Бѣгство Сайкса.
Изъ всѣхъ преступныхъ дѣлъ, которыя во мракѣ той ночи совершены были въ обширныхъ предѣлахъ Лондона, это было самое преступное. Изъ всѣхъ злодѣяній, которыя, возставая удушливыми парами, смѣшивались съ утреннимъ туманомъ,-- это было самое жестокое и безчеловѣчное.
Солнце, -- свѣтлое солнце, приносящее не одинъ свѣтъ, но и новую жизнь, и надежду, и свѣжесть человѣку,-- взошло надъ шумнымъ городомъ. Сквозь закрашеныя стекла, сквозь окна, заклеенныя бумагою, сквозь куполъ собора и щели хижины оно равно разсѣивало благотворные лучи свои; оно же освѣтило и комнату, гдѣ лежала убитая дѣвушка. Если это зрѣлище было ужасно при туманномъ утрѣ, то какимъ оно должно было казаться при полномъ блескѣ дня!
Убійца не двигался; онъ боялся пошевельнуться. Ужасъ оковалъ всѣ члены его. Онъ набросилъ покрывало на трупъ; но недвижные, помертвѣлые глаза проницали сквозь ткань и, казалось, были устремлены на потоки крови, освѣщенные солнцемъ. Онъ опять сорвалъ покрывало -- передъ нимъ лежало тѣло, облитое кровью,-- и какою кровью!
Онъ взялъ свѣчу, развелъ огонь и бросилъ въ него дубину. На концѣ ея были остатки волосъ, которые, превратясь въ пепелъ, вились въ каминѣ. Даже это навело на него ужасъ; онъ смылъ съ себя кровь, но на платьѣ оставались еще пятна:-- онъ разорвалъ его и сжегъ. Однакожь сколько слѣдовъ осталось на полу! Даже лапы собаки были окровавлены.
Во все это время онъ не могъ взглянуть на трудъ; кончивъ все, подошелъ къ двери, таща за собою собаку; тихо отперъ дверь, вынулъ ключъ и оставилъ свое жилище.
Онъ прошелъ мимо и взглянулъ въ окно, чтобъ удостовѣриться, не видно ли чего-нибудь снаружи. Штора по-прежнему оставалась спущенною; она хотѣла поднять ее, чтобъ взглянуть на свѣтъ, котораго уже не видѣла. Она лежала близко оттуда. Онъ зналъ это...
Взглядъ его былъ мгновенный. Онъ дышалъ свободнѣе, вышедъ изъ комнаты. Свиснувъ собакѣ, онъ быстро отошелъ прочь.
Убійца бродилъ, какъ осужденный, изъ одного конца города въ другой; за заетавою онъ упалъ въ изнеможеніи и заснулъ крѣпкимъ сномъ.
Скоро всталъ онъ и пошелъ назадъ къ Лондону по большой дорогѣ; потомъ опять повернулъ назадъ, шелъ по полямъ, отдыхая во рвахъ и снова пускаясь въ путь.
Куда бы пойдти ему, чтобъ утолить свой голодъ, гдѣ было бы мало народу? Въ ближайшую деревушку. Туда онъ направилъ свой шаги -- то бѣгомъ, то медленнымъ шагомъ, то вдругъ останавливаясь. Но когда онъ достигъ деревни, всѣ, кого ни встрѣчалъ онъ, даже дѣти, казалось, смотрѣли на него съ недовѣрчивостію. Онъ снова пошелъ назадъ, не смѣя спросить куска хлѣба или воды, хоть онъ и не ѣлъ нѣсколько часовъ.
Цѣлыя мили исходилъ онъ и опять воротился къ тому же мѣсту, откуда вышелъ. Миновало утро и полдень; уже смеркалось, а изъ все-еще блуждалъ взадъ и впередъ около одного мѣста.
Было девять часовъ, когда убійца, совершенно утомленный, и собака, хромавшая отъ усталости, повернули къ деревенской церкви; прокравшись вдоль улицы деревушки, они вошли въ маленькій трактиръ, гдѣ свѣтился огонекъ. Въ комнатѣ разведенъ былъ огонь; нѣсколько крестьянъ пили вино, грѣясь передъ огнемъ. Крестьяне очистили мѣсто для незнакомца, но тутъ сѣлъ въ дальній уголъ, ѣлъ и пилъ одинъ, дѣлясь съ своею собакою.
Люди, собравшіеся около огня, говорили о сосѣднихъ помѣстьяхъ и фермерахъ, потомъ о лѣтахъ старика, котораго похоронили въ послѣднее воскресенье; молодые люди говорили, что онъ былъ очень старъ; а старики утверждали, напротивъ, что онъ былъ очень молодъ, даже не старѣе самаго стараго изъ нихъ.
Казалось, тутъ нечего было опасаться. Разбойникъ, расплатись, молчаливо сидѣлъ въ углу и ужо началъ засыпать, какъ былъ разбуженъ шумомъ шаговъ вновь-пришедшаго человѣка.
То былъ веселый малой, полу-торгашъ, полу-шарлатанъ, который ходилъ по деревнѣ, продавая ножницы, щетки, мыло, лекарства для собакъ и лошадей и другія вещи, лежавшія у него въ ящикѣ за спиною. Приходъ его былъ сигналомъ къ общимъ остротамъ, которыя прекратились только тогда, когда онъ кончилъ свой ужинъ и отперъ ящикъ.
-- А это что такое? спросилъ усмѣхаясь крестьянинъ, показывая на одну изъ вещицъ.
-- Это, сказалъ шарлатанъ: -- лучшій и вѣрнѣйшій составъ для вывода всякихъ пятенъ, ржавчины, грязи, сырости, пыли изъ шелка, атласа, полотна, кембрика, сукна, кисеи, ковровъ, мериноса и Няняхъ матерій. Винныя пятна, водяныя пятна, смоляныя пятна, всякія пятна,-- все исчезаетъ отъ одного прикосновенія этого вѣрнѣйшаго и полезнѣйшаго состава. Если женщина запятнала свою честь, ей стоитъ только проглотить одинъ кусокъ этого состава, и она вылечится,-- потому-что это ядъ. Если джентльменъ хочетъ доказать свою честь, этотъ составъ можетъ послужить ему вмѣсто пистолетной пули. Одинъ пенсъ за кусокъ, только одинъ пенсъ!
Тотчасъ явились двое покупателей; другіе стояли въ нерѣшимости. Шарлатанъ, замѣтя это, усилилъ свое краснорѣчіе.
-- Все это у меня раскупаютъ въ нѣсколько часовъ, сказалъ онъ.-- Этотъ составъ выдѣлываютъ на четырнадцати водяныхъ мельницахъ, шести паровыхъ машинахъ и посредствомъ гальванической баттареи, которая дѣйствуетъ безпрерывно, и при всемъ томъ не могутъ приготовить его въ достаточномъ количествѣ, хоть люди до того работаютъ, что умираютъ, и вдовамъ ихъ тотчасъ дается пенсіонъ по двадцати фунтовъ въ годъ на каждаго ребенка. Одинъ пенсъ за кусокъ! Винныя пятна, водяныя пятна, красильныя пятна, смоляныя пятна, кровавыя пятна... Вотъ пятно на шляпѣ джентльмена, которое и выведу въ одну минуту.
-- Подай сюда шляпу! вскричалъ Сайксъ, вскакивая.
-- Я вычищу ее, отвѣчалъ шарлатанъ, подмигивая однимъ глазомъ:-- прежде, нежели вы успѣете пройдтись по комнатѣ. Вотъ, господа, замѣтьте это темное пятно на шляпѣ джентльмена,-- оно не болѣе шиллинга. Будь это винное пятно, водяное пятно, или кровавое пятно...
Онъ не успѣлъ договорить, потому-что Сайксъ оттолкнулъ столъ и, вырвавъ свою шляпу, выбѣжалъ изъ комнаты.
Съ тѣмъ же страхомъ, съ тою же нерѣшимостью, которые терзали его цѣлый день, убійца, видя, что его не преслѣдуютъ, пошелъ назадъ къ городу и, при свѣтѣ фонарей, увидѣлъ почтальйона, отдававшаго письма на городскую почту. Онъ подошелъ ближе и сталъ прислушиваться.
Сторожъ стоялъ у дверей, принимая письма. Почтальйонъ отдавалъ ихъ.
-- Что новаго, Бэнъ? спросилъ онъ.
-- Ничего, отвѣчалъ сторожъ.-- Говорятъ о какомъ-то убійствѣ, да я не совсѣмъ вѣрю.
-- О, это точно правда, сказалъ джентльменъ, выглядывая изъ окна.-- Ужасное убійство!
-- Кто же убитъ? спросилъ сторожъ, приподнимая фуражку.-- Мужчина, или женщина?
-- Женщина, отвѣчалъ джентльменъ.-- Думаютъ...
Раздался звукъ рога и почтальйонъ ускакалъ.
Сайксъ оставался на улицѣ, какъ-будто потерявъ силы послѣ того, что онъ слышалъ, тревожимый неизвѣстностью куда идти; наконецъ опять поворотилъ назадъ.
Онъ шелъ бодро; но когда, оставя за собою городъ, проходилъ по пустымъ и мрачнымъ мѣстамъ, ужасъ овладѣлъ имъ. Каждый предметъ, каждая тѣнь, двигавшаяся или неподвижная, принимали въ глазахъ его страшные образы; но этотъ страхъ былъ ничто въ сравненія съ чувствомъ, которое вселялъ въ него блѣдный призракъ, шедшій по слѣдамъ его. Онъ могъ начертитъ его тѣнь во мракѣ, не измѣнивъ ни одной черты лица, и означить его мѣрную, медленную походку. Онъ слышалъ его жалобы въ шелестѣ листьевъ, когда дыханіе вѣтерка сливалось съ послѣднимъ, тихимъ воплемъ. Когда убійца останавливался, призракъ дѣлалъ то же; когда онъ бѣжалъ, призракъ летѣлъ вслѣдъ за нимъ.
Иногда разбойникъ оборачивался съ отчаянною рѣшимостію -- убить призракъ, хоть онъ и казался ему мертвымъ; но волосы вставали дыбомъ на головѣ его и кровь застывала въ жилахъ: призракъ оборачивался вмѣстѣ съ нимъ и являлся позади. Онъ прислонился къ стѣнѣ, но сквозь ночныя облака видѣлъ, что призракъ стоялъ надъ его головою. Онъ упалъ навзничь: призракъ стоялъ въ головахъ его, недвижный, безмолвный, какъ гробовой камень съ эпитафіею, написанною кровавыми буквами.
Не вѣрьте тѣмъ, которые говорятъ, что убійцы иногда избѣгаютъ правосудія, я что Провидѣніе оставляетъ ихъ ненаказанными; минута такого ужаса хуже двадцати смертей.
Въ полѣ, по которому проходилъ Сайксъ, былъ навѣсъ, представлявшій убѣжище во время ночи. Передъ входомъ въ него стояли три тополя, которые усиливали темноту его внутри; вѣтеръ шумѣлъ, играя ихъ листьями. Сайксъ не могъ войдти туда, пока снова не разсвѣтетъ, и прижался плотнѣе къ стѣнѣ.
Призракъ всталъ передъ нимъ ужаснѣе прежняго. Эти большіе, блестящіе, неподвижные глаза сіяли въ темнотѣ, ничего не освѣщая. Только два глаза, но они были вездѣ... Когда убійца закрывалъ себѣ лицо, ему представлялась комната съ знакомымъ существомъ, которое онъ хотѣлъ бы позабыть, если бъ только могъ исторгнуть его изъ своей памяти. Все стояло на своемъ мѣстѣ. Тѣло также было на своемъ мѣстѣ, глаза все тѣ же -- большіе, блестящіе, неподвижные. Онъ вышелъ и бросился въ поле. Призракъ шелъ за нимъ. Онъ снова вошелъ подъ навѣсъ и опять упалъ на землю: глаза мертвеца блестѣли по-прежнему....
Здѣсь онъ оставался въ такомъ ужасѣ, который никто не могъ испытать, кромѣ его: все тѣло его задрожало, когда невдалекѣ вдругъ раздались вопли и шумъ смѣшанныхъ голосовъ. Каждый звукъ людскаго голоса въ этомъ пустынномъ мѣстѣ пугалъ его. Онъ получилъ новую силу и бодрость при видѣ собственной опасности, и вскочивъ на ноги, бросился въ поле.
Небо казалось въ огнѣ. Вставая въ воздухѣ съ мильйонами искръ, потоки пламени смѣшивались одинъ съ другимъ, освѣщая кругомъ пространство на нѣсколько миль; вѣтеръ несъ къ нему клубы дыма. Крики становились громче и громче, смѣшиваясь съ набатомъ; слышно было, какъ обрушались тяжелыя кровли. Шумъ увеличивался болѣе-и-болѣе. Народъ -- мужчины, женщины и дѣти, бѣгали въ отчаяніи. Для убійцы это было какъ-будто новою жизнію. Онъ бросился впередъ, не смотря ни на какія преграды; собака бѣжала передъ нимъ съ громкимъ лаемъ.
Онъ пришелъ на мѣсто пожара. Полуодѣтые люди бѣгали взадъ и впередъ, иные стараясь выводить изъ конюшень испуганныхъ лошадей, другіе -- спасая, что можно было спасти. Мѣста, гдѣ были прежде двери и окна, представляли массу огня; желѣзо, раскаленное до-бѣла, падало на землю. Стукъ пожарныхъ трубъ и шумъ воды, падавшей на обгорѣлыя бревна, еще болѣе увеличивали тревогу. Женщины и дѣти кричали, между-тѣмъ, какъ мужчины ободряли другъ друга. Сайксъ позабылъ все и бросился въ самую густую толпу.
Во всю эту ночь, онъ кидался изъ одного мѣста въ другое, то работая у помпъ, то бросаясь сквозь дымъ и пламя туда, гдѣ шумъ становился сильнѣе. Вверхъ и внизъ по лѣстницамъ, на кровляхъ строеніи, на полуразвалившихся перекладинахъ, подъ падающими бревнами и камнями, вездѣ былъ онъ; но, будто одаренный волшебною жизнью, не получилъ ни раны, ни ушиба, и безъ мысли, безъ усталости, встрѣтилъ утро надъ дымящимися развалинами.
Едва прошло это самозабвеніе, ужасное сознаніе злодѣйства возвратилось опять съ новою силою. Боязливо осмотрѣвшись кругомъ, увидя людей, раздѣлившихся на толпы и разговаривавшихъ между собою, онъ боялся быть предметомъ ихъ разговора. Собака повиновалась движенію руки его, и они тихо удалились. Невдалекѣ сидѣло нѣсколько человѣкъ, которые просили его раздѣлить съ ними пищу. Онъ съѣлъ кусокъ хлѣба, и взявшись за кружку съ пивомъ, услышалъ, какъ пожарные изъ Лондона разсказывали объ убійствѣ. "Онъ убѣжалъ въ Бирмингэмъ" говорилъ одинъ изъ нихъ: "но его поймаютъ; вездѣ разосланы повелѣнія схватить его".
Онъ бросился прочь и шелъ до-тѣхъ-поръ, пока въ изнеможеніи не упалъ на землю. На минуту, безпокойный, тревожный сонъ овладѣлъ имъ.
Вдругъ онъ рѣшился идти назадъ въ Лондонъ.
-- Тамъ, по-крайней-мѣрѣ, есть мѣсто, гдѣ можно спрятаться, думалъ онъ.-- Меня никто не ожидаетъ тамъ встрѣтить, и съ помощію Феджина мнѣ удастся можетъ-быть перебраться во Францію.
Не медля ни минуты, поспѣшилъ онъ исполнить свое намѣреніе и пошелъ назадъ по дорогамъ, менѣе-люднымъ, рѣшась скрываться невдалекѣ отъ столицы.
Но мысль, что его легко могутъ узнать по собакѣ, поразила его. Онъ рѣшился утопить собаку, и пошелъ далѣе, ища гдѣ-нибудь пруда; дорогою онъ схватилъ тяжелый камень и привязалъ къ нему платокъ.
Во время этихъ приготовленій собака смотрѣла въ лицо своему хозяину, и по инстинкту ли узнала о его намѣреніи, или взглядъ его былъ строже обыкновеннаго, но она бѣжала отъ него далѣе, не позволяя къ себѣ приблизиться. Когда Сайксъ остановился у берега пруда и напалъ звать ее, она стала на одномъ мѣстѣ, какъ-будто въ нерѣшимости.
-- Слышишь ты? сюда! кричалъ Сайксъ.
Собака приблизилась-было по привычкѣ: но когда Сайксъ хотѣлъ обвязать платокъ около ея шеи, она тихо заворчала и отскочила назадъ.
-- Сюда? сказалъ разбойникъ, топая ногою. Собака махала хвостомъ, но не трогалась съ мѣста. Сайксъ сдѣлалъ петлю и снова началъ звать ее.
Собака сдѣлала нѣсколько шаговъ впередъ, потомъ воротилась назадъ, остановилась на минуту, обернулась и какъ стрѣла скрылась изъ виду.
Разбойникъ продолжалъ свистать, и сѣдъ, ожидая, что собака воротится. Но ожиданія его были напрасны, и онъ снова пустился въ путь.