изъ которой можно видѣть невыгодныя послѣдствія приключенія съ Оливеромъ и то, что происходило между Генрихомъ и Розою.
Люди, привлеченные криками Оливера, бросились къ нему и нашли его блѣднаго, встревоженнаго: онъ показывалъ на поле, бывшее сзади дона и едва могъ произнести слова: "Жидъ! Жидъ!"
Джильсъ не понималъ, что значитъ этотъ крикъ; но Генрихъ, которому извѣстна была исторія Оливера, тотчасъ догадался, въ чемъ дѣло.
-- Куда онъ побѣжалъ? спросилъ онъ, схватывая толстую палку, стоявшую въ углу.
-- Сюда! отвѣчалъ Оливеръ, показывая по направленію, гдѣ скрылись люди.
-- Такъ они во рву! сказалъ Генрихъ.-- Иди за мною.-- Но онъ бросился съ такою быстротою, что другіе едва могли за нимъ слѣдовать.
Джильсъ и Оливеръ бѣжали какъ могли. Скоро мистеръ Лосбернъ, только-что возвратившійся домой, побѣжалъ вслѣдъ за ними.
Они остановились, пробѣжавъ поле, на которое показывалъ Оливеръ, и начали осматривать ровъ. Въ это время мистеръ Лосбернъ догналъ ихъ, и Оливеръ разсказалъ ему все происшествіе.
Поиски остались тщетными. Нигдѣ не видно было и слѣдовъ. Всѣ взошли на небольше возвышеніе, съ котораго видно было кругомъ на три мили. Влѣво была деревня; во чтобъ достичь ея, бѣглецы должны были непремѣнно бѣжать но открытому полю.-- Густой лѣсъ чернѣлся по другому направленію; но его они не могли еще достигнуть.
-- Тебѣ вѣрно показалось, Оливеръ? спросилъ Генрихъ, отводя его въ сторону.
-- О, нѣтъ! отвѣчалъ Оливеръ, дрожа при одномъ воспоминаніи о лицѣ злодѣя: -- я видѣлъ ихъ обоихъ, какъ теперь вижу васъ.
-- Кто же былъ другой? спросили вмѣстѣ докторъ и Генрихъ.
-- Тотъ самый человѣкъ, который бранилъ меня у трактира, сказалъ Оливеръ.
-- Они скрылись по этой дорогъ? спросилъ Генрихъ:-- увѣренъ ли ты?
-- Такъ увѣренъ, какъ въ токъ, что видѣлъ ихъ у окна, отвѣчалъ Оливеръ, показывая на рѣшетку, отдѣлявшую садъ отъ поля. Незнакомый мнѣ человѣкъ перескочилъ здѣсь, а Жидъ, отбѣжавъ нѣсколько шаговъ вправо, исчезъ въ кустахъ.
Два джентльмена не спускали глазъ съ Оливера, и повидимому были довольны его словами. Но ни въ какомъ направленіи не видно было бѣглецовъ. Трава была высока и нигдѣ не смята.
-- Странно! сказалъ Генрихъ.
-- Странно! повторилъ докторъ.-- На нашемъ мѣстѣ и полицейскіе не нашли бы ничего.
Не смотря на то, что поиски не удались, ихъ не оставляли до вечера. Джильса разослали по всѣмъ сосѣднимъ шинкамъ съ подробнымъ описаніемъ лица и одежды бѣглецовъ; но онъ возвратился безъ успѣха.
На другой день сдѣланы были прежнія разъискавія, но все напрасно. Оливеръ и мистриссъ Мели поѣхали въ городъ, въ надеждѣ что-нибудь услышать, но и это было безуспѣшно; наконецъ, мало-по-малу все было забыто.
Между-тѣмъ, Роза быстро поправлялась. Она могла ужь выходить изъ комнаты, и это было новою радостію для всѣхъ, любившихъ ее.
Хотя эта счастливая перемѣна имѣла видимое дѣйствіе на маленькое общество, хотя веселые голоса и смѣхъ чаще слышались, однакожь было время, когда всѣ,-- даже сама Роза,-- бывали печальны. Мистриссъ Мели часто разговаривала наединѣ съ сыномъ, и не одинъ разъ Роза являлась съ слѣдами слезъ на лицѣ.
Наконецъ, однажды утромъ, когда она была одна въ залѣ, вошелъ Генрихъ и съ какою-то нерѣшимостію просилъ позволенія переговорить съ нею нѣсколько минутъ.
-- Я буду доволенъ немногимъ, Роза, сказалъ молодой человѣкъ, подвигая къ ней стулъ.-- Вы вѣрно угадываете, что я хочу сказать вамъ; лучшія надежды моего сердца вамъ извѣстны, хоть отъ меня вы еще ничего не слышали.
Роза была очень блѣдна, когда онъ вошелъ; это могло быть слѣдствіемъ ея недавней болѣзни. Она опустила голову, и, наклонясь къ цвѣтку, стоявшему возлѣ, слушала молча.
-- Я... я долженъ ѣхать отсюда,-- сказалъ Генрихъ.
-- Да, отвѣчала Роза.-- Простите, что я говорю вамъ это, но я желаю вамъ добра.
-- Меня привела сюда ужаснѣйшая вѣсть, сказалъ молодой человѣкъ: -- страхъ потерять существо, въ которомъ сосредоточены всѣ мои надежды и желанія. Вы умирали -- вы были между землею и небомъ; а какъ часто красота и юность вянуть преждевременно!
Слеза блеснула въ прекрасныхъ глазахъ дѣвушки и, упавъ на цвѣтокъ, ярко отразилась въ его чашечкѣ, какъ дань юнаго, чувствительнаго сердца.
-- Ангелъ, продолжалъ страстно молодой человѣкъ:-- лучшее созданіе Божіе быстро шло къ смерти. Роза, Роза! знать, что вы исчезали какъ тѣнь,-- не имѣть надежды, что вы будете жить для нашего счастія,-- чувствовать, что вы принадлежите уже лучшему міру -- вотъ, чего я не въ силахъ былъ перенесть. Эти мысли мучили меня днемъ и ночью; я боялся, что вы оставите насъ не узнавши, какъ пламенно я любилъ васъ... Вы начали выздоравливать;-- я слѣдилъ за вашимъ переходомъ отъ смерти къ жизни съ участіемъ и страхомъ. Не говорите, чтобъ я потерялъ эти чувства;-- ими только жило мое сердце.
-- Я не говорю вамъ этого, сказала Роза, рыдая: -- я желала бы только, чтобъ вы уѣхали и избрали себѣ высшую, благороднѣйшую цѣль, болѣе васъ достойную.
-- Нѣтъ цѣли, болѣе меня достойной, какъ привлечь къ себѣ такое сердце, сказалъ молодой человѣкъ, взявъ ее за руку.-- Роза, милая Роза, цѣлые годы я любилъ васъ, надѣясь сдѣлаться васъ достойнымъ и просить руки вашей. Это время не пришло. Но пусть еще не осуществились мечты моей юности; я отдаю вамъ сердце, которое давно принадлежитъ вамъ; ваши слова рѣшатъ мою участь...
-- Вы всегда были добры и благородны, сказала Роза, скрывая волновавшія ее чувства.-- Вы вѣрите, что я не нечувствительна и не неблагодарна; выслушайте же отвѣтъ мой. Вы должны стараться забыть меня -- не какъ подругу своего дѣтства, но какъ предметъ любви своей. Идите въ свѣтъ; вы найдете тамъ сердце, достойное васъ. Питайте ко мнѣ другое чувство, и я буду вашимъ вѣрнѣйшимъ, нѣжнѣйшимъ другомъ.
Наступило молчаніе, во время котораго Роза, закрывъ лицо рукою, дала волю слезамъ. Генрихъ все еще держалъ другую ея руку.-- Но что, сказалъ онъ тихимъ голосомъ: принуждаетъ васъ къ этому?
-- Вы имѣете право знать все, замѣтила Роза.-- Вы ничего не можете сказать противъ моихъ словъ. Я исполняю свою обязанность въ-отношеніи къ другимъ и къ самой-себѣ.
-- Къ самой-себѣ?
-- Да, Генрихъ. Я, бѣдная дѣвушка безъ родныхъ, безъ имени, не хочу, чтобъ свѣтъ думалъ, что я воспользовалась вашею первою любовію и уничтожила вашу будущность, которая можетъ быть блестящею...
-- Если-ваши чувства согласны съ вашими понятіями объ обязанности... началъ Генрихъ.
-- Они несогласны, отвѣчала Роза, краснѣя.
-- Такъ вы не отвергаете любви моей? вскричалъ Генрихъ.-- Скажите только это, Роза, и вы смягчите жестокость своего приговора.
-- Если бъ я могла сдѣлать это, не вредя тому, кого люблю,-- я могла бы...
-- Иначе принять это объясненіе? сказалъ Генрихъ.-- О, говорите! говорите...
-- Да, я могла бы, сказала Роза.-- Но къ-чему продолжать этотъ тягостный разговоръ? прибавила она освобождая свою руку:-- тягостный особенно для меня, хоть я всегда буду счастлива мыслью, что вы любите меня... Прощайте, Генрихъ! Мы никогда болѣе не встрѣтимся. Пусть молитвы людей, преданныхъ вамъ душою, сдѣлаютъ васъ навсегда счастливымъ.
-- Одно слово, Роза! сказалъ Генрихъ.-- Какая главная причина вашего отказа? Еслибъ я былъ бѣденъ, еслибъ моею участью была жизнь безвѣстная, еслибъ я былъ несчастливъ,-- вы отвергли бы меня?
-- Не принуждайте меня отвѣчать, сказала Роза.-- Ваше предположеніе никогда не можетъ осуществиться... къ-чему говорить о невозможномъ?
-- Именемъ всего, что свято для васъ, заклинаю васъ, отвѣчайте!
-- Если бъ измѣнилась ваша участь, сказала Роза: -- еслибъ я могла помочь вамъ или утѣшить васъ въ несчастіи, я отдала бы вамъ все... Теперь я имѣю причины быть счастливою, очень счастливою; но тогда, Генрихъ, я была бы еще счастливѣе.
Прежнія надежды дѣвушки оживились въ душѣ ея при этомъ признаніи; слезы заблистали въ глазахъ ея.
-- Я не могу удержать эти слезы; онѣ еще болѣе укрѣпляютъ меня въ моемъ намѣреніи, сказала Роза, протягивая руку.-- Я должна оставить васъ.
-- Прошу еще объ одномъ, сказалъ Генрихъ.-- Еще одинъ, послѣдній разъ позвольте мнѣ говорить съ вами о томъ же.
-- Только не старайтесь заставить меня перемѣнить мое намѣреніе; это невозможно.
-- Нѣтъ, сказалъ Генрихъ.-- Я предложу вамъ тогда, что буду имѣть, и если вы откажете, я не буду болѣе настаивать.
-- Хорошо! отвѣчала Роза.
Она опять протянула ему руку; но молодой человѣкъ привлекъ ее къ груди своей и, напечатлѣвъ поцалуй на прекрасномъ челѣ ея, вышелъ изъ комнаты.