Болѣзнь Оливера и заботы о немъ. Портретъ.
Карста остановилась въ темной улицѣ близь Пентонвилля. Здѣсь въ домѣ была приготовлена постель для Оливера; его осторожно положили въ нее и неусыпно ухаживали за нимъ во все время болѣзни.
Но Оливеръ долго не могъ чувствовать всей доброты новыхъ друзей своихъ; солнце всходило и закатывалось не одинъ разъ, а мальчикъ все лежалъ безъ чувствъ, задыхаясь отъ жара горячки, который, какъ раскаленное желѣзо, жжетъ медленно и невыносимо. Черви не такъ быстро точатъ трупъ, какъ ея медленный огонь гложетъ внутренность человѣка.
Слабый, блѣдный, худой, онъ пробудился наконецъ отъ того, что ему казалось долгимъ, безпокойнымъ сномъ. Сѣвъ на кровать, онъ положилъ голову на дрожащую руку и съ безпокойствомъ посмотрѣлъ вокругъ.
-- Что это за комната? гдѣ я? сказалъ онъ.-- Я не здѣсь легъ спать.
Онъ произнесъ эти слова тихимъ голосомъ, будучи еще очень слабъ; но ихъ услышали, потому-что занавѣсъ отдернулся, и старушка, чисто и опрятно одѣтая, встала со стула, который стоялъ возлѣ кровати.
-- Тише, другъ мой, кротко сказала она.-- Тебѣ надо молчать, а не то ты опять захвораешь, и тебѣ будетъ хуже, гораздо-хуже. Съ этими словами старушка тихо опустила на подушку голову Оливера и, откинувъ его волосы назадъ, взглянула въ лицо такъ кротко и ласково, что у него на глазахъ выступили слезы.
-- Милый малютка! сказала старушка: -- что бы сказала теперь мать твоя, еслибъ она сидѣла возлѣ тебя, какъ я, и могла бы видѣть тебя теперь?
-- Можетъ-быть, она и видитъ меня, прошепталъ Оливеръ, складывая рученки.-- Можетъ-быть, она сидѣла возлѣ меня: мнѣ казалось, я чувствовалъ это.
-- Это была горячка, другъ мои, сказала старушка.
-- Да! задумчиво отвѣчалъ Оливеръ:-- небо далеко, и она тамъ такъ счастлива, что не должна приходить къ постели бѣднаго мальчика. Но если бъ она знала, что я былъ болѣнъ, она пожалѣла бы обо мнѣ даже и тамъ, потому-что сама была больна прежде, нежели умерла. Она вѣрно ничего обо мнѣ не знаетъ,-- прибавилъ Оливеръ послѣ минутнаго молчанія:-- потому-что, еслибъ видѣла, какъ они терзали меня, вѣрно сдѣлалась бы печальна; а лицо ея всегда казалось мнѣ свѣтлымъ и счастливымъ, когда видалъ я ее во снѣ.
Старушка ничего не отвѣчала; но, отеревъ глаза и очки, лежавшіе на одѣялѣ, принесла ему теплаго питья, а потомъ велѣла заснуть, если онъ не хочетъ быть опять болѣнъ.
Оливеръ молчалъ, потому-что хотѣлъ во всемъ повиноваться доброй старушкѣ, и болѣе потому-что почти совершенно обезсилѣлъ, сказавъ послѣднія слова. Онъ скоро заснулъ и былъ пробужденъ блескомъ свѣчи, при свѣтѣ которой увидѣлъ джентльмена, съ большими часами въ рукахъ, щупавшаго пульсъ его и сказавшаго, что ему гораздо-лучше.
-- Тебѣ теперь гораздо-лучше, дружокъ? спросилъ джентльменъ.
-- Да, покорно васъ благодарю, сударь, отвѣчалъ Оливеръ.
-- Да, знаю, сказалъ джентльменъ:-- ты немножко-голоденъ, не такъ ли?
-- Нѣтъ, сударь, отвѣчалъ Оливеръ.
-- Гм! сказалъ джентльменъ. Нѣтъ? Я и зналъ, что нѣтъ. Онъ не голоденъ, мистриссъ Бедвинъ, сказалъ джентльменъ, смотря очень глубокомысленно.
Старушка почтительно наклонила голову, какъ-бы желая показать этимъ, что считаетъ доктора всеведущимъ. Казалось, самъ докторъ былъ того же мнѣнія.
-- Тебя клонитъ сонъ, не такъ ли, дружокъ? сказалъ докторъ.
-- Нѣтъ, сударь, отвѣчалъ Оливеръ.
-- Нѣтъ? сказалъ докторъ съ довольнымъ видомъ.-- Тебя не клонитъ сонъ? Ты вѣдь не чувствуешь жажды?
-- Чувствую; мнѣ очень хочется пить, отвѣчалъ Оливеръ.
-- Я того и ожидалъ, мистриссъ Бедвинъ, сказалъ докторъ.-- Это очень натурально; ему хочется пить, и очень хорошо. Вы можете давать ему немного чаю и хлѣба, только безъ масла. Не держите его въ большомъ теплѣ, и берегитесь, чтобъ ему не было слишкомъ-холодно,-- сдѣлайте милость.
Старушка поклонилась, и докторъ вышелъ.
Оливеръ скоро опять заснулъ, и когда пробудился, то было уже около двѣнадцати часовъ. Скоро старушка пожелала ему доброй ночи, оставивъ его подъ надзоромъ толстой женщины, которая принесла въ узелкѣ маленькую библію и большой ночной чепчикъ. Надѣвъ чепчикъ на голову, а библію положивъ на столъ, и сказавъ Оливеру, что она пришла сидѣть около его постели, подвинула она стулъ къ камину и начала вязать чулокъ.
Такъ прошла ночь. Иногда Оливеръ пробуждался, и, припоминая все, что происходило съ нимъ, долго и пламенно молился. Наконецъ онъ заснулъ тѣмъ крѣпкимъ, спокойнымъ сномъ, который заставляетъ забывать страданія и отъ котораго тяжело пробуждаться.
Было уже свѣтло, когда Оливеръ открылъ глаза: онъ чувствовалъ себя довольнымъ и счастливымъ, благополучно вынесъ кризисъ, и снова принадлежалъ свѣту.
Черезъ три дня онъ могъ уже сидѣть на стулѣ, обложенный подушками, но все еще былъ слабъ. Мистриссъ Бедвинъ часто носила его въ свою комнату, усаживала передъ каминомъ, сама садилась возлѣ, и, смотря на него, была въ такомъ восхищеніи, что начинала плакать.
-- Вы очень, очень добры ко мнѣ, сударыня, сказалъ Оливеръ.
-- Полно говорить объ этомъ, дружокъ, сказала старушка:-- тебѣ пора кушать бульйонъ; докторъ сказалъ, что мистеръ Броунло можетъ видѣть тебя въ это утро, и намъ надо смотрѣть веселѣе, чтобъ и ему было весело. Съ этими словами, старушка начала разогрѣвать столько бульйону, что имъ можно было бы накормить триста мальчиковъ въ Домѣ Призрѣнія.
-- Ты вѣрно любишь картины, мои дружокъ? спросила старушка, видя, что Оливеръ внимательно устремилъ глаза на портретъ, висѣвшій на стѣнѣ противъ стула.
-- Не знаю, сударыня, сказалъ Оливеръ, не отводя глазъ: -- я такъ мало видѣлъ картинъ. Какъ прекрасно, какъ кротко лицо этой дамы!
-- О! живописцы всегда дѣлаютъ дамъ прекраснѣе, нежели какъ онѣ въ-самомъ-дѣлѣ; иначе имъ никто не давалъ бы работы, сказала старушка.-- Человѣкъ, который изобрѣлъ бы машину снимать лица совершенно-сходно, никогда не имѣлъ бы успѣха, сказала старушка, смѣясь отъ чистаго сердца.
-- Чей это портретъ? спросилъ Оливеръ.
-- А право, я и сама не знаю, дружокъ. Подлинника мы оба не знаемъ. Кажется, онъ очень тебѣ нравится.
-- Онъ такъ хорошъ, такъ хорошъ...
-- Но онъ вѣрно не пугаетъ тебя? съ удивленіемъ спросила старушка, замѣтивъ, что Оливеръ смотритъ на портретъ съ какимъ-то страхомъ.
-- О, нѣтъ, нѣтъ. Но глаза ея такъ печальны; кажется, будто они смотрятъ на меня. Эта дама точно какъ живая; она будто хочетъ говорить со мною, но не можетъ.
-- Что съ тобою, душенька? успокойся! вскричала испуганная старушка.-- Ты еще не совсѣмъ оправился отъ болѣзни. Дай, я поверну твой стулъ; ты не будешь больше видѣть портрета.
Но воображеніе Оливера по-прежнему рисовало ему милое лицо: онъ не хотѣлъ однако безпокоить добрую старушку и весело улыбнулся, когда она взглянула на него. Обрадованная мистриссъ Бедвинъ начала приготовлять ему бульйонъ и хлѣбъ и когда онъ позавтракалъ, послышался тихій стукъ въ дверь.-- Войдите, сказала старушка. То былъ мистеръ Броунло.
Старый джентльменъ быстро вошелъ въ комнату, но когда надѣлъ очки и ближе взглянулъ на Оливера, лицо его перемѣнилось. Оливеръ похудѣлъ и ослабъ отъ болѣзни, и напрасно старался встать, изъ почтенія къ своему благодѣтелю: онъ снова упалъ на стулъ. А какъ, надо сказать правду, у мистера Броунло было сердце, въ которомъ могли бы помѣститься шесть сердецъ обыкновенныхъ старыхъ джентльменовъ, то, по какому-то гидравлическому процессу, который мы не умѣемъ объяснить слезы показались изъ. глазъ его.
-- Бѣдный мальчикъ! бѣдный мальчикъ! сказалъ мистеръ Броунло. Я сегодня что-то не такъ здоровъ, мистриссъ Бедвинъ. Кажется, я простудился.
-- О, вѣрно нѣтъ, сударь.
-- Не знаю, мистриссъ Бедвинъ, не знаю. Ну, какъ ты себя чувствуешь?
-- Очень хорошо, сударь, отвѣчалъ Оливеръ.-- Не знаю, какъ мнѣ благодарить васъ за вашу доброту ко мнѣ.
-- Бѣдный мальчикъ! печально сказалъ мистеръ Броунло.-- Кормили ли вы его, мистриссъ Бедвинъ?
-- Онъ сейчасъ кушалъ бульйонъ.
-- Двѣ рюмки портвейну болѣе подкрѣпили бы его; не такъ ли, Томъ Вайтъ? а?
-- Мое имя Оливеръ, сударь, отвѣчалъ мальчикъ, глядя на него съ удивленіемъ.
-- Оливеръ? сказалъ мистеръ Броунло: -- Оливеръ? Оливеръ Вайтъ? а?
-- Нѣтъ, сударь -- Твистъ, Оливеръ Твистъ.
-- Странное имя! {Твистъ (Twist) по-англійски значитъ веревка. } сказалъ старый джентльменъ:-- зачѣмъ же ты сказалъ судьѣ, что твое имя Вайтъ?
-- Я никогда не говорилъ этого, сударь.
Это такъ мало походило на правду, что старый джентльменъ нѣсколько сердито взглянулъ на Оливера. Но невозможно было не вѣрить ему: всѣ черты лица подтверждали истину словъ его.
-- Тутъ должна быть какая-нибудь ошибка, сказалъ мистеръ Броунло. И, вспомнивъ сходство Оливера съ какимъ-то знакомымъ лицомъ, онъ все еще не сводилъ съ него глазъ.
-- Надѣюсь, вы не сердитесь на меня, сударь? спросилъ Оливеръ, робко подымая глаза.
-- Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчалъ старый джентльменъ.-- Боже мой! что это? Мистриссъ Бедвинъ, посмотире, посмотрите!
И, говоря это, онъ показывалъ то на лицо мальчика, то на портретъ, висѣвшій надъ его головою. Въ нихъ было живое сходство: глаза, голова, ротъ,-- всѣ черты лица были тѣ же. Даже самое выраженіе лица было такъ схоже, что мистеръ Броунло не могъ удержать своего изумленія.
Оливеръ не зналъ причины такого внезапнаго восклицанія; онъ испугался, и будучи еще очень слабъ, снова впалъ въ безпамятство.