что мысли его очень скоро перескочили черезъ половину, двѣ трети и три четверти и остановились на захватѣ всего. "А впрочемъ нѣтъ, тутъ что-то не выходитъ", соображалъ онъ, остывая по мѣрѣ ходьбы. "Вѣдь тогда ему не будетъ никакого разсчета насъ закупать, и мы останемся не при чемъ".
Мы такъ привыкли судить о другихъ по себѣ, что мистеру Веггу до этой минуты и въ голову не приходило, что мусорщикъ, можетъ быть, и не пожелаетъ "насъ закупать", а предпочтетъ остаться честнымъ человѣкомъ и стать бѣднякомъ. Теперь отъ этой мысли его даже кинуло въ дрожь, но впрочемъ ненадолго, потому что мысль была праздная и сейчасъ же ушла, какъ пришла.
"Нѣтъ, нѣтъ, онъ слишкомъ привязался къ деньгамъ", успокоилъ себя мистеръ Веггъ: "слишкомъ деньгу полюбилъ".
По мѣрѣ того, какъ онъ ковылялъ по тротуару, эти слова превращались въ напѣвъ, и всю дорогу до самаго дома онъ подстукивалъ имъ въ тактъ по камнямъ мостовой -- piano здоровой ногой и forte деревяшкой: "Нѣтъ, нѣтъ, онъ слишкомъ привязался къ деньгамъ, онъ слишкомъ деньгу полюбилъ".
Сайлесъ услаждалъ себя этою сладкозвучною пѣсенкой даже и на другой день, когда, поднятый съ постели на разсвѣтѣ стукомъ въ калитку, онъ отперъ ворота и впустилъ во дворъ длинный обозъ телѣгъ, явившихся свозить маленькую мусорную кучу. И цѣлый Божій день, пока онъ зорко наблюдалъ за этой медленной процедурой, обѣщавшей продлиться много дней и даже недѣль, маршируя въ отдаленіи (во избѣжаніе опасности задохнуться отъ пыли) на небольшой, плотно убитой площадкѣ и не спуская глазъ съ копальщиковъ, мистеръ Веггъ продолжалъ напѣвать и выстукивать въ тактъ: "Онъ слишкомъ привязался къ деньгамъ, слишкомъ деньгу полюбилъ".